Южный Урал, № 31

Валеев Рустам Шавлиевич

Гроссман Марк Соломонович

Аношкин Михаил Петрович

Куликов Леонид Иванович

Левченко Валентина Ивановна

Смёрдов Михаил Кузьмич

Артюков Николай Васильевич

Карташов Николай Фадеевич

Порохняков Анатолий Николаевич

Колягин Михаил Федорович

Рябухин Александр Григорьевич

Муравенко Василий

Черепанов Сергей Иванович

Смирнов-Несвицкий Юрий Александрович

Тропп Исаак Ефимович

Бирюков Владимир Павлович

Орехова Татьяна

Цапурин Григорий Хрисанфович

Кузнецова Клавдия Павловна

Шмаков Александр Андреевич

Козлов Анатолий Григорьевич

Вохменцев Яков Терентьевич

Витальев Михаил

Ховив Ефим Григорьевич

САТИРА И ЮМОР

 

 

Яков Вохменцев

БАСНИ

 

ДРУЖНАЯ СЕМЕЙКА

Однажды Взятка подошла к Магарычу И, оглянувшись, говорит устало: — Я посоветоваться, брат, с тобой хочу — Мне от порядочных людей житья не стало. Уж не припомню я такого дня, Когда б не ополчались на меня. Скажи, куда это годится? — А ты, пожалуйста, не хнычь, — Ответил ей хрипящий Магарыч, — Мне тоже ведь не легче твоего, сестрица. Нам следует с тобой к мамаше заглянуть, Она не глупая — подскажет что-нибудь. — Не сладко жить вам — вижу я давно, — Им Волокита прошептала с жаром. Она всплакнула даже, как заведено, И слезы вытерла каким-то циркуляром. Потом на жизнь свою немножко пороптала И, нежный тон придав контральто своему, Голубкой вдруг заворковала: — Отец поможет вам. Пойдемте все к нему. К солидному дельцу пришла семейка наша — То был Бюрократизм (не втискаешь в строку!) — Видавший много на своем веку Трехподбородковый папаша. Насупил брови он, чтоб сделать строгий вид, Послушал чад своих и басом говорит: — И на меня теперь гоненья на работе. Мне с каждым днем трудней дышать, Но все ж могу уверенно сказать: Пока я жив, и вы не пропадете!

 

КУРИНАЯ КАРЬЕРА

Баран — директор птичьего двора, — Учтя, что было множество озер там, Всем птицам повелел заняться водным спортом. — Желаю вам, друзья, ни пуха ни пера! Еще добавил он, и строг, и чуток: — Мы подведем итоги через год. Теперь не выманишь с воды гусей и уток, Покуда не застынет лед. Лишь курица одна стоит на берегу И боязливо смотрит в воду. — Никто, — твердит она, — из кур не плавал сроду, И я, пожалуй, не смогу. — А ты пособия прочти, — сказал ей гусь. — И верно! Я сперва теорией займусь… И вот, инструкции усвоив назубок, В придачу одолев десятка два брошюр, Вполне доступных пониманью кур, Пеструшка пробует… скрести в воде песок. Нахлынула волна, ей крылья заливая. Бедняга выбралась на берег чуть живая И побрела на солнышко к забору. Баран ее увидел в эту пору. — Самоотверженность, — воскликнул он, — При выполнении поставленной задачи! Баран пеструшкою был явно восхищен И заместителем своим ее назначил. Не расставаяся с портфеликом потертым, Гусей и уток стала поучать она, Как заниматься водным спортом. На важной должности —                                  и курица сильна.

 

ВЛИЯТЕЛЬНАЯ СОРОКА

Сорока, злобу в сердце затая, Решила проучить «зазнайку» соловья. По кляузе ее лесной певец чуть свет Был вызван в глухариный кабинет. Свой вес, конечно, ценят глухари, А в соловьях они совсем не видят проку. Глухарь басит:                        — А ну-ка, говори, За что же обижаешь ты сороку? Зачем ты по ночам поешь И спать сороке не даешь? Аж свистнул соловей:                              — Сороке? Вот-те на! Пою и буду петь — работа у меня такая. Взглянула б на себя. Ведь без толку она В лесу по целым дням трещит, не умолкая. Задумался глухарь, на ветке когти сжав. «Конечно, соловей по-своему-то прав. В корзину б жалобу швырнуть, да вот беда: Орел Орлович здесь бывает иногда. Что, если скажет он: «У вас тут вечно склоки»? Одернув свистуна, я рот зажму сороке». И заявил глухарь:                       — Послушай, соловей, Ты зря не признаешь вины своей. Для формы соловью поставили на вид — Не строгое, а все же наказанье. Почувствовала склочница свое влиянье И нынче пуще прежнего трещит.

