Виктор проснулся от телефонного звонка. Звонила взволнованная мать и сообщила, что с дач позвонил какой-то мужчина, назвался сторожем Тулупом каким-то и добавил, что он друг Виктора:

 - Он говорит, что замечает: на нашей даче кто-то бывает, открывают ключом. Он даже ставил контрольку, когда дверь открываешь – она отрывается. Вот и сегодня были, он заметил свет, и контролька оторвана.

 - Я не понял, воры еще на даче? – сонным голосом спросил Виктор, посмотрел на часы – 5.30.

 - Нет, он говорит, были, ушли, - взволновано ответила мать.

 - Мать, такая рань, кого понесет на дачу открыть, переночевать, а, может, отец? – осторожно спросил Виктор.

 - Отец храпит в спальне. Ему рано утром на стройку. Нет, я уверена, это не отец. К тому же Тулуп утверждает, что отца хорошо знает.

 - Хорошо, мамуль, ты не волнуйся, пожалуйста. Я поеду сам и все посмотрю. Может Тулуп просит повысить гонорар за бдительность? – Виктор имел ввиду, что всегда оставлял сторожу недопитое и недоеденное. И к большой радости Тулупа и Заики недопитого было всегда больше.

 Виктор положил трубку. Ерунда какая-то – воры на даче, они обходят сторожей. Всех по пропускам пропускают, всё огорожено, это не только райкомовские, но и обкомовские дачи. Три проходных, на их проходной - Тулуп с Заикой.  На обкомовских ребята здоровые, в основном, пенсионеры из милиции. Ладно, надо утром съездить, всё осмотреть на месте. Сон прошел, Виктор встал, заварил кофе, закурил. Снова зазвонил телефон – Вика в 6.00 утра!

 - Привет, котик! Я твоя кошечка, я по тебе очень соскучилась.

 - Привет, котенок. Я тоже соскучился и с 5.30 не сплю – тебя жду, - пошутил Виктор.

 - Почему с 5.30? А раньше не ждал?

 - Ждал, конечно. Я тебя всегда жду: днем и ночью, но в 5.30 звонила мать, взволнованная очень, говорит, звонил Тулуп, ну сторож с нашей дачи. Помнишь?

 - Да, помню.

 - И Тулуп сообщил, что на нашей даче кто-то ночует, призраки какие-то.

 - Как интересно! А почему призраки?

 - Потому, что дверь аккуратно открывают и закрывают, только контрольку, поставленную Тулупом, сбили.

 - Ночью приходят?

 - Я не знаю, Викуль. Вот поеду сейчас в 7.00, наверное, все равно уже не засну.

 - Ой, Витюшка, я с тобой! Я тоже хочу ловить призраков. Я уже бегу к тебе. К тому же я очень соскучилась.

 Вика положила трубку. Странно: Вика раньше семи  вообще не может без будильника встать. Неужели правда так соскучилась? Они расстались в воскресенье, ночевали на даче. От воспоминания у Виктора сжалось в груди. Да, с Викой ему повезло. Каждый мужчина, наверное, мечтает, чтобы его женщина в постели была любовницей. В одном лице: жена - любовница. Он вспомнил слова своего друга таксиста Олега, уже давно женатого. Подпив, он начал рассказывать Виктору: «Пришел домой, жена зашивает свои трусики». Он вынул деньги. «На, сходи, купи красивые, модные – порадуй мужа». А она: «Ой, нам как раз на новый пылесос не хватает». «Вот так, Витек, не бывает женщин, чтоб жена и любовница в одном лице, поэтому мы одних любим, а других замуж берем». Но таксист Олег неправ. Вика будет у него и жена, и неутомимая любовница в одном лице.

 Вика пришла очень быстро. Виктор даже вздрогнул, когда в замке повернулся ключ.

 - Привет! – она забежала свежая, будто и не спавшая совсем. С порога набросилась, как буря на Виктора, осыпая его ласками и поцелуями. – Котик, милый, я так по тебе соскучилась, - шептала она.

