С НЕБОМ ЧТО-ТО ПРОИСХОДИЛО. ЧТО-ТО НЕПОНЯТНОЕ и нехорошее. Ведь, согласитесь, сложно назвать хорошим небо, которое черствеет прямо у вас на глазах. А именно этим небо и занималось: неспешно уплотнялось, покрывалось ребристой коркой и рассыпало по когда-то нежно-голубой глади саркасти-ческие морщины трещин. Солнце по привычке продолжало ползти по только ему видимой колеё с востока на запад, оставляя на нс-бе церовцый цроцарацаццый след и осыпая ца крыши домов грязно-бе-лую труху стесанных облаков.

Илюшечкин повязал на шею старенький галстук, сунул ноги в истрепав-шиеся плетеные туфли и бросил взгляд на свое отражение в зеркале. Из зеркала на Илюшечкина взирал худой, мосластый мужичонка неопреде-ленного возраста. Высокий, почти сократовский лоб прорезала ломаная морщина, левый глаз чуть косил, а редкие, нёровно остриженныё усики ис-цугацпо топорщились во все стороны.

Открыв дверь и шагнув в ооъятья грязно-желтых коридорных стен, Илюшечкин закашлялся – в туалете опять кто-то курил: сквозь щель над дверью к потолку коммуналки тянулся густой, ёдкий дым.

В конце коридора в обнимку с облезшим грузовичком сидел шестилет-ний молчун Сашенька.

– Доброё утро, – натянуто улыбнулся Сашеньке Илюшечкин.

Сашенька ничего не ответил, только дернул плечиком, и стало заметно, что рубашка на Сашеньке надета наизнанку, а на шее красуются грязные лилово-серые потёки.

Нс следит за тобой мать…

Илюшечкиц вздохнул, погрозил закрытой соседской двери, цоудобцее перехватил потертый кожаный портфель и выскользнул в подъезд.

По дороге на работу Илюшечкин забежал в магазин купить сахара. В ма-газине было людно, жарко и почему-то пахло скисшим борщом. Десяток раз извинившись и десяток же раз побледнев оттого, что на его ногу то ста-новился тонкий дамский каблучок, то опускалась тяжелая хозяйственная сумка, Илюшечкиц, наконец, выбрался ца улицу, сжимая в руках заветный пакет с сахаром. В глаза плеснул ультрамарин пока еще яркого неба, а на плечо ссыпалась горсть серо-белой трухи. Подняв голову и пригрозив солн-цу, со скрежетом ползущему по зачёрствевшёму небу, Илюшечкин сгреб труху в ладонь и пришохался. Труха пахла облаками, летним дождем и про-горкшими духами «Красная Москва».

Стоило Илюшечкину прийти к этому удивительному заключению, как из магазина выкатилась колобкообразная дамочка, облаченная в синий ра-бочий халат и сжимающая в пухлых ручках погнутое эмалированное ведро. В ведре плескалась грязная мыльная вода.

Дамочка бесцеремонно отпихнула Илюшечкина в сторону, выплеснула воду под цветущую черешню и, не сказав ни слова, исчезла за дверями ма-газина. Илюшечкин вздохнул и сочувственно похлопал черешню по изог-нутому стволу с облезшей корой. Черешня вполне сносно прошелестела что-то из Моцарта и тоже вздохнула.

Рабочий день уже начался, но во вверенном Илюшечкину отделе рели-гиоведения пока никого не было. Заварив крепкого чая и дотошно перес-читав все плавающие в чашке чаинки, Илюшечкин передвинул в центр стола объемистую книгу в потрепанном переплете и внимательно вгля-делся в уже насквозь изученную обложку. На ней, внушительный и до-родный, красовался каменный истукан. Истукан был коротконог и пузат, второй подбородок мягко ложился на грудь, а в сложенных на животе толстеньких ручках и хитром взгляде из-под нависших бровей читались спокойствие и превосходство.

Как и когда книга оказалась у него на столе Илюшечкин не знал прос-то однажды, разгребая ворох накопившихся за месяц бумаг, он на нее натк-нулся: открыл из чистого любопытства, а закрыть уже не смог.

