На следующее утро Анджея разбудил луч марсианского Солнца, прокравшийся в незанавешенное окно, и упавший на нос.

Анджей открыл глаза. Солнце только-только поднялось над горизонтом.

Но в доме уже слышны какие-то шаги, звон посуды. Наверное все уже встали. Он надел спортивный костюм и спустился в кухню.

Действительно, Труди и Базиль уже заканчивали завтракать. Эрнест сидел на кухне с чашкой кофе и смотрел новости.

Базиль схватил ранец и убежал, Труди вымыла посуду за себя и за брата, и тоже куда-то направилась. Не успел Анджей налить себе чашку кофе, как она постучала в окно, прощаясь с отцом, а потом вскочила на велосипед и куда-то поехала.

— Она ещё учится? — спросил Анджей.

— Да, последний курс экотехнического колледжа. До Соацеры тут всего километров десять, поэтому Труди предпочитает ездить на велосипеде, а не связываться с рейлером.

— А экотехнический это как?

— Ну у вас экология, изучение естественным образом сформировавшейся среды обитания. А у нас — экотехника. Конструирование и обслуживание этой самой среды обитания.

Сейчас вот поедем на рейлере в Кандор, кое-что на эту тему в окошко покажу.

— Мы же вроде в Мельдилорн собирались?

— Мельдилорн это город, а Кандор — хандрамит, где он расположен. Так что чтобы попасть в Мельдилорн, нужно приехать в Кандор и пересечь его почти весь. Мельдилорн — это почти граница Кандора с Меласом.

Они дошли до той же самой станции рейлера, и дождались рейлера, шедшего на юг. Над ветровым стеклом светилось табличка «Герьонберг».

— Жаль, что не Джеккера, — заметил Эрнест. — тесновато будет.

Впрочем сидячих мест вполне хватало.

Буквально через минуту-другую после отправления, рейлер затормозил на станции Соацера. В окошко можно было разглядеть разнообразные шпили и купола. Город со стороны производил впечатление чего-то технократически-футуристического.

Буквально через пять минут после отравления из Соацеры, когда горный хребет, сиявший где-то далеко на западе, приблизился вплотную к эстакаде, рельеф местности вдруг резко изменился.

Сначала эстакада приблизилась к поверхности, потом вдруг воспарила вверх метров на 30 над огромным обрывом, и постепенно снизилась до обычной для рейлера высоты. Но теперь внизу была не гладкая равнина, заставлявшая вспомнить о голландских польдерах, а что-то холмистое, с торчащими по сторонам шоссейных дорог скальными обрывами, бурными речками и блестящими в лучах солнца озерами, небольшими перелесками на холмах. Что-то вроде средней Швеции, или может даже центральной России, хотя там вроде рельеф поплавнее.

Ещё через несколько остановок впереди сверкнула гладь огромного озера, на другой стороне которого высился внушительный хребет. Эстакада рейлера уходила прямо в озеро, рассекая его прямой линией.

Берега озера были изрезаны, вдоль берега тянулась россыпь небольших островков, по поверхности скользили многочисленные лодки и катера.

Преодолев прибрежные шхеры, рейлер пронёсся над несколькими километрами открытой воды и начал снижать скорость. Чуть левее эстакады впереди показался большой остров, заросший деревьями и застроенный домами.

— А вот и Мельдилорн, выходим, — сказал Эрнест.

Станция Мельдилорн располагалась не на острове, а прямо над озером. Станционные пути представляли собой такую же эстакаду, как главный ход, и широкий мост, расположенный на пару метров ниже платформ, вёл от них на берег. Видимо, этот же мост был заодно и озёрным вокзалом. От него спускались крутые лесенки к поперечным пирсам, к которым швартовались какие-то небольшие, закрытые сверху корабли.

В отличие от виденной издалека Соацеры, Мельдилорн не особенно рвался ввысь. Хотя места на острове было явно не так уж много, дома здесь в основном не поднимались выше деревьев.

Пройдя буквально пару сотен метров по Мельдилорну, Анджей понял, что это не остров, а целый архипелаг. Тут и там улицы пересекались неширокими каналами, в которых у берегов были пришвартованы разнообразные плавсредства. А вот колёсного транспорта в городе, похоже, не было вообще. Во всяком случае все улицы имели вид чисто пешеходных.

Минут через десять прогулки они вышли на достаточно большую, по меркам Мельдилорна, треугольную площадь, большая часть которой была занята газоном, пересеченным прихотливым лабиринтом выложенных плиткой дорожек.

С одной стороны площади стоял прозрачный купол, высотой этажей пять, сквозь который были видны то ли этажи, то ли широкие балконы какого-то общественного здания, превращенные в висячие сады. С другой среди деревьев прятался двухэтажный особняк с колоннадой в классическом стиле, каких полно во всех европейских имперских столицах — хоть в Москве, хоть в Вене, хоть в Париже. С третьей стороны возвышалось что-то конструктивистское, второй этаж чего, поддерживаемый легкими арками, выступал на добрый десяток метров над первым.

Перед каждым из зданий посредине стороны треугольника возвышался памятник.

— Это одна из наших достопримечательностей, — пояснил Эрнест. Площадь Трёх Злодеев. Эти три памятника поставлены людям, которых на Земле редко вспоминают добром, но мы на Марсе вряд ли смогли бы построить этот уютный мир без того, что внесли в европейскую цивилизацию эти люди.

Вот это, — он показал на сидящую фигуру человека перед куполом, — Ханс Эппингер, медик, занимавшийся опытами на узниках концлагерей времён Второй Мировой. Неизвестно, рискнул бы Фишер, не имея его материалов, предложить тот состав и давление атмосферы, которым мы дышим сейчас. А ведь даже сейчас, через восемьдесят лет, у нас нет технологий, которые бы позволяли удержать воздух вчетверо большего давления под перекрытиями таких размеров, как наши хандрамиты.

Вот это, — он повернулся к конструктивистскому зданию, перед которым возвышалась стоящая фигура человека с блокнотом в руках, слегка наклонившаяся к какому-то растению, — Иоган Эйхфельд, много лет возглавлявший Полярную опытную станцию русского института растениеводства. Позднее он предал своего учителя Вавилова и развалил созданный им институт. Но на его хибинские работы опирается всё наше сельское хозяйство.

И последний, — Эрнест указал на стоящую перед колоннадой фигуру в фуражке и с небольшой бородкой, — Эдуард Берзин. Создатель треста «Дальстрой». Эта организация была не только системой каторги для жертв репрессий, но и уникальным проектом освоения практически незаселённой территории, климат которой чуть ли не столь же суров, как у нас в экваториальных областях харрандры.

— Интересная мысль, — подумал вслух Анджей, — ставя кому-то памятник, показывать не только его заслуги, но и злодеяния. А то у нас на Земле, если и ставят памятник какому-нибудь Карлу XII или Наполеону, предпочитают замалчивать те жертвы и разрушения, к которым привела их деятельность.

— Ну, то у вас на Земле. Где человек может существовать под открытым небом без плёнки над головой, а растения вырастают сами, без сложных мероприятий по подготовке субстрата. К сожалению, сейчас негде показать этот процесс во всех деталях. Третью очередь Копрата через пару месяцев собираются открывать, а значит, там уже эти процессы закончены. А первую очередь Лабиринта Ночи только позавчера поставили под закачку. Там они ещё не начинались.