 *   *   *

 Виктор еще лежал, Вика убежала в ванную, ехать на дачу совсем расхотелось. В ванне заманчиво плескалась вода.

 - Викуль! А может, оставим этих приведений в покое? Пусть живут.

 - Ты что, Витюшка, это так интересно. Мы же г-е-о-л-о-г-и, - по буквам произнесла Вика. Она вышла из ванны свежая, уже одетая. – Вперед, лежебока. Нас ждут неизвестные месторождения. Или я поеду одна.

 - Никогда! Отдать тебя призракам?

 Виктор вскочил, побежал в ванную, начал одеваться, жуя на ходу приготовленный Викой бутерброд. Вика стояла на кухне, смотрела в открытое окно:

 - Витюшь, ты сильно меня любишь? – вдруг спросила она.

 - Больше жизни, мой котенок, - Виктор подбежал, поднял Вику на руки.

 - Ты все мне можешь простить? – уже серьезно спросила она.

 - В каком смысле все? – Виктор сразу стал серьезным.

 - О, Вы Отелло, Виктор Иванович. Отелло Вы мне нравитесь даже больше, - снова заговорила Вика тем же игривым тоном. – Однако, Отелло, 9.25 – нам пора.

 Автобусы в Урыв ходили часто, и если учесть, что мимо города проходило много проходящих в села района, то добрались Вика с Виктором до «Поля чудес», как называли райкомовские и обкомовские дачи, очень быстро. Сошли на ближайшей к их даче остановке, еще метров пятьсот нужно пройти пешком. Но что для молодых влюбленных людей пятьсот метров? Тулуп стоял возле домика - сторожки, было видно, он ждал Виктора и увидел их сразу, когда те вышли из автобуса.

 - Виктор Иванович, - Тулуп всегда называл Захарова-младшего по имени-отчеству еще со школьных лет, когда Виктор Захаров приезжал с родителями на дачу. И если школьник Захаров злился на такое обращение сторожа, то студент, без пяти минут инженер геологоразведывательных работ, Виктор Захаров относился к такому обращению, как к должному.

 - Рассказывай, Алексей Степанович, что за приведение поселилось на нашей даче, - шутливо спросил Виктор.

 - Ты не смейся, Виктор Иванович, я свою работу выполняю честно и все вижу. Я даже сплю и все вижу, - было видно, что Тулуп уже приложился после трудовой ночи, и в нем проснулось естественное желание в таких случаях  поговорить.

 - Я знаю, Степаныч, ты молоток. Но, пожалуйста, пояснее. У нас мало времени – надо писать дипломную.

 - Я в курсе. Объясняю: вчера в 23.32 я заметил луч света из-за занавески у вас на даче на втором этаже.

 - На мансарде? – переспросил Виктор.

 - Я слов иностранных не знаю и, как ее, марса… в окне на втором этаже, - уже отчетливо проговорил Тулуп. – Я и на прошлой неделе замечал, но подумал отблеск от машины с дороги или от луны, она тогда здоровая была, а вчера были облака, но я после вашего визита в воскресенье оставил на двери контрольку.

 Тулуп явно был настроен на долгий разговор и объяснял со всеми мелкими подробностями свою проделанную работу, явно рассчитывая на причитающееся за усердие в работе вознаграждение. Они подошли к даче Захаровых. Все казалось, как и три дня назад, в воскресенье. Розы, их, кажется, меньше, но розы мог срезать кто-то из соседей. Отец никогда не возражал этому. Наоборот, он как сельский житель любил землю, и в городе эту любовь заменили цветы. Такого цветника, как у Захаровых, не было ни у кого по соседству, и отец всегда говорил, что, если кому необходимо, пусть срезают цветы: «Цветы сажают, чтобы они приносили людям радость, а не для того, чтобы они осыпались на клумбе. Только не ломать - срезать». Он и ножницы садовые оставлял на видном месте, все это знали. И сейчас ножницы были на месте, где и всегда, все закрыто. Виктор открыл дверь ключом. Замок легко поддался, дверь открылась. Всё на месте, только запах! Чужой, другой запах! Сердце в груди у Виктора тревожно забилось, он быстро вошел в дом, пошел, почти побежал вверх по лестнице на мансарду. Все так же, кровать прикрыта, ничего особенного. Виктор подошел к окну, форточка приоткрыта, как всегда на фиксаторе, чтобы не распахивалась от ветра.

