Сначала взгляду открывались груди, разнузданные от сбруи бюстгальтера. Томас не уставал поражаться бесконечному разнообразию форм, ибо не было ни одной пары женщин с одинаковой грудью. Лично ему нравились крупные соски, обведенные большими пигментными кругами. Размер грудей был ему безразличен; главное, чтобы они венчались ореолом величиной минимум с крупную сливу. Если в приоткрытое окно врывался легкий ветерок, соски наливались и твердели, и Томас облизывал разгоряченные губы, зудевшие от желания прикоснуться к этим упругим шишечкам.

«Санаторий «Элизиум»… рай для женщин!» — гласила броская реклама на обложке «Дамского общества», дорогого глянцевого журнала, появлявшегося лишь на стойках элитных магазинов крупнейших городов мира. Сведущие почитали его за персональную библию, а иначе как еще могла красивая и состоятельная женщина узнать о последних тенденциях популярной культуры, моды, диетологии и индустрии развлечений?

Спустя несколько недель другие периодические издания, рассчитанные на подобную аудиторию, подхватили эстафету, всячески превознося достоинства санатория, сулившие женщинам с достатком отдохновение от напряженного и изматывающего ритма жизни. Однако если бы кто-нибудь потрудился расшифровать подтекст, сразу бы стало ясно, что реклама санатория «Элизиум» адресована, собственно, одной категории женщин: молодым красоткам, часто обделенным вниманием богатых пожилых мужей. Хотя реклама не содержала прямых на то указаний, элементарная логика подсказывала, что фраза «необычайно высокий спрос на наши услуги» имела целью отсеять нежелательную публику, оставив только самые сливки молодого женского общества, которым к тому же хватало догадливости приложить к письму чек на кругленькую сумму — в американских долларах, разумеется.

С неизменной регулярностью каждый месяц небольшой штат санатория с нетерпением ожидал прибытия собственного самолета санатория с новой группой избранных гостей. Поскольку заведение располагалось на крохотном клочке земли в Средиземном море, попасть туда можно было лишь на самолете, либо тайком причалив к острову на лодке — что случалось крайне редко. Ближайший центр цивилизации, небольшая греческая деревушка Аристос на самом крупном острове архипелага, находился довольно далеко, и шкиперы предпочитали лавировать среди других островков, держась ближе к родной гавани. Так что ничто не нарушало покоя гостей на уединенном острове.

Именно благодаря своей изолированности остров привлек внимание одного джентльмена, который выкупил землю у пожилого грека-археолога, тем самым обеспечив последнему безбедную старость. Легенды о древних сокровищах оказались вымыслом, но чудаковатого иностранца манили иные богатства, не относящиеся к разряду материальных ценностей. Однажды ему было видение — видение, которому был обязан появлением на свет санаторий «Элизиум» и которое позволило его владельцу осуществить самую заветную свою мечту.

Доктор Эмиль Бронски, мужчина в расцвете лет, был человек сомнительного происхождения, который, как и люди, нанятые им на службу, обладал тщательно культивируемым европейским акцентом и лощеной внешностью. Помимо прочих своих обязанностей, доктор полностью заведовал отбором пациенток. Просматривая толстые кипы писем, именно он решал, кто из желающих получит официальное приглашение на свой запрос, выбирая только самых красивых и самых богатых кандидаток. Самолично руководя ежедневным медицинским осмотром пациенток, доктор Бронски желал лицезреть только тех, кто обладал безупречными физическими данными. Разумеется, деньги также были важным фактором. Однако у доктора были свои стандарты…

…стандарты, соответствовать которым было чрезвычайно трудно. Как и многие люди, доктор Бронски имел собственное пристрастие — пристрастие, которое неотступно преследовало его всю сознательную жизнь. Он был готов признать, что по сравнению с мужчинами его круга вкусы его могли показаться весьма странными. Тем не менее это давало ему основание считать себя чем-то вроде первооткрывателя, и он всем сердцем сочувствовал беднягам, которым недоставало ни воображения, ни проницательности, чтобы по достоинству оценить утонченную красоту иных вещей.

Если точнее, доктор питал неискоренимую слабость к клиторам или, фигурально выражаясь, к женским «лепесткам страсти» — однако далеко не ко всем, а только к самым крупным, которые были видны, даже если женщина сидела, скрестив ноги, — сочные пухлые бугорки плоти, гордо реявшие, словно победный стяг, — подобно клитору, украшавшему гениталии его бывшей жены Доротеи. Иногда доктора удручала мысль, что ему суждено провести остаток своих дней в тщетных поисках другой спутницы жизни, однако, к великому утешению, сам процесс доставлял ему несказанное наслаждение.

К сожалению, доктору Бронски не всегда удавалось определить размер женского клитора по фотографии и выписке с банковского счета, прилагавшимся к запросу, поэтому он часто воздерживался от ежедневного осмотра тех дам, которые не вполне соответствовали его стандартам. Конечно, он не мог сразу отправить их собирать чемоданы. С какой стати отказывать человеку, который жаждал выложить несколько тысяч долларов всего за несколько недель пребывания в пансионате на пустынном острове? Ошибки случались, и нужно было извлечь из этого хоть какую-то выгоду. Зато когда ожидания доктора оправдывались, он погружался в работу с головой, назначая по несколько осмотров в день и доводя до изнеможения и себя, и пациентку.

День изо дня наблюдая порочные наклонности мужа, Доротея неоднократно обвиняла его в психической ненормальности, из-за чего в итоге и сбежала из его роскошного особняка в окрестностях Цюриха. Однако Бронски не придавал особого значения ее словам. Он был профессионалом, практиком, искушенным в искусстве медицины, и мнение женщины, чей круг интересов сводился к дорогим мехам, драгоценностям и смазливым юнцам, не имело для него ровно никакого авторитета. Напротив, доктор Бронски, истинный ценитель пикантного женского органа, не находил в этом ничего постыдного.

Теперь, вновь познав прелести холостяцкой жизни, доктор обрел полную свободу действий. И первым делом принялся воплощать в жизнь проект будущего санатория. По мере строительства курорта претерпел реконструкцию и его дом на острове. Это была огромная белая вилла, мало чем отличавшаяся от других богатых резиденций, усеивавших пустынные холмы греческих островов. Снаружи, впрочем, ничего не изменилось, поскольку доктора Бронски больше заботил интерьер, чем фасад жилища. В конце концов, это был его первый настоящий дом — дом, который он мог обустроить по своему вкусу. Он спустил целое состояние на самых талантливых фотографов альтернативного направления, заказав весьма специфичные художественные работы, которые должны были стать завершающим элементом декора. Доктор хорошо понимал, что эти проходимцы бессовестно обирают его, но это его не беспокоило. Главное, в итоге он получил то, что хотел.

День, когда на остров привезли большие деревянные ящики, ознаменовал начало новой жизни доктора Бронски. Фотохудожники могли по праву гордиться собой. Доктор считал, что, заплати он в пятьдесят раз больше, оно того стоило. Один вид катера, швартовавшегося у маленького причала, вызвал у него эрекцию. А когда ящики занесли в дом и он, оставшись один, распаковал их содержимое, семя брызнуло из него, как струя воды из шланга, намочив ширинку белых льняных брюк.

Огромные фотографии гипертрофированных клиторов закрепили на картоне и, вставив в простые стальные рамы, развесили по стенам. Снимки, качественные, четкие, до мелочей передавали натуральные цвета и оттенки, напряженные и трепещущие, как сами сочные, молодые клиторы в разных стадиях возбуждения. Казалось, можно было даже ощутить их запах, настолько реалистичны были эти портреты. Доктор Бронски не решился спросить, кто были эти женщины и каким образом удалось найти и сфотографировать такое количество натурщиц. Ему было достаточно знать, что его не обманули, ибо каждый клитор уникален — и по форме, и по оттенку, и по своему обрамлению.

Так что вскоре стены дома доктора украсились изображениями боготворимого фетиша. Однако Бронски по-своему продолжал хранить верность жене, поставив на тумбочке у кровати цветную фотографию 8x10 в красивой рамке — самолично сделанный снимок ее клитора, и еще одну такую же, поменьше, носил в бумажнике, вместе с лицензией на врачебную деятельность. Доротея была этого достойна, ибо в своей жизни доктор Бронски не встречал другой женщины со столь же массивным органом. Он не переставал любоваться им и до сих пор. Его коробила мысль, что кто-то другой теперь наслаждался тем, чем по законному праву супруга должен был наслаждаться он сам. И если бы не санаторий «Элизиум», он, наверное, провел бы остаток жизни в психиатрической клинике — настолько неотступно преследовали его картины, как красивые молодые самцы ласкают пальцами и языком сочное великолепие Доротеи.

В свое время именно это пристрастие подвигло Бронски избрать стезю гинекологии, потому что он не мог вообразить более приятного для себя занятия, чем целыми днями любоваться клиторами и за это получать к тому же приличные деньги. Однако почти все удовольствие портило назойливое присутствие чопорной каракатицы-медсестры, которой, несомненно, до смерти хотелось разглядеть, на что это он взирает с таким обожанием. И это, наряду с кознями его американских коллег, омрачало, так сказать, радость жизни. Поэтому возможность приобрести крошечный остров подвернулась как раз в нужный момент.

Прошло какое-то время, прежде чем Бронски окончательно передал обе практики своим партнерам; труднее всего было расстаться с шикарным офисом на Манхэттене. Но доктора призывал высший долг — долг, исполнение которого требует от человека полного самоотречения во имя своих идеалов. Один эпизод, произошедший во время обычного рабочего дня, перевернул всю жизнь доктора Бронски. Для него это стало божьим знамением, моментом озарения, когда он понял, что должен помогать женщинам достичь вершин наслаждения, при том что это и для него открывало путь к обогащению.

Однажды утром в понедельник к нему в кабинет явилась на осмотр одна симпатичная девушка, которую он до того не видел и, даст бог, больше никогда не увидит. Во время предварительной беседы доктор Бронски выяснил, что она родом из маленькой африканской деревушки и в Америке совсем недавно. С наслаждением предвкушая, как всегда, начало процедуры, он сел напротив раздвинутых бедер девушки, но когда приподнял простыню, прикрывавшую ее гениталии, едва не упал со стула. К его неописуемому ужасу, у новой пациентки не оказалось клитора. На его месте было едва заметное утолщение в присборенных складочках нежной темно-сливовой кожицы. Доктор Бронски знал, что это не врожденный дефект. Это было хладнокровное, намеренное оскопление, дело рук шамана из африканских джунглей. Зачем кому-то понадобилось лишать женщину источника наслаждения, не говоря уже о части тела ослепительной красоты? Он внутренне содрогнулся, смаргивая навернувшиеся на глаза слезы. Оставалось лишь надеяться, что это надругательство было совершено во младенчестве, пока бедная женщина не успела познать сладость экстаза, которую имела полное право испытать, и потому не изведала всей горечи утраты. Доктор слышал об этом варварском обычае и был благодарен мяснику, содеявшему это преступление, хотя бы за то, что тот не зашил заодно и аметистовую щель ее влагалища. И тогда Бронски поклялся посвятить остаток своей жизни почитанию и услаждению клитора, чего тот вполне заслуживал, особенно если его размеры превосходили обычные пропорции.

***

С самого начала доктор взял себе за правило принимать в штат своего возлюбленного санатория людей разных национальностей, особенно европейцев. Он знал, что благородный европейский акцент производит магическое впечатление на юных дам, многие из которых, пересекая океан, приезжали из Соединенных Штатов. В выборе пациенток их национальность играла не последнюю роль — доктор Бронски отдавал предпочтение американкам. Американкой была его жена, да и сам он уже не раз убеждался, что у женщин Нового Света клитор, как правило, значительно крупнее, чем у европеек или азиаток. А в глазах доктора это был решающий фактор.

Избранные женщины, которым выпало счастье побывать в санатории «Элизиум», страдали от различных недугов — иногда настоящих, но чаще надуманных, — самой распространенной причиной которых была неудовлетворенность супружеской жизнью. Довольно рано скованные узами брака, еще совсем юные и неопытные, они искренне страдали от равнодушия со стороны своих состоятельных и влиятельных мужей, которые, в неуемной погоне за властью и деньгами, будучи намного старше своих жен, считали их скорее своей собственностью, чем спутницами жизни. Так что бедные женщины были готовы поверить во что угодно, лишь бы избавиться от хронической усталости и мигреней. И доктор Бронски, человек мудрый, с учетом этих факторов разработал специальную терапевтическую программу. Согласно его теории, врач должен лечить все тело, а не бороться только с внешними симптомами заболевания. Поэтому пациентки редко ставили под сомнение его довольно нетрадиционные методы лечения. Также не осмеливались они возражать против ежедневных гинекологических осмотров, в то время как эти процедуры производились без медицинских перчаток. Доктор Бронски всегда ощущал беспокойство пациентки и, предваряя ее незаданные вопросы, объяснял успокаивающим, уверенным тоном, что для эффективности лечения необходим прямой контакт, чтобы руки врача касались тела пациента «в чистом виде», т. е. без всяких латексных перчаток или бумажных салфеток. И женщинам настолько хотелось верить в чудесное исцеление от воображаемых недугов, что доктор практически никогда не встречал протеста с их стороны. Дамы безропотно раздевались донага, ложились в кресло, послушно раздвигая ноги, и подсознательная тревога почти сразу подавлялась приятным ощущением рефлективного трепета меж разомкнутых половых губ.

Дабы облегчить себе задачу, доктор Бронски изобрел и сконструировал для своего санатория гинекологическое кресло со специальным устройством. Оно состояло из двух отдельных ремней, которые обвивались вокруг бедер женщины, с мягкими зажимами на концах. Доктор застегивал ремни и, разведя ноги пациентки в стороны до упора, фиксировал их в этом положении. Затем зажимы цеплялись на внешние половые губы, доктор еще слегка подтягивал ремни на бедрах, и они обхватывали ноги не хуже, чем петля — шею повешенного; половые губы выворачивались наружу, открывая взору вожделенный пухлый бугорок, который к моменту окончания врачебных манипуляций превращался в твердый, эрегированный стержень клитора.

Все это воспринималось как должное, поскольку доктор Бронски вразумительно объяснял, что психическое здоровье женщины напрямую зависит от здорового состояния ее клитора. Говорил он это профессиональным языком, щедро разбавляя речь многосложными медицинскими терминами, дабы убедить самых скептически настроенных пациенток в честности своих намерений. Доктор действительно был прирожденным оратором, чем в университетские годы вызывал жгучую зависть у своих сокурсников, а позже — у коллег-врачей. Но только теперь его талант стал приносить столь приятные дивиденды.

Не каждая гостья удостаивалась чести пользоваться плодами многолетнего профессионального опыта доктора Бронски, потому что не каждая из них дотягивала до поставленной им планки. После того как доктор определял по своей строгой шкале критериев, кто из женщин достоин внимания, он начинал курс терапии. Избранная пациентка, пока Бронски устраивался на стуле, раздевалась, ложилась в кресло и, как ей велели, расслаблялась. Повозившись с пристежным механизмом и артистично размяв суставы пальцев, доктор приступал к делу — расстегивал брюки и вынимал отвердевший пенис, который, разумеется, не был виден пациентке, потому что доктор сидел близко к ней и его гениталии оставались вне ее поля зрения. Наслаждаясь видом расширенной щели влагалища, доктор Бронски начинал средним и указательным пальцами медленно массировать обнажившийся клитор, пальцем другой руки нежно поглаживая приоткрытую щелочку под ним. Когда багровеющие набухшие края влагалища обильно увлажнялись и слизкая струйка сочилась к заднему проходу, палец осторожно проскальзывал внутрь, щекоча теплые стенки прямой кишки женщины.

Эта терапевтическая процедура сопровождалась громкими стонами извивающейся в кресле пациентки, не говоря уже о звуках, издаваемых самим доктором Бронски в приступе сладостной боли: некогда он приобрел необычную привычку носить на пенисе кожаное кольцо. Когда багровый ствол пениса выпрямлялся и разбухал, ему становилось тесно в кожаной петле, и Бронски несколько раз едва не терял сознание — настолько мощными были ощущения. Работая с пациенткой, доктор старался придвинуться как можно ближе, чтобы острее прочувствовать терпкий мускусный аромат, усиливавшийся еще более, когда женщина приближалась к оргазму. Когда же этот момент наконец наступал и из ее горла вырывался крик экстаза, доктор Бронски со сдавленным стоном изливал пенную струю из набухшего пениса прямо на белый кафельный пол.

Каждая женщина, которой предписывался подобный курс лечения, считала, что эти процедуры назначались только ей одной, и доктор всячески поддерживал эту веру в своих пациентках. Человек осмотрительный, Бронски проявлял разумную воздержанность. Из каждой группы девушек, приезжавших в «Элизиум», он выбирал по своему вкусу единицы. По понятной причине пациентки никогда не обсуждали друг с другом методы лечения. Так что доктор мог без опаски практиковать свою «терапию» — исключительно в медицинских целях.

Время от времени доктор Бронски варьировал свою методику. Он садился на стул и, не прикасаясь к пациентке, взглядом гипнотизировал ее обнаженные гениталии. Девушка под его пристальным взором, видимо, не могла сохранять хладнокровие; беззащитный клитор ее постепенно напрягался, разбухая на глазах, пульсируя и подрагивая. В такие моменты доктор одной рукой теребил свой пенис, а другой рылся в ящиках стола, где хранилась богатая коллекция вибраторов, на ощупь выбирая подходящую для случая модель. Хотя эти инструменты продавались медицинским работникам для применения в оздоровительных целях, Бронски не находил зазорным использовать их для своих экзерсисов. В конце концов, что может быть целительнее физического наслаждения?

Искусственные фаллосы были разного калибра. Доктор использовал их по своему усмотрению. Обычно самый большой прибор он приставлял к крайней плоти клитора и держал его в одном положении. Когда же вибратор включался, пациентка вскрикивала от восторга. В эти моменты Бронски чувствовал себя почти влюбленным, поскольку вид трепещущих от возбуждения, сочащихся влагой малых половых губ не мог оставить равнодушным его щедрое сердце. Но на этом процедуры не заканчивались. Доктор считал нужным закрепить терапевтический эффект, вставляя более тонкие вибраторы во влагалище и анус женщины. Благодаря обильной скользкой смазке прибор легко входил в задний проход. Доктор менял вибраторы, постепенно увеличивая калибр и расширяя отверстие, пока не доходил до самого крупного фаллоса. Включая режим активной вибрации, он начинал ритмичными толчками двигать вибраторами вперед-назад, не отрывая взгляда от подрагивающего алого бутона, обнаженного его хитроумным зажимным механизмом.

