В манускрипте было сказано, что вы оставили своих лошадей на постоялом дворе. Это правда? Чонг безучастно кивнул.

– Ты запомнил хозяина?

– Смутно. Кажется, его звали Зык-Олла… Он взял с нас плату за два дня вперед. Но зачем это вам?

– Еще толком не знаю, – признался Колесников. – Я просто чувствую: ваши лошади – это ключевой момент.

– Не понимаю.

– Послушай. Во всей этой кутерьме, что поднялась сразу после убийства, городской страже было дано описание человека… Это единственное, чем они располагали. Лица никто не разглядел, оно было под маской. Что же осталось? Темный плащ, расшитый звездами. Островерхая шапка – типичное одеяние фокусника. И – лошадь черной масти, на которой он ускользнул.

– На мне была серая накидка…

– Неважно. Плащ нашли в канаве, недалеко от того самого постоялого двора. Ты мог его скинуть.

– Я? – Глаза монаха изумленно расширились.

– Ты или кто-то другой. Я просто пытаюсь рассуждать, как рассуждали столичные судьи, вынося приговор.

– Думаете, они рассуждали? – горько усмехнулся Чонг. – Им и так все было ясно.

– Игорь Иванович хмуро молчал.

Им было ясно… Черная лошадь, скинутый в канаву плащ. А что еще? Этого же явно недостаточно.

– Что? – спросил Чонг.

– Недостаточно, – повторил Колесников. – Мало ли народу на черных лошадях выезжают из города.

– Да никто и не выезжал. Стражники сразу же перекрыли все дороги.

– Не сразу, в этом-то все и дело. Пока был отдан приказ, пока допрашивали хозяина постоялого двора… Потом гонцы должны были доскакать до всех городских ворот… Нет, времени прошло достаточно. По крайней мере, Таши-Галла успел уйти. А вот ты, – Игорь

Иванович посмотрел в глаза монаха, – ты бросился следом – и тебя схватили. Понимаешь? Приметы, лошадь – это полбеды. Главное – ты бежал. Все вы глядело так, будто тебе хотелось скрыться.

– Я просто пытался догнать учителя. Я потерял его там, на дворцовой площади…

– И решил, что он обязательно придет на постоялый двор?

– Ну не мог же он уехать без лошади и без вещей.

– Даже если бы он убил короля Лангдарму?

…Он был ещё жив. И ещё уверен в том, что в такой день никто не посмеет нанести подлый удар. А может быть…

Может быть, наоборот, он чувствовал, что обречен. Он не хотел далеко отпускать от себя брата – чтобы все время видеть его глаза и, возможно, вовремя прочитать в них…

– Не делайте этого, ваше величество, – прошен-тал Кон-Гьял. – Вспомните, я ведь служил ещё вашему отцу. Прошу вас!

– Ты предлагаешь мне спрятаться в этих стенах? И чтобы до конца жизни видеть мир только из окна?

Лангдарма хмыкнул.

– Это не спасет. Четыре раза покушения срывались – ты думаешь, это продлится бесконечно? У меня лишь один выход: пойти навстречу.

– Вы рискуете…

– А на что у меня ты? Ты должен поймать их за руку – моего брата и того, кого он нанял. Ти-Сонг будет рядом со мной, у трона. Представляешь, как это символично? – Король чуть прикрыл глаза, его усмешка стала жесткой. – Он стоит по правую руку, он касается пальцами трона – вот она, мечта всей его жизни. Он смотрит вниз, на толпу, и среди радостных лиц наталкивается на убийцу… Встречается с ним глазами! Это будет один короткий миг, Кон-Гьял. Я знаю, ты великий воин… Во всей стране не найдется тебе равных. Поэтому запомни: ты не должен упустить это мгновение. Если тебе только дорога жизнь твоего господина… Ну, и твоя собственная, конечно.

Прекрасный белый конь чистейших кровей встал как вкопанный, когда король вставил ногу в золоченое стремя и сел в роскошное пурпурное седло. Вновь запели трубы, и знамена взметнулись ещё выше, к самым небесам. Поводья чуть колыхнулись – и послушный конь ступил на дворцовую площадь.

Люди кричали от восторга. Их правитель, будто легендарный герой Гесер, в окружении свиты проехал через всю площадь, и каждому казалось, что король улыбается именно ему, и ему машет рукой, и уж теперь-то, в новом году, все будет иначе… Тучнее стада, трава на пастбищах зеленее и сочнее, меньше налоги, прочнее внешние границы…

– И ты совсем не помнишь, где был в это время учитель?

Чонг покачал головой.