 - Все то же и все так же, как и три дня назад, - вслух проговорил Виктор.

 Тулуп стоял на лестнице, была видна одна его большая, давно нестриженая голова.

 - Степаныч, признайся, наверное, лишнего вчера принял на службе?

 - Виктор Иванович, зачем обижаешь? Я всегда знаю норму, после службы – пожалуйста, а на работе ни-ни.

 - Так уж и ни-ни?

 - Ну, грамм сто для сугрева, как говорится, души и все, но я все всегда вижу и слышу, - Тулуп, наверное, понимал, что дал промашку – начал доказывать, что на работе он всегда в нужной форме. – А контролька! – почти вскрикнул, вспомнив, он.

 - Какая контролька?

 - Иди, Витя, сюда!

 Тулуп, наверное, впервые за все годы, сколько знал семью Захаровых, когда к ним в район был назначен второй секретарь Захаров, и он с четырнадцатилетним сыном Витей пришли на стройку своей будущей дачи, впервые назвал Виктора по имени. Тулуп спустился вниз по лестнице. Следом спустился Виктор. Вика стояла внизу с дамской сумочкой на плече. После ее рвения и желания поехать с Виктором на дачу ее безучастность к происходящему, наверное, могла навести на подозрения, но увлеченный Виктор ничего не заметил.

 - Вот здесь, Виктор Иванович, - Тулуп стоял у входной двери, присел на корточки. – Вот видишь? В самом низу был приклеен кусочек лейкопластыря. Вот, я ставил контрольку. Если открыть дверь даже днем, никто не обратит внимания.

 Тонкий кусочек пластыря он приклеил к двери и к дверной коробке, и стоит открыть дверь – он где-то отрывался. Пластырь был оторван от коробки и висел на двери.

 - Ветер, Виктор Иванович, не оторвет. Я знаю, ты подумал. Да и тихо вчера было. Только, когда открываешь дверь. У меня жена покойница так делала, чтобы узнать, прикладывался ли я к баночке в шифоньере.

 Виктор задумался. Все было просто и логично. Ай да Тулуп!

 - Я ее приклеил в семь вечера в воскресенье, когда все разъехались, а вчера, когда увидел свет на втором этаже, - Тулуп почувствовал, что Виктор начинает ему верить, стал еще разговорчивее.

 - Так я не понял: свет или отблеск?

 - Как лучик мелькнул и погас, но там, я посмотрел, шторы толстые, может, где-то просвечивалось. Я подумал отблеск, но ни машины, ни луны не было. На столбе свет за вашей дачей на это окно не может попасть.

 - И что дальше? – Виктор уже верил Тулупу.

 - Дальше я подошел – контролька оторвана.

 - И во сколько это было?

 - В 23.32, - четко по военному ответил Тулуп.

 - Какая точность!

 - Да я на часы посмотрел, у меня точные, «командирские», со светящимся циферблатом. Абрикосов подарил, слышал в правительстве сейчас в Кремле. У нас в районе был первым. Когда в Москву переводили, подошел ко мне: «На, - говорит, - Алексей Степанович, за честную твою службу». А ты говоришь - лишнего принял.

 Виктор задумался.

 - Ну что, следопыты, приведение исчезло так же внезапно, как и появилось? – Вика вышла на улицу. – Смотри, Витюш, и роз стало меньше.

 - Розы не улика, их может срезать любой из соседей. Отец разрешает.

 - И срезают без спроса? Нужно, наверное, хоть сторожа предупредить. И это люди из высшего общества!

 - Общество, Викуль, у нас пока одно. А спрашивать зачем? Если отец много лет всем разрешает. Люди уже привыкли. Придут, кому нужно, срежут аккуратно букетик и уходят.

