From: n-299-sol!lavisko5Целую, Мара.
To: mars!visitors!andzejk
Subject: Re 1000 тускубов
> Мара!
> Спасибо тебе за ту сумму, которую ты кинула мне на счёт,
> но не кажется ли тебе, что 1000 тускубов — это как-то многовато?
> Давай я тебе со своего счёта на Земле переведу. Это ведь
> можно сделать по межпланетному E-mail.
Анджей!
Не переживай. Я не свою стипендию за три месяца отдала и не свинью-копилку распотрошила. Это твоя законная доля навара от маленьких торговых операций. Во-первых, у меня на борту была 20-литровая фляга молодого австрийского вина, которое я закупила в Швехате. Думала — домой, но придется ещё раз.
Во-вторых, в бортовой запас провизии входило два ящика пшеничных галет. В-третьих, собираясь на Марс, я выцыганила у завхоза лунной базы ящик кофе и два ящика чая, обещав отдать взамен ящик марсианской можжевеловки и 20 литров эля. У Вагабова есть ценители марсианских напитков.
За всё это добро я выручила 3500 тускубов в Офире-восточном.
Полторы тысячи ушло на обслуживание пинассы и 50 тонн воды — вода на Марсе дорогая. Остальное я честно поделила пополам.
Кстати, рекомендую минимум за сутки до отлёта поговорить с кэпом Ставраки насчет остатка тускубов на твоём счёте. За пределами Марса тускубы тебе ни к чему, а капитан потом поменяет их тебе на лемурики.
Мара ткнула пальцем в кнопку «отправить» и бросила планшет на тумбочку с кофеваркой. Сейчас тумбочка была обращена ножками к борту пинассы. Двигатели не работали, и сила тяжести создавалась только вращением бытового отсека, а бытовой отсек пинассы — это не жилая палуба крупного корабля.
Мастер Брукман поднял глаза от своего планшета, с которого что-то читал.
— Ты что так волнуешься? — озабоченно поинтересовался он.
— А, не обращайте внимания… Проблемы в личной жизни.
— Сколько тебе лет? Восемь, девять? В этом возрасте у всех проблемы. Вот доживешь до пятидесяти…
Мара чуть было не обиделась. Восемь лет?! Он что, издевается, совсем за несмышлённую школьницу её держит? Но тут же сообразила, что восемь марсианских лет — это пятнадцать земных, то есть с точки зрения Брукмана ей как раз где-то восемь с половиной и есть.
— Чтобы дожить до пятидесяти марсианских лет, у меня профессия неподходящая, — с усмешкой бросила девушка.
— Всё равно расскажи, что за проблемы. Может, полегчает.
— Да вот, переживаю, что парнями разбрасываюсь. Так разбрасываюсь, что по всей Галактике разлетаются. Как Юпитер кометами. Сначала был Этьен… Ну Этьен ладно — это не роман, а детская дружба. Вместе служили юнгами на одном корабле. У всех отношения как отношения, вот Лаура с Мишелем до сих пор вместе. Ладу с Кимом жизнь раскидала, но у обоих тоже всё хорошо. А Этьен… Мне ведь пришлось протискиваться по разгерметизированному кабельному каналу, вдавливая в стенку его тело, ещё теплое, и сращивать кабели, залитые его пузырящейся кровью. Потому что сначала нужно было подать ток в четвертый плутонг и только потом вытаскивать тело. Спасать было уже некого. Только постоять в почетном карауле в машинном отделении, когда тело отправляли в сопло.
— И ты после этого пошла в этот ваш военно-космический колледж?
— В Академию. Пошла. А что? Я из Порт-Шамбалы, у нас весь город такой. Мы привыкли, что это нормально, в рейде иногда убивают, а иногда попадаешь в регванну.
— М-да-а… Думал, у наших геологов профессия весёлая, а оказывается, бывает и веселее.
— Ваши геологи, наверное, как Торгфлот. Ну вакуум кругом, ну ошибка может стоить жизни всему экипажу — но, по крайней мере, никто не пытается убить их целенаправленно. Или там у вас в харрандре водится что-то хищное?
— А серони его знают, водится или не водится, — вздохнул мастер. — Легенд рассказывают много, а шкур под купол никто не притаскивал.
Мара улыбнулась. Если вспомнить ту книгу, откуда колонисты Марса позаимствовали термин «харрандра», именно на ней серони и обитали, так что и правда, кроме них, знать некому.
— Потом Стью, — продолжила она свой рассказ. — Однокашник старшего брата, блестящий лейтенант. А мне так хотелось почувствовать себя взрослой! Тем более в это время у лучшей подруги отношения с другом детства дошли до закономерной кульминации, не могла же я отстать. Случился короткий, но бурный роман. Примерно неделю я чувствовала себя героиней сентиментального фильма — прогулки под луной, букеты цветов, поцелуи в парке. Но буквально на следующий день после того, как мы с ним оказались в одной постели, эскадра ушла в рейд. И до сих пор оттуда не вернулась. Я не знаю, жив он или нет, и не знаю, нужен он мне или нет, и нужна ли ему я… — она устремила взгляд куда-то в пространство. — А потом несколько месяцев назад на меня почти одновременно положили глаз два парня-землянина. Один был инженер из Венского Технологического — такой смешной, в полтора раза старше меня, инженерный гений, преподаватель от бога, а сам зеленый-зеленый романтик. Иногда ну прямо дите-дитем. По-моему, он любил не меня, а Космос. Моя ВКФ-овская форма была для него всего лишь олицетворением чего-то неземного. Кончилось тем, что я пристроила его младшим механиком на арктурианский трамп. Вроде он там прижился. А второй — тот, с кем я прощалась при вас на станции рейлера. Он экстремальный журналист. Вроде человек, добившийся всего, а вот приоткрылась дверка в Галактику — и фьюить… И почему только от меня все парни улетают?
— Но сейчас-то ты уже окончила эту вашу Академию?
— Нет ещё. Мне надо выпускные сдавать, а я вместо этого мотаюсь по Солнечной системе из-за этого несчастного Клавиуса.
— Значит, в следующий раз полетишь вместе со своим парнем. На Марсе, особенно в куполах, встречаются такие, как ты, которые сами не могут жить без простора и парней выбирают себе под стать. Обычно тоже поначалу страдают — то он здесь, а она там, то наоборот. А потом наконец находят возможность ездить в экспедиции вместе. А Космос или харрандра — какая разница? Главное, чтобы оба понимали это одинаково.
Мара помолчала, потом вытащила из нагрудного кармана очки, надела их и одним прыжком оказалась в люке ходовой рубки.
— Пойду траекторию проконтролирую, — бросила она.
Контролировать траекторию не было никакой необходимости. Просто пинасса предоставляла не слишком много возможностей для уединения, и пилотское кресло было лучшим способом спрятаться от пассажира. Мара привычным движением пристегнула ремень и стала рыться в архиве видеозаписей. Вот прогулка с Анджеем в Шенбрунне. Блин, что она тогда говорила ему про Стью? А как оно было на самом деле?
А вот и записи годичной давности. Конечно, по видеозаписи не отследишь, что она чувствовала, но видно, что она говорила и делала. И главное, видно, что говорил и делал он.
Ох, как же глупо она вела себя тогда! Заметил это Стью или нет? Вроде по его поведению этого нельзя понять. Анджей вот прямыми словами объяснил, что она не права, а Стью — поддался на провокацию. Но ведь за день до ухода в рейд, перед разлукой непонятно на сколько, а может, навсегда… Лишь бы он вернулся из рейда!