Полковник Адамеску так и не поехал отдыхать. Оставшись в кабинете один, он снова принялся просматривать дело агента 218. Адамеску спокойно перелистывал папку, изучая каждую деталь донесения капитана Попеску.

На основании собранных данных было ясно, что шпионская группа имеет своего человека в институте. И, возможно, именно оттуда агент 218 получил указание любым способом, любой ценой завладеть материалами, являющимися результатом многолетней работы инженера Емелиана. Но, может быть, у инженера была копия документации, хранившейся в сейфе института; тогда не исключена возможность, что она попала в руки шпионов. Однако, если бы они имели в своем распоряжении чертежи ученого, им не понадобилось бы нападать на инженера Василеску. А попытка к убийству агента 218? Чем ее можно объяснить? По отчаянным действиям диверсантов можно предположить, что они знакомы с содержанием работы инженера Емелиана. Вероятно, им известно, что труд ученого имеет большое значение в области использования атомной энергии.

Полковник закурил сигарету. Ему вспомнились подробности допроса агента 218.

Почему так изменилось лицо диверсанта, когда полковник показал ему фотографию убитого в лесу Бэняса? Может быть, следовало пойти на психологический прием и добиться признания? Но он упустил этот момент. Сидя за столом, Адамеску внимательно разглядывал фотографию убитого человека, и ему казалось, что черты лица убитого ему знакомы. Но откуда? Полковник никак не мог вспомнить, где он видел это лицо. Инженера он никогда не встречал и не знал его. Тогда кого же напоминает его внешность? Этот вопрос не давал полковнику покоя.

Чем больше Адамеску всматривался в фотографии, тем больше убеждался, что это лицо ему знакомо. Он бросил снимки на стол и стал расхаживать по кабинету. Раздался телефонный звонок. Услышав голос капитана Попеску, полковник обрадовался. Капитан докладывал о мерах, принятых им в институте. Он сказал, что рядом с кабинетом директора института находится маленькая комнатка для уборщицы и что через тонкую стену свободно можно слышать все, что говорится в кабинете директора. Таким образом, не исключена возможность, что кто-то из группы шпионов фиксировал все разговоры, происходящие в кабинете директора института. Но как он мог проникнуть туда? Вывод напрашивался сам: подслушивать могла только уборщица.

Неужели эта старуха — член шпионской группы? Или она просто орудие в руках матерых диверсантов?

Полковник перелистал папку и снова обратил внимание на показания парашютиста Пачури — шпиона, заброшенного вместе с агентом 218. Перечитывая протокол допроса, он дошел до того места, где Пачуря говорил:

«…Мне известно, что агент 218 имеет в Бухаресте брата». Так значит… Адамеску торопливо несколько раз нажал на кнопку звонка. Встревоженный резким звонком, в кабинет поспешно вошел дежурный офицер.

— Приведите ко мне агента двести восемнадцать. — Офицер уже хотел уйти, но полковник остановил его:

— Одну минуточку… Я хочу попросить вас… — Адамеску немного помолчал. То, о чем он хотел просить, к службе не относилось. Решившись, он быстро заговорил:

— Вы, вероятно, знаете — у капитана Попеску родился сын, нужно купить цветы… хороший букет!

Лейтенант улыбнулся:

— Все ясно, товарищ полковник, — и вышел.

Адамеску стал убирать со стола все лишнее, оставив только самое необходимое для ведения допроса.

Агент не удивился вызову на допрос. С некоторых пор ему стало все безразлично. Он хорошо знал, что его карта бита. До оставшихся на свободе соучастников ему нет никакого дела. Попадут ли они в руки органов или нет, черт с ними! Он не мог забыть, что они покушались на его жизнь. Теперь он догадался, откуда пришло несчастье. За ним действительно следили. Кроме того, его напарник, парашютист Пачуря, был арестован. На основании допроса агент 218 сделал заключение, что Пачуря ничего особенного не знал ни о нем, ни о его задании… Он предполагал, что его снова будут допрашивать об отношениях к убитому, о спичечной коробке. Но от него они не услышат ни слова об Иоргу. Но у кого же они нашли коробку с условным знаком? Хорошо бы выяснить из вопросов полковника, кто еще схвачен органами безопасности. Своими ответами, и тем более молчанием, он постарается как можно дольше затянуть следствие. Разумеется, не ради Мари или этого негодяя Панайтеску, нет! Просто нужно дать группе время на выполнение поставленной задачи — овладение чертежами и документацией инженера Емелиана. А как они это сделают, его не касается. Сам он все равно уже пропал.