Перегнувшись через стойку и убедившись, что в ближайшие несколько минут его не потревожат, Илюшечкин извлек из верхнего ящика крупный обломок кускового сахара и, наскоро выкрутив из шариковой ручки стер-жень, принялся ковырять ею липнущий к пальцам сахарный булыжник. Через некоторое время сквозь белый монолит проступили нависшие брови, круглое брюшко и сложенные на нем ручки. Илюшечкин окинул творение довольным взглядом и совсем уж собрался продолжить, как за окном о чем-то крикливо заспорили несколько мальчишечьих голосов.

Высунувшемуся из окна Илюшечкину открылась следующая картина. Отчаянно жестикулируя, во дворе переругивались четверо мальчишек:

– Да он меня толкнул!

– Кто, я?! !

– А то кто же! А так бы мяч – прямо в ворота!!!

– Да какие еще воро-о-та?!!

А вот такие! мальчишка в красной майке отошел на несколько ша-гов и, разбежавшись, изо всей силы ударил по мячу видавшим виды ста-реньким кедом.

Мяч стремительно взвился вверх, пролетел над скучающими в теплой пыли гаражами, задел ветку старой акации и с оглушительным треском ударился о зачерствевшую корку майского небосклона. Мальчишки замерли – над их головами четко обозначился готовый вот-вот отколоться кусок лопнувшего неба. Илюшечкин судорожно сглотнул и еще дальше высунул-ся из окна. И вовремя. Небольшой, всего с ладонь, синий черепок неба с желтым осколком солнца качнулся, пролил во двор тонкую струйку небес-ной трухи, и несколько раз перевернувшись в воздухе, спланировал в гус-тую зеленую поросль у покосившегося забора.

В этот момент над ухом Илюшечкина басовито кашлянули:

– Непорядок, – неизвестно откуда взявшийся Зав забарабанил пальца-ми по подоконнику и с неодобрением воззрился на небо. – Будем чинить.

Сказано – сделано. Через несколько минут на крыше библиотеки, то и дело прилипая к начавшему плавиться гудрону, появился слесарь Антипыч с деревянной лестницей через плечо. Облокотив лестницу на замершее пос-реди неба перистое облачко, и, убедившись, что стоит она вполне надежно, Антипыч полез вверх.

– Ну, как там? – участливо поинтересовался Илюшечкин.

– Да ёж его разберет! – Антипыч отгородился от солнца ладонью и по-пытался вглядеться в открывшуюся за лопнувшим небом даль. Темно!

– А вы того, поковыряйте! – со знанием дела посоветовала выглянув-шая из соседнего окна буфетчица.

Антипыч по локоть просунул в отверстие руку, сосредоточенно пошарил внутри и с видимым усилием что-то оторвал.

– Вот! – продемонстрировал он Илюшечкину нечто разветвляющееся и белое. Илюшечкин нащупал оставленные на столе очки, вгляделся в добы-чу Антипыча и икнул.

– Корни какие-то! – подтвердил его догадку Антипыч. – И этот… как его… чернозём!

Ближайшие два часа половина работников библиотеки провела за об-шариванием кустов, куда, как показалось Илюшечкину, упал осколок неба. Но искать по-настоящему библиотекарям было тааак лень, а кус-тарник рос тааак густо, что даже напутственные крики и полководческое выражение лица Зава не смогли изменить ситуацию. Осколок упрямо не хотел находиться.

Отряхивая с брюк пыль и налипшие листья, Илюшечкин прошел мимо столика молоденькой и востроглазой красавицы Люсеньки. Люсенька дли-лась в коллектив работников библиотеки относительно недавно и теперь сидела на входе, требовательно протягивая холеную ручку за читательски-ми билетами посетителей.

Илюшечкин уже сворачивал к буфету, когда в висевшем на стене зерка-ле мелькнуло нечто странное. Нет, то, что Люсенька была сплетницей наи-высшего класса, ни для кого не составляло тайны, но то, как именно храня-щиеся под строжайшим секретом сведения попадают в ее цепкие ручки, не знал никто.

