Леноре снился страшный сон, Проснулася в испуге. «Где милый? Что с ним? Жив ли он? И верен ли подруге?» Пошел в чужую он страну За Фридериком на войну [1] ; Никто об нем не слышит; А сам он к ней не пишет. С императрицею король За что-то раздружились, И кровь лилась, лилась... доколь Они не помирились. И оба войска, кончив бой, С музыкой, песнями, пальбой, С торжественностью ратной Пустились в путь обратный. Идут! идут! за строем строй; Пылят, гремят, сверкают; Родные, ближние толпой Встречать их выбегают; Там обнял друга нежный друг, Там сын отца, жену супруг; Всем радость... а Леноре Отчаянное горе. Она обходит ратный строй И друга вызывает; Но вести нет ей никакой: Никто об нем не знает. Когда же мимо рать прошла — Она свет божий прокляла, И громко зарыдала, И на землю упала. К Леноре мать бежит с тоской: «Что так тебя волнует? Что сделалось, дитя, с тобой?» — И дочь свою целует. «О друг мой, друг мой, все прошло! Мне жизнь не жизнь, а скорбь и зло; Сам бог врагом Леноре... О горе мне! о горе!» «Прости ее, небесный царь! Родная, помолися; Он благ, его руки мы тварь: Пред ним душой смирися». — «О друг мой, друг мой, все как сон... Немилостив со мною он; Пред ним мой крик был тщетен... Он глух и безответен». «Дитя, от жалоб удержись; Смири души тревогу; Пречистых тайн причастись, Пожертвуй сердцем богу». — «О друг мой, что во мне кипит, Того и бог не усмирит: Ни тайнами, ни жертвой Не оживится мертвый». «Но что, когда он сам забыл Любви святое слово, И прежней клятве изменил, И связан клятвой новой? И ты, и ты об нем забудь; Не рви тоской напрасной грудь; Не стоит слез предатель; Ему судья создатель». «О друг мой, друг мой, все прошло; Пропавшее пропало; Жизнь безотрадную назло Мне провиденье дало... Угасни ты, противный свет! Погибни, жизнь, где друга нет! Сам бог врагом Леноре... О горе мне! о горе!» «Небесный царь, да ей простит Твое долготерпенье! Она не знает, что творит: Ее душа в забвенье. Дитя, земную скорбь забудь: Ведет ко благу божий путь; Смиренным рай награда. Страшись мучений ада». «О друг мой, что небесный рай? Что адское мученье? С ним вместе — все небесный рай; С ним розно — все мученье; Угасни ты, противный свет! Погибни, жизнь, где друга нет! С ним розно умерла я И здесь и там для рая». Так дерзко, полная тоской, Душа в ней бунтовала... Творца на суд она с собой Безумно вызывала, Терзалась, волосы рвала До той поры, как ночь пришла И темный свод над нами Усыпался звездами. И вот... как будто легкий скок Коня в тиши раздался: Несется по полю ездок; Гремя, к крыльцу примчался; Гремя, взбежал он на крыльцо; И двери брякнуло кольцо... В ней жилки задрожали... Сквозь дверь ей прошептали: «Скорей! сойди ко мне, мой свет! Ты ждешь ли друга, спишь ли? Меня забыла ты иль нет? Смеешься ли, грустишь ли?» — «Ах! милый... бог тебя принес! А я... от горьких, горьких слез И свет в очах затмился... Ты как здесь очутился?» «Седлаем в полночь мы коней... Я еду издалёка. Не медли, друг; сойди скорей; Путь долог, мало срока». — «На что спешить, мой милый, нам? И ветер воет по кустам, И тьма ночная в поле; Побудь со мной на воле». «Что нужды нам до тьмы ночной! В кустах пусть ветер воет. Часы бегут; конь борзый мой Копытом землю роет; Нельзя нам ждать; сойди, дружок; Нам долгий путь, нам малый срок; Не в пору сон и нега: Сто миль нам до ночлега». «Но как же конь твой пролетит