– Я смотрел на короля. Он был так прекрасен… И счастлив.

– А его брат Ти-Сонг действительно стоял возле трона, где обычно было место телохранители?

– Не знаю. Я не запомнил. Верховный лама Цзосан-КьянИи говорил приветственную речь. Потом послы иностранных держав преподносили дары. Все было очень торжественно. Меня то и дело толкала в бок какая-то старая женщина. Видимо, непременно хотела пробраться поближе к помосту. В конце концов я уступил ей место, а сам оказался чуть сзади.

– Но ты хорошо видел со своего места?

– Да, да, конечно. Уже стемнело, но всюду горели факелы… И ламы танцевали магический танец. Очень красиво!

Акробаты и жонглеры, а также глотатели огня убежали под восторженные выкрики зрителей. На площади, как по волшебству, оказались ламы, одетые в длинные черные халаты с рукавами, расшитыми зеленым шелком. Несколько секунд они стояли неподвижно, словно изваяния, в полной тишине. Потом вдруг слабо, чуть слышно, зазвучала одинокая флейта. Один танцор, что стоял впереди, медленно поднял голову, будто прислушиваясь.

Но вот к флейте добавили барабан. И в такт глухим ударам лама начал притоптывать, дергаясь всем телом. Его движения становились сильнее и быстрее с каждым тактом, и, подчиняясь назойливому ритму, в танец стали включаться другие ламы, словно очнувшись от глубокого сна. Резко звучал стук рудженов – костяных браслетов на руках и ногах танцоров. Широкие черные рукава, как крылья больших птиц, поднимались и опускались в едином вихре. Танец лам завораживал. Он исполнялся строго раз в году, в определенный час, при определенном положении небесных светил. И, хотя движения фигур в черных халатах выглядели, пожалуй, чуть зловеще (они ассоциировались со стаей воронья, слетевшегося на площадь как предвестник скорой беды), оторвать глаз от них не мог ни один из зрителей.

Ти-Сонг Децен, касаясь побелевшими пальцами спинки трона, напряженно следил за представлением. И в холодном ужасе мелькала мысль: «А не обманула ли Фасинг? Нет. Не могла обмануть. Где-то в толпе, среди зрителей, – убийца. А если он промахнется? – подумал Ти-Сонг. – А если эта холодная стерва ведет свою игру и убийце отдан приказ лишить жизни обо – . их – и меня, и Лангдарму?. И на трон сядет тот… Тот, кто стоит за спиной Фасинг? Как она тогда вырази – лась: „Не совсем человек…“

«Уж не сам ли Царь Тьмы? – усмехнулся он… А по спине поползли мурашки. – Не знаю. Но часто мне кажется, что его действительно породила тьма… Тьма… И такой человек захочет отдать мне власть над Тибетом? Ради чего? Нет, – высветилось вдруг Ти-Сонгу. – Я должен умереть здесь, на площади, так и не достигнув цели. Династия прервалась – все утоплено в крови и хаосе. Люди, охваченные паникой, мечутся, затаптывая упавших. И тогда они услышат голос. Он будет спокойный и властный. Он скажет, что знает путь к спасению. И народ, подняв его на руки, понесет – туда, куда ему будет угодно. Я в этой игре лишний. – И он почувствовал, что его тело ползет куда-то вниз и назад, за высокую спинку трона, на котором сидел Лангдарма. Глаза продолжали лихорадочно искать в толпе холодную усмешку убийцы. Но вдруг он не будет стрелять? Вдруг он ударит кинжалом? Тогда… Тогда он не среди зрителей, а среди артистов. Один из двенадцати танцующих лам? Бред. Бред… И все же…»

Рука Кон-Гьяла потянулась к мечу на поясе. Он увидел ужас на лице Ти-Сонга и сделал незаметный шаг ближе к трону.

– Ваше величество…

– Ну, что еще? – недовольно спросил Лангдарма, не отрываясь от танца.

– Прикажите убрать их с площади. Немедленно!

– С ума сошел? Это священный ритуал.

– А ваша жизнь не священна?

Король лишь отмахнулся. Но Кон-Гьял заметил, как напряглись его мышцы. И вздохнул с облегчением, когда барабан глухо ударил в последний раз. Танец закончился. На площадь опять выскочили акробаты и фокусники. Девушки в широких шароварах и тюрбанах, украшенных длинными перьями, кружились в замысловатом танце с разноцветными шелковыми лентами. Гимнасты крутили свои сальто, зажав в зубах горящие факелы. Фокусник маленького роста (возможно, переодетая женщина) в смешном, длинном не по росту плаще, расшитом звездами, доставал из рукавов яркие шары и палочки, и они быстро мелькали в искусных руках. Островерхий колпак то и дело наползал ему на нос, и фокусник потешно пытался его поправить, а предметы, которыми он жонглировал вдруг волшебным образом послушно зависали в воздухе. Несколько раз он спотыкался, запутавшись в длинных полах своей одежды, но было ясно, что неуклюжестью тут и не пахло: все движения были виртуозно отточены, просто артист смешит зрителей.