В то время как обычная Люсенька шустро раскрывала синие корочки читательских билетов, Люсенька из зазеркального пространства сидела, закинув ногу на ногу, и с совершенно невозмутимым видом закидывала неизвестно откуда взявшийся спиннинг то в один, то в другой библио-течные залы. Спиннинг неизменно за что-нибудь цеплялся и волок добы-чу счастливой хозяйке.

Подхваченная на крючок тестообразная масса судорожно извивалась и вытягивала в стороны постоянно меняющие форму отростки. Пойманные тесто-сплетни аккуратно развешивались на включенном радиаторе и при-калывались к его краю большими металлическими скрепками. Там тесто поднималось, разбухало, обрастало еще десятком отростков и спрутом рас-ползалось по коридорам.

Время перевалило за полдень, поредела и без того жидкая очередь посе-тителей, уползли по черной резине конвейера ставшие ненужными книги, и по коридорам библиотеки разнесся дребезжащий голос звонка рабочий день подошел к концу. Илюшечкин осторожно завернул сахарного человеч-ка в серый библиотечный бланк, опустил сверток в портфель и, опасливо попрощавшись с Люсенькой, вышел на улицу. Однако стоило ему пересту-пить порог, как мир закачался, метнулся в сторону и, вероятнее всего, вов-се перевернулся бы, не подхвати Илюшечкина чья-та рука.

– Шнурки, они для того, – улыбнулся Илюшечкину поймавший его Ан-типыч, – чтобы их завязывать.

Илюшечкин взглянул вниз и кивнул. Придавленный носком ботинка в пыли нежился когда-то дородно-черный, а теперь серый и истрепанный шнурок. Однако внимание Илюшечкина привлек отнюдь не шнурок, а те-ни жесткие и до странности короткие.

Илюшечкин и Антипыч одновременно подняли головы. Оставленная на крыше библиотеки лестница по-прежнему придавливала к небу перистое облачко. Запутавшееся в нем полуденное солнце растягивало во все сторо-ны тугие струны лучей и, казалось, с тревогой посматривало на часы, при-кидывая вынужденное отставание от графика.

Антипыч удивленно крякнул, поскреб лысину и деловито направился обратно в библиотеку. Однако его опередили. Не прошло и минуты, как на крыше показались давешние мальчишки.

Вихрастый рыжий пацан ловко взобрался по лестнице, по локоть запус-тил руки в ватные кудри облака и, повозившись с минуту, вытащил оттуда круглый диск солнца с косо отбитым краешком. Достав из кармана толстый черный маркер, пацан многообещающе хихикнул и крупно вывел на солн-це всем известное непечатное слово из трех букв. С довольным видом огля-дев свое творение, мальчишка водрузил солнце обратно, спустился на кры-шу и махнул приятелям – те ловко оттащили лестницу в сторону и с любо-пытством уставились вверх. Солнце недовольно зашебуршилось внутри облака, дернулось и, выплыв на простор успевшего окончательно зачер- стветь неба, со скрежетом двинулось на запад.

По дороге домой Илюшечкин думал об оставленной на библиотечном столе книге, о каменном истукане, миниатюрная копия которого сейчас покоилась в его портфеле, и о странном двойном имени, присвоенном это-му существу поклоняющимися ему древними народами. По одной из вер-сий, истукана звали Трупалх, что означало Крадущий Солнце, и был он один-одинешенек. По другой, и он, и его каменные сородичи звались эор-лами, а личных имен у них не было вовсе. «Эорлы» нравились Илюшеч-кину больше. Тем более, что на полке возле окна уже выстроился целый отряд сахарных человечков и придумывать имена каждому из них было Илюшечкина как-то не тянуло.

Остановившись перед светофором, Илюшечкин посмотрел на жесткую корку неба и почему-то пожалел космонавтов, которые теперь,наверное, навсегда остались в холодном космосе и уже никогда-никогда не смогут вернуться вниз. В воображении Илюшечкина седой космонавт с пышными усами вылез из притормозившего космического корабля, вытащил из него почему-то сплошь шоколадную лопату и, ступая по жесткой корке неба, направился к тому месту, где удар мальчишеского мяча вышиб из небосво-да тот злосчастный черепок. Космонавт погрузил лопату в трещину и сов-сем уж собрался копать, как из трещины высунулся сахарный эорл и с до-нельзя деловым видом откусил от лопаты весьма недурственный кусок.