 Не зная почему, Виктор снова вошел в дом.

 - И сколько мы будем еще искать улики? Нам надо еще заниматься, - напомнила Вика.

 - Я сейчас.

 Виктор прошел вглубь комнаты. И снова запах – легкий, почти неуловимый, но чужой этот запах. Это не Викины духи. Он их ей дарил и сам выбирал по своему вкусу. Так как девушка из небогатой семьи, мягко говоря, не очень разбиралась в дорогой парфюмерии. Виктор снова поднялся по лестнице вверх, подошел к окну. Вика и Тулуп стояли внизу. Тулуп жестикулировал, видно пытался доказать Вике правоту своих подозрений. Виктор повернулся спиной к окну. Все привычно, все на месте. Подошел к широкой двуспальной кровати. Кровать накрыта покрывалом поверх одеяла и подушек, как она, вернее Вика всегда делает. И снова запах. Виктор наклонился, запах был явно от подушек. Виктор стал на колени, заглянул под кровать, засунул на сколько можно руку, провел. Пыль! Да, Вика аккуратностью не отличается. За два месяца их поездок до уборки не дошло как-то. Виктор прополз на коленях. Снова засунул руку, провел. И… что-то блестящее выкатилось на ковер. Серьга! Серьга, кольцо, которое он подарил Вике. В воскресенье после дачи на квартире у Виктора серьги были, Вика еще пожаловалась Виктору, что одна застежка плохо держит. Значит, Вика была здесь уже после воскресенья. Да и спали они почти всегда внизу. Редко, очень редко поднимались наверх. Кровь ударила в лицо, руки у Виктора задрожали, во рту стало сухо, хотелось пить. Значит, приведение было. Тулуп не лжет. Вот почему Вика так рано позвонила. Значит, ей нужно было попасть на дачу с ним, обязательно с ним. Одну ее увидел бы Тулуп. В голове зашумело, руки дрожали. Плохо осознавая, Виктор спустился вниз, вышел на улицу. Тулуп, жестикулируя, все еще доказывал Вике, что он не мог ошибиться, он всегда по три-четыре раза за ночь обходит дачи:

 - Меня уже и собаки все знают – не лают, - продолжал объяснять он Вике.

 Вика улыбалась. Она стояла перед Тулупом, на плече сумочка. На дрожащих ногах Виктор подошел к ним. Вика обернулась, улыбаясь. Чистое открытое лицо, неужели она способна предать? Виктор резко сорвал с плеча девушки сумочку.

 - Сумасшедший! Ты что? – вскрикнула девушка.

 - Где твои серьги? Те большие, цыганские, - голос его плохо слушал. Он сам не узнал своего голоса.

 - В общежитии, я же говорила: одна застежка плохо держит… - Вика не договорила.

 Виктор разжал руку – на ладони лежала серьга. Виктор резко открыл молнию-застежку сумочки и высыпал все содержимое на газон. Духи, помада, зеркальце, связка ключей, дамские безделушки. Среди всего этого на траву выпало водительское удостоверение. Вика бросилась к нему. Виктор выставил руку – остановил ее.

 - Отдай, сумасшедший! Пусти, мне больно!

 Виктор держал ее рукой. Другой рукой открыл удостоверение.

 – Лобов Олег Николаевич 1948 года рождения, - прочел он вслух.

 - Олег Николаевич потерял в университете, я нашла, я отдать хотела.

 - Олег Николаевич потерял их на моей даче. Вот зачем ты бежала на дачу: ты боялась – я приду один и найду их. А серьгу найти не успела?

 - Ты что придумал, Витя? Твоей ревности нет границ. Нельзя быть таким…

 - А каким? Каким можно быть? Спать с преподавателем в два раза тебя старше на моей даче и из-под него бежать ко мне. Таким можно быть?

 - Ну, это уже слишком. Ты оскорбляешь меня. Отдай мою сумочку, бери свой ключ. Нам не надо больше встречаться.

 - Нет, ты расскажи, как ты догадалась устроить здесь дом свиданий или ты от запаха роз сильнее возбуждаешься, как мне говорила?

