ПРОСТЫМ ИНЖЕНЕРИЕМ! СО СРЕДНИМ ДОСТАТКОМ! Меня! Василь пнул стоящее у калитки ведро с водой, полетели во все стороны искрящиеся капли. – Да я! Я же лучше всех в шко-ле математику и физику… Федька тот вообще прогуливал, а его в миллионеры!
Кир смотрел на приятеля с жалостью и разочарованием одновре-менно. Смотрел и нс знал, как себя вести. Он прибсжал, чтобы поздравить, отп-раздновать, а тут нате вам! Семнадцатилетний Василь, который всегда был для него эталоном, примером для подражания, разнюнился, словно последняя девчонка! И из-за чего? Из-за того, что сам себе не смог выбрать нужную тро-пинку! Кир тихо хмыкнул. Когда придет cro очередь, он не растеряется.
Что же это… Вся жизнь пушистику под яйца!
– Котохвосту, – задумчиво пробормотал Кир.
Чего???
Ну, обычно говорят «котохвосту под яйца»
Да какая разница кому, Василь сплюнул. Главное, что под яйца! А Ф-федька, гад! ..
Гад, легок на помине, вырулил из тумана на новеньком серебристом ша-ромобиле. Высунулся из окошка, посмотрел па товарищей, подмигнул Киру:
– Привет, малышня!
– Кто, я? А в глаз? Что смеешься? Мне уже шестнадцать с половиной! А я уже… То есть, мпе уже через полгода па Перекресток! А Василь сегодня… был.
Федька фыркнул:
– Да, слышал я!
Слышал он… Васька подбежал к новоявленному миллионеру, на хо-ду выплевывая слова. Да ты… Это печестпо! Ты смухлевал! Обдурил! Шулер!
– На Перекрестке нельзя смухлевать. Это тебе не в «дуралея» под забо-ром резаться, Федька вальяжно выбрался из авто. Что ж ты сам не стал па тропинку богатства?
– Станешь на нее… – пробурчал Василь. – Я хотел! А оно как загорится синим! Псчст!
Ха! Тоже мне! У меня фиолетовым зажглось! И жгло так, что чуть гла-за не вылезли! Федор смерил Ваську взглядом, скривился, словно прог-лотил лимон без сахара, и неожиданно кивнул в сторону четырехколесного красавца. Ну-ка, сядь!
Чего?
– Садись, садись! За руль!
Василь растерянно осмотрелся по сторонам, осторожно присел на перед-нее сиденье шаромобиля, вжался в мягкую спинку.
Аппендикс, блин! раздалось над ухом презрительное Федькино фырканье.
– Что?
– Говорю, смотришься ты в дорогом авто, как лишняя деталь, как ненуж-ный отросток. Понимаешь, о чем я? А ты мне – физика, математика… Вылезай!
Когда-то, может давно, а может не очень, все было иначе.
Когда-то у людей была Судьба, теперь – есть Выбор, пусть и ограни-ченный.
Когда-то они полагались на Случай, а теперь – на разноцветные тро-пинки.
Раньше было время борьбы и конкуренции, сейчас – эпоха Перекрест-ков. Иона определенно симпатичней предшественницы. Во всяком слу-чае, в этом уверены все…
– Мам, а мам, Кир сидел, свесив ноги с кровати, а почему Васька не стал миллионером?
– Не знаю, не захотел, видимо…
– Гм… Не похоже что-то. Вот Федька говорит, это из-за того, что Ва-силь аппендикс!
– Грубиян твой Федька! Спи!
Спать мальчишке не хотелось совершенно. Хотелось выпрыгнуть в окно и побежать на Перекресток. Прямо сейчас, ночью, в темноте. Сквозь потух-ший туман. Распугивая замешкавшихся котохвостов с пушистиками. Но он знал: еще не время. Еще полгода. И он найдет свою тропку. Хотя…
– Ма-а-ам! А вдруг… – Кир осекся, нет, не думать об этом, не вспоми-нать, не напоминать…
– Ну что еще?