Едва успевшему переступить порог собственной комнаты Илюшечкину открылась следующая картина. Сгрудившиеся на книжной полке эорлы о чем-то возбужденно галдели, а один, самый крупный, даже умудрился спус-титься на пол и теперь вальяжно восседал на старом войлочном тапке.

Покачав головой и почему-то ничуть не удивившись внезапно ожившим сахарным человечкам, Илюшечкин достал их нового собрата из портфеля и совсем уж собирался водрузить его на полку, как эорл-недоделыш ловко крутанулся в ладони, упал на пол, мгновенно подскочил и рванул к еще не успевшей закрыться двери. Без особого труда протиснувшись в оставлен-ную щель, эорл шумно затопал по направлению к кухне.

Наскоро запихав остальных эорлов в коробку из-под обуви, Илюшечкин последовал за беглецом. А тот уже успел вскарабкаться на плиту и увлечен-но сыпал соль в чей-то разогревающийся на плите суп.

Отняв у горла пачку с солью и сунув хулигана в карман, Илюшечкин помчался под защиту родных стен. Не прошло и пяти минут, как с кухни долетел возмущенный вопль. В вопле Илюшечкин опознал соседку и иск-ренне порадовался тому, что успел улизнуть вовремя. Запихав пакостного эорла в коробку с собратьями и для верности придавив ее энциклопедией, Илюшечкин плеснул в чашку холодного чая, надкусил галету и углубился в размышления о природе непонятной вредности эорлов.

В наш мир Илюшечкина вернуло странное ощущение – за ним наблюда-ли. Отставив в сторону чай, он огляделся. В приоткрытую дверь в комнату заглядывал Сашенька. Как и почему закрытая на щеколду дверь вдруг ре-шила открыться, Илюшечкин не знал и не стремился узнать. Куда больше его сейчас интересовал взгляд Сашеньки. Взгляд был удивленным и каким-то…- Илюшечкин поискал подходящее сравнение… – таким взглядом смот-рят на диковинное и совсем нестрашное животное.

Животных у Илюшечкина в комнате не водилось. Зато водились эорлы.

Один поворот головы – и опасения подтвердились. Придавливавшая ко-робку с эорлами энциклопедия валялась на полу, а компания сахарных толстячков сгрудилась на подоконнике. Приглядевшись, Илюшечкин ик-нул и отказался верить происходящему: в руках одного из эорлов трепетал тонкий луч заходящего солнца. Эорл деловито сматывал луч в золотистый клубок, и солнце с написанным на ним непечатным словом, рывками вра-щалось вокруг собственной оси и тоскливо поскрипывало. Иногда, вопреки всем законам физики, луч провисал, цеплялся за верхушки деревьев, но по-том снова выпрямлялся и скользил в руки сахарного крепыша прямо сквозь оконное стекло.

Илюшечкин неодобрительно покачал головой и совсем уж собрался отобрать у горла клубок, как солнце, наконец, доползло до горизонта и луч, натянувшись и зазвенев, лопнул, оставив в руках эорла разлохмаченный кончик солнечной нитки. Но эорл, казалось, был рад и этому. Легко, будто всю жизнь этим и занимался, он открыл рот и ловко заглотил клубок – пос-ле чего вытер руки о сахарный живот и уставился на Илюшечкина полным невинности взглядом.

Сашенька еще с минуту потоптался на пороге, шмыгнул носом и, так ни-чего и не сказав, бесшумно выскользнул за дверь.

Ночью эорлы шебуршились в коробке, о чем-то вполголоса совещались, а пару раз Илюшечкину даже казалось, что сквозь щели коробки прогляды-вает золотистый свет смотанного в клубок солнечного луча.