Сто миль до утра, милый? Ты слышишь, колокол гудит: Одиннадцать пробило». — «Но месяц встал, он светит нам... Гладка дорога мертвецам; Мы скачем, не боимся; До света мы домчимся». «Но где же, где твой уголок? Где наш приют укромный?» — «Далеко он... пять-шесть досток... Прохладный, тихий, темный». — «Есть место мне?» — «Обоим нам. Поедем! все готово там; Ждут гости в нашей келье; Пора на новоселье!» Она подумала, сошла, И на коня вспрыгнула, И друга нежно обняла, И вся к нему прильнула. Помчались... конь бежит, летит. Под ним земля шумит, дрожит, С дороги вихри вьются, От камней искры льются. И мимо их холмы, кусты, Поля, леса летели; Под конским топотом мосты Тряслися и гремели. «Не страшно ль?» — «Месяц светит нам!» — «Гладка дорога мертвецам! Да что же так дрожишь ты?» — «Зачем о них твердишь ты?» «Но кто там стонет? Что за звон? Что ворона взбудило? По мертвом звон; надгробный стон; Голосят над могилой». И виден ход: идут, поют, На дрогах тяжкий гроб везут, И голос погребальный, Как вой совы печальный. «Заройте гроб в полночный час: Слезам теперь не место; За мной! к себе на свадьбу вас Зову с моей невестой. За мной, певцы; за мной, пастор [2] ; Пропой нам многолетье, хор; Нам дай на обрученье, Пастор, благословенье». И звон утих... и гроб пропал... Столпился хор проворно И по дороге побежал За ними тенью черной. И дале, дале!.. конь летит, Под ним земля шумит, дрожит, С дороги вихри вьются, От камней искры льются. И сзади, спереди, с боков Окрестность вся летела: Поля, холмы, ряды кустов, Заборы, домы, села. «Не страшно ль?» — «Месяц светит нам». — «Гладка дорога мертвецам! Да что же так дрожишь ты?» — «О мертвых все твердишь ты!» Вот у дороги, над столбом, Где висельник чернеет, Воздушных рой, свиясь кольцом, Кружится, пляшет, веет. «Ко мне, за мной, вы, плясуны! Вы все на пир приглашены! Скачу, лечу жениться... Ко мне! Повеселиться!» И лётом, лётом легкий рой Пустился вслед за ними, Шумя, как ветер полевой Меж листьями сухими. И дале, дале!.. конь летит, Под ним земля шумит, дрожит, С дороги вихри вьются, От камней искры льются. Вдали, вблизи, со всех сторон Все мимо их бежало; И все, как тень, и все, как сон, Мгновенно пропадало. «Не страшно ль?» — «Месяц светит нам». — «Гладка дорога мертвецам! Да что же так дрожишь ты?» — «Зачем о них твердишь ты?» «Мой конь, мой конь, песок бежит; Я чую, ночь свежее; Мой конь, мой конь, петух кричит; Мой конь, несись быстрее... Окончен путь; исполнен срок; Наш близко, близко уголок; В минуту мы у места... Приехали, невеста!» К воротам конь во весь опор Примчавшись, стал и топнул; Ездок бичом стегнул затвор — Затвор со стуком лопнул; Они кладбище видят там... Конь быстро мчится по гробам; Лучи луны сияют, Кругом кресты мелькают. И что ж, Ленора, что потом? О страх!.. в одно мгновенье Кусок одежды за куском Слетел с него, как тленье; И нет уж кожи на костях; Безглазый череп на плечах; Нет каски, нет колета [3] ; Она в руках скелета. Конь прянул... пламя из ноздрей Волною побежало; И вдруг... все пылью перед ней Расшиблось и пропало. И вой и стон на вышине; И крик в подземной глубине, Лежит Ленора в страхе Полмертвая на прахе. И в блеске месячных лучей, Рука с рукой, летает, Виясь над ней, толпа теней И так ей припевает: «Терпи, терпи, хоть ноет грудь; Творцу в бедах покорна будь; Твой труп сойди в могилу! А душу бог помилуй!»