Когда же клитор достигал впечатляющих размеров, доктор брал его в рот, посасывая и смакуя, словно сладкую карамель. Это доставляло Бронски ни с чем не сравнимое наслаждение. Он различал малейшие оттенки вкусовых ощущений. Каждый раз благодаря богов, что судьба благословила его посещением дамы с большим клитором, он превосходил самого себя, стремясь доставить ей максимум наслаждения. Стимулируя пальцами отверстия ануса и влагалища, он языком и губами ублажал эрегированный орган, такой большой и напряженный, что доктор невольно сравнивал его с собственным пенисом.

Хорошенькая Карла почти сразу стала одной из любимиц доктора. Впрочем, когда она впервые оказалась в его кресле, он сперва испытал разочарование. Хотя коричневатое уплотнение проглядывало из обрамления кучерявых волосков с медным отливом, размеры его были чуть больше среднего — что не представляло для доктора ровно никакого интереса. Однако, когда он с помощью зажимов разомкнул пухлые губы и они раскрылись, словно две половинки сочного апельсина, доктор Бронски тут же изменил свое мнение. Будто почувствовав, что его оценивают по самым строгим критериям, клитор Карлы увеличился в размерах, продемонстрировав доктору все свое великолепие. Огромный, душистый лепесток страсти! Бронски даже не успел высвободить из штанов свой пенис — жаркая лава семени изверглась наружу, оставив теплое желейное пятно на дорогих трусах. Но чего стоит английское шелковое белье по сравнению с красотой открывшегося ему зрелища? Даже Доротея могла бы позавидовать формам клитора Карлы.

У доктора Бронски была масса возможностей насладиться этим щедрым подарком судьбы, и он пользовался случаем, стараясь извлечь из общения с Карлой максимум удовольствия и изощряясь всевозможными способами, только бы ее клитор в очередной раз разбух до непомерной величины. Тогда он брал теплый отросток в рот со сладостной дрожью ощущая трепет напряженного корня под тонкой складчатой кожицей. Кончиком языка доктор приподнимал крайнюю плоть, лаская открытую пунцовую головку, и, задыхаясь от счастья, проводил по шелковой глади росистого стебля, поднимаясь вверх, до самого корня, а затем медленно спускался вниз, не прекращая ласки до тех пор, пока вагина Карлы не начинала импульсивно подрагивать от нежных прикосновений его языка. Из припухшей щели сочилась душистая влага, оставлявшая вязкие лужицы на виниловом покрытии кресла. С каждым визитом Карлы доктор Бронски старался доставить объекту обожания более сильные ощущения. Доводя Карлу до полного изнеможения, он не останавливался после первого ее оргазма, а продолжал лизать и посасывать клитор даже после того, как семя вторично извергалось из его члена, обильно поливая уже липкий от спермы белый кафель.

***

Как и в других помещениях санатория, в смотровом кабинете доктора Бронски были установлены скрытые камеры. Одна была вмонтирована в шкаф над письменным столом; осуждающий глаз ее с виду казался головкой латунного шурупа. Гинекологическое кресло было развернуто таким образом, чтобы даже спина осматривающего пациентку доктора не заслоняла обзор камеры. Поэтому отчетливые кадры видеозаписи не оставляли сомнений в том, что женщина сама с готовностью участвовала в лечебных процедурах.

Для обслуживания системы электронного наблюдения доктор Бронски взял на работу своего брата Томаса. На тот момент Томас, неприкаянный неудачник, имел не богатый выбор: либо работать у своего брата, либо провести годы за решеткой. Доктор предложил ему единственную работу, которую тот, по его мнению, был способен выполнять, надеясь, что этот кареглазый недоумок, связанный с ним узами кровного родства, сумеет оценить этот широкий жест и воспользоваться выпавшим ему шансом. Суд, проявив снисходительность, выпустил Томаса на свободу под поручительство брата, добропорядочного и уважаемого гражданина, и доктор поспешил увезти его из Швейцарии, пока тот не влип в очередную историю. Доктор не сомневался, что при прежнем образе жизни рано или поздно Томасу неминуемо грозила жестокая расправа со стороны разъяренного мужа какой-нибудь женщины, причем по нынешним временам далеко не каждый судья вынес бы последнему суровый приговор.

В целом человек довольно пассивный и не особенно стремящийся к общению с противоположным полом, родственник доктора имел одну наклонность — совершенно не приемлемую с точки зрения морали современного общества. Томас любил наблюдать за женщинами. Причем предпочитал наблюдать за ними без их ведома. Открытое, не зашторенное окно он воспринимал как прямое приглашение — послание, начертанное изящным женским почерком на дорогой пергаментной бумаге с золотой каемочкой, самолично врученное автором. Томас давно разведал все лучшие места в пригороде Цюриха — где были частные дома со спальнями на первом этаже и огромными окнами, чудесными большими окнами, служившими Томасу вместо киноэкрана. По опыту он знал, что увлекательнее всего вечерние «сеансы», когда женщины готовились ко сну. Томас застывал у окна, где между закрытыми шторами или жалюзи оставалась хотя бы узкая щелочка, и наблюдал от начала до конца ритуал вечернего раздевания очередной жертвы.

Сначала взгляду открывались груди, разнузданные от сбруи бюстгальтера! Томас не уставал поражаться бесконечному разнообразию форм, ибо не было ни одной пары женщин с одинаковой грудью. Лично ему нравились крупные соски, обведенные большими пигментными кругами. Размер грудей был ему безразличен; главное, чтобы они венчались ореолом величиной минимум с крупную сливу. Если в приоткрытое окно врывался легкий ветерок, соски наливались и твердели, и Томас облизывал разгоряченные губы, зудевшие от желания прикоснуться к этим упругим шишечкам.

Тонкие пальчики отстегивали чулки от кружевного пояса и аккуратно скатывали вниз, обнажая бледную кожу бедер. Небрежно брошенный на пол, дымчатый нейлон хранил душистое тепло точеной ножки. Томасу было жаль чулки, безмолвно страдающие от беспечного невнимания хозяйки.

Покончив с этой простой процедурой, незнакомка выпрямлялась; послушные плавным движениям рук, трусики с шелковым шорохом скользили вниз, оглаживая бархатистую округлость живота, колени с очаровательными ямочками, изящные щиколотки, и с нежным вздохом падали на пол — с ластовицей, потемневшей от выступившей за день влаги. Томас, затаив дыхание, силился рассмотреть потаенное сокровище, оставившее влажный след на белье, и огорчался, если это не удавалось. По другую сторону прозрачного барьера, за жестокой твердью стекла, все, на что он мог надеяться, это мельком увидеть темный треугольник курчавых волос, к его разочарованию, надежно скрывавший вожделенное женское таинство. И когда объект наблюдения поворачивался к нему спиной, Томас, наслаждаясь созерцанием безупречных ягодиц, в душе сожалел, что взгляду не доступно большее — то, что находится между ними.

Итак, Томас Бронски, наряду с другими сотрудниками санатория «Элизиум», наконец-то получил работу, о которой мог только мечтать, — работу, которую охотно выполнял бы даже бесплатно. Оказалось, он неплохо разбирается в технике. Помимо мониторинга, Томасу поручили монтировать фильм — задание, которое он считал весьма важным для упрочения финансовой империи брата. Хотя он предпочел бы работать в более тесном контакте с гостьями, расположение его рабочего места исключало такую возможность. Однако Томас несмотря на то, что не мог обладать этими красивыми женщинами физически, благодаря камерам мог властвовать над ними в ином смысле. И он тешил себя этой мыслью, лаская короткий плотный стержень своего пениса в тиши крохотной диспетчерской.

Развалившись в огромном кожаном кресле у панели управления, Томас чувствовал себя господом богом. Наверное, в какой-то мере так оно и было, ибо всевидение и всеведение делали его подобным всевышнему. У очаровательных пациенток санатория не было от него секретов; он наблюдал за ними, куда бы они ни направлялись, запечатлевая на пленке самые интимные моменты. Кассеты с записями сортировались и хранились на полках шкафа в диспетчерской; на каждой из них аккуратным почерком Томаса было выведено имя женщины. Монахини в начальной школе всегда ставили ему высший балл по каллиграфии, и он часто спрашивал себя, что бы они подумали, если бы узнали, какое применение нашли его каллиграфические таланты. И все же годы томления за закрытой дверью взяли свое. Томас Бронски хотел большего, намного большего, чем просиживать штаны в своей тесной коморке и довольствоваться созерцанием мониторов.

***

В то время как Томас Бронски медленно закипал, словно вода в котелке, будничная жизнь санатория шла своим чередом. Гостьи приезжали и уезжали. Спрос на услуги санатория был настолько высок, что вскоре пришлось расписывать очередность посещений. Заявки приходили со всех уголков западного мира. Женщины были одна красивее и богаче другой. Слухи о достоинствах санатория достигли самых высоких социальных кругов. Те, кто еще не успел побывать в «Элизиуме», толком не знали, что в действительности происходило на острове, — те же, кто знал правду, не осмеливались об этом распространяться. Видя, что популярность санатория растет, доктор Бронски начал всерьез подумывать о его расширении. Любой человек в его положении планировал бы устраниться от дел как можно раньше. Но доктор, найдя свой рай на земле, не имел ни малейшего намерения покидать его — никогда.

Предметом гордости санатория был широкий спектр оздоровительных процедур. Персонал тщательно заботился о том, чтобы ни одна гостья во время пребывания в «Элизиуме» не скучала и не чувствовала себя обделенной вниманием. На основании сформировавшегося у него психологического портрета пациентки доктор Бронски определял ее потребности и в соответствии с этим разрабатывал индивидуальный курс терапии. Впрочем, методы лечения не отличались разнообразием, поскольку в большинстве случаев женщины страдали от одних и тех же недугов. Единственное различие заключалась в количестве и интенсивности процедур, и в этом плане доктор предоставлял своим служащим полную свободу действий, которые, единственно, должны были иметь четкое представление о том, как далеко могли заходить их отношения с пациенткой — судя по всему, настолько далеко, насколько позволяли физические параметры ее тела.

Доктор Бронски полагал, что очень важно для каждой пациентки установить определенный распорядок дня и неукоснительно его соблюдать. Вдали от дома и семьи женщины часто чувствовали себя неуютно, и поэтому, дабы гостья получила максимум удовольствия от пребывания в санатории, необходимо было создать впечатление нормальной жизни, чему способствовало установление четкого графика процедур, практически не изменявшегося на протяжении всего курса. Помимо терапии доктора Бронски, частью ежедневного ритуала был массаж. Доктор нанимал только лучших специалистов — и лучшим специалистом в этом деле был Андре. Его рабочий день был расписан едва не по секундам: когда клиентки обнаруживали его многочисленные таланты, они стремились записываться к нему как можно чаще, даже на несколько сеансов в день. Бархатные глаза Андре, его сильные руки, терпкий аромат его темной кожи, которая сияла, как черная патока, и так же сладко благоухала, не оставляли равнодушной ни одну женщину, и никто из них не противился даже самым дерзким его желаниям. Даже если бы Андре не был связан контрактом с санаторием, на его массажном столике за годы практики побывали бы многие счастливые клиентки…

Счастливые клиентки, такие как Карла, хрупкая рыжеволосая девушка, чей спокойный темперамент не сочетался с огненной медью волос на голове и меж бледных бедер. Сперва Андре принял ее за обычную светскую даму, которые в санаторий съезжались толпами — богатые, распущенные, красивые и умирающие от скуки. И все же она вскоре стала одной из его любимых клиенток. Он даже нарушил установленные правила, подкупив Томаса, чтобы тот выкрал для него кассету с кадрами фильма о Карле, снятом без ее ведома. Подкупил он его не деньгами, а предоставив брату доктора возможность присутствовать на сеансах массажа. Хотя массажист не допускал Томаса в кабинет во время посещений Карлы, он не возражал против его присутствия, когда на мягком массажном столе лежали лицом вниз другие дамы. Клиентка так увлекалась собственными ощущениями, что не замечала маячившую неподалеку неподвижную фигуру, как не замечала и теплую пенистую лужицу на сверкающем голубом кафеле меж своих широко раздвинутых ног. Сделка, заключенная между этими двумя совершенно не схожими людьми, была выгодна им обоим. Томас получил то, о чем давно мечтал. Что же касается Андре, он обрел намного большее, ибо даже в преклонном возрасте, коротая долгие вечера в тиши своей уединенной виллы, он мог просматривать кадры кинопленки, смакуя сладкие воспоминания.

Андре сразу же понял, что работодатель намеревается использовать его искусство для неблаговидных целей. Но он ничего не имел против. Пылкая страсть к вожделенному отверстию и предоставленная свобода действий делали его не столь щепетильным. Кроме того, ему хорошо платили, не считая щедрых чаевых от его сперва шокированных, а впоследствии благодарных клиенток. Андре считал благословением работу в санатории, где он мог заниматься любимым делом. Он также считал себя вправе гордиться формой своего пениса. В его обязанности входило приобщение к анальному сексу юных дам, до этого не имевших подобного опыта, и коническая форма члена облегчала задачу и ему, и ничего не подозревающей женщине, лежащей перед ним на столе. Андре считал себя экспертом в этом вопросе. Он всегда безошибочно определял, что отверстие было нетронутым, когда, слегка раздвигая ягодицы, замечал целомудренное сокращение мышц ануса. Эту физическую реакцию массажист воспринимал как прямой вызов и получал огромное удовлетворение, превращая неподатливое отверстие заднего прохода женщины в благословенные врата наслаждения мужского пениса.

Андре подходил к делу постепенно, начиная с обычного массажа, чтобы женщина привыкла к прикосновениям его сильных рук. Иногда он устанавливал мягкий массажный стол во дворе, под чистым лазурным небом, и солнце ласкало теплыми лучами женские тела, благоухающие душистым кокосовым маслом. После пары сеансов расслабляющего массажа клиентка уже осваивалась настолько, что решалась снять белоснежное пушистое полотенце, стыдливо прикрывавшее интимные части тела. И тогда Андре приступал к демонстрации своих истинных талантов.

Уверенные мускулистые руки мяли и гладили тело женщины, пока она не начинала таять от наслаждения. Когда мышцы становились вялыми и расслабленными, Андре принимался массировать ягодицы, до покраснения растирая пышные бугорки и осторожно разводя их в стороны, чтобы солнце могло целовать нежные складочки ануса. Отверстие импульсивно приоткрывалось, и в кольце растянутой розовой кожицы обнажались красноватые стенки прохода. Согласно строгим инструкциям доктора Бронски, массажный стол был установлен так, чтобы ничто не могло укрыться от ока видеокамеры, во всех подробностях запечатлевавшей каждый интимный штрих меж раздвинутых ягодиц. Задерживая их в этом положении на мгновение дольше, чем следовало, Андре сладострастно любовался сокровенными таинствами, сравнивая ямочку в обрамлении лучистых морщинок с сотнями других, которые ему довелось видеть на своем еще не долгом веку. Ни одна из них не была с точностью похожа на другую. У каждой были свои уникальные черты, которые мог распознать разве что человек со столь богатым опытом, как у Андре.

Впервые Андре открыл для себя этот часто игнорируемый источник наслаждения в совсем еще юном возрасте, едва покинув школьную скамью. Она была его первой любовью и, как многие девушки в те времена, хотела заниматься сексом, но ужасно боялась забеременеть, что вне брака считалось недопустимым, особенно в пуританской деревушке в Вест-Индии, где оба они родились и выросли. Идея использовать для обоюдного удовлетворения отверстие ее ануса казалась удачной альтернативой. Уже давно славящийся искусством массажа среди более старшего и чаще хворающего поколения общины, Андре всегда имел наготове бутылочку масла, которое он кропотливо выжимал из плодов папайи, манго, авокадо и кокоса. Щедро сдабривая маслом упругое кольцо ануса девушки, он в считанные секунды опустошил половину бутылочки. Затем, не желая причинять боль своей любимой, он, поразмыслив, решил на всякий случай добавить еще.

Первое проникновение оказалось куда более легким, чем рассчитывал Андре, и он уже жалел, что извел столько драгоценного масла, в то время как было бы вполне достаточно малого количества. Через несколько секунд он уже орудовал пенисом внутри распечатанного прохода девушки, которой, судя по прерывистым вздохам и стонам, процесс доставлял не меньшее удовольствие. К сожалению, от чрезмерного возбуждения развязка наступила быстро. Семя изверглось наружу прежде, чем Андре смог извлечь пенис из узкого прохода. Он разочарованно глядел на сникший член, удивляясь, насколько мал его сморщенный орган. И вдруг девушка схватилась за живот и, согнувшись пополам, громко застонала. Обилие фруктового масла и густого семени оказало слабительный эффект, и она в потугах опорожнила кишечник, извергнув струю жидкого кала. На глаза ее навернулись слезы, едва она осознала, что только что совершила на глазах у своего возлюбленного. Прежде чем девушка впала в истерику, Андре нежно привлек ее к себе и, обняв дрожащие плечи, принялся покрывать поцелуями соленое от слез лицо.

Но не все еще было потеряно. Андре, быстро сориентировавшись в ситуации, отер кожу девушки влажной тряпкой, и его пенис снова скользнул в разгоряченное теплое отверстие, которое только что покинул, на этот раз встретив еще более радушный прием. Молодая пара предавалась любовным утехам при каждом удобном случае, и от частоты встреч задний проход девушки расширился настолько, что пенис легко проникал внутрь без всякого масла.

Теперь, когда Андре знал, чем чревато злоупотребление маслом, он поклялся себе, что никогда больше не совершит подобной ошибки — особенно здесь, в санатории, с великосветскими дамами, которые, без сомнения, предпочли бы умереть, чем опорожниться на глазах у мужчины. Он хорошо понимал, почему после окончания сеанса клиентки поспешно удалялись, но по крайней мере у них было достаточно времени, чтобы вернуться в свое бунгало.

Несмотря на эти нечастые, но однозначно неприятные последствия «массажа», Андре еще не видел женщины, которая бы сожалела о том, что произошло. Поэтому он всегда с радостным трепетом ожидал момента посвящения очередной молодой особы в таинства запретной любви, уверенный, что она получит от этого не меньше удовольствия, чем он сам. Кто еще мог так искусно увлечь утонченных молодых леди в водоворот соблазна? В санатории не было человека, кто осмелился бы оспорить его статус виртуоза анального секса.

Поистине Андре умел найти правильный подход к любой женщине без малейшего протеста с ее стороны. Чтобы подготовить клиентку к следующей стадии курса лечебного массажа, он осторожно вставлял смазанный маслом палец в ее анус, с самодовольной усмешкой предвкушая удивленный возглас, обычно сопровождавший непроизвольное сокращение стенок ануса вокруг пальца — что, по его мнению, было не менее приятно, чем акт соития. Однако он воздерживался от дальнейших действий, оставляя растерянную женщину в полном недоумении: что это было — случайность или просто плод ее богатого воображения? Андре часто представлял, как женщины, распластавшись на шелковых простынях в полумраке роскошных бунгало, размышляют по поводу случившегося, снова и снова переживая то мимолетное мгновение, когда шоколадный палец массажиста посягнул на девственность их ануса, и их жаркие влагалища увлажняются душистой росой. Несомненно, особую пикантность в этот эпизод привносил и цвет его кожи, поскольку Андре знал, что женщины этого сорта никогда не спали с мужчинами другой расы — да и наверняка ни с кем, кроме своих мужей.