Утро было сумрачным. Уставшее от вчерашних трудов солнце мед-ленно ползло по небу, но почему-то упорно не хотело отрываться от го-ризонта. Илюшечкин торопливо шел по улице, постоянно поглядывал на часы и думал об оставленных дома эорлах. Запертые в платяном шка-фу сахарные человечки почему-то не пытались выбраться наружу, не скреблись и не возмущались – такая покорность не могла не вызывать подозрений. И точно. Стоило Илюшечкину выбраться на мост, с которо-го открывался вид на оставшийся позади дом, как картина прояснилась. В крайнее окно на четвертом этаже тянулся солнечный луч. Как и вчера, луч подрагивал и было ясно: там, за окном, этот луч, виток за витком сматывают в клубок.

Вернусь, уши поотрываю! воинственно решил Илюшечкин и про-должил путь.

Солнце уменьшалось и тускнело, и вместе с ним мрачнели прохожие. Уже знакомая Илюшечкину дамочка из продуктового магазина с каким-то фанатизмом поливала цветущую черешню мыльной водой, вполне респек-табельного вида мужчина с наслаждением скреб погнутым гвоздем по капо-ту чьей-то иномарки, а благообразная бабушка с авоськой выводила на за-боре нечто ругательное.

На работе было не лучше. Люсенька обзавелась еще дюжиной удочек и теперь держала их как букет весенних тюльпанов. Лески убегали во все от-делы, а пойманные сплетни расположились кривой очередью возле радиа-тора, на котором уже росли их наиболее шустрые собратья.

За ночь кто-то расковырял небо в том месте, где вчера от него откололся синий черепок с частицей солнца, и теперь сквозь небесный гранит вовсю пробивались корни неизвестных Илюшечкину растений. Одно из них ока-залось и вовсе странным. Стебель растения раздваивался, с одной стороны переходя в крупный подсолнух с черными семечками, а с другой – в две партийно-красные гвоздики. Гвоздики свисали вниз головой и, нимало не смущаясь своим нелогичным соседством, с любопытством взирали на про-исходящее в библиотечном дворе.

Зав весь день ходил по коридорам, по-армейски грохая ни к селу, ни к го-роду надетыми сапогами, библиотекарши шептались по углам, а буфетчица тетя Зоя вдохновенно разбавляла компот водой из-под крана. Илюшечкин вздыхал, писал что-то на серых библиотечных бланках и досадовал на свое решение оставить эорлов дома.

Но вот казавшийся бесконечным рабочий день кончился, изрядно умень-шившееся солнце залило город обозленно-алым светом, а Илюшечкин уже со всех ног спешил домой. Невыносимо долго провозившись с не желающим поворачиваться ключом и едва не оставив на лестничной клетке портфель, Илюшечкин ступил в сырой, пахнущий сразу всеми запахами на свете воздух коммуналки. В коридоре, опустив босые ноги в таз с горячей водой, сидел со-сед, имени которого Илюшечкин не помнил. Возле соседа, сосредоточенно возя по полу распущенный с одного конца шарф, устроился Сашенька. Илю-шечкин глянул на мальчонку и в очередной раз поразился непутевости Са-шенькиной мамаши: несмотря на конец мая, на мальчишке были надеты теп-лые колготки и застегнутая на все пуговицы меховая курточка.

Вздохнув и пообещав себе поговорить с нерадивой девицей, Илюшеч-кин шагнул в свою комнату. От эорлов можно было ожидать чего угодно, но, к удивлению Илюшечкина, всё оказалось на своих местах – даже ключ от шкафа, в котором были заперты сахарные человечки, по-прежне-му лежал на столе. Хмыкнув и открыв шкаф, Илюшечкин заглянул внутрь. Выстроившиеся в идеально ровный ряд эорлы взирали на него со вселенским смирением, и Илюшечкин уже готов был поверить, что заме-ченный утром солнечный луч был не более, чем игрой воображения, ког-да крайний эорл вдруг сморщил нос, часто-часто заморгал, отчаянно пытаясь сдержаться, но потерпел поражение и оглушительно чихнул. Вздрогнула и перекосилась вешалка со стареньким серым плащом, оби- женно скрипнула дверца шкафа, а изо рта утирающего нос эорла высуну- лась тоненькая сияющая ниточка солнечного луча.