 - Нам не о чем больше говорить, отдай сумку, я уйду.

 - Нет!

 Виктор, плохо осознавая, что делает, принялся ногами давить и топтать содержимое сумочки. Вика вскрикнула и побежала в открытую калитку. Виктор пытался догнать, но зацепился за лямку сумки и упал. По дачной улице ехала светлая шестерка, Вика подняла руку. Машина остановилась.

 - Помогите, пожалуйста. Я в гости приехала к Захарову, но Виктор напился, начал приставать.

 Из калитки выбежал Виктор. Но Вика успела сесть в машину. Машина резко рванула с места. Пробежав метров двести, Виктор беспомощно упал в пыльную траву и зарыдал впервые за двадцать шесть лет своей жизни.

 *  *  *

 Вечером щедро вознагражденный Тулуп сидел на лавочке возле домика-сторожки и разговаривал с бродячей дворнягой Кузей, который прибился к словоохотливому сторожу еще зимой, и теперь Кузя лежал у ног своего нового хозяина и преданно смотрел ему в глаза.

 - Понимаешь, Кузька? Виктор Иванович, он сразу мне поверил. Он знает, я службу несу всегда. Я даже сплю и все вижу… А она говорит, пьяному привиделось…

 *  *  *

 Виктор Захаров пил. Этого с ним никогда не было раньше, и друзья, непонимавшие, что произошло с жизнерадостным, всегда общительным парнем, были в шоке. Он не пошел сдавать зачет, сославшись на болезнь. Преподаватели, знавшие, что отец Виктора  - второй секретарь райкома, иногда пытались дать ему послабление. Вот и теперь преподаватель обществоведения заверил Виктора, что он знает уровень его знаний и поставит ему зачет.

 - Я пересдам, я все пересдам, Марк Витальевич, пожалуйста, не надо мне делать исключение.

 - Хорошо, хорошо, Виктор, я приму Вас, как только улучшится самочувствие.

 Улучшится самочувствие. Голова гудела после вчерашнего застолья. Во рту сухо, губы стали чужими, словно из дерева. Виктор посмотрел на батарею пустых бутылок из-под водки, вина, пива:

 - Да, Виктор Иванович, вы даете. Еще неделю, и вас можно отправлять в ЛТП.

 Захаров подошел к крану. Открыл холодную воду, вода противно пахла хлоркой и почему-то была очень теплая. Его тошнило и мутило. Виктор вздрогнул, когда в комнате зазвонил телефон.

 - Да слушаю.

 - Кот, это ты? Что с тобой, я не узнаю твоего голоса? Почему ты не был на экзамене? Ты болен?

 - Да, я болен. Я очень болен.

 - Что с тобой? – звонила Вика.

 Сердце Виктора учащенно забилось. Она звонит, словно ничего не произошло четыре дня назад на даче в Урыве. А может, все это ему приснилось? Вика, его любимая Вика.

 - Ты не знаешь, что со мной? Я пью.

 - Сумасшедший! Я думала, твой психоз спал. Ты ревнивец, Витя! Ты все придумал и поверил, и мучаешь и себя, и меня. Нельзя быть таким. Надо верить людям.

 - Ты…ты… - Виктор начал запинаться. Пересохшее после вчерашнего горло совсем перестало его слушать. – Ты хочешь сказать, что не была с Лобовым у нас на даче? – Виктор напрягся как пружина.

 - Ты сошел с ума от ревности, Захаров. Нет, конечно! Я тебе говорила, нашла удостоверение в университете, и серьги мои на мне, даже сейчас. Ты ревнивец, Виктор, не поймал, а уже ощипал. Я тебя стала бояться, ты сумасшедший. Если бы я не убежала тогда, ты мог убить меня. Скажи честно, мог?

 Голова у Виктора закружилась. Вика не виновата, он все придумал?! Бред! Она несет бред! Все сходится, и неожиданный ранний звонок, и желание Вики любой ценой попасть с ним на дачу. И серьга, ее серьга.

 - Вика! Ты говоришь, серьги на тебе?