Когда на следующий день дама приходила на очередной сеанс массажа, Андре испытывал небезосновательную уверенность, что она не станет возражать против повторения процедуры. И когда женщина вновь погружалась в блаженно-расслабленное состояние, он полностью сосредотачивался на ягодицах, поглаживая, потирая, разминая и осторожно раздвигая их, пока они не раскрывались сами собой. Смазанный маслом палец нежно скользил по морщинистому краю разгоряченного ануса, и отверстие непроизвольно расширялось, подавая Андре тайный знак, понятный только ему одному. Тогда Андре переходил к следующему шагу, вставляя два пальца в объятия тугого кольца. Если он не встречал сопротивления, это означало, что ему дозволялось большее, и он ногой нажимал на черную кнопку, вмонтированную в одну из кафельных плиток, таким образом извещая диспетчерскую, что сейчас произойдет нечто стоящее внимания. По этому сигналу Томас включал камеру наблюдения, замаскированную в ветвях дерева над массажным столом. Андре иногда казалось, что он слышит, как жужжит приведенный в действие механизм, но убеждал себя, что это всего лишь игра воображения — подстегнутого смутным ощущением вины.

Массажист был предупрежден, что в целях экономии пленки нажимать сигнальную кнопку следует, только когда предстояло нечто действительно важное, ибо представлялось нецелесообразным заставлять сотрудника тратить время на просмотр всей пленки, в то время как интерес представляли лишь избранные эпизоды. Впрочем, Томас Бронски имел на этот счет собственное мнение. Необходимость просмотра с утра до вечера сексуальных сцен вовсе не раздражала его. Для архива он отбирал самые откровенные кадры, где молодые пациентки были запечатлены в самые интимные моменты, а остальное отправлял в свою личную коллекцию. Неудивительно, что Томас не спал сутками, ибо как можно было заснуть, когда на экране происходили такие вещи?

Когда камера включалась, пальцы Андре словно начинали жить собственной жизнью, лаская трепещущий край ануса. Затаив дыхание, Андре замирал в беспокойном ожидании, что женщина позовет на помощь. Это хоть крайне редко, но случалось, и поэтому массажист, начиная интимные маневры, обязан был извещать диспетчерскую, даже если анальный секс не входил в его планы. Всегда существовала вероятность, что какой-либо из дам придутся не по вкусу его манипуляции, а санаторий не мог рисковать своей репутацией из-за преждевременного отъезда гостьи, не говоря уже об упущенных финансовых возможностях. И в этом случае отснятая пленка имела весьма важное значение.

Первый инцидент произошел вскоре после того, как Андре начал работать в «Элизиуме». Будь у него больше опыта, он, наверное, сразу бы понял, что с миссис Сирил Олифант III могут возникнуть проблемы. Однако Андре очень хотелось угодить своему работодателю, а доктору Бронски — быстрее встать на путь финансового процветания. Но всякому свойственно ошибаться, и с приездом миссис Олифант санаторий потерпел крупное фиаско. Обычно безошибочное чутье на этот раз подвело доктора, едва не сведя на нет все усилия и упования.

Доктор Бронски с самого начала подозревал, что его новой пациентке будет не по душе санаторный режим, ибо после первого — и единственного — физического осмотра выяснилось, что клитор ее был гораздо меньше средних размеров и ему недоставало ни цвета, ни аромата. Обычно доктор определял величину клитора по фотографии женщины, ибо за долгие годы медицинской практики пришел к однозначному выводу, что у женщин размер губ прямо пропорционален размерам половых органов. А у миссис Олифант губы были очень тонкие, из чего можно было заключить, что и другая пара губ не отличается пышностью — не самая благоприятная среда для процветания клитора. К тому же женщина изначально скрыла свой возраст, что уже само по себе настораживало. Фотографии, приложенные к письму, были сделаны давно — судя по всему, в ранней молодости, в те счастливые времена, когда она еще не была замужем за мистером Олифантом III.

Доктор знал, что обязан был своевременно сделать соответствующие выводы, и потому горько винил себя за свой просчет. Он смущенно извинился перед обескураженным массажистом, который едва не уволился после оказии со вздорной клиенткой. Задним умом доктор Бронски понимал, что должен был сразу же отослать пациентку восвояси, но вместо этого позволил взять верх алчности, проигнорировав очевидные признаки женщины фригидной и абсолютно неэротичной. Он мог поклясться, что миссис Олифант даже не подозревала об истинном предназначении бугорка плоти величиной с горошину, расположенного над щелью влагалища. И в результате подобного невежества нежные поползновения Андре, обращенные к отверстию ее заднего прохода, были встречены возмущенным воплем, и санаторию грозил крупный скандал, который, к счастью для всех, так и не разразился.

Несмотря на очевидную неприязнь со стороны миссис Олифант, массажные таланты Андре продолжали пользоваться спросом у других леди. Несколько сеансов предварительных манипуляций с анусом подготавливали неизбежный финал, когда в игру вступал многоопытный пенис. Массажист умел разместить клиентку на столе по отношению к камере так, чтобы на пленке запечатлелись малейшие детали совокупления. Зачастую возбуждение дамы было так велико, что она сама подавалась назад, подставляя ему свои ягодицы, одновременно приподнимала торс, бедрами обхватывая края массажного стола, словно жокей на верховой лошади, и терлась гениталиями о мягкий ворс полотенца, пока не достигала оргазма. Независимо от своего социального положения и национальности каждая женщина невольно задавалась вопросом, что предпринял бы ее муж, если бы застал ее в этой позе, пронзенную сзади эбонитовым пенисом. Конечно, в своем наивном неведении она и представить себе не могла, что он вполне мог увидеть всю эту сцену, если бы во время отъезда она отказалась выплатить, что называлось, «дополнительное вознаграждение». Мысль об измене супругу, который, кстати, зачастую игнорировал физические потребности любимой молодой жены, при этом требуя от нее абсолютной верности, делали минуты наслаждения еще упоительнее. Андре, руками сдавливая ягодицы женщины, чтобы еще более сузить стенки заднего прохода, плавно вводил в него свой член. Андре знал, что именно контраст между эбонитовой чернотой его пениса — ибо этот орган был самой темной частью его тела — и девственной белизной ягодиц привносил дополнительную «изюминку» в драматический сюжет этого фильма — ни одна из этих привилегированных дам не могла допустить, чтобы эти сиены увидел ее супруг, не говоря уже о кругах, в которых она вращалась.

Симпатичный массажист пробуждал в чопорных леди не изведанные дотоле страсти, так что возвращались домой они с явной неохотой. Исполняя супружеские обязанности вечером в воскресенье и, если муж был в духе, также в субботу, они тосковали по темнокожему островитянину и его конусообразному органу. Обратиться к своему благоверному с подобной просьбой напрямую было рискованно. Лишь немногие, самые отчаянные, осмеливались взять инициативу на себя, заставив мужа совершить недозволенное. Обделенные воображением, мужья обычно занимались сексом в темноте и под одеялом. Поэтому обстоятельства позволяли время от времени направлять супружеский пенис в другое отверстие. С артистичным стоном, способным оживить самое вялое мужское достоинство, женщина, повернувшись к мужу спиной, приподнимала ягодицы, подставляя ему то место, где, по его расчетам, должно было находиться влагалище. В пылу возбуждения муж вводил свой орган, не замечая того, в анус женщины. Стремясь быстрее достичь оргазма, он не ощущал непривычную сухость и жаркое тепло узкого прохода и по мере приближения кульминации всаживал пенис все глубже. И опять же темнота была на руку женщине, ибо можно было вообразить, в каком шоке был бы супруг, если бы узнал, где только что побывал его член, при том что его жена под покровом ночной мглы, закрывая глаза, рисовала в воображении крошечные черные косички на голове Андре во время последнего сеанса массажа.

Массажист часто размышлял о молодых красивых женщинах, которых обслуживал в течение дня, наблюдая за ними во время обеда за общим столом. Его все еще теплое семя сочилось из их раскрасневшихся анусов, оставляя маслянистые пятна на белоснежных трусиках. Он входил в столовую каждый вечер с гордым сознанием того, что обладал каждой из них.

Андре возбуждала мысль о сексе с женщинами другой расы. Будучи хорошо знаком с психологической концепцией о сладости запретного плода, в душе он отрицал это рациональное толкование. В его пристрастии было нечто большее, чего не смог бы объяснить ни один психолог. Белые леди притягивали Андре по иной причине; их бледные морщинистые анусы казались такими нежными, беззащитными, такими очаровательно невинными по сравнению с упругими задами девушек, которых он знавал в юности. И в этом было нечто трогательное, волнующее. Неискушенность, неопытность клиенток сообщали сексуальному действу более интимный и эротичный оттенок.

Моника была самой светлокожей из женщин, которых он видел в санатории, да и, наверное, за всю свою жизнь. Хрупкая датчанка, которой едва минуло двадцать, была обладательницей роскошных светлых волос, шелковистой волной ниспадавших ниже талии. Она имела привычку машинально отбрасывать белокурые локоны за спину, когда они ей мешали, даже не подозревая, какой ошеломляющий эффект этот непроизвольный жест оказывал на особей мужского пола. Зная это, она бы, пожалуй, постаралась избавиться от этой манеры, порождающей в умах мужчин самые непристойные фантазии, в которых нагая Моника обертывала золотистые пряди волос вокруг эрегированного пениса.

Лишь светлый пушок бархатистым налетом покрывал изящные руки и ноги Моники. Когда Андре во время первого сеанса массажа велел ей лечь на стол лицом вниз и откинул покров махрового полотенца, он увидел, что узкая ложбинка меж бледных ягодиц и вовсе лишена растительности. Дрожа от вожделения, он принялся ласкать упругие бугорки смоченными в масле пальцами. Массажист не верил своему счастью — Моника не только обладала уникальными достоинствами в интересующей массажиста области; но и была весьма податлива. С ее губ не слетело ни единого возмущенного возгласа. Датчанка послушно лежала на животе, нисколько не смущаясь своей наготы. Не тревожило ее, казалось, и то, что сотрудник санатория, в обязанности которого входил лечебный массаж, вел себя совершенно не профессионально уже хотя бы потому, что обслуживал клиентку в саду санатория.

Прошло несколько минут. Даже если доверчивая Моника уже поняла, что Андре в это теплое средиземноморское утро не собирался ограничиваться массажем, она не выказывала никакого недовольства. Она молча лежала на столе, установленном посреди выложенного голубым кафелем дворика, подложив под голову согнутые руки, и, вполоборота повернув лицо к Андре, приоткрыв светло-серый глаз, выжидающе наблюдала за темнокожим массажистом.

Боги преподнесли Андре щедрый дар, и надо было быть круглым идиотом, чтобы не принять его. Эластичный анус Моники был настоящим шедевром, созданным природой словно специально для него, и его дрожащие пальцы усердно гладили и мяли ягодицы, постепенно подбираясь к разгоряченному анальному отверстию. Когда Андре раздвинул раскрасневшиеся бугорки, взору его открылся бутон ануса цвета чайной розы. Сраженный его совершенной красотой, Андре, нагнувшись, с благоговейным трепетом прильнул губами к нежному морщинистому краю. Сердце его учащенно забилось. Когда он наконец пристроил к отверстию эбонитовую головку своего пениса, ему безумно захотелось, чтобы этот момент длился вечно, настолько прекрасен был контраст между бледно-розовым и иссиня-черным.

Моника легко приняла его внутрь, казалось, даже не заметив, как пенис скользнул в узкий проход. Она лежала неподвижно, предоставив Андре полную свободу действий, не издавая ни единого звука, и только слышно было чмоканье теплой спермы, сочащейся из ее ануса. С каждым движением Андре ее ягодицы подавались навстречу ему. Массажист вводил толстый ствол члена в задний проход до самого основания — он не помнил, чтобы его пенис когда-либо проникал так глубоко. Со сладостной дрожью Андре смотрел, как целомудренное миниатюрное кольцо Моники плотоядно расширяется, поглощая разбухший корень пениса, и казалось, нежная розовая кожица готова была порваться, настолько растянулся тонкий край ее ануса.

Тем утром Андре входил в нее три раза, один раз даже в промежутке не вынимая пениса, пополнив коллекцию санатория уникальными кадрами и доставив массу удовольствия человеку, снимавшему все это на пленку. Томас Бронски был так занят ублажением своего неумного пениса, что едва не забыл включить камеру в сауне, где одна гостья благосклонно принимала ласки женщины из обслуживающего персонала. Так что когда диспетчер наконец погасил экран монитора, пол был обильно полит вязкой влагой.

Моника регулярно посещала утренние сеансы массажа, каждый раз послушно укладываясь на мягкий массажный столик, еще хранивший тепло тела предыдущей клиентки Андре. Однако, несмотря на кажущуюся пассивность, она все острее испытывала потребность в общении с массажистом и вскоре стала записываться к нему на четыре сеанса в день. Но и это не могло утолить ее жажды, ибо каждый вечер на закате датчанка ждала Андре в своем бунгало. Моника лежала обнаженная на животе, повязав глаза шелковым шарфом. Рядом с кроватью был приготовлен моток веревки, и ее тонкие пальцы машинально поглаживали шершавые ворсинки. Если массажист запаздывал, она, зажав один конец веревки между бедер, растирала до крови нежную плоть лобка и ануса. Когда же приходил Андре, веревка часто была влажной, чайная роза Моники полыхала, как горячие угли, а шелковистый язычок клитора багровел, словно пылающий костер.

Андре сразу распознал в Монике склонность к мазохизму. Не говоря ни слова приветствия, он связывал ее бледные запястья над белокурой головой. Моника всегда держала наготове кувшинчик дорогого французского смягчающего средства, заранее сняв с него крышку, чтобы после не отвлекаться на подобные мелочи. Андре, кончиками пальцев зачерпнув жирного крема, обильно смазывал свой отвердевший пенис и зудящее отверстие ануса Моники, остужая жар кожи, натертой грубыми волокнами веревки. Нежась от действия холодящего бальзама, Моника нетерпеливо постанывала, предвкушая очередную дозу наслаждения. Отвечая на прикосновения скользящих по коже пальцев, она приподнимала бедра, и ягодицы непроизвольно раздвигались, призывая Андре совершить то, за чем он пришел.

Поскольку пенис его задень неоднократно побывал в анусах нескольких клиенток, массажист мог сохранять эрекцию достаточно долго, продлевая наслаждение, и Моника, приглушенно постанывая, просила его взять ее еще раз. Ей хотелось быть наказанной; она признавалась, что была очень непослушной девочкой, потому что вечером в сауне плохо вела себя с одной из прислужниц. (Датчанка питала симпатии к Франсуазе, самой миловидной девушке из персонала санатория, и любила ублажать ее языком.) Поэтому, говорила она, Андре должен ее наказать. Он грубо всаживал свой пенис в ее разработанный зад, и хриплые стоны Моники пробуждали в нем адское желание пронзить насквозь ее хрупкую плоть эбонитовой твердью органа.

Любой, кто просмотрел бы эту видеопленку, — а желающих нашлось бы немало, — не смог бы остаться равнодушным при виде лоснящегося черного пениса Андре, впивающегося в нежный розовый бутон Моники. Даже женщины, наблюдавшие мгновения чужого экстаза, в душе мнили себя героинями подобных сцен. Брат же доктора Бронски, прокручивая эти кадры, просто изнывал от вожделения.

Внезапно ему в голову пришла одна идея. Не довольный своим жизненным жребием, Томас решил самовольно расширить круг своих обязанностей. Поскольку его никто особенно не контролировал, он надумал устроить себе небольшой перерыв, ненадолго отлучившись из пропахшей спермой комнатушки, где проводил практически весь день. Утром в двери бунгало Моники появилась коряво нацарапанная записка, подписанная именем Андре. Томас не сомневался, что девушка ни разу не видела почерка массажиста и не догадалась бы, что автором послания был другой человек. В этот день на тот час, когда Моника обычно посещала сеансы Андре, было запланировано общее собрание персонала. Дабы девушку не постигло разочарование, Томас счел своим святым долгом подменить массажиста.

Заботясь, чтобы все прошло безупречно, Томас на всякий случай захватил с собой дополнительный моток веревки, поскольку одного было бы недостаточно для осуществления того, что он запланировал на этот вечер. К его приходу дверь бунгало Моники, как он и ожидал, была не заперта, и, войдя в ее спальню, на арену сексуальных игрищ, он застал девушку в той же позе, какую множество раз наблюдал на экране монитора. Она лежала на просторном мягком ложе, хрупкая и прелестная в своей наготе; гладкие бледные ягодицы подрагивали в предвкушении предстоящего наслаждения. Серо-голубые глаза были завязаны шелковым шарфом. Опасаясь, что от перевозбуждения не продержится и минуты, Томас, прежде чем подойти к ее кровати, рукой удовлетворил себя, извергнув накопившееся семя. Лаская взглядом послушное тело Моники, он уже не сомневался, что устроит хорошее шоу. Он выдернул веревку из-под ее пальцев и связал ей запястья, как обычно делал Андре, конец веревки прикрепив к изголовью кровати на случай, если вдруг девушка почувствует, что входящий в нее пенис формой не похож на конический орган массажиста, и попытается снять повязку с глаз.

Томас не спешил, понимая, что это его первый и, наверное, последний шанс развлечься с Моникой. Несколько минут он кончиками пальцев гладил ее шелковистую кожу, с наслаждением вдыхая ее аромат, становившийся все отчетливее от его прикосновений. Ни разу в жизни он не обладал женщиной столь ослепительной красоты, и ему до безумия хотелось опробовать все три ее отверстия. Но время шло, и нетерпеливые возгласы Моники, молящей о наказании, побудили Томаса перейти к более решительным действиям. Ее мольбы стали настолько настойчивыми, что он был вынужден приложить ее ремнем, чтобы утихомирить, опасаясь, что на крики прибежит гостья из соседнего бунгало посмотреть, что происходит. К его удивлению, Моника, казалось, получила удовольствие от удара ремнем — она приподняла ягодицы, так что стал виден вибрирующий розовый бутон ее ануса с темной щелью влагалища меж пухлых половых губ.