Утром Илюшечкина разбудил настойчивый стук в дверь. Илюшечкин отскреб от кровати свое не желающее подниматься тело, поправил съехав-шую на одно плечо полосатую пижаму и приоткрыл дверь. На пороге стоя-ла непутевая Сашенькина мамаша, из сбивчивых объяснений которой ста-ло понятно, что ей совершенно необходимо уехать куда-то на целый день, а взять с собой Сашеньку она ну просто никак не может, поэтому возиться с мальчишкой придется именно ему, Илюшечкину.

Уже через минуту Сашенька сидел на кровати, болтал ногами в зеленых колготках и развлекался тем, что откусывал попеременно то от одного бу-терброда с маслом, то от другого. Илюшечкин тем временем заваривал чай и с какой-то отрешенностью думал о том, что делать с Сашенькой дальше. От этого малоплодотворного процесса его оторвал восторженный Сашень-кин визг. Уронив один бутерброд на пол и рискуя подвергнуть такой же участи второй, Сашенька перегнулся вниз и с любопытством разглядывал темно-серый полиэтиленовый пакет, в котором Илюшечкин еще третьего дня принес домой купленный сахар. Пакет шевелился, с аппетитом чавкал и время от времени сыто вздыхал. Отставив в сторону заварной чайник и вернув Сашеньку в вертикальное положение, Илюшечкин подобрался к па-кету и осторожно заглянул внутрь. Там, подперев рукой толстую щеку, на горке сахара возлежал эорл. Он меланхолично отправлял в рот одну за дру-гой горсти сахара, беззастенчиво посматривал на Илюшечкина и всем ви-дом давал понять, что только из вежливости не прогоняет незваного гостя.

Но удивило Илюшечкина нечто совсем-совсем другое. Эорл рос – с каж-дой горстью становился всё больше и больше; увеличивался и без того уже немалый живот, ленивой волной стекал на грудь второй подбородок, утол-щались короткие, крепенькие ножки.

Илюшечкин чертыхнулся, чего, надо признать, с ним не случалось уже лет двадцать, вытащил эорла из пакета, сунул его в портфель, а подумав с минуту, вытряхнул туда и остальных, мирно спавших в картонной коробке сахарных человечков.

По дороге на работу эорлы шебуршились, недовольно бурчали и то и де-ло пытались втянуть сквозь прореху в боковине беспечно падающий на портфель солнечный луч. Илюшечкин раздражался, поминутно встряхи-вал портфель и тянул за собой жующего бублик Сашеньку.

Едва переступив порог и отмахнувшись от вопросов Люсеньки о том, кем ему приходится сей очаровательный ребенок, Илюшечкин поспешил в под-вал. Там, за одной из покосившихся деревянных дверей, хранилась всяческая не нашедшая применения библиотечная утварь. Несколько колченогих табуретов соседствовали с продырявленным глобусом, в углу пылился давно уже сломанный проектор, а на нем сохнущим бельем повисли старые выцветшие шторы. Водрузив портфель на один из табуретов, Илюшечкин без особых це-ремоний вытряхнул на пол всех эорлов, неодобрительно покачал головой и совсем уж собрался уходить, когда его внимание привлек оставленный в дальнем углу бюст Шекспира. На голову великого драматурга была бесцере-монно повешена половая тряпка, а по подбородку бегал шустрый маленький паучок. Илюшечкин покачал головой, отбросил в сторону тряпку, согнал па-учка и внимательно оглядел бюст: правый глаз гипсового Шекспира слезил-ся, непонятная гнойно-желтая муть комочками скапливалась у края глаза и мешала гордости английской литературы нормально смотреть на мир. Илю-шечкин достал из кармана клетчатый носовой платок, аккуратно прошелся по краю гипсового века и, довольный проделанной работой, вздохнул. Шекс-пир тоже вздохнул и благодарно улыбнулся Илюшечкину.