«А может быть, убийца давно схвачен, – вяло подумал Ти-Сонг, – и сейчас выдает меня… Лангдарма жив, праздник подходит к концу. И меня арестуют – прямо здесь, у трона… Или как только я войду во дворец. А через три дня на этой же площади сделают помост, на котором будет стоять здоровенный детина-палач с кривым мечом… И ужас, тот самый, из сна, повторится в действительности».

Фокусник взмахнул руками – широкие рукава плаща словно раскрылись, и большие невесомые шары разлетелись в стороны над толпой. Кто-то попытался поймать их, но они с треском лопались в руках, вызывая взрывы смеха. А над головой артиста уже взлетали и падали совсем маленькие шарики, платки, крошечные палочки… Фокусник поймал одну из них, сдернул с головы колпак, и на короткое мгновение палочка исчезла из поля зрения… И вдруг превратилась в белого голубя. Взмах рукава – и голубь взмыл вверх, пролетел над толпой и приземлился на могучем плече Кон-Гьяла. Заметив испуг на лице телохранителя, король рассмеялся.

– Не падай в обморок, это всего лишь безобидная птица. Ну, – он хлопнул в ладоши, – лети к хозяину. Прими мои поздравления, артист, твое искусство воистину великолепно!

Фокусник поклонился.

Они все будут удивлены.

Подумав об этом, маг развеселился. Внешне это выразилось в том, что уголки его губ чуть дернулись вверх, придав лицу сходство с оскаленной волчьей мордой. Бархатная подушка удобно лежала под спиной. Маг смотрел представление – уже, наверно, в двадцатый раз… А может, и больше, он не считал. Он был единственным зрителем. А фокусник, потевший на сцене перед ним, – единственным артистом.

Фокусник поднял руку – белогрудый голубь порхнул через всю комнату, охваченный желанием сесть на плечо, как на насеет… И вдруг словно взорвался на полпути, обернувшись клубами разноцветного дыма, внутри которого, скрывшего от глаз и самого фокусника, что-то блеснуло.

– Плохо, – спокойно сказал Юнгтун Шераб и поймал двумя пальцами маленькую стрелу, летевшую ему в лицо. – Медленно.

А сам подумал: а ученичок хорош. Талантлив. И фокус с голубем – настоящая находка.

– Все сначала.

Маленький артист не выразил досады или недовольства. Вообще ничего не выразил. Лишь поклонился и с упорством заводной игрушки начал повторять номер. Он глотал огонь и вынимал изо рта разноцветные треугольные флажки. У его ног образовалась уже целая горка – это наводило на мысль о лоскутах, валяющихся на земле после парада. Маг знал: скоро они исчезнут. И наступит черед больших шаров, а за ними вылетит белый голубь – вон из той обыкновенной с виду палочки.

– Знаешь, – задумчиво сказал он, – пожалуй, надо покрасить стрелу – так, чтобы она перестала блестеть.

– Как вам это удается? – тихо спросила Фасинг, проводя пальцами по гладкой щеке мага. – Он ведь послушен, как… как…

– Как овечка? – Юнгтун Шераб усмехнулся. – Ну нет. Он смел и инициативен. А для моих замыслов другие и не нужны. Я указываю только конечную цель. Путь к ней он прокладывает сам – в этом-то вся и сложность. А сейчас уходи. Он не должен тебя видеть.

«Это я не должна его видеть – вблизи», – сообразила женщина. А издалека, из-за потайной двери, где она пряталась во время представления, она могла разглядеть только фигуру в черном балахоне. Лицо же артиста было скрыто под маской.

Черная борода. Игорь Иванович испуганно зажмурил глаза и снова открыл их. Секунду назад он видел короля со свитой: золотые и пурпурные одежды в отблесках факелов, и громаду дворца на фоне черных зубцов хребта КхордаЛе… И все исчезло. Он решил было, что контакт прервался, ждал уже знакомого ощущения тьмы и невесомости, а за ними – родной до омерзения городской квартиры в «хрущевке». Но вместо этого перед взором вдруг предстал незнакомый бородач с орлиным кавказским носом и глазами навыкате (наркоман, пронеслось в голове. Ну, может, не законченный, но употребляет ЛСД или героин… Пожалуй, скорее ЛСД). Мелькнули какие-то дома с дырами вместо окон – как в фильмах про войну. Бородач был затянут в камуфляж. Армейские джамп-бутсы мягко ступали по разбитому асфальту – человек в окружении трех автоматчиков-телохранителей подошел к бежевому «Мерседесу», обернулся и что-то гортанно сказал спутникам.