Войдя в кабинет, агент, как и при первом допросе, бросил враждебный взгляд на полковника. Он чуть слышно произнес: «Здравствуйте» — и, запустив пальцы рук в курчавую шапку волос, не дожидаясь приглашения, плюхнулся в кресло, закинув ногу на ногу.

— По-барски зажил пролетариат, — иронически процедил он. — Ковры, кресла, одним словом, люкс!

Полковник побагровел, но смолчал, чтобы не вступать в пререкания с арестованным, который явно желал этого. Шпион держался с наигранным безразличием и непринужденностью. Заметив это, полковник в свою очередь также постарался не проявлять своего нетерпения начать допрос. Не обращая внимания на высокомерие агента, Адамеску вынул портсигар и, положив его перед шпионом, предложил:

— Курите!

Агент посмотрел на полковника. У него мелькнула мысль, что после сигареты полковник напомнит ему о коробке спичек. Агент некоторое время колебался: взять или нет? Нет! Он не возьмет ее! Он поморщил длинный с горбинкой нос и отрицательно покачал головой.

Усмехнувшись, полковник повернулся к агенту спиной, чтобы дать ему возможность рассмотреть предметы, находящиеся на столе.

Арестованный жадным взглядом окинул кабинет. На столе полковника он увидел злополучную спичечную коробку с синими черточками и ампулу с белыми таблетками кокаина. Значит, он раскрыт. Как глубоко бы он был признателен сидящему перед ним человеку, если бы тот вместо сигареты предложил ему одну таблетку! Уже около двух недель он не принимал их! Он нацелился было схватить ампулу с таблетками, но не успел — полковник снова обернулся к нему.

— Я вызвал вас, чтобы сообщить, что дело, в котором вы замешаны, — начал полковник, — приняло такой оборот, что сейчас самое разумное для вас — чистосердечное признание. В ваших же интересах помочь нам ускорить следствие.

Агент подскочил в кресле и затрясся всем телом от резкого, истерического хохота. Полковник Адамеску терпеливо ждал, когда он успокоится. Взглянув на перекошенное лицо арестованного, полковник вдруг понял, кого напоминало ему лицо убитого инженера Емелиана. Поразительно! Как это он не заметил раньше?

Агент вскоре успокоился и поудобнее уселся в кресле. Облизав кончиком языка пересохшие губы, он с иронией проговорил:

— Вы превзошли все наши ожидания. Мы думали, что вы работаете более тонкими методами. Впрочем, что можно ожидать от батраков и пролетариев? Примитивизм здесь неизбежен. Такие работники могут быть только покорными лакеями начальства.

— Примитивность — примитивностью, а работа все же идет, — ответил Адамеску, подделываясь под иронический тон агента. — Откровенно говоря, — продолжал он, — дела у нас идут не так уж плохо! Хотите знать почему?

— Почему? — с невольным любопытством спросил арестованный.

— Потому, что нас поддерживает весь народ. Если бы мы рассчитывали только на свою бдительность и нам не помогал бы народ, я уверен, что нам было бы гораздо труднее раскрыть вашу шпионскую группу. Тем более, вы никогда не приходите с голыми руками. Ведь вы все куплены.

— Я ничего не получал, — вырвалось у агента, — я действую по собственному убеждению. Я ненавижу вас, коммунистов.

— Какие там к черту убеждения, двести восемнадцать! Может быть, из-за ненависти к нам вы помогли вашим соучастникам убрать родного брата?

Агент резко повернулся к полковнику, глаза засверкали злобой. Втянув голову в плечи, он весь сжался в комок, как хищный зверь, приготовившийся к прыжку. Откуда им известно, что он — брат Иоргу Емелиана? Нет! Иоргу не мог донести на него! Офицер просто его прощупывает. Но ему ничего не удастся узнать. Нужно быть только внимательнее — он снова принял безразличную позу и, насмешливо улыбаясь, произнес:

— Торо́питесь, полковник. Было бы известно вашей милости, что сей изгнанник не имеет никаких родственников в Румынии. Понятия не имею, на что вы намекаете.