В приливе возбуждения Томас потянулся к веревке, которую приготовил специально для этой встречи, утром сходив за ней на маленький причал на другом конце острова. Он все еще ощущал соленый привкус моря на губах. Веревка была грубее и шершавее той, что обвивала запястья девушки. Ее использовали для швартовки лодок. Хотя Томас сперва намеревался связать этой веревкой щиколотки датчанки, она вполне могла сгодиться и для другой цели. Томас поставил Монику на колени, опустив ее голову на подушку. Вздернутые ягодицы, покрасневшие от ремня, раскрылись в ожидании «наказания». Розовая ямочка между ними весело подрагивала, словно поддразнивая Томаса.

Сердце билось так часто, что Томас едва стоял на ногах. Он распустил моток наполовину, а второй конец веревки обмотал вокруг кисти и, замахнувшись, с хриплым возгласом хлестнул Монику промеж ягодиц. Девушка вздрогнула от неожиданности. С завязанными глазами она не могла видеть, что происходит. Однако когда веревка вновь хлестко прошлась по коже, оставляя багровый рубец, она, казалось, успокоилась и твердо держала позу.

Томас устроил Монике нещадную порку. Он целился прямо в анус девушки, с блаженной усмешкой глядя, как от каждого удара вздрагивают ягодицы и отверстие раскрывается, как рот голодного младенца, ищущего материнскую грудь. Он хлестал ее снова и снова, грубая веревка жадно лизала пульсирующий анус. Томас Бронски никогда не питал любви к этому зловонному отверстию. Он ухмылялся во весь рот, взирая с триумфом победителя на влагалище Моники, сочащееся жидким медом, в котором тонул трепещущий язычок клитора, и это преисполняло его еще большим энтузиазмом. Когда мышцы заныли от напряжения, Томас сложил один конец влажной веревки вдвое и стал вставлять его в расширенное отверстие заднего прохода Моники. С губ ее слетали приглушенные стоны. Томас старался засунуть веревку как можно глубже, раздражая шершавыми волокнами чувствительные стенки ануса. Когда же решил, что с Моники достаточно, он одним рывком вытащил веревку — девушка стиснула бедра в преддверии оргазма.

Не в силах долее сдерживать свой алчущий орган, Томас приспустил брюки и, раздвинув дрожащие ягодицы, ввел набухший член в разгоряченное анальное отверстие, едва не рыдая от счастья, ибо так долго ждал этого момента.

Моника с готовностью подставляла ему свой зад, предвкушая сладостный зуд, всегда сопровождавший вторжение пениса. Именно боль и дискомфорт доставляли ей ни с чем не сравнимое наслаждение, и именно поэтому она предпочитала этот вид коитуса. Поворачиваясь спиной к мужчине, Моника полностью отдавала себя во власть ему, абсолютно беззащитная и беспомощная. Однако на этот раз привычной боли она не почувствовала — проникновение пениса не вызвало дискомфорта, что было довольно странно, если учесть, что она сегодня несколько раз побывала у Андре, как и на протяжении всей последней недели.

На мгновение Монику охватило беспокойство — ей подумалось, не чересчур ли часто она занималась анальным сексом, и ей вдруг стало страшно, что муж может обнаружить ее постыдную тайну, хотя за все время, пока они были женаты, он даже ни разу не удосужился взглянуть на ее анус, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к нему. Когда она однажды, набравшись храбрости, предложила ему опробовать эту позу, он унизил ее, не стесняясь в выражениях объяснив, что считает эту часть тела нечистой и пригодной лишь для одной цели. Поистине, муж Моники был человек ограниченного воображения.

Благополучно проникнув внутрь, Томас пытался подражать движениям массажиста, с восторгом ощущая, как его тщедушный пенис становится как будто длиннее и толще внутри горячего эластичного прохода. Возможно, не настолько уж он был обделен природой, ибо чувствовал не только мельчайшие неровности на слизких стенках ануса, но даже микроскопические ворсинки, оставшиеся от грубой веревки. Вероятно, чтобы раскрыть свой полный потенциал, Томас нуждался в создании соответствующих условий — условий, которые он не мог воспроизвести лишь с помощью собственных рук. Судя по всему, Моника тоже была довольна: она вскрикивала при каждом глубоком проникновении, умоляя Андре — ибо полагала, что это был он — причинить ей боль. Разумеется, Томас был только рад угодить прекрасной датчанке. Крики боли возбуждали его, как ничто прежде, наполняя тем, чего ему всегда недоставало: уверенностью в своем сексуальном потенциале. Поэтому он осмелился пойти дальше того, что наблюдал в своей диспетчерской. Он вытащил член из ануса Моники, ладонями звонко шлепнул ее по приподнятым ягодицам и засунул несколько коротких узловатых пальцев в зияющий проход, после чего вновь вошел в нее.

Моника сдавленно застонала одновременно с Томасом, который чувствовал, словно вся жидкость в его теле до последней капли изливается в горячее жерло ее ануса. Ему хотелось взять ее еще раз, поскольку его неуемный пенис, покоящийся внутри пульсирующего прохода, не изъявлял ни малейшего желания покидать свое уютное вместилище. Однако риск был слишком велик, потому что массажист мог в это время уже направляться к бунгало.

Томас и в самом деле едва разминулся с красавцем-островитянином. Ему пришлось укрыться в кустах, чтобы тот его не заметил. Острые шипы колючего кустарника больно впились в кожу, раздирая тонкий хлопок рубашки. На белом полотне выступили крошечные пятнышки крови, и Томас еще раз подивился неестественной склонности Моники к мазохизму. Но разве имел он право осуждать ее за это? Разве сам он не получал наслаждения, причиняя боль?

Когда Андре несколько минут спустя вошел в спальню Моники, она вновь с готовностью приподняла ягодицы, думая, что он вернулся чтобы еще раз «наказать» ее. В тусклом свете ночника массажист не заметил следов, оставленных его предшественником, — припухших полос, алеющих на белых холмиках ягодиц.

Сгорая от вожделения, не заметил Андре и других, более интимных, признаков пребывания Томаса: тоненьких кровоточащих трещинок в нежных розовых складочках ануса.

Через несколько дней Моника исчезла из «Элизиума» и с острова. Андре назначил ей последнее рандеву вдали от любопытных глазков скрытых камер — они договорились встретиться на пустынном пляже в полутора милях от санатория. Несмотря на распоряжение доктора Бронски, строго запрещающее персоналу завязывать личные отношения с гостьями, помимо исполнения служебных обязанностей, массажист начал питать нежные чувства к хрупкой датчанке и бледно-розовому бутону ее ануса. Поэтому он решился обладать ею всецело, пусть даже один-единственный раз, рискнув нарушить строгие правила, установленные доктором.

Моника лежала на пляже в ожидании своего темнокожего любовника — обнаженная, с завязанными глазами и веревкой, обвившейся вокруг изящного запястья. Презрев плюшевый комфорт полотенца, она распласталась на горячем шершавом песке, словно ящерка, сливающаяся с пустынным пейзажем. Сыпучие крупинки возбуждающе щекотали бедра, грудь, живот, приятно покалывали кожу, зарываясь в мягкий мох лобка, шершавя нежную плоть меж половых губ.

Когда на пляже появился Андре, она была близка к оргазму. Поспешно связав руки девушки, как она любила, над головой, он поправил повязку на глазах, подтянув на затылке тугой узелок. Другой шелковый шарф плотно стягивал губы, приглушая слова, которые она пыталась произнести. Теперь, лишенная возможности изъявления своих желаний, Моника превратилась в безмолвную рабыню Андре.

Опустившись на колени меж распятых бедер, Андре, положив ладони на трепещущие ягодицы, медленно раздвигал их в стороны, пока узкая ложбинка не разгладилась. Ласковые лучи стирали тени с бледного атласа кожи, и навстречу солнцу раскрывался робкий цветок бесподобного розоватого оттенка, самого нежного из всех, что когда-либо создавала природа. Объект вожделения массажиста уже увлажнился, подрагивающий и жадно разевающийся, как рот выброшенной на берег рыбешки. Андре легко вошел в его багряный зев, обжигающе жаркий, как раскаленный песок. Мелкие песчинки, налипшие на кольцо ануса, саднили стенки прохода, что доставляло Монике еще большее наслаждение. Несколько мощных толчков привели ее к первому оргазму, ибо под весом Андре терся о песок и набухший клитор.

Солнце на пляже было во сто крат жарче, чем в прохладном дворике санатория. С каждым движением ягодицы Моники раздвигались, и в приоткрывшуюся ложбинку змейкой вливался огонь, целуя темный венец ее ануса. Андре вдруг понял, почему всем дамам так нравились процедуры на открытом воздухе.

Между тем, не замеченные любовниками, к берегу всего в нескольких ярдах от них причалили на крошечной рыбацкой лодчонке трое юнцов с соседнего островка, которые теперь с живым интересом наблюдали эту необычную сцену, укрывшись в прибрежных зарослях кустарника. Они заметили обнаженную фигуру Моники на пляже почти сразу после того, как лодка пристала к берегу, и спрятались в кустах, полагая, что это еще одна туристка, которая решила придать немного цвета своим бледным телесам. Они слышали об иностранках, приезжающих на остров, но никогда особенно не интересовались подробностями происходящего. Однако знай они, что эти сексапильные мадам целыми днями разгуливают по пляжу без одежды, то, без сомнения, наведались бы сюда намного раньше.

Всю жизнь прожив на крошечном островке, вдали от материковой цивилизации, молодые люди никогда не видели женщины столь утонченной красоты. Затаив дыхание, они разглядывали Монику из своего укрытия. Хрупкая грация юного тела была чужда коренастым девушкам с выжженных солнцем ландшафтов их родины и даже моделям с обложек потрепанных журналов, которые местные ребята покупали у моряков, проходивших мимо их деревни. Длинные белокурые волосы окутывали плечи Моники сияющей шелковистой мантией. Когда она отбрасывала светлые пряди за спину, солнечные лучи отражались в них платиновыми бликами, обдавая огнем незрелые чресла юношей, жадно пожиравших глазами прелести юной датчанки.

Моника повернулась лицом к их укрытию, во всей красе явив глазам трех своих воздыхателей обворожительные округлости женского тела. Симметричные полусферы ее грудей были совершенны, как у греческой богини. Большие и развитые, как у зрелой женщины, но при этом хранящие девичий шарм, пышные холмики высоко вздымались над грудной клетки. Завиток волос обвился вокруг упругого соска, обнимая его с томной нежностью. Золотистая бахрома щекотала бархатистый низ живота, где начинался плавный подъем лобка, покрытого тонким курчавым пушком, который напоминал юношам сладкую вату. Из пушистого гнездышка выглядывал пухлый розовый отросток, с любопытством, казалось, смотревший прямо на молодых людей. При виде его все трое судорожно облизали пересохшие губы в имитации акта, о котором еще не подозревали, и лишь невероятным усилием воли им удалось взять себя в руки и подавить желание взять эту женщину прямо здесь и сейчас.

Ими овладел неведомый дотоле пыл, и все же каждый боялся этой соблазнительной молодой особы — или, скорее, страшился своих неосознанных порывов. Поэтому юноши, оставаясь в своем укрытии, продолжали лишь смотреть на нагую незнакомку, которая терлась телом о горячий песок, извиваясь в томном эротическом танце. Однако робость на этот раз сослужила им добрую службу. Судя по всему, светлокожая иностранка кого-то ждала — наверняка того, кто разжигал румянец на ее бледных щечках. Когда Моника только пришла на пляж, ее кожа казалась почти прозрачной; теперь же, когда мужчина, появившийся рядом с ней, скормил свой эбонитовый пенис ее хрупкому телу, она излучала жаркое сияние.

Немногим взрослее, чем Тео, старший из троих товарищей, Моника казалась такой далекой, такой недоступной — почти столь же недоступной, как обнаженные модели на засаленных страницах журналов. С другой стороны, зачем эти женщины показывали свои тела, если не из желания, чтобы к ним прикасались? Эта девушка на пляже наверняка хотела того же. И когда на сцене появилась еще одна фигура — иного цвета и пола, чем та, которая до сих пор занимала их внимание, — мальчики поняли, что не ошиблись.

Молодые люди уже успели приобщиться к сексу в объятиях деревенской потаскушки, уступившей их домогательствам за пачку сигарет. Но этот скудный сексуальный опыт не мог подготовить их к тому, что сейчас происходило на пляже. Это действо с веревкой и шелковыми шарфами казалось им странной игрой, которая, однако, даже в своей необъяснимости, горячила юную кровь. Когда Андре перевернул Монику на спину и поднял ее бедра вверх, мальчики начали тихо переговариваться между собой: старший из них утверждал, что пенис мужчины находится в заднем проходе женщины, а два его товарища говорили, что этого не может быть. Но когда пара вновь сменила позу и Моника оказалась на коленях спиной к Андре, стало ясно, что догадка Тео была верной. Раздвинутые ягодицы женщины виднелись из-за бедер ее любовника, и черный ствол его пениса в завораживающем ритме двигался между ними. Мальчики наблюдали необычное сношение с не меньшим любопытством, чем группа школьников — опыт на уроке химии, сдавленно хихикая при виде темных яичек Андре, бьющихся об упругие ягодицы женщины. Массажист, крепко обхватив Монику за талию, приподнялся выше, и друзья мельком увидели багряную щель ее влагалища, роняющую на иссохший песок вязкие душистые капли.

Им, которые наивно считали себя знатоками секса, даже во сне не могло привидеться такое, но, повинуясь природному инстинкту, три увесистых мужских органа поднялись в унисон, выдавая тайные желания хозяев. Не в силах подавить естественный порыв, каждый вынул из штанов свой пенис и, не стесняясь присутствия друзей, зажав его твердой рукой, присоединился к бешеному ритму движений Андре, сотрясающему тело Моники. Ее молодые упругие груди колыхались океанской волной, бушующим прибоем ударялись темные бедра о напряженные ягодицы, сведенные дрожью мощного оргазма.

Затем Андре поспешно вернулся в санаторий. Он уже опаздывал на сеанс массажа, а его клиентки не любили ждать. С все еще завязанными глазами, датчанка блаженно нежилась на песке, не ведая о смятении, царившем в соседних кустах. И тем более не подозревала, что, согласившись встретиться с массажистом на пляже, навсегда изменила течение своей жизни, а заодно и судьбы еще трех людей. Ибо для трех подростков, чей смысл жизни прежде заключался в рыбной ловле и эпизодических торопливых ласках в обмен на пачку курева, уже не было пути назад. Что-то надломилось в душе, словно кто-то приподнял засов на двери, которую никогда не открывали.

Покинув свое укрытие, юноши возникли возле Моники так неожиданно, что она сперва подумала, что это вернулся ее темнокожий любовник. В порыве сладострастия она высоко приподняла белые полушария ягодиц с зияющим отверстием ануса. Но когда Тео вновь стянул ее освобожденные запястья веревкой — намного туже, чем позволил бы себе Андре, — у нее возникли сомнения. Шорох на песке двух пар босых ног укрепил Монику в ее подозрениях, и она стала вырываться. Но тот, кто связал ей руки, насел сверху, тяжело придавив бедра и не давая ей сопротивляться.

Старший из троицы, до безумия желая повторить то, чему стали свидетелями он и его младшие товарищи, Тео — который никогда не отличался робостью, — бесцеремонно раздвинул ягодицы Моники, подставив вожделенное отверстие солнечным лучам — к полному восторгу своих однокашников. Красноватое кольцо широко раскрылось, открывая слизкую ямочку ануса, напоминающего сверкающую черную жемчужину, хотя от частого пользования его периметр растянулся настолько, что размером превосходил окружность самого крупного жемчуга.

Тео самодовольно усмехнулся; друзья застыли по бокам от него, не обращая внимания на шевеление в саржевых шортах. Аудитория собралась — пора устраивать шоу. Тео скользнул средним пальцем в расширенную впадину, стараясь просунуть его как можно дальше. При виде столь грубого обхождения с беззащитной девушкой у его товарищей вырвались ошеломленные возгласы. Тео же, чувствуя, как вокруг его пальца сокращаются пульсирующие стенки прямой кишки, осклабился еще шире, преисполненный сознанием безграничной власти над своей жертвой, и продолжал орудовать пальцем внутри тесного прохода, окрыленный собственной смелостью. Тео, для которого подобные ощущения были в новинку, с любопытством исследовал интерьер прямой кишки Моники и в итоге решил вставить еще один палец. Поскольку внутри все еще оставалось достаточно места, он добавил еще и третий и на глазах своих приятелей, наблюдавших за ним с открытым ртом, начал двигать пальцами вперед-назад, подражая движениям мужского пениса.

Всю свою сознательную жизнь Тео рыбачил на лазурных просторах Средиземного моря; его узловатые жилистые пальцы не знали маникюра. Неухоженные ногти всегда были обломаны и обкусаны, а заскорузлая кожа — груба и шершава, как наждачная бумага. Но это нисколько не коробило Монику, а, напротив, доставляло ей еще большее наслаждение. Она приглушенно постанывала, приподнимая ягодицы и потягиваясь навстречу составленному из пальцев пенису.

И вдруг Тео понял, что хочет большего…

Но, к сожалению, ему пришлось повременить со своими планами, ибо Моника, почувствовав на своем теле еще две пары грубых рук, перевернулась на спину, словно поощряя их. Без всяких указаний девушка раздвинула ноги, давая каждому из молодых людей возможность огладить пушистый лобок и рассмотреть женские таинства меж бедер. Юноши с любопытством ощупывали объект исследования, носом улавливая непривычный запах — аромат, отдаленно напоминающий благоухание цветка, но полной аналогии которому они не могли найти в скудных кладовых своего жизненного опыта.

Трепещущий розовый язычок смешно подрагивал, увеличиваясь в размерах под их пристальными взглядами. Несколько песчинок пристали к поверхности клитора и половых губ. Младший из друзей попытался стряхнуть их. Однако шелковистая кожица оказалась влажной и липкой, и он смочил палец слюной, чтобы стереть налипшие крупинки. Ему пришлось проделать это несколько раз, чтобы тщательно очистить пунцовый бутон, распускающийся от его прикосновений. Прямо под эластичным отростком располагалась узкая щель, сперва показавшаяся молодым людям надрезом, оставленным острым лезвием ножа. Но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что раны не было: вместо крови «надрез» сочился белесыми росистыми каплями. Тео уже хорошо знал о предназначении этой багряной щели, исследуемой тремя десятками пальцев, которые затем тщательно облизывались.

Когда молодые люди уже достаточно изучили внешние и внутренние контуры тела Моники и излучаемые им ароматы, Тео вновь взял инициативу на себя. Подобно строгому хореографу, помогающему ленивой балерине делать растяжку, он поставил нагую женщину на колени и, разведя их в противоположные стороны, наклонил ее торс вперед. Ноги ее дрожали от напряжения, и, с завязанными глазами, Моника едва не ткнулась лицом в горячий песок, но Тео, опустившись на колени у нее за спиной, вовремя поддержал ее. Его пальцы сдавили напряженные ягодицы, размыкая их, и девушка оперлась о его бедра, руками беспомощно шаря в сыпучем песке. Тео кивнул одному из своих друзей, и он, быстро сориентировавшись, тоже встал на колени, поддерживая Монику спереди. Самый младший из троицы продолжал стоять, словно окаменев от возбуждения, и лишь жадно пожирал глазами изящные очертания тела несопротивляющейся девушки, зажатой между двух его друзей.

