Судебный процесс над Брамби начался через неделю, в переоборудованной операционной, которая использовалась для вскрытия слизней погибших в бою. Здесь воняло формальдегидом. Я удивлялся, что Брэйс выбрал именно это место. Или он хотел сразу показать, что Брамби – мертвый кусок мяса. Нет, у Брэйса не хватило бы чувства юмора.

Космическая полиция – ВП в версии Космических сил – несла охрану люка, как я подозревал, на тот случай, если осужденный попробует убежать в вакуум. А может для того, чтобы подавить хулиганскую вспышку солдат, которых представлял Брамби и я.

Восемь присяжных сидели по правую руку от нас. Каждый в форме сержанта класса А или ее аналоге. Однако тут не было никого в форме вооруженных сил Объединенных наций. Все носили три шеврона наверху и три внизу. Через службу записи файлов я узнал, что все они не только старшие ВСС, но и тупые, как кирпичи. Свидетельский стул слева от судьи по административным правонарушениям занимал полковник из Третьей дивизии, который не был юристом, но который ранее председательствовал в военном суде. Морской начальник военно-юридического управления – прокурор расположился за дюралюминиевым складным столом лицом к председательствующему офицеру. Брамби, его заранее назначенный адвокат и я сели за стол слева.

Защитник Брамби был армейским начальником военно-юридического управления, старше чем я, но в звании капитана. Он не слишком-то радовался тому, что я выбрал присяжных из унтер-офицеров, и тому, что его назначили защитников во время сто процентов провального дела.

Представление улик не оспаривалось, так как все было снято на голокамеру наблюдения. Снова и снова в замедленном режиме и на нормальной скорости слегка просвечивающий Брамби бил в зубы слегка колеблющемуся изображению Крысюка. Единственная проблема была в том, что провокационные комментарии Крысюка тонули в музыке квартета.

Появилась Мими Озейва и подтвердила, то что сказал Крысюк. Она явилась в накрахмаленном и негнущемся голубом комбинезоне. На одиннадцать тысяч людей, находившихся на корабле приходилось всего двадцать пилот посадочных модулей, двадцать вторых пилотов, и несколько запасных астронавтов. Поэтому, как думало большинство солдат на борту, пилоты были скорее техниками, нежели воинами.

Начальник военно-юридического управления, постукивая ручкой по верхнему краю своей записной книжки, поинтересовался у нее:

– Майор Озейва, вы утверждаете что сомнительные замечания, направленные в адрес действительного сержанта Брамби, спровоцировали его?

– Да, – кивнула Озейва. Она так ни разу и не встретилась взглядом с Брэйсом. Пигалица говорила, что Озейва и Брэйс были когда-то близки. Это раздражало меня. Я подозреваю, что сама идея о том, что Брэйс может наслаждаться жизнью, претила мне.

Конечно, ни о какой ревности по отношению к Озейве и речи не шло. Она была высокомерна и невозмутима в то же время упакованна по высшему разряду.

– Если бы с подобными словами обратились бы к вам, как вы отреагировали? Вы бы его ударили?

По моему, совершенно не юридическому мнению, не имело значения, даст ли миниатюрная женщина-техник по зубам кальмару Брэйса или нет. Работа Озейвы требовала, чтобы она хорошенько владела собственными эмоциями, чтобы ее ледяное спокойствие ей не изменяло. Правда, я должен был признать, что работа Брамби требовала того же самого. По крайней мере, не стоило ему бить морды во время завтрака.

– Возражайте! – прошептал я, наклонившись к защитнику Брамби. – Она ведь может сказать, что не ударила бы его!

Но адвокат только прошептал что-то неразборчивое.

Возможно, Озейва за свою жизнь никогда не била кулаком ничего, кроме кнопки катапультирования. Однако прежде чем ответить она задумалась, заерзала на стуле.

– Нет.

Начальник военно-юридического управления кивнул и уголки его рта расплылись в широкой усмешке.

Озейва улыбнулась ему так, словно он только что пригласил ее на выпускной бал.

– Я бы разбила тарелку о его голову.

Я взглянул на старшину присяжных заседателей – женщину из Траспортного корпуса. Мне показалось, что она улыбается.

Мне тоже пришлось прикрыть рот рукой, чтобы никто не заметил моей улыбки. Я видел, как у сидевшего в другом конце комнаты Брэйса побелели костяшки пальцев, когда он ухватился на спинку стоящего перед ним стула.

С другой стороны наша защита ничего не могла поделать. На голо было отлично видно, как зубы Крысюка улетели в чайную чашку Брэйса.

