Роддом номер три, трехэтажное здание, построенное в конце пятидесятых годов, покрашенное в апельсиновый цвет. На окнах написанные ручкой таблички-номера палат. Взволнованные папаши и молодые бабушки с полными авоськами с утра мнутся под окнами в надежде хотя бы через двойное стекло увидеть своего малыша. И если кому-то показывали откуда-то с третьего этажа завернутое в пеленку крохотное тельце, тут же начинались разговоры:
- Копия я! И ноги, как у меня, кривые.
Наверное, так было во всем мире, во все времена и так будет. Непроизвольное чувство волнения после великого таинства появления на свет еще одного человека.
Вика Нестерова лежала уже третий день. Ее привезли на "Скорой помощи", которую вызвал перепуганный Гендос. Вике стало плохо. Ее никто не навещал, подруги по общежитию не знали, а больше некому. Она звонила Лобову, он что-то невнятное сказал о своей занятости, приближалась летняя сессия, защита дипломов, но пообещал навестить. Сегодня с утра ей передали большой пакет с фруктами, соком. Вика догнала в коридоре разносившую по палатам пакеты санитарку и спросила:
- Кто принес?
- Женщина, интеллигентная, средних лет, - ответила санитарка.
"Неужели Ефимова соблаговолила посетить ""заблудшую"" соперницу? - мелькнула в голове мысль. - А впрочем, какая разница?"
Вика перестала узнавать себя. Если раньше веселая, жизнерадостная Вика, всегда с десятками новых планов и идей, не ходила, а бегала по коридорам университета еще два года назад, то теперь все шло, как шло. У нее не было даже желания менять цепь идущих себе событий. Все само станет на свои места. Главное, принесли пакет, и ей надо есть витамины. Стыдно было перед девчонками: "всем несут, а я как бомж". Вика занесла пакет в свою палату, высыпала содержимое на кровать:
- Налетай!
Ни письма, ни записки в пакете не было.
- Муж или заместитель? - лукаво спросила соседка по кровати Жанночка. К ней ходили по очереди, утром - зам, вечером муж. Бедняга, наверное, сама сомневалась, на кого будет похож ребенок.
- Хотя бы девочка. Труднее узнать, на кого похожа, - шутила она с Викой. - Скажу, вылитая я в детстве.
Жанна вообще никогда не унывала. Всегда выкручивалась и, наверное, даже самой себе лгала. Вечером, уже после десяти, Вика и Жанна вышли в туалет. Жанна, заядлая курильщица, даже здесь не смогла побороть свою привычку.
- Хоть одну сигарету выкурить, - делилась она со своей новой подругой. - Не могу без нее, отравы, заснуть.
Сигареты приносил, конечно, зам, искусно их маскируя в принесенном пакете.
- Он у меня оперативник. В СИЗО опером работает, - шутила Жанна.
- У меня жених бывший сидит в СИЗО, - поделилась как-то Вика.
- Ух ты! Как фамилия? Захаров? Спрошу у своего, он у тебя под следствием, в камере сидит?
- Не знаю... Наверное... Где после суда держат? - пожала плечами Вика. - Три года ему дали, в январе суд был.
- Кого где. Кто помилование или на пересудок пишет, по году в СИЗО сидят. Кого после суда по зонам развозят, и еще при тюрьме работают, у кого статья легкая. Твой что, машину угнал?
- Нет, с чего ты взяла? Он за убийство сидит, - Вика опустила глаза. - Да он нечаянно! Так получилось, - Вика даже вслух сказала, хотя они разговаривали тихо, полушепотом.
- Не кричи! Так и скажи неумышленное убийство, по неосторожности, - со знание дела объяснила Жанна. - Это тоже, наверное, не тяжелая статья. Я утром спрошу у своего опера, - пообещала Жанна и неожиданно, посмотрев на Вику, сказала: - Викуль, я вот смотрю на тебя... А на фига тебе ребенок?
- Как?... Мой он и рожу, - даже обиделась Вика.
- Твой? А отец? Папашки нет три дня, жених в тюрьме, да и нужна ты ему с чужим ребенком? Он тебя по рукам и ногам свяжет. А тебе еще учиться надо в аспирантуре. А жить где? А работать с грудным ребенком?
Вика рассказала новой подруге о своей жизни.
- Уеду к маме, - тихо ответила Вика.
- Не обижайся, Викуль, ты мне как сестра стала, хотя мы и немного знакомы. Жалко мне тебя, ходишь чернее грозовой тучи. Ты еще молодая, вся жизнь впереди у одной, а с хвостом... Где отец? Какое отчество запишешь? Думаешь, разжалобишь, уговоришь своего профессора, увидит ребенка и растает? Нет, подруга, так не бывает. Он и думать о тебе перестал. Прислал с кем-то пакет как плату за ласки и радуйся, - Жанна замолчала. Вика молчала тоже.
- А ты смогла бы просто взять и оставить своего ребенка? - спросила Вика.
- Однозначно. Люди годами на очереди стоят, которые хотят, но не могут иметь своих детей. И обеспеченные, и с жильем. Ты им счастье подаришь на всю жизнь, а себе свободу. Конечно, дело твое, я просто тебе сказала, извини. Ты учительницей по географии работать можешь или в детском саду, в тепле, ребенок при тебе и сыта.
По коридору шла дежурная, она что-то сказала вполголоса, видимо почувствовала дым из туалета.
- Атас, менты на коридоре, - предупредила Жанна и первая вышла из туалета.
Проходя мимо пожилой дежурной, поздоровалась с ней. Все упреки достались Вике.
- Невтерпежь вам! Неделю по-человечески полежать не можете. Привыкли к своим притонам, без угара заснуть не можете, - забурчала дежурная.