Едва тело Моники приняло столь нескромную позу, сразу же всем стал ясен его огромный потенциал — ведь оно уже было подготовлено к любым вторжениям извне. Не сговариваясь, трое друзей одновременно спустили штаны перед ничего не видящей и безмолвной Моникой, обнажив три вздымающихся пениса с набухшими пунцовыми головками; крайняя плоть оттянулась так далеко, что едва не отделялась от стержня. Тео подал знак младшему из приятелей начинать.

Он тут же вошел в увлажненное влагалище Моники, растягивая багровую щель и заполняя вагину своим объемистым пенисом. Затем Тео ввел набухшую головку члена в анус девушки, пытаясь протолкнуть его как можно дальше. Хотя отверстие между раздвинутыми ягодицами было обильно умаслено после соитий с Андре, у Тео возникли трудности. Массажист был одарен менее крупным органом, чем его молодой соперник, что позволяло ему проникать даже в самые узкие проходы. Но Тео, прежде не имевший подобного опыта, не мог этого знать и не ожидал встретить сопротивление, а потому винил своего друга в том, что тот своим пенисом занял все пространство, перекрыв узкий проход, в который сам он проник лишь наполовину. Неразрешимость дилеммы лишь усилила его юношеский пыл. Он попытался растянуть эластичное кольцо вокруг толстого корня пениса пальцами, однако быстро убедился, что этот метод, хотя и довольно оригинальный — одобренный, кстати, и Моникой, которая сочла это изощренной формой «наказания», — был не самым удачным способом решения проблемы. Тонкая кожица натянулась до предела и, казалось, была готова лопнуть.

И вдруг Тео вспомнил, что делал его более опытный предшественник. Его упорство было наконец вознаграждено. Он раздвинул ягодицы Моники как можно шире и под давлением медленно ввел свой член до упора внутрь растрескавшегося прохода, чему способствовали остатки семени Андре. Зарываясь лицом в белокурые волосы датчанки и вдыхая их сладкий аромат, Тео, с триумфом сознавая, что это и есть те самые шелковистые пряди, которыми он мог надеяться лишь любоваться издали, начал двигать пенисом в расширенном анусе Моники.

Зажав белокожую красотку меж напряженных мускулистых тел, молодые рыбаки теперь могли сосредоточиться на получении удовольствия. Рыбача вместе в своей ветхой лодчонке, они привыкли, работая, согласовывать свои усилия, словно специально готовились к этому моменту. Тео руками раздвигал полушария ягодиц девушки, а его напарник тем временем следил, чтобы не смыкались ее бедра, так что от этого выгадывал не только он сам, но и в целом все трио, исполнявшее сложнейший пируэт. Повязка была сорвана с губ Моники грубой рукой, и вместо влажного от слюны шарфа возник возбужденный пенис, который она тут же принялась сосать, предвкушая во рту вкус мужского семени.

Пронзенная сразу тремя мужскими членами, Моника испытала истинное блаженство. Лишенное свободы движений, ее тело вдруг обрело повышенную чувствительность. Она могла во всей полноте вкусить наслаждение от сладострастной боли, пронизывающей хрупкое тело с каждым движением пенисов в узких каналах ануса и влагалища. Даже вкус юной плоти во рту казался острее — более пряным и резким. Ее не тревожило, что грубые руки больно тискают ее груди и зубы одного из насильников нещадно впиваются в нежные розовые соски, едва не прокусывая их до крови. Упиваясь блаженной болью и соленым привкусом молодого пениса во рту, Моника желала, чтобы это длилось вечно.

Она и не подозревала, что ее желанию суждено было осуществиться.

Едва Моника привыкла к слаженному мерному ритму движений мускулистых мужских тел, ей пришлось настраиваться на иную волну. Молодые люди поменялись местами. Влажный благоухающий пенис из влагалища переместился в ее рот, а тот, который датчанка с таким упоением только что ласкала языком, теперь входил в ее зад. Пока его друг вводил свой чуть менее объемный орган в зудящий и растянутый до предела ректальный канал, Тео вставил твердую головку своего пениса в щель влагалища. Но не успела Моника приспособиться к новому темпу, как трио еще раз сменило диспозицию. Теперь Тео сунул горячий ствол члена, хранящий ароматы ее влагалища и ануса, ей в рот, и третий из друзей извергнул теплое семя в шершавое небо, посылая жаркую волну сладострастия в область клитора девушки. Молодые люди меняли позу несколько раз, пока наконец не почувствовали признаки усталости и надвигающегося шторма.

Моника исчезла. В санатории «Элизиум» решили, что она пошла купаться и утонула: на песчаном берегу нашли оставленные ею пляжное полотенце и голубой шелковый шарф, хотя наличие последнего так и не смогли объяснить. Несмотря на трагическую кончину перспективной пациентки, доктор Броски не позволил сентиментальности взять верх над деловой практичностью. Во избежание огласки, которая могла привести к краху его оздоровительной империи или — что было столь же нежелательно — привлечь излишнее внимание общественности, местные власти получили щедрое подношение.

Мужу Моники сообщили печальную весть о ее гибели, выслав о том документальное подтверждение. Уже через неделю он утешился в объятиях несовершеннолетней горничной, и жена стала для него не более чем далеким воспоминанием. Только Андре, казалось, искренне оплакивал утрату прекрасной датчанки. И лишь спелый венец Карлы цвета корицы заставил поблекнуть образ бледно-розового бутона Моники.

Но Моника была жива — и притом счастлива, как никогда прежде. Рыбаки увезли ее на свой остров, в заброшенную хижину, принадлежавшую всем троим. Здесь девушку держали под замком, ее обнаженное тело всегда было готово к истязаниям, единственно удовлетворявшим ее противоестественные сексуальные нужды. Щиколотки и запястья датчанки были постоянно связаны веревками, а к ним крепилась длинная цепь, другой конец которой был надежно обмотан вокруг ветхой деревянной балки под потолком, чтобы пленница ненароком не сбежала. Надзор за Моникой был настолько строгим, что без сопровождения она даже не могла выйти наружу, чтобы справить нужду. Ей никогда не развязывали руки — даже во время купания. Ее мучители и не подозревали, что тем самым оказывают ей огромную услугу.

Им доставляло удовольствие связывать свою рабыню в самых развратных позах, часто приглашая друзей позабавиться с неподвижной пленницей. Во время подобных сборищ Монике завязывали глаза оставшимся шарфом, ибо это лишало ее невозможности видеть, сколько пенисов вожделели ее тело и кому они принадлежали, что возбуждало и ее саму, и молодых людей. Забавы ради она пыталась вслепую отличить одного от другого, со временем научившись угадывать, что в ее влагалище проникает пенис, только что побывавший у нее во рту или заднем проходе. Однако случались и ошибки, поскольку в этой игре было слишком много участников.

Самый старший среди своих однокашников, Тео обычно проявлял наибольшую изобретательность. В день рождения его двоюродного брата датчанку подвесили к деревянной балке под потолком, обвязав ее веревкой за талию и продев две петли под коленями, так что ей, чтобы сохранять равновесие, приходилось держаться за веревку руками. Эта поза искажала от природы изящные контуры ее гениталий: пухлые половые губы выворачивались наружу, а ягодицы напоминали половинки разрезанной дыни — к вящему восторгу ее юных воздыхателей. Внизу предусмотрительно поставили грубо сколоченный дубовый стол, на который в порядке очередности забирался один из компании, чтобы исполнить свою миссию, при этом вращая ноги девушки, как лопасти пропеллера, дабы усилить чувствительность пениса, тонувшего в божественном водовороте ее влагалища или ануса. По случаю дня рождения любвеобильный кузен Тео опробовал и то и другое. Впоследствии он еще не раз возвращался к этому занятию, не в силах оставить без участия слезные мольбы женщины о «наказании».

Однако фантазии Тео намного превосходили потребности его младших товарищей. Втайне от них он время от времени навещал светловолосую пленницу. Он продолжал предаваться обычным плотским утехам, однако воображение его все более пленяли сочные прелести между ее бедер, особенно чарующе розовый трепещущий язычок. Тео, к которому, как повелось с детства, все друзья обращались за советом и защитой, оттого, видимо, был мудр не по годам, поскольку давно подозревал, что этот шелковистый отросток имел иное предназначение, чем служить предметом забавы неумелых юнцов, теребивших и дергавших его смеха ради. Боже, как ему хотелось сомкнуть вокруг него свои губы!

И наконец это произошло. Однажды утром Тео под вымышленным предлогом отослал двух своих друзей в деревню, рассудив, что они будут отсутствовать не меньше часа. Обнаженное тело Моники было уже подготовлено к экзекуциям. Подвешенная к деревянной балке, она ожидала появления гостей, что уже стало ежедневным ритуалом. Тео несколько минут молча взирал на ее тело, распятое в нелепой позе. Мягкий бугорок, словно почувствовав его пристальный взгляд, дрогнул и вынырнул из пушистых подушечек половых губ. Тео был более не в силах сдерживаться. Упав на колени, он взял его в рот — сперва робко, привыкая к незнакомому вкусу и новым ощущениям. Хрупкость и нежность клитора ошеломила Тео — настолько, что он испытал непреодолимое садистское желание укусить его. И он сделал это — сначала осторожно, потом с большим неистовством. Каждый раз, когда острые крепкие зубы впивались в беззащитную плоть, Моника поджимала ягодицы, словно желая сомкнуть зияющую щель влагалища; пальцы связанных рук в сладкой истоме зарывались в курчавые пряди волос молодого рыбака. Во рту ее не было кляпа, так что она могла закричать, попросить Тео, чтобы он прекратил истязания. И все же она молчала, напротив, в немой мольбе подставляя Тео раздвинутые ягодицы. Он с готовностью внял ее просьбе, грубо вставив три пальца в трепещущий анус. Заскорузлые суставы, извиваясь, глубоко проникали в задний проход, обломанные ногти ранили эластичную кожицу. Тео нетерпеливо облизал губы: язык его отдохнул и теперь был готов вновь исследовать сочные прелести Моники, ощутить шелковистую гладь сладкого отростка ее клитора. Повинуясь своим инстинктам, Тео достиг вершин в сексуальной изощренности, ибо, даря боль и наслаждение, он за короткое время приобрел куда большие навыки, чем мужчина вдвое старше мог приобрести за всю свою жизнь.

Во время этих тайных свиданий с Тео у Моники были всегда завязаны глаза. И все же она знала, чей рот доводил ее до экстаза, и она любила его за это, поскольку его ласки — пусть грубые и неумелые — чем-то напоминали ей Андре. Когда Тео принимал щедрую дозу того, что он именовал своим «аперитивом», Моника вновь становилась общей рабыней, достоянием всей компании, однако никто из товарищей Тео не мог сравниться с ним в изобретательности, ограничиваясь вторжением в анус и влагалище пленницы, уже увлажненные языком предводителя.

Моника ни разу не пожаловалась ни на то, что ей приходилось ежедневно обслуживать такое количество молодых пенисов, ни на условия, в которых ее содержали. В этой примитивной, грубой среде она наконец-то обрела то, о чем мечтала всю жизнь.

***

Огненноволосая Карла была единственной женщиной, ради которой Андре поступился своими принципами. До конца своих дней он сохранил воспоминание о первой встрече и благоговейном трепете, объявшем его от прикосновения к нежному краю ее девственного ануса. В тот незабываемый момент, когда руки разъединили упругие бугорки ее ягодиц, что-то навсегда изменилось в его душе. Взгляду открылось миниатюрное отверстие изумительной красоты — красоты, созерцания которой был не достоин простой смертный. Оттенка, отличного от бледно-розового бутона Моники, это драгоценное сокровище казалось едва ли не соблазнительнее. Складки эластичной плоти, обрамлявшие отверстие влагалища, были цвета молотой корицы; шелковистые волоски сияли в лучах солнца, словно тончайшая медная проволока.

Андре с удовлетворением отметил, что локоны Карлы были натурального цвета, в то время как многие леди, побывавшие в санатории, красили волосы, считая позволительной роскошью за деньги приобретать то, чем были обделены от рождения. При этом, в отличие от большинства обладателей того же огненно-рыжего оттенка волос, на коже Карлы не было ни единой веснушки, помимо бледных точечек на гладкой ложбинке меж ягодиц — да и то нужно было долго присматривать, чтобы разглядеть их. Наметанный глаз массажиста сразу же определил, что Карла прежде не имела опыта анального секса. Сначала он осторожно опробовал почву, на дюйм приблизив пальцы к заветной цели. Тело девушки заметно напряглось, но она не выказала никакого протеста. Хотя немного обескураженная прикосновением темных пальцев массажиста к этой зоне, Карла тем не менее нашла это вполне приятным. От интимных ласк влагалище обильно увлажнилось, и на белом полотенце образовалось мокрое пятно. Опытные пальцы нежно щекотали трепещущий край ануса — девушка хихикнула от удовольствия, и Андре решил, что можно сделать следующий шаг. Как и с другими клиентками, он, не прекращая массажа, вставил смоченный маслом палец в анус Карлы, на несколько секунд задержав его внутри, чтобы девушка освоилась с непривычными ощущениями. Гипнотические движения его второй руки, массирующей шею и плечи, продлевали иллюзию, что это всего лишь часть терапии — причем весьма важная, по крайней мере для Андре и его работодателя-коммерсанта. Обычно эта первая стадия посвящения растягивалась на два-три дня, однако Андре чувствовал, что Карла уже готова к более интенсивным процедурам. Он доверял своему многолетнему опыту и интуиции, иначе не стал бы рисковать во время первого же сеанса. Но, судя по всему, юная леди действительно имела предрасположенность к анальному сексу — понять это было не сложно, стоило лишь ощутить, сколь жадно горячие стенки прямой кишки сжали вставленный в нее палец. Андре, предварительно смазав свое орудие нагретым на солнце маслом, ввел его заостренный наконечник в тугой анус.

Карла затрепетала, почувствовав внутри тепло его скользкой тверди, и у нее слегка закружилась голова от внезапно разлившейся по телу слабости, пронизавшей самые глубины ее естества странным ощущением — как будто знакомым и вместе с тем совершенно непривычным. Дрожь усилилась, когда массажист начал очень медленно вводить заостренную головку пениса в расширенное эластичное кольцо. После первых осторожных проб Андре понял, что еще никто не проникал в тело Карлы настолько глубоко, и едва не задохнулся от восторга, ибо более всего на свете любил девственный анус молодой женщины, к тому же такого калибра. Взяв девушку за щиколотки, он подтянул ее к себе — теперь ее ноги свободно висели в воздухе, а губы ткнулись прямо в теплую ароматную лужицу, оставленную гениталиями на мягком ворсе полотенца. Пылающие щечки ее ягодиц разомкнулись, открывая беззащитную ямочку ануса. Придав послушному телу Карлы нужную позу, Андре слегка подался вперед, терпеливо расширяя неразработанный проход и медленно погружая в него свой эбонитовый корень. Обилие душистого фруктового масла делало проникновение почти безболезненным, и Карла, хотя и испытывала легкий дискомфорт, велела себе расслабиться и получать наслаждение. Действительно, с каждым движением пениса возбуждение ее лишь возрастало, и она стала по-кошачьи тереться грудью о махровое полотенце, а через несколько минут приподнялась на локтях и, отводя ягодицы назад, уже сама потягивалась навстречу Андре; разверзнутое в сладкой истоме влагалище роняло пахучие капли на белый ворс полотенца и бедра темнокожего массажиста.

Андре испытал столь мощный оргазм, что ему пришлось схватиться за край стола, чтобы без чувств не рухнуть на землю. Он не знал такого экстаза с того рокового дня, когда назначил Монике последнее свидание на пляже. Карла достигла кульминации одновременно с ним, хотя излияния ее были не такими обильными, как у темнокожего любовника. Плотный корень ее клитора был возбужден до предела, так что даже легкое прикосновение могло привести к развязке. И когда Андре вынул свой пенис из увлажненного семенем ануса, набухший кончик скользнул по поверхности стола, и тело девушки вновь сотрясла волна оргазма.

Андре питал к Карле столь искренние чувства, что даже отказывался от стодолларовых купюр, которые она каждый раз норовила сунуть ему в руку после завершения сеанса. Он охотно принимал чаевые от других клиенток, но никогда бы не взял денег с Карлы, ибо считал ее особенной.

Карла тоже была неравнодушна к Андре. Вскоре она стала вечерами приглашать его в свое бунгало. Отправляясь на свидание, он всегда предусмотрительно брал с собой свой массажный столик, прекрасно зная, что он не пригодится, и все же желая сохранить видимость чисто профессиональных отношений на случай, если после наступления темноты его вдруг увидят разгуливающим в районе гостевых апартаментов. И еще он не мог допустить, чтобы другие пациентки санатория ревновали его к Карле, поскольку это определенно сказалось бы на размере его чаевых и, вполне вероятно, подорвало его репутацию в глазах работодателя. Согласно политике санатория «Элизиум», каждая женщина должна была ощущать особое к себе отношение, а это означало, что гостьи не должны были даже подозревать о том, что подобные услуги предоставляются также и другим клиенткам. Поэтому Андре был вынужден проявлять осторожность — по крайней мере, пока не оказывался за закрытыми дверями бунгало, где он мог осуществлять любые эротические фантазии со своей избранницей.

И на этот раз его избранницей была Карла.

***

После заката солнца появляться на территории бунгало, не навлекая на себя подозрений, дозволялось, как правило, лишь горничным, которые должны были всегда находиться поблизости на случай, если гостьям вдруг понадобятся их услуги. По известным причинам руководство лишь поощряло вечернее общение пациенток с сотрудницами санатория, ибо дамам было полезно расслабиться после утомительных дневных процедур в компании миловидных девушек в коротких, облегающих тело униформах и, что самое важное, без своего ведома пополнить архив компрометирующих документальных съемок.

