Уголовное дело Новикова после доследования было закрыто и направлено в суд. Судья Андреева получила его уже в 16.00 часов, но задержалась на работе, чтобы хоть поверхностно изучить дело после дополнительного расследования. Старший следователь Стародубцев проделал за месяц с небольшим огромную работу: обзвонил все госпитали, где проходил лечение Новиков, и даже сам ездил в Москву в институт, где майор проходил курс реабилитации. Заключения врачей немного расходились, но были едины в одном: с такими ранениями, три из которых вообще первоначально считались несовместимыми с жизнью, майор-афганец не мог считаться психически здоровым, и даже незначительное нервное расстройство могло вывести его из равновесия, и он не мог контролировать свои действия. Подписи под заключениями поставили лучшие врачи-психиатры, профессора института в Москве. Подписи, справки, заключения.

 - Ай да Алексей Семенович, юрист второго класса, - Лариса Сергеевна сидела одна в кабинете, вслух хвалила следователя прокуратуры. Ранение в область сердца – с подобным не живут, и если и чудом остаются жить – два-три года максимум. Да, не хочет Стародубцев, чтобы майор, отдавший свое здоровье за Родину, умер в колонии строгого режима. Но закон есть закон. Даже убийство в состоянии аффекта требует наказания – принудительного лечения в тюремной психушке в Волгоградской области, а это, по разговорам бывших уголовников, страшнее зоны. И мало вероятности, что увидит березовую рощу после курса лечения истерзанный гвардии майор. Условно осудить? Условно нереально – ни один прокурор не согласится с такой санкцией. Зазвенел телефон:

 - Андреева, слушаю.

 - Здравствуй, Лариса Сергеевна, - раздался в трубке знакомый голос адвоката Митина. Старик тоже не ушел с работы вовремя. Что заставило его задержаться? Ему тоже не безразлична дальнейшая судьба Новикова, он узнал, что дело поступило в суд. - Лариса Сергеевна, я бегло посмотрел дело Новикова. Да, Алексей Семенович разрешил по старой дружбе. Он тоже стажером еще был у меня. Судя по заключению врачей, жить нашему майору-герою немного осталось. Если бы в санаторий с горным воздухом, а в СИЗО ему день за неделю идет, - Федор Федорович замолчал.

 - Я тоже сижу вот, изучаю это дело, мне в 16 часов его принесли. Вы понимаете, Федор Федорович, закон есть закон. Судебный процесс должен быть. По определению, его не может не быть, - Лариса Сергеевна вздохнула.

 - Я понимаю. Наверное, нет смысла затягивать. Когда Вы планируете начать процесс? – поинтересовался адвокат.

 - В четверг еще изучу, проведу консультации. Но не думаю, что смогу добиться облегчения.

 - Значит, психушки ему не избежать? – Федор Федорович, видимо, курил, и, произнося эту фразу, он сделал затяжку.

 - Нет. Конечно, нет, - Лариса снова вздохнула. – К сожалению, мы слуги закона, и наши симпатии роли не играют. Изменить существующий закон они не могут.

 - Вот антипатии, к сожалению, играют, - отозвался Митин. Он не имел в виду Андрееву. Он знал - она одна из немногих судей областного суда, которые даже отказываются от ведения дела, если не могут бороться с давлением власти имущих. Это знали все, наверное, а председатель облсуда просто не давал в производство Андреевой уголовные дела, где фигурировали крупные областные чиновники или их родственники. – Ладно. Извините, Лариса Сергеевна, жаль мне по-человечески Владимира Матвеевича, но мы помогли ему, что в наших силах. Может, вывезет, организм еще молодой – сорок ему только. И посрамит наш майор московских академиков, - голос адвоката даже оживился.

 - Может быть, может быть. Будем надеяться на это, - согласилась Андреева. Митин попрощался и повесил трубку. Кого подбадривал старый адвокат: себя или молодую судью? Потому что даже самый мягкий приговор для Новикова – принудительное лечение – смертельный. Они оба понимали это.

 Не было других лазеек освобождения от уголовной ответственности, да и не пошла бы на это судья Андреева. Новиков, совершая преступление, был невменяемый, а значит, психически не контролируемый себя подсудимый должен пройти курс лечения в специальном медицинском центре. Где и умело косившие здоровые преступники становились невменяемыми, а Новиков, действительно, больной человек, доживающий последние дни своей жизни.

 Как и обещала Лариса Сергеевна Митину, весь следующий день она консультировалась у Меркулова в прокуратуре: уточняли санкции, искали прецедент подобных дел. Даже доказывали, что майор-афганец, кавалер трех боевых орденов, отдавший свое здоровье, защищая Родину, просто не переживет психушку.  Может, ему, в качестве исключения, можно пройти курс реабилитации в обычной психоневрологической клинике для подобных больных? Но все это можно, но до суда. Суд должен принять судебное постановление, вынести приговор, а он предусматривал принудительное лечение в спецучреждении для осужденных.

 Вечером сильно уставшая, перевозбужденная Лариса Сергеевна позвонила Митину:

 - Федор Федорович, как я и предполагала, закон поставлен выше человеческой жизни. Как это не прискорбно говорить мне, народному судье, но это так.

 - Значит, психушка, - грустно подытожил Митин. – Что ж, будем надеяться на новое чудо организма Новикова.

 - Да, единственное, что можно сделать - сократить срок с двух, обычных в этих случаях, лет. Я думаю, пламенная речь у Вас уже заготовлена, Федор Федорович? – Андреева явно волновалась.

 - Что говорить, Ларисочка. Пламенная речь – это вся жизнь Владимира – короткая, но полная драматизма. Он выбирал себе профессию и знал, что такое Родину защищать, и сделал все, что было в его силах. Ладно, отдыхайте, Лариса Сергеевна. Я известил сестру телеграммой, она обещала приехать. Она рассчиталась с работы, мне предстоит прописать ее в квартире брата по его разрешению. До приговора он полноправный гражданин и имеет право прописать единственную родную сестру на свою жилплощадь. Это его последняя просьба ко мне, и мне ее надо исполнить. Отдыхай, Ларисочка, будем уповать на Бога и надеяться на лучшее. До свидания.

 Лариса положила трубку без четверти восемь. Муж снова будет ворчать, что пельмени и яичница стоят у него уже в горле. Но сами они еще не обедали сегодня. За весь день кефир и пара чебуреков.

 - Да, Лариса Сергеевна, не бережете Вы свой желудок, - вслух проговорила она и, надев плащ, выключила свет в кабинете. Закрыла и опечатала кабинет, сдала ключ дежурному и пошла к автобусной остановке.