– А вдруг… вдруг я тоже стану инженерием со средним окладом! Усталый вздох в ответ:
Сына, инженерий это не так уж и плохо! Во всяком случае, Василь хоть Василем остался. А то вон Денисий с соседней улицы уходил на Пе-рекресток обычным парнем, а вернулся – краеземской принцессой! Трех дней дома после этого не прожил! Уехал в свои владения. В Краеземье! Да-же с матерью не попрощался…
Кир поморщился. Перспектива превратиться в краеземскую принцессу, равно как и в какую-либо другую девчонку, его не вдохновляла. К слову о девчонках Юлике повезло еще меньше Денисия. Настолько меньше, что о ней даже говорить теперь не принято.
Мальчик вздохнул. А кем он сам хотел бы стать? И хотел бы он после этого остаться с родителями? А мама? Где она была до Перекрестка?
Надо будет спросить.
Когда-нибудь.
Когда-то люди жили в небоскребах, таких высоких, что даже и не ве-рится. Сейчас – в маленьких одноэтажных домиках.
Когда-то было много разных городов и поселков, сейчас один-един-ственный Край, один на всех Да еще Краеземье – земля за гранью.
Когда-то по земле бегал самый разнообразный транспорт, сейчас оста-лись только автомобили – для избранных, да еще подземки – для общества.
Подземки. Как их не любила Юлика. Что там не любила, – она ненави-дела метро! Ей никогда не удавалось приехать на нужную станцию. В луч-шем случае, поезд увозил молодую девушку в совершенно в другом направ-лении. В худшем – завозил на станции, которых вообще в природе не суще-ствовало. До нее не существовало…
Кира передернуло. Только однажды он вошел в метро вместе с двоюрод-ной сестрой. Года два назад. Чтобы доказать ей, что она трусишка и вы-думщица («Ну разве может поезд свернуть с четко утвержденного маршру-та?»). Он представлял, как они войдут в подземку, которую так боялась ку-зина, как прокатятся в поезде, как потом вместе посмеются над ее страхами…
«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция… Крххххх… Брлгрхррры…»
– Что? Какая станция? – Кир ездил здесь тысячу раз и точно знал, что следующая остановка называется «Весенняя», а вовсе не «Брлгрхррры» или что он там сказал. – Юлика, что он сказал?
– Я не знаю…
– Но… как это? Куда мы едем?
– Не знаю! казалось, она сейчас взорвется. Я же тебе говорила.
– Извините, – Кир дернул за руку дородную даму в широченной шля-пе, – вы не подскажете, как называется следующая станция?
Дама смерила мальчишку презрительным взглядом.
– «Цветущий мак»
– Че-е-его? Нет такой станции!
Дама, фыркнув, отвернулась.
Юлика, Юлика! Кир лихорадочно тряс сестру за рукав. Куда мы едем? Где мы выйдем? А домой вернемся? Домой хочу, Юлика-а-а!
Домой они вернулись. Под вечер. На попутном шаромобиле. А до этого целый день тряслись в петляющем по подземельям поезду, в расписании которого значилась всего одна остановка – «Цветущий мак» («Вот уж во-истину подходящее название!» – цедил сквозь зубы Кир). Впрочем, выб-равшись наружу, никаких маков – ни цветущих, ни увядших – ребята не обнаружили. Только мрачный пустырь без признаков жизни, из которого они еще три часа искали дорогу к трассе – вернуться в метро, на станцию «Маковый цвет», Кир не решился.
А Юлика ничего, даже повеселела. И в дом вошла с видом королевы-по-бедительницы («Я же говорила!»). Счастливая! Кир же потом долго не ре-шался даже близко подойти к подземке. И до сих пор просыпается по ночам в лихорадочном поту, пытаясь понять, где он – дома в кровати или в метро, едет в поезде, не зная, где придется выйти.