Самую красивую горничную в санатории «Элизиум» приставили к бунгало Карлы. Миниатюрная, но пропорциональна сложенная, с миндалевидным разрезом карих глаз и роскошной копной черных волос, Франсуаза успела вскружить голову многим мужчинам и женщинам. Благодаря природному очарованию она вела в санатории привольную жизнь и практически ни в чем не встречала отказа. Франсуаза приехала на остров из Парижа, оставив тщетные юношеские мечты стать топ-моделью одного из французских домов моды после того, как окончательно убедилась, что осуществить их ей не суждено из-за невысокого роста. Очевидно, одного смазливого личика было недостаточно для избранной Франсуазой карьеры. Отчаявшись, она решила кардинально изменить свою жизнь, и очень кстати именно в тот момент ей на глаза попалось объявление в «Пари матч». Идея работать на экзотическом греческом острове казалась весьма романтичной по сравнению с грубой прозой Парижа. И Франсуаза, уложив свои небогатые пожитки в старый потертый чемодан, шагнула за порог прошлого с твердым намерением больше никогда не возвращаться в жестокую реальность французской столицы.

После тщательного физического осмотра доктор Бронски сразу же принял ее в штат, несмотря на отсутствие опыта работы в качестве горничной и довольно скромные размеры ее клитора. Откровенная сексапильность девушки заставила доктора, придерживавшегося самых строгих критериев отбора в отношении других кандидаток, забыть о своих завышенных требованиях. Человек разумный, он понимал, что далеко не все разделяют его своеобразные вкусы, — кроме того, новая сотрудница должна была обслуживать женщин, а не мужчин. Бронски понравилась также покладистость девушки, которая спокойно выдержала нетрадиционный медицинский экзамен, не задавая лишних вопросов.

Франсуазу нисколько не тяготили возложенные на нее обязанности. Щедрая плата, которую она получала за свои услуги, притупляла неуместное чувство морального достоинства и служила достаточным основанием, чтобы не вмешиваться в будничный распорядок санатория. Не возражала Франсуаза и против того, что ей приходилось иметь дело с женщинами. Учитывая ее сексуальные предпочтения, было бы глупо отказываться от великолепной перспективы вращаться в обществе шикарных женщин, чьи тела всегда были в ее распоряжении, и при этом получать неплохие деньги… да она бы с радостью согласилась исполнять такую работу даже за гроши!

В раскрепощенной атмосфере санатория «Элизиум» Франсуаза впервые в жизни почувствовала, что ее оценили по достоинству. В дни своей юности, когда она, неопытная и наивная, еще надеялась, несмотря на все преграды, стать моделью, Франсуаза искала общества длинноногих красоток, которые зарабатывали на жизнь, вышагивая в одеяниях от кутюр по подиумам модных домов Парижа. Рассчитывая, что они помогут ей добиться цели, к которой она так отчаянно стремилась, девушка любыми путями пыталась добиться их расположения: выполняла мелкие поручения, массировала усталые ноги, латала белье, не чураясь никакой работы. Она старалась угодить своим кумиршам и иным способом: сосала и лизала душистые, теплые складки плоти меж стройных ножек, причем делала это так часто, что на коленях ее не проходили мозоли от постоянного соприкосновения с холодным кафелем пола. С таким обилием практики Франсуаза вскоре стала настоящим экспертом в области оральных искусств и пользовалась неизменной популярностью среди томных див подиума, которые вызывали ее даже в коротких перерывах между показами, когда вокруг царила суета и сновали люди, включая кутюрье. И все же, несмотря на все свои старания, Франсуаза едва удостаивалась благодарности, не говоря уже о продвижении в модельном бизнесе. Ее просто использовали, и от этой мысли сладкий пряный аромат влажных сочных гениталий во рту отдавал горечью.

Затем Франсуаза влюбилась в одну американку по имени Виржиния. Разумеется, она даже не смела надеяться, что эта недосягаемая богиня ответит на ее чувства, поскольку Виржиния была в Париже сенсацией сезона, и лучшие кутюрье соперничали между собой за право облечь ее идеальные формы в самые изысканные наряды. И уж конечно, никто из птиц ее полета не обратил бы и толики внимания на сгорающую от любви нищую девочку на побегушках. И вдруг однажды модель совершенно неожиданно пригласила Франсуазу в свои апартаменты на Левом берегу, намекнув, что визит ее не ограничится бокалом-другим вина. Замирая от счастья, она явилась на свидание часом раньше и только тут с разочарованием обнаружила, что у Виржинии есть муж.

Через несколько минут Франсуаза сделала еще одно открытие, потрясшее ее до глубины души. Судя по всему, мужчина намеревался наблюдать, как его жена занимается любовью с другой женщиной, и Франсуазе ничего не оставалось, как согласиться на это унизительное предложение, ибо другой возможности соприкоснуться с таинствами этого неземного существа могло не представиться.

Виржиния уже была в спальне, так что дверь Франсуазе открыл ее супруг. Не считая должным размениваться на банальные приветственные фразы, он провел Франсуазу в залитый солнцем будуар. В распахнутые настежь высокие окна потоком вливался теплый вечерний воздух. Тяжелые бархатные гардины были раздвинуты, перехваченные шелковыми шнурами с кистями на концах, и солнечные лучи алмазными искрами играли в зеркалах шестигранной комнаты. Модель томно возлежала на большой круглой кровати, ярко освещенная солнцем, словно огнями прожекторов на подиуме. Франсуаза, ни разу не видевшая ее совсем обнаженной, ощутила легкое головокружение при виде дурманящих прелестей, представших ее глазам.

Безупречный овал лица Виржинии был повернут к окну. Легкий изгиб шеи подчеркивал изящную ямочку меж ключиц. У Франсуазы перехватило дыхание, в висках гулко стучал пульс. Ей невольно подумалось о хрупкости и быстротечности жизни, и глаза ее увлажнились от любви к этой прекрасной женщине. Конические бугорки грудей Виржинии венчались двумя крошечными топазами нежнейшего персикового оттенка. Несмотря на легкий ветерок, разгуливавший по комнате, они еще не затвердели и выглядели такими по-детски невинными, что подобная женская реакция казалась просто кощунственной.

Прозрачный радужный ореол от вливающегося в комнату света обрамлял светлый лобок, посередине которого темнел аккуратно подстриженный треугольник. На ум Франсуазе невольно пришло сравнение с миниатюрной живописью, настолько отчетливы были очертания каждого шелковистого волоска короткой курчавой бахромы над бледной расселиной половых губ. Из гадких складок, влажных и блестящих от возбуждения, бесстыдно выглядывал зрелый фрукт клитора того же бесподобного персикового цвета, что и соски Виржинии.

Позабыв о молчаливом присутствии мужчины, Франсуаза скинула одежду и легла на кровать рядом с Виржинией. На мгновение она даже растерялась, не зная, с чего начать, ибо все было прекрасно в этой восхитительной женщине, и Франсуазе хотелось исследовать каждый дюйм ее тела и более всего — доставить ей наивысшее наслаждение. Поэтому она решила начать с поцелуя. Губы Виржинии благоухали фиалками, и француженка с упоением пила ее сладкую слюну, предвкушая во рту медовые соки, которые уже струились по точеным бедрам модели. Языком она ласкала бархатистую поверхность языка Виржинии, а руками гладила ее мягкие груди. Соблазненная хрупкостью персиковых девичьих венчиков, Франсуаза нагнула голову и пососала их по очереди, губами вылепливая из податливой мякоти два крошечных бутона. На обнаженные плечи легли нетерпеливые руки, и она ощутила непреодолимое желание опуститься ниже. Принуждать ее не было нужды. Француженка сама более всего желала двигаться в этом направлении.

Виржиния раздвинула ноги, и Франсуаза склонила голову между бедер, тая от умиления к нежным женским складочкам и трепещущему язычку, в эту минуту безраздельно принадлежавшим ей одной. Она накрыла гениталии Виржинии своим ртом, сладострастно вдыхая их влажные ароматы. Ее губы и язык усердно работали, со всей тщательностью исследуя особенности ландшафта. Она хотела навсегда запечатлеть в памяти каждую выпуклость и каждую ложбинку, малейшие штрихи, едва различимые оттенки вкуса, зная, что этот момент может никогда не повториться.

И вдруг волшебные чары были грубо развеяны мужем Виржинии, который велел, чтобы женщины сменили позу, потому что ему, видите ли, было трудно следить за происходящим из-за торчащего зада гостьи. Поэтому жена его послушно выскользнула из-под Франсуазы, которая заняла ее место и легла на спину, и села сверху к ней лицом. Франсуазе, хоть и неохотно, пришлось признать, что муж модели нашел самое удачное решение. Поза Виржинии не только позволяла Франсуазе любоваться гениталиями возлюбленной — половые губы раскрылись, выворачиваясь наружу, и между ними благодарно затрепетал освобожденный от тесных оков розовый язычок клитора. Задыхаясь от счастья, девушка продолжала оральные ласки.

Муж прилег на краю кровати у ног Франсуазы, обозревая приподнятые ягодицы Виржинии. Из этого положения он мог видеть все, что прежде было скрыто от его глаз, и он принялся пристально наблюдать за девушкой, смакующей гладкую плоть клитора меж раздвинутых бедер жены. Пухлый язычок пышно разросся и заблагоухал. Мужчину охватила ревность: Франсуаза сделала то, чего, несмотря на все усилия, ему никогда не удавалось. Довольные стоны Виржинии и звуки, производимые ее партнершей, отнюдь не способствовали усыплению его разбуженного пениса. Страсти накалялись, а Франсуаза, не ведая о том, продолжала увлеченно сосать нежный отросток под критическим взглядом мужа женщины; ее юркий язычок ввинчивался в медовую щель, проникая так глубоко, что можно было лишь удивляться его длине.

Незаметно для Франсуазы ее собственный клитор превратился в твердый мясистый стержень, а ее бедра инстинктивно разомкнулись, открыв взгляду молчаливого наблюдателя нежно-розовую щель ее влагалища. К сожалению, он неправильно истолковал этот знак, восприняв его как приглашение. Не желая разочаровывать столь обворожительное существо — ибо всегда был радушным и гостеприимным хозяином, — он вставил средний палец внутрь влажной щели, подушечкой большого пальца стимулируя маленькую ягодку под колпачком лобка. Тело Франсуазы тут же напряглось — увлеченная в водоворот страсти, она совершенно забыла, что в комнате находится муж Виржинии. Хотя девушка предпочла бы, чтобы он не трогал ее, она все же рассудила, что он вполне безобиден и не сделает большего, и решила не отвлекаться, ибо не хотела разочаровывать Виржинию, прекратив ласки, когда женщина уже была близка к кульминации. Поэтому она представила, что гладящие ее пальцы принадлежат одной очаровательной модели, с которой она недавно познакомилась в бутике «Шанель», что оказалось не трудно, поскольку она не могла видеть ничего, кроме сочных гениталий Виржинии, в том числе и сияющей пунцовой головки возбужденного пениса, зажатого в ладони мужчины.

Однако фантазия эта вскоре развеялась — Франсуаза почувствовала, как сильные руки разомкнули ее колени, и что-то большое и твердое грубо втиснулось в девственную щель ее влагалища. Когда она попыталась закричать, сверху на ее лицо тяжело опустилась вульва Виржинии, заглушая сдавленные стоны, пока стальной стержень кинжалом вспарывал ее нежную плоть. Преодолев первоначальную реакцию, Франсуаза еще острее ощутила во рту привкус гениталий возлюбленной и, вновь почувствовав себя на вершине блаженства, перестала сопротивляться и продолжала лизать и сосать мускусные женские прелести, пока тело Виржинии не сотрясла дрожь мощного оргазма.

Муж модели рьяно орудовал пенисом в распечатанном проходе Франсуазы, раздвигая и приподнимая вверх ее колени, словно намереваясь проникнуть до самых глубин ее естества. Его жена наклонилась вперед, руками опираясь о кровать и бедрами продолжая сжимать голову девушки. Когда она сменила позу, ее гениталии открылись мужчине под другим, более соблазнительным углом, и тот смог по достоинству оценить природное дарование Франсуазы, творившее чудеса с эластичными шелковистыми тканями персикового клитора его жены. Возможно, ему было чему поучиться у этой талантливой маленькой мадемуазель, поэтому он поднял ее хрупкие бедра еще выше и развел их в стороны до упора, не замедляя ритма своих движений, а затем опустился торсом на нежные груди девушки, так что его лицо оказалось на уровне ягодиц Виржинии. Положив руки на упругие холмики, он раздвинул их, чтобы удобнее было совершать оральные ласки. И, похоже, все складывалось удачно, ибо, несмотря на начальное сопротивление девушки, ее усердие не уменьшилось ни на йоту. Напротив, возбуждение ее усилилось, поскольку узкий проход, теперь вмещающий его пенис, стал еще влажнее и жарче, — как и у Виржинии. Ему было приятно видеть, как его любимая жена получает удовольствие. Маслянистые капельки, сочащиеся из ее щели, были заслуженной наградой мастерству ее очаровательной подруги, и он с умилением смотрел, как подвижный язычок Франсуазы скользил по шелковой глади, собирая плоды своего труда.

Коричневый бутон ануса Виржинии дрогнул меж раскрытых ягодиц. Не в силах устоять перед соблазном, мужчина начал алчно лизать анус жены; небо его сладко замирало от его острого привкуса — привкуса, становившегося еще пикантнее от смешения с ароматами медовых жидкостей, выделяющихся из влагалища. Виржиния с готовностью подставляла ягодицы мужу, поощряя его; ее громкие прерывистые стоны неслись из открытого окна, достигая слуха прохожих на тротуаре. Один джентльмен остановился, прислушиваясь к происходящему у него над головой. Его дремлющий пенис сразу же насторожился в тесноте зауженных брюк. Воображение живо рисовало ему самые сладостные сцены, о которых только мог мечтать мужчина… Тем вечером жена и дети ждали главу семейства дольше обычного, ибо растревоженная плоть неумолимо требовала удовлетворения, и ему пришлось усмирить ее, извергнув обильное семя в покорный рот дамы легкого поведения.

Оральные ласки, обращенные сразу к двум интимным отверстиям, были нелегким испытанием для самообладания Виржинии, и она, не в силах более оттягивать наступление развязки, вторично содрогнулась под накатившей волной оргазма, наградив Франсуазу новой порцией сладкого коктейля, который единственно мог удовлетворить ее жажду. Почти одновременно муж Виржинии накормил жидкими возлияниями менее голодное отверстие француженки, для усиления ощущений утопив свой язык в плюшевом водовороте пульсирующего ануса жены.

Если бы муж женщины пожелал ласкать ее языком, Франсуаза, скорее всего, не возражала бы. Душистые соки Виржинии стоили любой цены — даже вида мужской головы меж дрожащими бедрами. Но мужчина изнасиловал ее, причем сделал это в очевидном сговоре с женой, что более всего угнетало Франсуазу. Да, он был красив, как Аполлон. Но это не имело ровно никакого значения — она была подло предана, обманута в самых искренних своих чувствах. Ведь она почти уверовала в то, что Виржиния любит ее!

С губами, благоухающими ароматами Виржинии, в трусиках, мокрых от семени ее мужа, подавленная и разочарованная, — лишенная всяких надежд и иллюзий, Франсуаза ехала домой в метро. У нее едва хватило мелочи, чтобы оплатить проезд. В своей наивности она полагала, что проведет ночь в роскошных апартаментах модели, а утром поедет на работу на ее красном спортивном автомобиле. Слезы гнева и отчаяния катились по пылающим щекам, пока она перебирала в памяти подробности злополучного вечера, томясь от мягкой пульсации растревоженного клитора. Франсуазе вдруг бросились в глаза бедность и неухоженность других пассажиров, и в один миг развеялся парижский шарм ее крошечной квартирки, которая прежде казалась ей уютным гнездышком, а теперь производила впечатление обшарпанной лачуги. Промозглая серость старинного квартала, где она жила, повергла ее в еще более глубокое отчаяние, едва она вырвалась из душного подземелья метрополитена.

Этот случай стал переломным моментом в биографии Франсуазы. В ее жизни больше не будет Виржинии. Сколь бы красивыми и соблазнительными они ни были. Она поклялась себе больше никогда не влюбляться. Отныне она будет использовать женщин, как они всегда использовали ее.

Когда вкус и запах Виржинии наконец стали выветриваться из памяти, Франсуаза отправилась к месту новой работы, в санаторий «Элизиум», не оглядываясь в прошлое. Однако перед отъездом она решила сделать что-нибудь, чтобы изменить себя, что стало бы ее отличительной чертой, подчеркивающей ее превосходство над каждой женщиной, которая встретится на ее пути. Миловидная и привлекательная, Франсуаза тем не менее знала, что никогда не сможет составить конкуренцию обворожительным длинноногим красоткам вроде Виржинии и других ее знакомых моделей. Поэтому однажды утром, не имея ни малейшего представления, что ищет, Франсуаза вдруг обнаружила, что блуждает по улочкам арабского квартала. С тех пор как она уволилась с прежнего места работы, жизнь ее стала пустой и никчемной. И все же ее несчастливая судьба казалась ей предпочтительнее унижения от возвращения в салон и встречи с Виржинией или — что еще хуже — с ее мужем.

Завернув за угол дома, как две капли воды похожего на предыдущий, она вдруг заметила небольшой салон красоты. Хотя вывеска была на арабском языке, ее потянуло зайти в это заведение. По крайней мере, она была уверена, что не встретит здесь никого из знакомых. Ни одна из девиц, блистающих на парижских подиумах, никогда не допустила бы, чтобы ее застали в подобной арабской лавчонке.

Едва открыв дверь, Франсуаза сразу же поняла, что нашла то, что искала. Теперь все казалось до того очевидным, что было странно, как она до сих пор этого не сознавала. Возможно, за это следовало благодарить Виржинию с ее ледяным сердцем и похотливым клитором. Если бы не их знакомство, эта идея, наверное, никогда бы не пришла ей в голову. Франсуазе не верилось, что судьба сама привела ее туда, где ей могли предоставить столь уникальную услугу.

Чернявая согбенная старуха провела ее в глубь лавки, где Франсуаза довольно долго терпеливо сидела на обшарпанном краю стола. Владельцы салона красоты в каком-нибудь элитном квартале обнесли бы это место перегородкой, но, видимо, хозяева заведения предпочитали функциональность эстетике. Несмотря на скудную обстановку, все выглядело чисто и гигиенично. Однако Франсуаза испытала укол сомнения, поскольку единственным, что отделяло ее от торгового прилавка, была прозрачная японская ширма, которая едва скрывала ее от глаз любопытных покупателей.

На столике в углу стояла электрическая плитка. Женщина, нагнувшись над ней, помешивала содержимое чугунного котелка большой деревянной ложкой. То, что она готовила, издавало густой терпкий аромат, напоминавший Франсуазе карнавалы на побережье, куда ее возили в детстве. И вдруг ее мысли унеслись в далекое прошлое, в счастливые и беззаботные времена. Она представила себя девочкой, бегающей от одного лотка со сладостями к другому и набивающей живот шоколадом, карамельками и лакричными печеньями, пока желудок не запросил пощады. Взмах морщинистой руки перед глазами прервал ее сладкие воспоминания, принудив вернуться в настоящее — и вспомнить, зачем она пришла в это экзотическое заведение.