В этот момент свет в подвале моргнул и едва не померк. Илюшечкин обер-нулся. Взгромоздившись на табуретку, эорлы деловито тянули слабенький тонкий луч из болтавшейся на шнуре лампы. Илюшечкин рыкнул про себя что-то неразборчивое, обжигая пальцы, выкрутил лампочку, вышел за дверь и дважды повернул в замке большой насквозь проржавевший ключ.

Работать, когда рядом крутился Сашенька, было категорически невозмож-но. Мальчишка то и дело порывался вытащить с полки какой-нибудь особо ценный фолиант, возил по полу зверски рыкающую машинку, хватал посети-телей за ноги, и уже успел бы сверзиться с подоконника, не подхвати его ка-кая-то разбитная девчонка в драных джинсах и надетой задом наперед кепке.

В конце концов Илюшечкин не выдержал – вытащил мальчишку в ого-роженный библиотечный двор, буркнул: «Поиграй тут», – и устало под-нялся обратно в отдел, дав себе слово не спускать с мальчишки глаз. Но не тут-то было. Первым, что он увидел, были эорлы. Разбившись на мелкие группы, они сновали из одного конца библиотеки в другой, ловко отскаки-вали от норовящих наступить на них посетителей, а иногда замирали на месте, и плотоядно смотрели на то, как за окном по корке зачерствевшего неба ползет изрядно уменьшившееся за последние два дня солнце.

Самое любопытное было в том, что никто, кроме самого Илюшечкина, эорлов не замечал. И маленькие сахарные негодяи вовсю этим пользова-лись. Мгновение – и арсенал зеркальной Люсеньки пополнился еще нес-колькими удочками, на глаза Заву вдруг попались папки с делами когда-то провинившихся сотрудников, весы в буфете стали безбожно врать, а у на-мерившегося заняться газоном Антипыча кашлянула и скоропостижно скончалась почти новая газонокосилка.

Совершенно обезумевший от всего этого безобразия Илюшечкин путал-ся в бланках, приносил не те книги, прикрикивал на читателей и с такой си-лой вбивал штампы на формуляры, будто пытался, как минимум, проши-бить многоэтажное здание библиотеки до самого подвала.

С трудом дождавшись обеденного перерыва, Илюшечкин совсем уж соб-рался спуститься вниз за Сашенькой, как глянул в сторону и остолбенел. Удобно расположившиеся на широком библиотечном подоконнике эорлы вытащили клубки золотистых солнечных ниток и, разогнув по паре канце-лярских скрепок, ловко вязали что-то непонятное. А самый толстый эорл, тот, которого Илюшечкин утром выудил из пакета с сахаром, беззастенчи-во сматывал в клубок добрую дюжину ниток: одну от солнца, другие от всевозможных библиотечных ламп. Не прошло и пары минут, как солнце истончилось до крошечной золотистой точки. Эорл осклабился, резко дер-нул солнечную нить, и небо, вздрогнув, отдало сахарному существу послед-нюю каплю света. На город опустилась темнота.

Словно по команде, на улице вспыхнули фонари, заспешили, заторопи-лись прохожие, а ветер принес странный запах сырости и клочки неизвест-но откуда взявшегося тумана.

Между тем, дело у эорлов спорилось. Клубки стремительно уменьша-лись, а болтающиеся на импровизированных спицах вязание удлинялось и начинало свешиваться с подоконника на батарею.

В это время застывшего в нерешительности Илюшечкина потянули за штанину. Обернувшись, Илюшечкин увидел Сашеньку. Сашенька моргал и протягивал ему то, что два дня назад не удалось отыскать никому – синий черепок неба с желтым кусочком солнца.

Когда черепок перекочевал в руки Илюшечкина, Сашенька довольно заулы-бался и прогугукал что-то невнятно-радостное, а Илюшечкин впервые за все время отметил, что ни разу не слышал от этого шестилетнего мальчишки ни одного разборчиво произнесенного слова. Однако отвлекаться на подобные мелочи было некогда. Закончившие вязание эорлы отложили скрепки-спицы в сторону и теперь увлеченно складывали получившиеся солнечные лоскуты один с другим. Маленький эорл с грубо проработанными чертами ловко стяги-вал лоскуты остатками золотистых нитей, и вскоре дело подошло к концу: на подоконнике, играя тонко сплетенным солнечным светом, лежала мантия.