Как сестричка умудрялась нарываться на эти поезда? Или это они на нее нарывались? И как она жила с этим кошмаром? И где она теперь живет? И живет ли…
Когда-то днем светило Солнце, а ночью Луна. Сейчас круглосуточ-но стоит белый туман, мягкий, пушистый, похожий на гигантский по-лупрозрачный пучок ваты. Или на спустившееся на землю серебристое облако, светящееся днем, меркнущее ночью.
Когда-то через каждые двенадцать месяцев наступал Новый год. Сейчас Новый год наступает лишь тогда, когда люди к нему готовы.
Когда-то эти двенадцать месяцев делились на четыре сезона, сейчас сезон один. Вечное лето, теплое, но очень туманное.
Кир залег на ветке шелковицы – единственного дерева и, вообще, – места, находившегося на достаточно близком расстоянии от Перекрестка. Конечно, отсюда не разглядишь надписи на тропинках, но зато хорошо видны цвета, ко-торыми они загораются, когда их касается босая нога семнадцатилетнего. Раз, два, три… Синий, красный, зеленый, желтый… Перекресток не обдуришь – ему неважно, о чем ты мечтаешь, на что надеешься, нет дела до твоих амбиций, по-тому что он и только он знает, чего ты стОишь на самом деле. Раз, два, три… Мелькают на тропинках названия профессий, описания жизненных путей, ко-торые, по мнению Перекрестка, подходят именно тебе… Тик-так, тик-так – у тебя есть пять минут, чтобы определиться и стать на одну из тропинок. Синий (самый маловероятный и самый горячий), красный, зеленый, желтый… Мно-гие, став на тропку синего цвета, соскакивают с криком и бегут на другую, ме-нее пекучую. Сколько раз Кир наблюдал за взрослеющими в один момент под-ростками, свесившись с ветки шелковицы, пытался угадать, кем станет его оче-редной товарищ, недруг или просто сосед-старшеклассник.
Вообще-то, по преданию, приходить на Перекресток нужно в полном одиночестве. То есть, в абсолютно полном. Но Кир вот уже год тайком при-бегает посмотреть на ритуал. Первый раз он пришел сюда из-за Юлики. Да и все остальные – тоже. Только на Василя смотреть не ходил, – уж очень приятель, узнавший о Кировых вылазках, просил его не делать этого.
Сегодня на Перекресток ступит Нила Девятина, Юликина одноклассни-ца и Васькина зазноба. Вот и она, готовится. А вчера Игорь приходил – лес-ником стал. А заодно мужем какой-то Золотоокой Дивы из березовой рощи и отцом двоих детей. Отец еще ладно, а вот почему лесник? Игорек при-родой никогда не интересовался, наоборот, любил возиться с химикатами и железяками разными. Но ничего, не расстроился, наоборот, как-то воспрял духом. И в тот же день собрал вещи, и ушел в лес. Жену искать.
Внизу что-то скрипнуло,мальчик настороженно раздвинул ветки и не поверил глазам – на шелковицу карабкался Василь. Кир хотел было сказать, что непристало инженериям по деревьям лазить, но в последнюю се-кунду передумал. Вместо этого подождал, пока приятель примостился на соседней ветке и задумчиво пробормотал.
Знаешь, когда настанет моя очередь, я не пойду на Перекресток в вы-ходные…
– Почему? Все только в выходные и приходят…
Вот именно, а остальные ждут этих трех дней, как… как туманного затмения. Только о тебе и говорят, провожают чуть ли не всем городком, надеются на что-то… А я хочу, чтобы быстро и без лишнего шума.
Василь лишь пожал плечами. Какое-то время друзья сидели молча.
– Знаешь, – все также задумчиво протянул Кир, – а я вообще во все это не верю.
– Во что?