Защита ограничилась тем, что я зачитал рекомендации, которые написал Брамби, а так же сообщил о том, что он награжден «Пурпурным сердцем». Один из присяжных даже уронил слезу на отворот своего сержантского мундира морской артиллерии.

Сам процесс реституции был для военных в новинку. Слова о нарушенной психике сами по себе вызывали определенные чувства. Согласно обвинению, преступник все делал неправильно. С другой стороны мы выслушали дантиста Космических сил, который заверил, что Крысюк после «печального инцидента» будет иметь более здоровые, симпатичные зубы. Однако обвинение заявило, что жертва получила травму посредством насилия. Крысюк был «сильно травмирован психически».

Наклонившись, я потянул защитника Брамби за рукав:

– А спросите, не был ли травмирован Брамси, когда ему пол руки отстрелило? Спросите, если у вас на руках умирает друг, который еще слишком молод, чтобы голосовать за президента, это не «сильная психическая травма»?

Капитан отклонился назад и, прикрыв рот рукой, прошептал:

– Сэр, все, что касается службы сержанта Брамби, вы уже сказали. Жертва не причиняла сержанту Брамби постбоевой травмы.

– Черт вас побери! Карьера Брамби потерпит крах, если его осудят. Как вы думаете, насколько велика будет травма, если боевой солдат вынужден будет стать гражданским?

Председательствующий офицер наградил нас уничтожающим взглядом.

Капитан отказался от моего совета.

Он отдыхал! Вот ведь задница! Мое сердце колотилось от негодования, и я дышал словно жеребец после шести кругов.

Когда председательствующий офицер обратился к присяжным, все восемь встали как один и отправились совещаться, действуя точно по уставу. Брэйс, который сидел за спиной прокурора, сложив руки на груди, равнодушно следил за происходящим. Впрочем, как и сам прокурор.

Председательствующий офицер, казалось, хранил нейтралитет.

Капитан – начальник военно-юридического управления, защитник Брамби, перетасовывал бумаги, стараясь сделать вид, словно не имеет никакого отношения к этому делу, которое еще до того как оно началось, можно было считать проигранным.

– Похоже, это займет не мало времени, – шепнул я Брамби. – Давай-ка пока выпьем кофейку.

– Сэр, а как вы считаете, я виновен? – по-прежнему сидя неподвижно спросил Брамби.

Не время было говорить правду. Я попытался акцентировать его внимание на позитивных сторонах дела.

– Мы сможем подать апелляцию.

Брамби нахмурился, а левое веко его вновь задергалось.

– Нет, сэр. Присяжные даже не обжаловали вердикт.

Дерьмо! Я не сумел себя сдержать, вздрогнув всем телом. Мне ведь полагалось поддерживать Брамби. Но, говоря об апелляции, я продемонстрировал Брамби то, что сам утратил надежду. Отказ от надежды – роскошь, которую не могут позволить себе офицеры.

– Сэр, а почему вы выбрали присяжных из сержантского состава? – колебался Брамби. – Я не хочу критиковать вас, сэр. Я просто удивлен.

Я знал почему. Мне показалось, что Орд подмигивает мне. Я думал, он подает мне какой-то сигнал. Я думал Орд хочет сказать мне: выбери присяжных из сержантов, потому что они с одной стороны не могут мыслить, нарушая правила, а с другой стороны могут счесть происшествие ссорой членов различных служб во время отдыха. Я-то не сомневался в Орде. Он никогда не ошибался. Но я сомневался в том, правильно ли я прочитал его мысли.

Я уже открыл было рот, чтобы попытаться объяснить все это Брамби.

Тут через люк, который удаляющиеся присяжные оставили приоткрытым, высунулся их председатель и поманил пальцем офицера, председательствующего в суде. Мое сердце сжалось.

Присяжный, сложив ладони трубочкой, прошептал что-то на ухо офицеру. Тот покачал головой.

Возможно, они всего лишь хотели обсудить какой-то параграф закона. А может присяжные захотели кофе с пончиками?

Брамби внимательно посмотрел на них, а потом вновь взглянул на меня.

– Сэр, это плохо, если они так скоро вернуться? – прошептал он.

Совещание относительно судьбы Брамби закончилось. Обвиняемый отвернулся. Губы его были крепко сжаты.

Дерьмо!

Я ласково коснулся его руки.

– Вероятнее всего, они действуют по уставу. Не может быть, чтобы они так быстро приняли решение.

Председательствующий офицер выпрямился и через весь отсек обратился к Космическому полицейскому:

– Уведомите обвинение, что присяжные вынесли приговор.