Старуха сделала знак Франсуазе снять юбку и трусики; повиновавшись, она легла спиной на жесткий стол, дрожа всем телом. Ножки стола затрещали под ее мизерным весом, и девушку вновь охватили сомнения. Не исключено, что она совершила большую ошибку. Возможно, стоило сначала все хорошенько обдумать, прежде чем решиться на такой шаг, а не вести себя как наивная простушка, какой она была раньше. Но было слишком поздно, ибо арабка уже направлялась к столу с большой деревянной ложкой, зачерпнув из котла вязкое вещество наподобие густой карамели. Скрюченные пальцы скатали из него средних размеров янтарный шарик. Прежде чем Франсуаза успела понять, что это, женщина, прижимая упругий комочек к обнаженному лобку, стала быстро катать его по коже, вырывая с корнем шелковистые черные волоски, росшие там с наступления половой зрелости.

Скорость, с которой арабка это проделывала, опровергала мысль о медлительности ее старческих суставов. Франсуаза прикусила язык, чтобы не закричать. Процедура была варварски жестокой. Она совершенно не была готова к этой пытке, орудием которой был липкий шарик, грубо выдергивающий волоски из ее лобка. Стало еще больнее, когда старуха принялась обрабатывать нежную кожу половых губ. Франсуаза думала, что потеряет сознание, но когда была уже на грани беспамятства, ей велели перевернуться на живот, и та же процедура повторилась в узкой ложбинке меж ее ягодиц. Старая арабка сделала свою работу тщательно, так что теперь внешняя поверхность гениталий и ануса девушки была столь же девственно гладкой и шелковистой, как и ее влагалище.

Франсуаза словно родилась заново. Она не верила, что может быть настолько красивой. Ее уязвленное самолюбие было удовлетворено, и к ней вернулось чувство уверенности. Ей вдруг захотелось показать себя — пройтись голышом по всему Парижу. О, если бы ее сейчас видела Виржиния! Да она бы заставила долговязую американку ползать перед ней на коленях и если бы Франсуаза пребывала в благосклонном настроении, то, возможно, позволила бы модели немного полизать ее гладкую безволосую щель.

Так Франсуаза стала регулярно посещать салон старой арабки, видя, что после очередной процедуры волоски вырастают в меньшем количестве. Она даже притерпелась к боли, хотя это, скорее, проистекало из предвкушения потрясающих результатов процедуры, стоивших любого временного дискомфорта. Каждый черный волосок, вырываемый из белой кожи, вызывал в душе бурю радости, ибо это приближало ее к совершенству.

Старуха, по причине своего преклонного возраста, намеревалась вскоре устраниться от дел, поэтому она раскрыла молодой француженке секрет приготовления волшебного средства для эпиляции. Франсуаза, ознакомившись с технологией, делала это регулярно, готовя вязкий сироп каждый раз, едва на лобке прорастал темный пушок. Так, лишенное растительности в интимной части, ее тело приобрело новый вид. Франсуаза часто любовалась собой, перед мутным старым зеркалом в спальне принимая различные позы, становившиеся раз от раза непристойнее, и ее переполняло возбуждение от того, что она видела в зеркале. Мягкие подушечки ее половых губ без обычного пушистого покрова смотрелись весьма аппетитно, и даже сама Франсуаза была увлечена откровенной притягательностью своего клитора, равно как влагалища и ануса. Собственная нагота возбуждала ее до такой степени, что она становилась на колени перед зеркалом и мастурбировала, раздвигая широко бедра, чтобы видеть в мутном стекле зрелую розовую щель и прочие детали ее преображенной женственности. Пресытившись эйфорией дурманящих ласк, Франсуаза затем поворачивалась к зеркалу спиной и разглядывала себя сзади, разводя ягодицы в стороны и просовывая палец в кофейную впадинку, чем доводила себя до очередного оргазма.

Так очаровательная француженка проторила себе путь к грядущему успеху.

В санатории «Элизиум» Франсуаза носила униформу французских горничных — черное короткое платьице с белым передником в пикантных рюшечках. Его можно было счесть вполне приличным, если бы не одно: под короткой юбочкой не было нижнего белья. Согласно этическому кодексу санатория, служащим ее категории строго запрещалось надевать нижнее белье, но Франсуаза довольно быстро привыкла к эротическим ощущениям обвеваемых ветерком обнаженных гениталий, выставленных на обозрение всем пациенткам санатория и обслуживающему персоналу. Франсуазу приводило в восторг впечатление полной, ничем не ограниченной свободы. Однако, хотя соблазн был велик, она бы никогда не осмелилась пройтись в таком виде по улицам Парижа. И все же остров оказался для нее сексуальным раем, где поощрялись самые распутные наклонности. Новая горничная словно расцвела. Всегда отвергаемая и унижаемая женщинами, которых она боготворила и которым была предана всей душой, теперь Франсуаза научилась пользоваться своим превосходством. Она стала просчитывать каждый свой шаг, обдумывать каждое свое слово; каждый жест ее был призван соблазнять и покорять самых чопорных дам. Она продолжала удалять волосы на лобке средством, приготовленным по рецепту старой арабки, и даже редкие завитки, окружающие тугое колечко ее ануса.

Несмотря на униформу, Франсуаза не была обычной прислугой. Начальство не допускало, чтобы руки ее загрубели от моющих и чистящих средств, поручая эту работу уборщицам, которые приходили утром и уходили еще до полудня. Никто из богатых гостий не знал их имен и не обращал особого внимания на их грушевидные формы. Франсуаза и ей подобные исполняли иные обязанности, следя, чтобы гостья, к которой они были приставлены, получала все, в чем нуждалась, и ее времяпровождение в санатории было как можно более приятным и беззаботным. В эти обязанности входило снабжать бунгало импортными солями для ванн, дорогими шампунями и душистыми кусочками мыла; следить, чтобы одежда была чисто выстирана и выглажена, исполнять личные поручения. А вечерами горничные приходили в бунгало, чтобы осуществить свою главную функцию: приготовить постель. Эта будничная по своей сути работа предоставляла им уникальную возможность обнаружить свое истинное призвание.

Из всех горничных санатория «Элизиум» Франсуаза лучше других справлялась с работой, получая самые щедрые чаевые. Хотя и остальные девушки от природы не были обделены ни лицом, ни фигурой, она, казалось, обладала особым талантом и без труда осуществляла свои замыслы, умело распаляя в женщине дремлющие сексуальные инстинкты и пробуждая страстное желание ощутить вкусы и ароматы тела другой женщины. Как и с Андре, одним из главных трофеев Франсуазы стала Карла, только, в отличие от массажиста, она не укрывала ее рыжую головку от незримого ока камеры.

На третью ночь, когда Франсуаза пришла в бунгало Карлы стелить постель, то застала хозяйку в кресле — она читала. В первые два дня они разминулись друг с другом. Вернувшись из библиотеки в главном корпусе санатория, Карла видела аккуратно сложенные покрывала и взбитые подушки и только по этим признакам догадывалась, что в ее апартаментах побывала горничная. В комнате все еще витал ее запах, повергая Карлу в необъяснимый трепет. Она давно приметила на территории санатория хорошенькую француженку, но не обратила на нее особого внимания. Да и с какой стати? В конце концов, она всего лишь горничная. С другой стороны, хотя Карла и ее муж держали прислугу в своих трех особняках, здесь, на острове, все было иначе, как будто эти люди стремились сделать все возможное, только чтобы угодить ей. Она никогда не чувствовала себя настолько комфортно со своими горничными, поскольку они обосновались в доме задолго до ее появления. Нанятые еще первой миссис Эберхардт, они не скрывали своей неприязни к миссис Эберхардт номер два. А мистер Эберхардт считал воспитание домашних ниже своего достоинства. Для чего еще нужна жена, как не для того, чтобы управляться с прислугой?

Когда Франсуаза приступила к исполнению своих обязанностей, Карла наградила ее вежливой улыбкой, польщенная, что с ней так хорошо обращаются, и вновь погрузилась в чтение романа о загадочном английском убийстве, с полным ощущением, что жизнь прекрасна. Поначалу как будто не замечая присутствия горничной, Карла вскоре обнаружила, что ее отвлекают от чтения движения молодой девушки, не позволяя сосредоточиться на сюжете. Буквы расползались перед глазами, словно крошечные насекомые, и она не могла прочесть ни строчки. Ей приходилось постоянно поднимать голову и фокусировать взгляд на каком-нибудь предмете. Поэтому, когда Франсуаза наклонилась вперед, чтобы поправить подушки, она не могла не заметить отсутствие трусиков под короткой юбочкой униформы. Карла не поверила своим глазам.

Побывав в сотнях роскошных отелей и санаториев по всему миру, Карла вдоволь навидалась похожих друг на друга как две капли воды горничных в одинаковых стандартных униформах, однако в этой девушке было нечто особенное. Но может быть, глаза ее обманули, и она увидела совсем не то, что увидела — или, вернее, не увидела. В конце концов, у нее был напряженный день: сначала обычный утренний осмотр доктора Бронски, несколько партий в теннис, легкий обед, затем купание в бассейне и загорание, не говоря уже о сеансе массажа Андре — морщинистое кольцо ее ануса до сих пор горело от его эбонитовых ласк. Поэтому Карла наконец решила, что просто очень устала. Однако чем бы она это ни объясняла, она не могла преодолеть сладострастный зуд меж перекрещенных бедер, порожденный причудливой игрой воображения. Когда же горничная, нагнувшись, на сей раз чтобы заправить простыни под матрас, вновь мелькнула белизной ягодиц, Карла удостоверилась, что это не мираж. Франсуаза, работая, постоянно наклонялась, и короткая юбочка поддергивалась вверх, открывая взору пораженной гостьи изящные очертания двух полумесяцев и прочие, более интимные детали.

Ну да, конечно — как же она сразу не поняла! Молодая горничная была совершенно лишена растительности на лобке и между бедер. Гениталии, которым полагалось быть прикрытыми курчавым пушком, вместо этого были абсолютно голыми, являя любопытному взгляду Карлы мельчайшие неровности розовеющего ландшафта. Маленькое вагинальное отверстие девушки было обращено к ней, бесстыдно демонстрируя свои таинственные глубины и словно маня к себе. И вдруг Карле подумалось, каково оно на вкус. Она ни разу в жизни не пробовала ничего подобного — и даже не думала об этом. Секунды тянулись медленно, Франсуаза продолжала с милой непринужденностью сновать по комнате, и в итоге эта идея уже не казалась Карле такой нелепой. Клитор ее был полностью солидарен с хозяйкой, ибо он нервно затрепетал, удвоившись в размере. Разумеется, Карла и не подозревала, что каждое движение девушки было намеренно рассчитано на то, чтобы произвести на нее определенный эффект.

Сексуальная женственность Франсуазы проступила еще явственнее, когда она, встав на колени, с щеткой потянулась под кровать и ее ягодицы распались на две половинки. Яркая спелая ягодка клитора выглядывала из двух полных атласных губ. Карла невольно представила себе сцену, как она приникает к нему ртом в сладком, долгом поцелуе, и крепко зажмурилась, пытаясь избавиться от наваждения. Однако эта картина продолжала мелькать перед ее закрытыми веками, настолько яркая, что Карла почти физически ощутила на языке сочный привкус. Она вскочила с кресла и бросилась на кровать с противоположного края с пылающими от бурных фантазий щеками. Как она могла помышлять о столь противоестественных вещах? Она ведь тоже была женщиной — причем женщиной замужней.

Франсуаза поднялась с колен и возникла у края кровати Карлы, ее голые бедра покачивались у самого носа женщины.

— Леди еще что-нибудь нужно?

Услужливость ее тона не вязалась с откровенностью позы. Возбуждающий женский аромат щекотал ноздри Карлы, подавляя внутреннее сопротивление, и, не в силах сдержать свой порыв, она протянула дрожащую руку к узкой ложбинке между бедер девушки. Франсуаза наклонилась назад, подставляя обнаженный лобок ее робким пальцам.

Ощущение от прикосновения к безволосой коже было не похожим ни на что иное. Пальцы Карлы тонули во влажной мягкой ложбинке. Исследуя таинства женских складочек, они медленно двигались к дышащему жаром влагалищу Франсуазы. Клитор девушки призывно затрепетал под рукой Карлы, столь очаровательный и на вид, и на ощупь, что ей захотелось прижаться к нему губами. Что ей мешает сделать это? Карла пыталась заглушить внутренний голос вины — очень, кстати, похожий на голос ее мужа. После того как она наконец решилась, ее язык работал инстинктивно, жадно лижа маленький фрукт. Отвечая на его прикосновения, мясистый отросток скользнул в ее рот, словно странник, ищущий приюта. Через минуту Франсуаза, раздвинув бедра, уже сидела над лицом Карлы и смотрела на нее сверху вниз, наблюдая, как клитор исчезает в губах рыжеволосой женщины.

Сначала вкус показался Карле несколько странным, но она продолжала исследовать прелести Франсуазы своим языком и, постепенно привыкнув к пикантным ароматам, начала посасывать клитор, слизывая с половых губ горьковатую медовую жидкость. Затем горничная, улыбнувшись Карле, легла на кровать, широко расставив изящные ножки. Ее смуглые складки раскрылись, выворачиваясь наружу и открывая взгляду таящиеся внутри розовые сокровища.

Волна дрожи пробежала по телу Карлы, и она вскрикнула, словно от боли; долго сдерживаемая страсть к сочным гениталиям молодой женщины была такой непреодолимой, что она едва не потеряла сознание. Ее и в самом деле терзала боль — душевная боль от сознания того, что она столько лет прожила с мужчиной, не способным доставить ей наслаждение. Словно голодный зверь, Карла зарылась лицом в нежную плоть, подчиняясь своим инстинктам. Ее язык словно жил собственной жизнью, с рвением и энтузиазмом исследуя неровности и складочки внутри и снаружи половых губ. Она сама удивлялась своей смелости, особенно когда пальцами развела в стороны припухлые безволосые подушечки, чтобы продолжить оральные ласки. Подбородок Карлы стал влажным от слизкой смазки и слюны. Когда же она подняла голову, чтобы сделать вдох, то, не зная о том, посмотрела прямо в камеру, спрятанную за зеркалом трельяжа, бесстрастно отражавшим ее затуманенный взгляд и припухшие губы, покрытые глянцем молочных соков горничной.

Томас, наблюдавший за происходящим в своей диспетчерской, уже не в первый раз изливал собственные соки за то время, пока Карла ласкала языком подрагивающий клитор француженки. Какой это был экстаз! Томас радостно заулыбался, надеясь, что Карла разделяет его чувства. Да, Франсуаза была его лучшей подругой, поскольку часто превосходила себя, предоставляя ему уникальную пищу для наблюдения. Диспетчер не сомневался, что она специально выбрала эту позу с мыслью о нем и именно потому так высоко вздернула свои точеные молодые ягодицы и широко развела их в стороны — чтобы он, Томас Бронски, мог видеть не только движения губ и языка рыжеволосой, но и импульсивные сокращения ануса француженки. Ох, вот бы исследовать его глубины своим языком! Возможно, однажды Франсуаза позволит ему сделать это. Ведь не возражала же она против его незримого присутствия во время интимных ласк…

***

Бесподобная Франсуаза была не единственной, кто после наступления темноты посещал бунгало Карлы. Как и ее предшественница, Моника, она вскоре обнаружила, что нуждается в дополнительном общении с Андре, помимо обязательных дневных сеансов массажа, и он стал посещать ее спальню, соперничая с молодой горничной.

Когда Карла впервые решилась пригласить темнокожего массажиста в свое бунгало, она сама испугалась своей дерзости. Она и так позволяла красавцу-островитянину слишком много вольностей, а теперь просила — нет, молила его — о большем. Человек же этот был, по сути, простым служащим. Неужели она полностью утратила чувство собственного достоинства и так низко пала с тех пор, как приехала на остров? Хотя сексуально раскрепощенная атмосфера санатория и вправду действовала расслабляюще, стирая социальные различия… Карле выпала уникальная возможность познать саму себя.

В ожидании массажиста она лежала на кровати, откинув полы пушистого банного халата, словно кто-то пытался сорвать его с ее тела. Конечно, Андре даже не подозревал, что на протяжении получаса перед его приходом она самозабвенно мастурбировала. От этого пальцы Карлы были до сих пор влажными и благоухали ароматами ее влагалища, поэтому она крепко сжимала их в кулачки, опасаясь, что он может узнать ее постыдную тайну. В этот момент ей было трудно расслабиться, чтобы достичь оргазма: неожиданный приход массажиста застал ее врасплох, и ее терзало чувство вины. Если бы Андре пожелал определить причину ее смущенного состояния, он бы обнаружил, что ее клитор не только был горячим на ощупь, но и разбух до размеров крупного миндального ореха.

Карла оставила дверь в бунгало незапертой, и Андре вошел тихо, убедившись, что его никто не видит. Едва оказавшись внутри, он всем своим существом почувствовал возбуждение женщины и поклялся оправдать ее ожидания. Прислонив свой переносной массажный столик к стене, он направился прямо в спальню, предвкушая ночь самых изысканных анальных удовольствий, о которых лишь мог мечтать мужчина. Хорошо осведомленный о многочисленных сигнальных кнопках, установленных в разных частях бунгало, в отличие от расчетливой и четко соблюдающей инструкции горничной, Андре не спешил нажимать их. В архивах санатория уже накопилось множество отснятых во время дневных сеансов массажа кадров с участием девушки, достаточное для монтажа полнометражного фильма, поэтому он не считал нужным нарушать уединение клиентки вечерними съемками.

К сожалению, трогательные заботы Андре о Карле не оправдали себя. В этот самый момент Томас Бронски жадно следил за каждым их движением; его поникший пенис только начинал пробуждаться после оргазма, полученного при наблюдении сцены, как рыжеволосая рьяно растирает пальцами огромную ягоду, багровеющую между бедер. Диспетчер пообещал себе, что обязательно попробует ее на вкус, причем в самом ближайшем будущем, как только придумает, как это устроить.

Прохлада бунгало составляла приятный контраст солнечному зною санаторного дворика — обычному месту свиданий Карлы с массажистом. Сегодня Андре решил несколько изменить свою технику, оставив без внимания не только свой массажный столик, но и бутылочку с маслом, в котором уже не было нужды, ибо органы Карлы к его приходу были уже достаточно увлажнены. Без густого фруктового масла Андре мог теперь взять свою дорогую Карлу с естественной смазкой, и одна эта мысль приводила его в благоговейный трепет. И вдруг ему захотелось разорвать границы обыденности, сделать для Карлы нечто особенное, в чем он даже боялся признаться самому себе, вступить с ней в истинно интимные отношения — более интимные, чем с любой другой женщиной.