Позади «мерса» стоял пятнистый БТР. Автоматчики попрыгали туда, кто-то из них махнул рукой. Сюрреалистическая сцена из военного настоящего. Колесников не просто смотрел на незнакомого чеченца – тот был виден в белом круге, в перекрестье трех тонких линий с маленькими делениями, как у мензурки. Игорь Иванович смотрел сквозь оптический прицел снайперской винтовки…

Фокусник закончил представление и поклонился. Юнгтун Шераб с раздражением поглядел на танцующие клубы красно-желтого дыма, в котором исчез голубь.

– Скольких же птиц ты извел? – недовольно спросил он.

– Ни одной, мой господин. Голубь один и тот же.

– Что, он не погибает?

– Нет. Это только фокус.

Маг с сомнением взглянул на артиста.

– Зачем тебе такой огромный колпак? И халат явно не по росту… Ты будешь вызывать смех.

Он спросил это тоном строгого учителя, экзаменующего ученика:

– Это хорошо, мой господин, – последовал уверенный спокойный ответ. – Никто не будет воспринимать меня всерьез, и никто не прочтет моих намерений. Вы сами научили меня этому.

– Почему ты не стрелял в этот раз?

– Я стрелял.

– Я ничего не заметил. Где же стрелы?

– Чуть справа от вашего виска, мой господин.

Юнгтун Шераб стремительно обернулся. Миниатюрное темно-коричневое древко торчало из стены со всем рядом с его головой.

Близко. В каких-то двух пальцах.

Король Лангдарма не сразу и понял, что произошло. Его что-то кольнуло в шею, будто ужалило большое насекомое… Но насекомых не могло быть в третий зимний месяц (в этом году Ченгкор-Дуйчин пришелся как раз на вторую его половину). Он хотел дотронуться до места укуса, но рука вдруг отказалась повиноваться. И девушка, исполнявшая танец с лентами, стала непонятным образом расплываться в воздухе, погружаясь в темноту, как в толщу воды, – все глубже, глубже…

Лангдарма ещё сумел кое-как повернуть голову и заметать напряженное лицо Ти-Сонга, всматривающегося в толпу. «Он не знает, что меня убили, – сообразил король. – Он ждет…»

– Хватай его! – громовым голосом закричал Лангдарма.

И вскочил сам, извлекая из ножен любимый кинжал… Удивление на лице брата-предателя сменилось ужасом, он отшатнулся, съежился, уменьшаясь в размерах. А сам Лангдарма вдруг стал большим – выше дворца, выше горных хребтов, легче пушистых облаков, ночующих в темных влажных расщелинах… Ибо это уже был не он, но его дух, мощно взлетевший в Золотую обитель, чтобы вечно скакать на огромном коне в свите короля Гесера.

А его тело оставалось на троне – его удерживала отравленная стрела, пробившая шею и застрявшая в высокой спинке. Уже и танцовщицы ушли под аплодисменты, и зажглись огни на огромной карусели, символизирующей Колесо Жизни, и прекрасный белый конь ждал своего господина, чтобы ещё раз торжественной поступью пройти по площади…

– Ваше величество! – в ужасе закричал Кон-Гьял.

Придворные из свиты оглянулись, глаза их расширились…

– Ваше величество! Ваше величество!

– Ты возьмешь трубку или нет?

Звонок выплывал откуда-то из глубины, как батискаф. Колесников с трудом поднялся из-за стола – сознание находилось ещё на «нейтральной полосе» между двух миров, в переходе. Он на ощупь нашел трубку.

– Алло.

– Игорь Иванович, это вы?

– Я. С кем имею честь?

– Я Валера. Друг Алёнки.

– А, Валера… Алены нет дома, она уехала в лагерь.

Трубка помолчала.

– Я как раз насчет этого и звоню… Только вы не пугайтесь.

– Хорошенькое начало. Что случилось-то?

– Гм… По телефону неудобно. Надо бы встретиться. Только Алле Федоровне пока ничего не говорите.

– Что, настолько серьезно?

– Боюсь, что да. Она исчезла.

– Алла? – удивился Колесников.

– Алена.

И трубку повесили.