В легенды. О том, что было, и что будет. Ну вот ты, в голосе Кира проснулся азарт, – ты можешь представить, чтобы вместо тумана светило какое-то Солнце? Чтобы дома доставали до неба, в неделе было семь дней вместо восьми, а вместо трех выходных – два? И чтобы за пределами тума-на, за долинами Краеземья существовали еще какие-то страны?
Василь пожал плечами.
– Знаю, ты такой же, как все. Верите в какие-то сказки. В глупые легенды.
А ты во что веришь? в голосе Василя послышалась обида.
– В решение. В то, что ваш глупый Перекресток – далеко не так всемогущ. И Юлика – она поняла, она знала. Поэтому и пог… исчезла. Он забрал ее. Но я найду решение. Она… она где-то ошиблась, но я все сделаю правильно.
– Кир, Василь выглядел испуганным, не шути с этим. Ты… Я боюсь за тебя. И мама боится… моя. Не говоря уже о твоей. Обещай, что не ста-нешь шутить с Перекрестком. Тебе повезло один раз, – мальчишка почти кричал, но не факт, что повезет снова!
Повезло! Да уж! Даже спустя год Киру становилось дурно от одного только воспоминания о том дне, когда…
…Жарко. Душно. Невозможно дышать.
Кир мчался к Перекрестку, с которого секунду (целую вечность?) назад исчезла Юлика – он только на миг отвел глаза, а когда глянул снова, сест-ры уже не было. Кир протирал глаза, кричал, звал – все напрасно. И тогда он понял. Понял, для чего она попросила его, нарушив правила, прийти се-годня сюда, забраться на эту шелковицу. («Я кажется знаю, что происходит с метро и как действует Перекресток», «Юлика, что ты за… «, «Я не знаю. Может, ничего не получится. Просто наблюдай со мной, она наморщила лоб. – Может, я ошибаюсь, а может ты заметишь что-то, чего не я увижу…»)
Нихрена он не заметил! Придется разглядеть поближе.
– Кир, вернись! Стой! Туда нельзя! Тебе еще семнадцати…
Это Димитрий жених Юлики. Прятался в кустах, под небольшим склоном – Кир еще раньше его увидел. Тоже мне, наблюдатель! Оттуда и Перекрестка-то не видно. Только шелковицу. Или он пришел наблю-дать не за Юликой?
Плевать! Она моя сестра! Плевать на запреты! мальчишка изо всех сил несся к Перекрестку.
– Подожди! – Димитр был готов разрыдаться. – Нельзя же! – он поч-ти схватил ошалевшего Кира за руку. – Ни тебе, ни мне… Второй раз – то-же нельзя! Кир! Я ее тоже люблю! Стой! Она не этого хотела! Да послушай ты! Пож…
Больше Кир не слышал ничего. Димитрий отстал, спотыкнулся, пока-тился по горячему песку. А может, просто побоялся ступить на Перекрес-ток второй раз. Кир бежал. Когда он сидел на шелковице, ему казалось, что заветные тропинки находятся метрах в двадцати от дерева. Но сейчас по-нял – они намного дальше. Мальчишка задыхался, слезились глаза, стало кошмарно душно. Не замедляя скорости, он влетел в самое сердце Перекре-стка, туда, где сходятся разбегающиеся в разные стороны тропинки. Рухнул на колени, на четвереньках подполз к дорожке – к одной, к другой, к тре-тей… И, наконец, увидел то, что искал.
Бред. Жар. Он падает. Летит в центр Перекрестка. И продол - жает падать дальше. Глубже. Ниже. Сквозь яркий безумный раз - ноцветный калейдоскоп.
Кир метался по постели.
Тропинки, переливающиеся всевозможными цветами, буквы, мельтешащие на дорожках, пар, исходящий от Перекрестка, пе - пел, струящийся сквозь пальцы…
– Бредит?