У меня сердце ушло в пятки. Присяжных ведь не было всего пятнадцать минут. Восемь сержантов не могли решить судьбу солдата, его жизнь, за пятнадцать минут. Конечно, если только они не решили казнить его на электрическом стуле.

Значит, я неправильно понял Орда. Я сделал глупость, выбрав присяжных из сержантов. И за мою глупость должен был платить Брамби.

Это были самые долгие десять минут в моей жизни. Брэйс, начальник военно-юридического управления и Крысюк вернулись в отсек.

Все встали, когда присяжные вернулись на свои места.

Брэйс смотрел мимо меня и Брамби, уверенный, что обвиняемый отправиться на гауптвахту, а потом будет постыдно демобилизован. Знал это и я – доморощенный генерал, человек, который волею случая получил это звание. Но я-то был этим крайне обеспокоен.

Председательствующий офицер оглядел собравшихся.

– Госпожа Председатель жури присяжных, вынесли ли присяжные свой вердикт?

Дама из Транспортного корпуса встала.

– Да.

Она старалась не встречаться взглядом ни с кем из нас, сидящих за столом защиты. Очень плохое предзнаменование. Остальные присяжные смотрели прямо перед собой. Безразличные ветераны. Впрочем, они ими и были.

Председательствующий офицер повернул голову к Брамби.

– Обвиняемый встаньте.

Брамби встал по стойке смирно, напротив жури присяжных. Впрочем, как и я. Даже если бы я не допустил столь грубую ошибку с выбором присяжных, Брамби был бы осужден. То, что я принял за тайный знак Орда, было всего лишь желанием подбодрить, сказать, что никто в армии не любит чопорных моряков. Закончиться ли карьера солдата из-за того, что он хорошенько пнул кальмара? Лучше было бы объявить ему благодарность! Все случившееся теперь казалось невероятно глупым.

Я аж заскрипел зубами, когда председательствующий присяжный открыла папку бумаг. Неужели она и в самом деле будет читать?

Она прочистила горло.

– По вопросу возмещения ущерба.

У меня глаза на лоб полезли. Возможно последней вещью, которую я и Брамби ожидали услышать, так это сколько придется Брамби платить из своего жалования каждый месяц, чтобы компенсировать затраты Космических сил на восстановления зубов шестерки Брэйса.

– Мы вменяем обвиняемому, внести часть платы за расходы по восстановлению зубов пострадавшему, – обслуживающий персонал всегда получал свою пару центов, которые автоматически вычитались из нашей платежной ведомости, если кого-то из нас приходилось лечить. – Далее мы находим, что пострадавший должен возместить обвиняемому расходы на чистку формы, на основании того, что на голозаписи хорошо видно, что он намеренно испачкал форму обвиняемого.

Я присутствовал на паре судебных разбирательств в армии. В обоих случаях я был свидетелем обвинения. Присяжные из военно-служащих сержантского состава плохо знают законы, хотя считают наоборот. Подобный приговор больше напоминал пустой звук. Бамби заплатит, ему заплатят. То, на то и получится. Почему они так быстро вынесли приговор? Мое сердце затрепетало. Может быть…

Я внимательно посмотрел на начальника военно-юридического управления. Он хмурился и ерзал на стуле.

Председательствующий жури присяжных сделала паузу, а потом продолжала:

– Относительно всех других обвинений, мы находим обвиняемого не виновным, – и она улыбнулась Брамби.

Я с облегчением вздохнул. Я даже не заметил, как во время чтения приговора задержал дыхание. Брамби на радостях обнял своего адвоката, который выглядел изумленным, и даже не сопротивлялся, хотя ему явно было не удобно в объятиях сержанта.

Потом Брамби усмехаясь обнял меня.

– Сэр! Вы все время знали!

Я пожал плечами. Вести себя так, словно вы и в самом деле всегда все знали – часть образа офицера.

К тому времени, как Брамби разжал свои медвежьи объятия, присяжные уже удалились. В противоположном конце отсека начальник военно-юридического управления просматривал какие-то записи в своем блокноте, одновременно стирая их. Кроме того, как я подозревал, он не хотел общаться с Брэйсом.

Однако начальнику военно-юридического управления не о чем было беспокоиться. Не обращая на него внимания, Брэйс проследовал прямо к люку, потом остановился и показал на меня:

– Только что совершилась огромная несправедливость. Я это запомню.

Он захлопнул за собой люк.

А у меня пальцы дрожали от волнения.

Как только все успокоиться, я обязательно найду Орда и сообщу ему новость. Я был настолько счастлив от того, что правильно понял знак Орда, верно прочитал его мысли, и получил правильный результат. Орд будет в восторге.

Но вышло не так.