 - Конечно! Витюшка, ты становишься сумасшедшим. Нельзя быть таким ревнивым. Надо верить людям, - Вика говорила не умолкая, слова ее, как эхо, звучали в голове.

 Как ему плохо! Как ужасно болит голова! Надо верить людям. Надо доверять друг другу.

 Он взбесился, хотя Вика ни в чем не виновата. Его захлестнула слепая ревность. Он потерял контроль над своими действиями.

 - Вика, и ты хочешь сказать, что любишь меня? – голос сорвался до шепота.

 - Я люблю тебя, тебя одного, моего сумасшедшего, ревнивого кота. Нельзя быть таким, Виктор. Мы взрослые люди. Скажи, для чего мне нужно обманывать тебя? Мы свободные люди. Я не жена твоя. Скажи, зачем?

 Действительно, зачем? Сердце Виктора разрывалась на части. Он уже вбил себе в голову мысль о подлой измене любимой девушки. Все доказательства этому были налицо, и казалось, опровергнуть их просто невозможно. Но с другой стороны, один ее звонок – и его приговор стал просто смешон. Все он придумал и слепо поверил сложившимся обстоятельствам. Выходит, он подлец, заподозрил Вику в том, в чем она совсем не виновата?

 - Викуль, ты говоришь мне правду?

 - Правду, конечно, правду. Скажи, зачем мне играть с тобой?

 - Зачем? Действительно, зачем?

 Они встречаются несколько месяцев, а близки стали всего два месяца назад. Для чего? Он помогал ей, делал подарки. Но у профессора Лобова больше возможностей делать то же самое. Она даже не стала жить с ним в квартире, уйти из общежития с ее шумом и вечной суетой. Он слепой ревнивец поддался стечению обстоятельств и оскорбил любимую девушку. Но она ему все простила, потому что любит его, только его.

 - Вика, прости меня! Милая, любимая, родная моя, прости. Приезжай, слышишь, приезжай, мне плохо, мне ужасно плохо без тебя.

 - Витюшка, я тебя боюсь. Ты Отелло, хотя теперь я знаю, ты действительно меня любишь.

 - Я тебя? Как ты могла сомневаться? Я тебя больше жизни люблю. Если скажут отдать жизнь за тебя, я отдам, не задумываясь, - страстно, путаясь в словах, начал объяснять Виктор.

 - Не надо этого делать. Будем лучше жить оба. Хорошо? Только ты дай мне слово, что никогда, никогда не будешь таким ревнивым. Так нельзя, кот! Что на тебя нашло?

 - Я не знаю, Викуль, перемкнуло. Этот Тулуп со своей контролькой на двери…

 - Твой Тулуп клянчил на выпивку и хотел доказать свое усердие в охране имущества. Ты его хорошо отблагодарил?

 - Что? – не понял, занятый своими мыслями, Виктор.

 - Тулупу денег много дал за усердие?

 - Я не помню, кажется, много, все, что было в кошельке.

 - Ничего себе! Моя мать за эти деньги месяц на двух работах пашет, а тут за призрак, которого не видел, кроме него, никто. Вы перезанимались, Виктор Иванович. На Вас жара отрицательно действует. Сейчас же в ванну и откисать до моего приезда. Я уже еду. В ванну, Вы меня поняли? –закончила разговор Вика и положила трубку.

 - А серьга?

 Но Вика не услышала его вопрос, хотя такие серьги у каждой пятой женщины. Может отец? Виктор, повзрослев, понимал, что между отцом и матерью любви давно нет, они живут, как соседи, даже спят в разных комнатах. Вика его любит! Какой он дурак, если мог заподозрить Вику в измене! Она ему все простила. «Мы созданы друг для друга», - вспомнил Виктор ее слова: «Если люди говорят ни о чем и при этом им интересно, значит у них родственные души. Их флюиды притягиваются друг к другу. Человек просто видит человека, и это уже счастье». И он мог заподозрить ее. Надо простить. Молить у нее прощения. А сейчас в ванну – откисать до ее прихода.