Он не помнил, как попал домой, не знал, сколько времени прошло с первого воскресенья. Помнит только сумасшедший калейдоскоп цветов…
– Седьмой день уже…
Буквы, nap…
– Хорошо, что вообще выжил. И как он только выбрался оттуда? С Пе-рекрестка-то! В неполные шестнадцать…
Пепел, медное колечко – все, что осталось от Юлики. Боль, про - низывающая его насквозь, смех, помогающий справиться с болью. Чужая боль. Чужой смех. ЕЕ боль…
– А Юлика? Куда она полезла? Уж лучше б совсем без тропинки, чем вот так… И Димитрия погубила. Бедняга не выдержал… в метро нашли, на рельсах.
Молчи. Не надо имен…
Буквы, мамы – его и Васькина, калейдоскопические тропинки, холодная повязка на лбу.
Он возвращался…
Он вернулся.
Он выжил. А Юлику так и не нашли.
Когда-то был мир. А потом он изменился. А может, изменились люди, а мир остался прежним. Никто не знает…
Однажды все переменится снова. Изменится мир. Или люди. А мо-жет, и то, и другое одновременно. Никто не знает…
Однажды кто-то увидит свою тропинку, раньше, чем ее покажет Пе-рекресток. Однажды, кто-то сумеет понять то, о чем другие боятся да-же подумать. Однажды этот кто-то, сумев понять, захочет вернуться с Перекрестка домой. Во что превратится мир потом? Никто не знает. Но все уверены, – он станет лучше всех своих предшественников…
Нила Девятина вернулась Королевой красоты номер три и женой свобод-ного выбора – то есть, имела право выбрать себе мужа и место жительства са-ма, без подсказок Перекрестка. И тут бедному Василю опять не повезло – не пожелала Королева жить с простым инженерием со средним окладом!
– А ведь до этого клялась, что вернется ко мне, чтобы ей там ни назначи-ли! – причитал неудавшийся жених. – И почему ее не сделали коровницей вонючей?!
– Наверно, потому, что вонючих коровниц у нас уже трое, а Королевы, даже с номером три, ни одной. Не было… До вчера… – Кир, наконец, спра-вился с галстуком.
А ты… Тоже мне друг! Бежишь, сломя голову, на ее вечеринку!
– Нужна мне очень ее вечеринка! Я с ней хочу поговорить! С Нилкой! Вдруг заметила что-то необычное… Там, на Перекрестке. Я ж из-за трепа с тобой все пропустил!
– Станет она с тобой говорить, процедил сквозь зубы Василь. Она ж теперь Ко-ро-ле-ва!
Кир и сам не горел желанием идти на вечеринку к Девятиным. «Небось, опять заказали зал «для тех, кто не платит», пробормотал он, подходя к ресторану. Точно! А какой же еще! Есть привычки, от которых нас не спа-сет даже корона…
Парень обреченно вздохнул и побрел занимать очередь у барной стой-ки сейчас симпатичная официантка вручит ему поднос с любимыми вкусностями, а через минуту он выбросит все блюда в урну. Что подела-ешь – зал для тех, кто не платит! Впрочем, как ни странно, голод сия немуд-реная процедура каким-то образом утоляла…
Кир, не обращая внимания на щебетания официантки, расхваливаю-щей банановый десерт, нашел глазами Нилу. Она, почувствовав взгляд, обернулась. Красивая. Рыжеволосая. Зеленоглазая. Стоп! У нее не такие глаза! Они другого цвета! Нилка всегда была… Кир поморщился, напря-гая память. Нет, не вспомнить. Но точно не зеленоглазой. Зеленоглазой была Юлика. Кир достал из кармана медное колечко с изумрудом – кам-нем цвета ее глаз. Затем медленно перевел взгляд на Королеву красоты номер три. И понял, что его смущало. Сережки! Медные сережки с ярки-ми изумрудами.
Когда-то люди судили друг друга. Сейчас всех судит Перекресток. Когда-то преступников ловили и заковывали в наручники, сейчас прошт-рафившихся сам, не дожидаясь приглашения, отправляется на Перекресток. А имя того, кто после этого не вернулся, забывается навсегда.