 

Михаил Витальев

«ВЫВОД ИЗ ВЫСТУПАЮЩИХ…»

Фельетон

Как-то мне поручили наведаться к железнодорожникам. Узнать, как подготовились они к зиме; все ли у них хорошо.

Побывал я в депо, поговорил с людьми, прокатился по холодку на товарном поезде: проверить хотелось, как путь себя под нагрузкой ведет.

И хорошее и плохое в блокнот записал.

Вернулся на станцию, прощаюсь с главным кондуктором. Он говорит:

— У хозяйственников наших нынче собрание. Вы послушали б. Может, что и добавите в книжечку…

Соскочил я с тормозной площадки и — на совещание.

В конторе — дым столбом. Доклад окончился. Ораторы выступают.

На трибуне — товарищ из дистанции пути. Хороший работник. Я его лет десять знаю. И вот что он говорит:

— До чего ж мы дошли, товарищи? На всей дистанции гвоздя ржавого, извините за выражение, нет…

Не успел я подивиться чрезмерной вежливости оратора, как председательствующий реплику подал:

— Безобразие! У вас специальные люди на гвоздях сидят!

Тут бы товарищу из дистанции заступиться за своих людей, рассеять странное заблуждение председателя, а он как ни в чем не бывало соглашается:

— Верно! Нет у нас вкуса к гвоздям!

Пока я раздумывал над проблемами вкуса, на трибуне поднялся следующий оратор. И его я знаю. Бывший машинист. На войне здоровье потерял. Пришлось в контору идти, по хозяйству. Дельный, смелый человек. Только в последние годы странно как-то разговаривать стал. Неестественно немножко. Наверно, от желания выражаться соответственно служебному положению.

И вот этот бывший машинист говорит:

— Вопрос с подготовкой к зиме мы подняли на принципиальную высоту, но недостаточно. Снег, который выпал, он прямо показал это. А наше руководство никак не отвечает на наши недоуменные и доуменные вопросы…

Очередной оратор тоже свою посильную лепту в прения внес. Говорит:

— Вот тут до меня товарищ один выступал. Хорошо выступил. А как дела у него? Брачок имеется? А нам нужно безбрачное производство.

Не успел еще утихнуть этот грустный призыв, а на трибуне новый товарищ.

Смелый человек, критикует невзирая на лица, за словом в карман не лезет.

— Почему у нас плохо? — спрашивает этот товарищ и отвечает: — Потому что задач не знаем. Не озадачило нас руководство!

«Действительно, — подумал я, — трудные обязанности у местных руководителей».

Но самих руководителей это совсем не смутило. Поднимается председатель и подводит итог:

— Все товарищи верно говорили. Надо сделать вывод из выступающих!

С тех пор мне не удалось побывать на узле. Так я и не знаю: сделали вывод из выступающих или не сделали? И полностью ли теперь озадачены наши железнодорожники?

 

ЭПИГРАММЫ

 

Ефим Ховив

Голосу читательскому вторя, Говорит и критик неспроста: — Средь «Степей» и даже меж «Предгорий» «Карабарчик» — это высота! Роман прозаик сочинил — Немалые труды. Ведь он извел бутыль чернил И три ведра воды. Том первый — девятьсот страниц. Читатель был повергнут ниц. А дальше дело не идет: Испортился водопровод. Он печатался — пока Не вмешался ОТК. В своем писательском союзе Он проводил златые дни, Пока не стало ясно Музе, Что люди разные они.

 

Яков Вохменцев

Всю жизнь кропает человек Стихи холодные, как снег. К его стихам привыкли мы: Не боимся мы зимы!