Теперь полковник нисколько не сомневался, что перед ним бывший майор Эмиль Емелиан. Он медленно подошел к диверсанту:

— Господин майор Емелиан, по указанию Фау-пять вас намеревались убить так же, как убили вашего брата. — Полковник положил перед агентом фотокарточку. Эта была фотография, снятая в лесу Бэняса. Следы петли ясно были видны на шее Иоргу Емелиана.

Лицо агента побледнело. Он как будто почувствовал шелковый шнур на своей шее, у него задрожали губы. Потеряв самообладание, он вскочил и резко ударил кулаком по столу:

— Чем вы можете доказать это?

— Прошу вас сесть и выслушать меня. — Спокойный тон полковника подействовал на агента. Он медленно опустился в кресло и, как загипнотизированный, стал покорно слушать полковника.

— Пятнадцатого мая по настойчивому требованию Фау-пять на территорию Румынской Народной Республики был выброшен на парашюте бывший майор Эмиль Емелиан с конкретным званием получить секретную документацию от своего брата, инженера Иоргу Емелиана. Но в связи с провалом, так как вся документация инженера была передана в институт, Иоргу Емелиан и его брат, агент двести восемнадцать, стали лишними, более того, опасными для шпионской группы. Их необходимо было «убрать». Эту грязную работу поручили матерому агенту в форме капитана госбезопасности.

— Гадюка! Я не прощу ему этого до самой смерти! — вырвалось у агента. «А что, если это просто хитрый трюк полковника, чтобы развязать мне язык и вызвать на откровенное признание?»

— Неужели вы сами не понимаете этого? — продолжал Адамеску. — Если бы не наш офицер, вам пришлось бы сейчас валяться в морге, а не сидеть здесь передо мной.

Перед агентом 218 встала картина происшедшего в лесу Бэняса. Вот Иоргу коротко вскрикнул, Панайтеску набросил на него шелковый шнур… Потом лжекапитан подошел к тому месту, где Эмиль стоял на часах. Оттуда они пошли вместе. Что произошло дальше, он не помнит. Он пришел в сознание уже в больнице.

Агент опустил глаза и уронил голову на грудь. Руки, раньше лежавшие на коленях, повисли чуть ли не до самого пола. Да, все происходило именно так, а не иначе. Полковник прав. По указанию Фау-5 или кого-либо другого Панайтеску пытался убить его. Это обычный прием. Этому их обучали в разведшколе. В тот момент, когда твой соучастник становится опасным или лишним в деле, его «убирают».

Эмиль горько улыбнулся, вспомнив, что говорил ему брат Иоргу еще в первый день их встречи. Тогда инженер сказал ему: «Послушай меня, Эмиль, как старшего брата. Я не коммунист и говорю тебе как брату. За годы твоего отсутствия в Румынии произошли колоссальные изменения, и этого не понимают только те, которые, вроде тебя, остались по другую сторону, опутанные паутиной лжи». Что ж, все кончено. Дальше запираться нет смысла.

Эмиль чувствовал себя никчемным, выброшенным на помойку человеком, инструментом в чужих руках. В нем разливалась желчь злобы против тех, кто довел его до такого состояния. Он напряг все силы и решительно встал.

— Господин полковник, я скажу все. Я бывший майор Эмиль Емелиан, перешел на сторону врага в сорок пятом году. В настоящее время являюсь агентом иностранной информационной службы… Готов рассказать все…

Через некоторое время после того, как увели Эмиля Емелиана, в кабинет полковника вошел капитан Попеску. Он доложил своему начальнику о мерах, принятых им и капитаном Панделе в институте специальных исследований.

— Вы поступили совершенно правильно, — заговорил Адамеску, выслушав капитана Попеску. — По имеющимся у меня сведениям, агент двести восемнадцать не знает в лицо Фау-пять. Да и другие сообщники ни разу его не видели. Все распоряжения он передавал через Мари Емелиан и через Гереску. Теперь их можно арестовать. Как самочувствие лейтенанта Мирона?

— Он уже вышел на службу. Я поручил ему вести наблюдение за «продавцом» комиссионного магазина. По всем данным, это и есть лжекапитан безопасности.

— Очень хорошо.