– Отдай мне их! Они не твои! – Кир прижал рыжеволосую красотку к стене грязного подземного перехода, сдавил рукой ее горло.
– Что ты себе позволяешь? – прошипела Королева, пытаясь вырваться.
– Я не знаю, как к тебе попали серьги моей сестры, но будет лучше…
– Я получила их в подарок! А тебе лучше убраться отсюда ко мне сей-час придут.
– И кто же подарил? – Кир, не обращая внимания на угрозу, сильнее сжал пальцы.
Перекресток! от боли у Нилы выступили слезы, но в голосе не было ни намека на мольбу. – Были сестры, а стали мои!
– Пока человек жив, нельзя надевать его вещи!
– Она м-м-ме…
– Заткнись! Дрянь! Стерва! – он шмякнул Королеву об стену. – Она же подруга твоя! А-а-а! Всегда ты была стервищем! Только притворялась хо-рошенькой!
Я сделала выбор! Пока вы учили школьные предметы, я изучала себя! А теперь… убирайся… иначе… костей не соберешь!
Кир холодно рассмеялся, разжал руки, освобождая полузадушенную Нилу.
– И кто ж за тебя заступится? Тайный поклонник? Дура, поклонники не назначают свидания в грязных подземельях!
– Это был ты! – выдохнула Нила. – Скотина!
– Верни серьги! А я никому не расскажу, как ты только что обломалась! Мне на Перекресток завтра. Они нужны мне…
Спроси девушка сейчас, зачем Киру понадобились на Перекрестке дев-чачьи сережки, не нашел бы, что ответить. Но она не спросила. Подумала секунду, затем сорвала с ушей украшения.
Забирай! и вдруг улыбнулась со странным вызовом. Знаешь, а я, пожалуй, выбрала бы тебя в мужья. Если, конечно, ты завтра не вернешься с Перекрестка каким-нибудь свинопасом!
Кир наклонился к ее лицу и, наконец, разглядел глаза девушки – серые, почти серебристые.
– Если я завтра вернусь с Перекрестка, – прошептал он очень тихо, но очень отчетливо, – я тебя саму свинопаской сделаю!
И, не дав Королеве опомниться, выбежал из подземелья.
Всю дорогу домой Кир пытался понять, что же такое на него нашло. Он ведь просто хотел поговорить с Нилой, объяснить, что сережки сестры дороги ему, как память, что сегодня его день рождения, и Нила могла бы сделать ему небольшой подарок… Но, проблема в том, что ему с каждым днем все труднее и труднее «просто говорить» с людьми. Потому что эти люди его жутко разд-ражали. Его бесила Нила, его выводил из себя Василь, он не мог видеть быв-ших одноклассников своих вчерашних товарищей. Его раздражали все… все, кто прошел Перекресток. Это уже не те люди, которых он знал. И дело не в том, что они якобы повзрослели. Они стали другими, не такими, как надо. Взять Василя – был заводилой, душой компании, а сейчас – хлюпик и нытик. А та же Нила? Ведь добрейшей души была человек! А теперь? Что происхо-дит там, на Перекрестке? И что, все-таки, случилось с Юликой? И не потому ли это случилось, что кузина не захотела превратиться в суррогат самой себя?
Юлика, Юлика, если бы ты успела сказать мне больше! Кир машиналь-но сжал в кармане сережки и колечко. Прищурившись, вгляделся вдаль, сквозь меркнущий вечерний туман разглядел верхушку шелковицы, той са-мой, с которой можно полюбоваться на разноцветные тропки. А что, если пойти прямо сейчас? Ему уже исполнилось семнадцать! Кто сказал, что на Перекресток нужно ступать именно днем? Что-то не помнил он такого в правилах. Да и потом, сколько раз он уже нарушал эти самые правила?
