— Разрешите закурить, господин капитан?

Попеску утвердительно кивнул. Дрожащей рукой допрашиваемый вынул из пачки сигарету. Сделав несколько глубоких затяжек, он, казалось, успокоился и, вспомнив, что ему был задан вопрос, переспросил:

— Хотите знать мою «автобиографию»? — И, снова затянувшись, начал:

— Как я уже говорил вам, меня зовут Илия Пачуря. Родился я в деревне Видра, в семье зажиточного крестьянина. Что сейчас делают мои родители, мне неизвестно… Отслужив в армии, я начал работать в жандармерии. Потом вступил в «Железную гвардию». В сорок седьмом году мною заинтересовался трибунал. Боясь наказания, я бежал на Запад. Там мне с трудом удалось устроиться на завод. Хотелось забыть прошлое и начать новую жизнь. Два года назад я случайно встретился с одним знакомым. После этого на мою голову посыпались все невзгоды…

Пачуря умолк, на глаза у него навернулись слезы; всем своим видом он хотел убедить капитана в искренности показаний.

Но капитан Попеску оставался невозмутимым. Молча, пытливо следил он за арестованным, не пропуская ни одного его взгляда, ни одного движения. Слушая показания, офицер время от времени делал пометки в блокноте.

…Пачуря уже давно выкурил сигарету и закончил свой рассказ. Теперь он сидел молча, уставившись глазами на пачку сигарет. Видя, что Пачуря не решается попросить еще одну сигарету, капитан пододвинул к нему пачку.

— Господин Пачуря, вы ничего не сказали мне о самом главном: с какой же целью вас забросили к нам?

— Господин капитан, откровенно говоря, я и сам этого не знаю! По всей вероятности, я не внушал доверия своим шефам…

При этих словах парашютист как-то виновато улыбнулся.

— Может быть, вы совсем не получали никакого задания?

— Задание мне должны были дать здесь, на месте.

— Кто?

— Это мне неизвестно. Могу только сказать, что после выброски я должен был встретиться в парке Свободы с незнакомым мне человеком. Встреча должна была состояться в один из дней месяца, число которого оканчивается на цифру пять. В один из этих дней, между четырьмя и шестью часами вечера, человек, который должен был связать меня с моим шефом здесь, в Румынии, будет ждать меня на предпоследней скамейке с правой стороны аллеи, ведущей от центрального входа к озеру. Это можно проверить, и вы убедитесь, что все сказанное мной — истинная правда.

Пачурю словно подменили. От слабого, раскаивающегося человека, каким он казался, когда рассказывал о своей жизни, не осталось и следа. Теперь перед капитаном сидел опытный разведчик, стремящийся угадать, что известно и что неизвестно следователю, в чем целесообразно сознаться, чтобы облегчить свою участь, и что необходимо скрыть. Лишним, необдуманным словом он боялся навести на след этого, видимо, умного и опытного контрразведчика и накликать на себя беду. Он надеялся, что органам государственной безопасности не все известно и что, приняв во внимание его добровольное признание, наказание ему будет смягчено.

— Ваш опознавательный знак?

При этих словах Пачуря вздрогнул и побледнел. «Вот когда начинается настоящий допрос! Сказать или нет о спичечной коробке? Если сказать, то капитан заподозрит, что я вначале сознательно скрыл это, а если умолчать, то все равно уличат. Плохо, если приходится признавать то, что отрицал или скрывал раньше. Что же делать?» Наконец он решительно произнес:

— Для опознавания должно было служить изъятое у меня кольцо. Ожидающий меня человек должен был иметь такое же кольцо на безымянном пальце. На этом же пальце кольцо должно быть и у меня.

— Не было ли у вас еще и других опознавательных знаков?

Пачуря бросил на капитана растерянный взгляд. «Что за анафема! Этот человек будто читает мысли. От него ничего не скроешь…» Шпион кончиком языка облизал пересохшие губы и, отвернувшись, проговорил упавшим голосом:

— Ожидающий меня человек должен был держать в правой руке спичечную коробку, на этикетке которой синим карандашом нанесены три параллельные линии.

— Почему вы в самом начале скрыли от меня эту деталь?

— Забыл, господин капитан, прошу поверить мне, забыл. Но теперь я все сказал, и скрывать что-либо мне нет никакого смысла. Я должен был подойти к нему с сигаретой «Особые» в руке и попросить прикурить. Перед тем как дать мне спичку, он должен спросить меня: «Который час?», на что я должен ответить: «Восемь вечера»…

— Больше вы ничего не можете добавить?

— Нет, господин капитан.

— Теперь перейдем к другому вопросу. Будьте внимательны и не забывайте ни одной детали, — подчеркнул последние слова капитан Попеску. Пачуря поспешил заверить капитана:

— Постараюсь, господин капитан! Поверьте мне… Не упущу ни малейшей подробности.

— Кто был сброшен вместе с вами?

— Я его не знаю. До посадки на самолет я ни разу не встречался с ним. Но я хорошо помню, что перед посадкой шеф называл его номером двести восемнадцать и поучал, как лучше завладеть какой-то документацией. Потом они долго о чем-то шептались. Я только понял, что у агента двести восемнадцать есть в Бухаресте родной брат.

— Все?

— Да. Потом они стали разговаривать на английском языке, которого я не знаю.

— О Фау-пять ничего не слышали?

— О Фау-пять? — Пачуря сделал большие глаза. — Впервые слышу это от вас. В разговоре они не упоминали о нем.

Допрос был прерван телефонным звонком. Капитан снял трубку и, выслушав говорящего, коротко ответил:

— Хорошо, Фиря! Я позвоню тебе позже.

Сообщение капитана милиции Фири заслуживало особого внимания. Положив трубку, капитан Попеску заглянул в блокнот.

Ему хотелось до прихода Фири еще кое-что выяснить и уточнить у арестованного.

— Как выглядит агент двести восемнадцать?

Пачуря закрыл глаза. Он старался вспомнить внешность своего напарника.

— Среднего роста, коренастый, волосы черные, поседевшие на висках. На затылке — шрам, — по-видимому, след ножевого ранения.

— Примерный возраст?

— Сорок — сорок пять лет, точно не могу сказать. В самолете он все время сидел ко мне спиной… Шеф не хотел, чтобы мы разговаривали.

— Что вы можете добавить к своим показаниям?

— Я все сказал. Я прошу вас, господин капитан, — пустив слезу, начал Пачуря, — принять во внимание мою искренность и то обстоятельство, что я не оказал сопротивления.

Капитан нажал на кнопку звонка. На пороге появился дежурный офицер.

— Уведите его.