Сашенька подошел к подоконнику, встал на цыпочки и с нескрываемым удивлением уставился на неторопливо набрасывающего мантию большого эорла. Завязав под толстым подбородком два солнечных шнурка, эорл важ-но прошелся туда-сюда, снисходительно взглянул на снующих по библио-теке людей и щелкнул пальцами. Миг – и с первого этажа послышался ще-бет передающей очередную сплетню Люсеньки, столкнулись и едва не сшибли друг друга с ног два студента, а куривший на дворе Антипыч зачем-то запустил обломком кирпича в мирно спавшую на люке кошку.

Та-а-ак! !! впервые в жизни по-настоящему рассердился Илюшеч-кин. – Это еще что такое?! Пре-кра-тить!!!

В подтверждение серьезности своих слов Илюшечкин хряпнул кулаком по подоконнику. Зажатый в руке черепок неба обиженно бумкнул. Илю-шечкин раскрыл ладонь, пару секунд смотрел на то, что когда-то составля-ло часть неба, шмыгнул носом и зачем-то примостил осколок на полку с книгами. И тут произошло чудо. Осколок запел. Полилась, потекла по биб-лиотечным коридорам дивная, ни на что не похожая песня. Заструился из осколка солнца чудный, чуть розоватый свет. Вздрогнули, заметались по подоконнику эорлы.

Набравшийся храбрости Сашенька с ногами влез на стул, без особых цере-моний сдернул с главного эорла мантию, потянул за торчащую из ее края ни-точку и к ногам Илюшечкина полилась закудрявившаяся солнечная пряжа.

Дальше дело пошло само собой. Сашенька тянул нитку, а Илюшечкин сматывал ее в клубок. Зажав уши, эорлы суетливо сновали по подоконнику, иногда останавливались и, недобро поглядывая на поющий осколок неба, тя-нули сахарные руки к растущему солнечному клубку. Сашенька локтем от-пихивал особо активных эорлов и с восхищением смотрел на Илюшечкина.

Когда на крутой бок клубка легла последняя тонкая ниточка, Илюшеч-кин огляделся. На улице было по-прежнему темно, но внутри библиотеки что-то явно изменилось. Было необыкновенно тихо. Ни звука. Ни шороха. Замерли у столов читатели, остановился склонившийся над бумагами Зав, завис в воздухе оброненный кем-то листок.

Илюшечкин покосился на Сашеньку. И впервые заметил, что глаза у мальчишки ярко-синие, по носу рассыпалась горсть веселых веснушек, а рыжие ресницы светятся так, словно это их, а не эорлову мантию соткали из тончайших солнечных лучей.

Илюшечкин помедлил еще мгновение, перегнулся через подоконник и изо всей силы зашвырнул в небо обжигающий пальцы солнечный клубок. Со свистом пронесшееся над деревьями солнце задело и раскрутило флю-гер на соседнем доме, отдало ветру несколько горстей золотистой пыльцы и на всей скорости врезалось в небо. Небесная корка лопнула. Побежал, заст-руились по трещинам солнечный свет, полетели на крыши крошечные ос-колки когда-то цельной махины небесного купола.

Илюшечкин обернулся. Один за одним, воздев к голове толстенькие руч-ки, рассыпались на отдельные песчинки сахарные человечки, успокаива-лась, затихала лившаяся из солнечного осколка песня, оживали, возвраща-лись звуки. Замерла над бумагами готовая вывести «Уволен» рука Зава, с грохотом посыпались на пол Люсенькины удочки, поблекла и растворилась в воздухе старая книга с каменным истуканом на обложке, моргнул и улыб-нулся веснушчатый Сашенька. А запрокинувший голову Илюшечкин втя-нул носом пахнущий луговыми цветами воздух и вполне отчетливо увидел, как откуда-то с орбиты ему машет шоколадной лопатой улыбающийся кос-монавт в клетчатых тапках с розовыми помпонами.