Когда-то Перекресток был доступен всем, но его не замечал никто.
Сейчас его видят все, но ступить имеют право лишь семнадцатилет-ние. И преступники.
Однажды он снова откроется для всех. Но многие ли смогут им вос-пользоваться?
Кир ступил на Перекресток. В самый центр босыми ногами. «Я при-шел!». Тихий шелест листьев за спиной, легкое дуновение ветра. Ни жары, ни духоты, как в прошлый раз. «Мы уже встречались, помнишь? – Кир сам не понимал к кому он обращается и чего хочет добиться. – Год назад. Я весь этот год ждал тебя, а ты?»
Ничего не происходило. Обычно тропинки загорались практически сра-зу. Может он что-то упустил, сделал не так? Что там говорила Нила – она изучила себя? А он только то и делал, что изучал Перекресток… А может, и правда, надо приходить днем? Может, Перекресток спит? Или…
«Я просто хочу вернуть то, что потерял здесь год назад. Я…» – мальчик импульсивно сжал в кулаке серьги сестры, застежка больно впилась в па-лец, раня его до крови.
Тишина. Ни звука. Даже шелковица шелестеть перестала. Кир вздохнул.
«Я, пожалуй, приду завтра. Днем»
Земля дыхнула жаром. Туман сжался плотным кольцом. Побежали по тропинкам разноцветные полоски. Замелькала перед глазами одна-един-ственная надпись.
Юлика, Юлика, Юлика, Юл…
Что за? Не так, все должно быть не так! Куда становиться, из чего выби-рать, если все тропинки одинаковые? Да и что означает здесь имя сестры? Забытое имя. Непонятое никем, а потому поставленное в один ряд с непрощенными. А может, она и была непрощенной? Что-то знала, что-то пыта-лась изменить, была ищущей среди давно нашедших. «Может, и мое имя за-будут сегодня… Если еще не забыли…»
Разноцветная пляска на тропинках замедлила ход. Надписи, потускнели. Жара начала спадать. Туман расслабил удушающие объятья. Буквы блед-нели, таяли, а сквозь них уже начинали проступать другие.
Однажды кто-то увидит свою тропинку, раньше, чем ее покажет Пе-рекресток.
Тропинки потускнели. Лишь одна продолжала гореть ярко-желтым. Мальчик покосился на часы он простоял на Перекрестке всего пару се-кунд. А казалось…
…раньше, чем ее покажет Перекресток.
Кир зажмурился и сделал шаг вперед.
– Верни мне их! Они нужны мне!
– Но что же останется мне?
– Твоя слава первопроходца.
– Ты! Ты первопроходцев! Ты всегда умудрялась найти новые пути, а я… просто оказался рядом… Ю…
– Tccc! Хе грусти. Я всегда буду с тобой. Только, пока мы здесь, не на-зывай моего имени!
– Но ты не должна быть непрощенной!
Смех. Звонкий, легкий, беззаботный
– Я прощенная!11 Увы, Кир, но все не так, как мы думали. Прощенные уходят, непрощенные остаются.
– А я? Кто же тогда я?
– Решай сам. Можешь остаться и изменить свою жизнь. Или стать
первым, кто вернется и изменит ваш мир.
Первое, что увидел Кир, открыв глаза, – свет. Уже утро. Сколько же он пролежал на Перекрестке? Ощупал карманы, – пусто, сережки с колечком исчезли. Осмотрелся по сторонам, тропинки почти погасли, надписи теперь уже самые разнообразные – поблекли.
Ну и кто я?
Мальчик поднял голову. Возле шелковицы, прислонившись к могучему стволу, стояла встревоженная женщина. И во все глаза наблюдала за сы-ном. А за его спиной все еще горела желтым одна единственная тропка с именем, которое здесь называть нельзя.
Кир закрыл глаза и шумно вздохнул. Пора делать шаг.
Август и ноябрь, 2007