Кровь ударила Вике в лицо. Она выбежала из туалета, едва не сбив фельдшера. Она прибежала в палату, легла на кровать, закрыв голову подушкой. Жанна что-то продолжала ей говорить, словно ничего не произошло в туалете, и не она, а Вика накурила. Вике захотелось напиться. Напиться и забыться, не думать ни о чем, а летать где-то в своих грезах.
Через два дня Вика Нестерова родила здоровую девочку на три килограмма восемьсот грамм и, как только она встала на ноги, пошла к заведующей роддома. Постучала в дверь кабинета:
- Разрешите?
- Да. Что вы хотите, Вика? - заведующая роддомом - пожилая женщина за пятьдесят, принявшая своими руками ни одну тысячу новых человеческих жизней, располневшая, очень спокойная, с космическим именем Венера Ивановна - была женщиной доброй.
- Венера Ивановна, я хочу отказаться от своего ребенка...
Пауза после слов Вики длилась больше минуты. Венера Ивановна сидела за столом, подперев подбородок руками, очки на кончике носа. Вика стоит у дверей в синем больничном халате, хрупкая, словно девчонка-подросток.
- А вы с мужем или, извините, с отцом ребенка говорили об этом? - первая заговорила заведующая.
- Да я только сейчас звонила ему. Он отрицает свое отцовство. Говорит, привезет кучу справок. Мне некуда идти с ребенком в этом городе. Может, у новых родителей моя дочь будет счастливой, - слезы, неподдельные слезы текли по щекам Вики, она продолжала: - Я не хочу, чтобы она, как я, жила в коммуналке, в одной комнате и уходила на улицу, когда к матери приходили мужчины. Я не хочу! Не хочу!
Вике стало плохо. Заведующая вызвала врача. Вике казалось, она падает куда-то в бездну, что это, конец, она разобьется. Но какая-то невидимая сила подхватывает, подбрасывает ее вверх. Она еще живет. Прибежали врач и санитарки с носилками. Врач сделал укол. Вика забылась. Депрессия продолжалась почти неделю. Молоко пропало. Вика исхудала настолько, что по ее телу можно было изучить строение скелета. Врачи уже боролись за ее жизнь.
* * *
Через три дня после прихода Вики к Венере Ивановне, ей позвонила ее давняя знакомая из комиссии по усыновлению при облисполкоме.
- Здравствуйте, Венера Ивановна, как ваше драгоценное здоровье? Нет! Нет! Не скромничайте, ваше здоровье не имеет цены. Оно принадлежит детям. Венера Ивановна, я вам что звоню - у вас в роддоме случаев отказа матерей от детей не было? Что мне надо? Есть у меня супруги Зарубины. Он у нас в обкоме третьим секретарем работал, не помните? На что-то с Антиповым они не поладили, он сейчас директором завода работает в Урыве. Жена у него - умница, Светлана Борисовна, они оба Борисовичи, он Лев. Да, сейчас модными старые имена становятся. Они уже давно к нам в комиссию ходят. Да! Да! Обеспеченная семья, но детишек, как говорится, Бог не дал. Есть?! А что мамаша? Студентка с профессором скрутилась? Лобов? Да вы что? Я считала Лобова таким галантным. Он заявляет, не его? Тогда понятно. Венера Ивановна, я кандидатура номер один. Сделаем счастливыми и девушку, и Зарубиных, я сама все необходимые бумаги подготовлю и привезу. Умничка вы, Венера Ивановна, спасибо вам.
Вика стала поправляться. Уже ходила по палате - бледная, худая, о чем-то думала, почти ни с кем не общалась. Венера Ивановна утром зашла в палату.
- Лежите, милочка, я вас послушаю. Что же вы так похудели и не едите ничего? Надо думать не только о себе, и о малышке, - Венера Ивановна ласково заговорила с Викой.
- А она еще жива, та малышка?
Венера Ивановна вздрогнула от слов Вики - ТА, а не МОЯ малышка.
- Я хочу выпить, Венера Ивановна, если честно, - ответила Вика, легла на кровать и закрыла глаза. Она лежала на спине, руки вдоль туловища, бледная, исхудавшая.
- Что вы хотите выпить? У меня есть апельсиновый сок в кабинете.
- Я хочу выпить водки или самогонки на худой конец, - Вика села на кровать.
Глаза пустые, совсем пустые, словно голубая бездна, в них ничего - ни жалости, ни сожаления, ни материнской любви. Только пустота и отрешенность.
- Венера Ивановна, - обратилась Вика к заведующей, - я помню наш разговор перед депрессией. Я и теперь прошу, напишите отказные документы на нее. Пусть хотя бы она будет счастлива.
- А вы? Вы, Виктория Викторовна, будете после этого когда-нибудь счастливы в своей жизни? - заведующая сквозь стекла очков смотрела в глаза Вики.
- Я не смогу одна ее воспитывать. Если еще сама не подохну и выживу. Хотя какая теперь разница? Я и жить не хочу...
- Хорошо. Как только наберетесь сил, мы все бумаги оформим. И перестаньте. Вы молоды. Вся ваша жизнь еще впереди. Все впереди, поверьте...
Придя в кабинет, Венера Ивановна набрала номер комиссии по усыновлению:
- Эмма Павловна? Она согласна на той неделе все оформить. И еще, как нам назвать малышку? Представьте, она у нас номер восемь. Она восьмой в тот день была. Вот вторую неделю так и зовем. Спросите у ее будущих родителей. Хорошо. Что вы, какая благодарность... Мы делаем одно хорошее доброе дело...
Через двадцать минут позвонила Эмма Павловна и сказала всего три слова:
- Зарубина Людмила Львовна.
Так в роддоме номер три появился еще один маленький человечек, рождение которого очень хотели и так долго ждали его новые родители.