Наблюдая объемную колонну пениса Андре, вздымающуюся под тканью шорт, Карла сразу же приняла нужную позу и, подставив ягодицы темнокожему любовнику, замерла в ожидании, предвкушая сладостную боль от вторжения в анус твердого органа массажиста.

Но вместо этого Андре упал на колени и несколько секунд наслаждался созерцанием разомкнутых ягодиц, любуясь венцом творения природы, — эти мгновения показались вечностью Карле, которая уже настроилась на то, чтобы принять в свое тело возбужденное мужское достоинство. Дыхание Андре обдало жаром уже разогретое жерло ануса, и он нежно тронул кончиком языка его морщинистый край. Напряженный мускул дрогнул от его прикосновения, и массажист начал гладить языком его эластичное кольцо, постепенно погружаясь в темную, разверзнутую перед ним впадину, еще более расширившуюся от частого пользования.

Отверстие Карлы было пряным и горячим. Андре с упоением вкушал его ароматы, обнаружив, что анус девушки не только цветом, но и вкусом напоминает молотую корицу, с небольшой примесью пикантного перца. Язык и в самом деле словно обжигало каждый раз, когда Андре проникал в благословенный проход, — а делал он это при каждом удобном случае.

Карла, почувствовав язык мужчины меж своих ягодиц, быстро избавилась от первоначального смущения, поскольку получаемое удовольствие возобладало над глупыми викторианскими предрассудками, внушавшимися ей с рождения. Прежде она не знала этого блаженного трепета. Едва не теряя сознание от избытка эмоций, Карла бесцеремонно раздвинула ягодицы как можно шире, чтобы язык Андре мог проникать в самые отдаленные уголки ее интерьера.

Когда же рот Андре наконец насытился вкусом женской плоти, он уступил очередь пенису, который уже истекал прозрачными слезами, истосковавшись по излюбленному вместилищу. Бархатистая впадина Карлы более чем когда-либо ощущала его алчный пыл, каждым нервом, каждой клеточкой эластичной кожи содрогаясь под его мощным натиском. Карла не была разочарована; головка пениса Андре достигала самых потаенных точек наслаждения, и длительная прелюдия подготовила благодатную почву для глубокого, чувственного оргазма обоих.

На прощание даря долгие оральные ласки огненной щели, которая доставила ему столько радости, Андре подумал, что ему нужно подстраховаться: сделать для Карлы что-нибудь особенное, что навсегда покорило бы ее сердце. На следующий вечер, когда он пришел в бунгало Карлы, его посетило озарение. Женщина сидела у зеркала трельяжа, выщипывая брови. Перед свиданием с массажистом ей хотелось выглядеть безупречно, хотя он почти не обращал внимания ни на что, кроме отверстия, располагавшегося между ягодиц. Поэтому, когда она забралась на кровать и приняла обычную позу, Андре, вместо того чтобы скормить отверстию свой язык или пенис, взял с туалетного столика щипчики и начал выдергивать золотистые волоски вокруг ее ануса. Карла вздрогнула от неожиданности, но все же, несмотря на болезненность процедуры, сдержала стон и терпеливо молчала, пока он не выдернул последнюю тонкую ниточку, а затем аккуратно собрал все волоски в крошечную коробочку, словно они были из чистого золота.

Трепещущие ноздри Андре улавливали терпкий аромат возбуждения Карлы — его нос в процессе эпиляции находился всего в нескольких дюймах от нежных складочек, издающих эти запахи. Несмотря на преданность менее традиционному женскому — а иногда и мужскому — отверстию, Андре был вынужден признать, что влагалище Карлы, обрамленное сияющим медным пушком, являло не менее соблазнительное зрелище. Сзади его взгляду открывалась более широкая панорама, чем спереди. Он считал себя самым счастливым человеком на земле, ибо имел возможность созерцать столь безупречный образец женских достоинств. Очертания ее благоухающих органов напоминали фрукт — спелый, сочный, аппетитный. Багряная щель сияла влажным блеском между пухлыми подушечками половых губ, покрытых, словно росой, мутными капельками выделений, скользящих к подрагивающему клитору. Мясистые складки разделились, открывая набухший отросток. Андре хорошо понимал, почему Франсуазе нравится ласкать гениталии своим тренированным язычком.

Он уже не однажды наблюдал за подобными манипуляциями француженки, поскольку визиты Андре все чаще совпадали с посещениями Франсуазы. Во время этих встреч они объединяли усилия, доставляя Карле ни с чем не сравнимое наслаждение, одновременно орудуя языками в области обоих отверстий, пока она не начинала громко стонать от экстаза. Этот союз был приятен и выгоден для всех троих. Их свидания составили увлекательнейший сюжет для фильма, который снимал Томас Бронски. Когда Карла впервые затрепетала от прикосновения розовых губок Франсуазы, она даже представить себе не могла, что эти интимные сцены будут достоянием многих мужчин — похотливых самцов, чьи пенисы жаждали удовлетворения любыми доступными способами. Француженка приникала губами к пунцовой щели Карлы, обрамленной медью волос, а массажист тем временем гладил языком шелковистую ложбинку меж бледных половинок ягодиц, растягивая упругое кольцо ануса.

Трио испробовало множество поз. Когда твердый конусообразный орган Андре ритмично скользил в увлажненном анусе, Франсуаза продолжала ублажать языком клитор Карлы, посасывая и полизывая его, пока он не увеличивался в размерах, принимая очертания спелой клубники, а пальцы ее исследовали стенки влагалища для достижения полной гармонии с щедрыми анальными ласками массажиста. От движений пениса в заднем проходе женщины разбухший корень клитора оттягивался назад, пытаясь вырваться из нежных объятий губ Франсуазы, и ей приходилось крепче зажимать его ртом, соприкасающимся с шелковистой поверхностью малых половых губ Карлы.

Пока рука Томаса Бронски активно работала над толстым стержнем его члена всего в нескольких шагах от бунгало, настала очередь Карлы склониться над мускусными складками горничной, причем смена позы произошла без ущерба для Андре, которому даже не пришлось вынимать пенис из коричного ануса. Встав на колени, Карла подалась вперед, чтобы коснуться губами гладких гениталий француженки. Раздвинув хрупкие бедра горничной, она опустила голову между ними, гладя языком жаждущую ласк вульву.

У Карлы вдруг возникло ощущение, словно это ее первый поцелуй, только поцелуй этот был куда более приятным, чем соприкосновение с губами мужчины. Ублажая пышные женские подушечки, она затягивала каждую по очереди в свой рот, пока наконец они обе не оказались под ее шершавым небом. Робкая дрожь под тонким колпачком привлекла ее внимание, и она лизнула кончиком языка маленькую ягодку клитора Франсуазы, почувствовав, как он разрастается меж сжимающих его губ. Теплая пахучая жидкость текла по подбородку Карлы, щекоча язык, и, приникнув губами к источнику влаги, она стала жадно пить из крошечного отверстия сладкий пьянящий нектар, от которого кружилась голова.

Припухшие губы Карлы растянулись, обнимая вульву Франсуазы, но от физического напряжения возбуждение ее лишь возрастало. Хрупкий корень клитора пробуждал в ней неведомые инстинкты, и вскоре язык ее скользнул вниз, к обведенной коричневой тенью впадинке, таящейся между ягодицами француженки. Раздвинув упругие бугорки, Карла принялась лизать тугую окружность, пока она не засияла разгоряченным влажным блеском. В свете ночника каждая тоненькая морщинка по периметру ануса заискрилась радужными бликами, словно грани крупного бриллианта. Преисполнившись страстью к этому бесценному сокровищу, она засунула язык внутрь, в тесную келью заднего прохода француженки, исследуя его кончиком незнакомые ландшафты.

Горничная извивалась всем телом, дрожа от нескрываемого наслаждения, доставляемого языком другой женщины. Эти движения еще более распалили аппетиты Карлы, уничтожив последние следы внутренней скованности. Приставив два пальца к кофейному краю ануса Франсуазы, она раздвинула его и вставила язык как можно глубже, вращая им, словно в подражание движениям массажиста, тем временем ублажающего ее сзади.

Андре наблюдал священнодействие, разворачивающееся у него перед глазами, и на его лице блуждала широкая улыбка. Он был доволен, что Карла сумела по достоинству оценить прелесть оральных ласк заднего прохода другой женщины, и решил замедлить движения, чтобы она смогла в полной мере насладиться контактом с анусом Франсуазы. Массажист по опыту знал, что в этом деле не стоит торопиться. Поскольку это было первое знакомство Карлы с задом другой женщины, она, без сомнения, желала, чтобы оно состоялось в спокойной атмосфере и чтобы ничто не мешало этому увлекательнейшему исследованию. К тому же этот расслабленный, томный ритм был также благоприятен и для самого Андре, поскольку он мог не спеша любоваться морщинистым отверстием женщины; он раздвигал ее ягодицы как можно шире, чтобы лучше рассмотреть искусный шедевр природы. Идея с щипчиками оказалась весьма удачной, ибо теперь были хорошо видны мельчайшие черты подставленного к свету ануса Карлы. Андре тяжело дышал, вставляя свой орган все глубже, воспламеняемый видом пунцового кольца, растягивающегося при каждом порыве, а затем судорожно сжимающегося вокруг его темного ствола. Оно сияло ярким пламенем на фоне его черной плоти, и этот вибрирующий оттенок напоминал ему цвет сочных ягод, которые он в детстве срывал с плодоносных ветвей деревьев, растущих на его далекой родине. Внезапно охваченный ностальгией по прошлому, Андре вставил палец между пенисом и краем ануса, повысив чувствительность органа, крепко зажатого в тисках эластичных стенок прохода.

Эти встречи превратились в своего рода вечерний ритуал и для троих участников, и для многих мужчин-служащих санатория «Элизиум», которые собирались в тесной диспетчерской Томаса Бронски после долгого трудового дня. Каждого гостя просили принести с собой собственное полотенце, поскольку обилие мужского семени, изливающегося на пол во время этих киносеансов, могло обернуться настоящим потопом. Однако кинооператор делал все это отнюдь не от чистого сердца. Он умел заключать выгодные сделки.

Когда эротический союз двух женщин упрочился еще более, Андре удостоился чести исследовать также задний проход Франсуазы. Однажды он застал горничную в смотровом кабинете доктора Бронски — она развлекалась тем, что вставляла во влагалище и анус искусственные фаллосы, изъятые из ящика письменного стола, и именно тогда массажисту пришла в голову мысль познакомить ее задний проход с настоящим мужским пенисом. Несмотря на свои однозначно гомосексуальные наклонности, Франсуаза решила довериться массажисту, вспоминая восторженные отзывы о нем пациенток санатория. Разве могли все эти женщины заблуждаться на его счет?

Понадобилось искусство опытного хореографа, чтобы придать двум женщинам такую позу, чтобы ни одна, ни вторая не чувствовали себя обделенными вниманием конусообразного эбонитового органа. Франсуаза и Карла крепко держались за металлический край кровати, бедрами прижимаясь друг к другу. так что Андре не приходилось разрываться между двумя отверстиями. Женщины наслаждались этими моментами особой близости, когда нежная кожа смуглого бедра Франсуазы кокетливо гладила жемчужно-белое бедро Карлы. И вид двух соблазнительных попок с влажными, лишенными растительности ложбинками, одну из которых пронзало черное древко его копья, сводил Андре с ума. И все же он мог по праву гордиться своим самообладанием. Не многие мужчины в подобных обстоятельствах продержались бы дольше минуты, однако Андре был признанным мастером анальных искусств. Он ритмично скользил в двух гостеприимных проходах между подставленных ему ягодиц, и их пульсирующие стенки были горячие и влажные от его семени, мешающегося с молочными соками возбужденных женщин. Андре больше не использовал свое массажное масло, предпочитая естественную смазку, в изобилии выделяемую железами Карлы и Франсуазы. Заостренный пенис без труда входил внутрь и выходил наружу; его темный ствол сиял, словно полированное дерево, и был так же крепок. Женщины между тем ублажали друг друга руками, каждая массируя алчный клитор подруги.

Намеренный вести с Франсуазой и Карлой честную игру, поскольку не хотел, чтобы ревность или обида нарушила очарование мгновений экстаза, который они переживали втроем, Андре в своих стараниях превосходил самого себя. Обычно массажист начинал вводить свой член поочередно в открытые анусы и для уверенности, что никого не обделил, гортанным тембром вслух отсчитывал количество подходов, лавируя от одного зада к другому. Женщины крепко держались за спинку кровати, упираясь в подушки расставленными коленями и замирая от возбуждения, лишь возрастающего от сознания того, что в их анус входит орган, влажный и еще теплый от пребывания в заднем проходе другой женщины. Карла, погружаясь в бездну эротических переживаний, с нетерпением ожидала, пока ей представится возможность вернуться к оральным ласкам дефлорированного ануса молодой горничной, ибо в этом она полностью разделяла вкусы Андре.

Затем массажист замедлял свои движения, чтобы Карла и Франсуаза могли насладиться созерцанием уникального явления — слияния пениса и ануса. Этот образ мелькал в их эротических фантазиях еще долгие годы. При этом умеренном темпе женщинам уже не было необходимости держаться для опоры за спинку кровати, и каждая из них могла принимать более активное участие в этом действе, когда ее глаза располагались на уровне ануса, терзаемого орудием массажиста. Карлу до конца ее дней будет преследовать незабываемый образ обсидиановой колонны Андре, мягко, как по маслу ввинчивающейся в кольцо молочно-кофейного ануса француженки, и коротких тугих косичек, подрагивающих на его голове.

Карла и Франсуаза часто крепко прижимались друг к другу грудью; два горячих набухших клитора терлись друг о друга, пока женщины, замирая в экстазе, едва не теряли сознания от множественных оргазмов. Изначально Франсуаза изобрела эту позу для свиданий с Карлой, но впоследствии она оказалась весьма удобной и во время соитий с Андре. Испуганная и смущенная своим бесстыдством в поведении с привлекательной юной горничной в их первую ночь любви, Карла на следующий вечер, когда девушка вновь пришла в ее бунгало стелить постель, не осмеливалась с ней заговорить. Дрожа всем телом, она опустилась на стул, делая вид, что увлеченно читает журнал. Однако сердце ее билось в таком бешеном ритме, что ей казалось, его стук слышен во всех уголках маленького островка. Как она могла допустить, чтобы случилось такое? Она постоянно укоряла себя за это. У Карлы даже никогда не было особенно дружеских, не говоря уже о любовных отношениях с женщинами. Она была настолько подавлена событиями минувшей ночи, что, проснувшись на рассвете, принялась паковать чемоданы, собираясь уехать из санатория.

Не сказав обитательнице бунгало ни слова приветствия, Франсуаза скинула униформу, улеглась голая на только что застеленную кровать и, слегка раздвинув смуглые бедра, прикрыла глаза. С первого взгляда можно было подумать, что она задремала, однако учащенное дыхание и легкое колыхание упругих бугорков на тяжело вздымающейся грудной клетке выдавали ее возбуждение, равно как и затвердевшие терракотовые соски и, при ближайшем рассмотрении, острый треугольничек клитора.

Карла твердо решила ни на шаг не приближаться к своей соблазнительнице, однако воля ее быстро была побеждена животными инстинктами, пробуждавшимися при виде пухлого холмика лобка на краю гладкой равнины плоского живота девушки. Карла не могла отвести глаз от твердой маленькой ягодки, выглядывающей из безволосой ложбинки. И чем дольше ею любовались, тем больше она наливалась алыми соками. Карла судорожно сглотнула выделившуюся слюну, вновь охваченная непреодолимым желание взять в рот это женское сокровище и сознавая, что уже не в силах совладать с собой. Словно поощряя ее, француженка приподняла колени, открывая завороженному взору Карлы свои прелести. Изящная щель ее влагалища обильно увлажнилась, покрывшись росистыми капельками, сливочно-желтыми на прозрачно-розовой коже.

Карла поняла, что ее переполняет желание вновь обладать этой смуглой красавицей. Осознав свое поражение, она, покорная своей страсти, села между раздвинутыми бедрами девушки, с неистовством покрывая поцелуями влажные половые губы. Затрепетав от прикосновения ее языка, они непроизвольно раскрылись, и между ними выявились схожие очертания — две нежные шелковые складочки, подрагивающие в огненном танце. Вдруг из глаз Карлы брызнули слезы, окропляя бедра Франсуазы. Но это были не слезы горечи, а слезы радости, ибо ее страсть к юной горничной была чиста и светла, как само солнце.

Франсуаза запустила пальцы в рыжие локоны ублажающей ее женщины, позволяя ей беспрепятственно ласкать все свои изгибы и выпуклости, поражаясь, как долго и нежно она может лизать и сосать их, не уставая и не прерываясь. И вправду, казалось, Карла не может насытиться сладкими соками француженки. Вероятно, эти таланты были заложены в ней от рождения — через мгновение ее губы довели Франсуазу до экстаза, волнами всколыхнувшего ее тело. Горничная приподняла голову женщины и, заглянув в подернутые томной поволокой глаза, вознаградила ее долгим благодарным поцелуем, слизывая липкий блеск с ее припухших губ.

Решив, что пора продолжить урок, Франсуаза раздела Карлу и уложила на спину. Карла послушно опустила голову на подушку и закрыла глаза. Незримые пальцы ласкали ее тело, проводя плавные линии по груди и постепенно опускаясь ниже, рисуя круги на бедрах и животе. Изнывая от нетерпения, Карла приподняла лобок, подставляя его Франсуазе, но та намеренно избегала прикасаться к багровеющему язычку, ибо у нее были другие планы. Она вдруг прижалась губами к уху Карлы, обдавая висок горячим дыханием, и хрипло шепнула:

— Я хочу сделать тебе кое-что особенное. — Легкий акцент наполнял эти простые слова глубоко эротичным смыслом.

Карла вздрогнула, словно от разряда электрического тока. Ее клитор тут же напрягся, вынырнув из-под колпачка медных волос, и задорно поглядел на Франсуазу. Карлу всегда смущали его размеры, она считала себя отличной от других женщин — если не сказать уродливой. Не то чтобы она когда-либо видела вблизи гениталии других женщин, но в душе всегда знала, что эта часть ее тела была иной, чем у прочих женщин, и это заставляло девушку скрывать свой изъян от любопытных глаз других людей, и особенно собственного мужа.

Сохранив свою девственность до первой брачной ночи, Карла до сих пор не могла забыть изумленного взгляда своего жениха, не говоря уже о его сдавленных смешках, после чего она поспешно погасила свет. Довольно объемный даже в обычном расслабленном состоянии, в возбуждении ее клитор напоминал большую спелую ягоду клубники. Несмотря ни на что, новоиспеченный супруг был очень возбужден в эту первую ночь любви, ибо так долго ждал этого момента. Сколько себя помнила, Карла постоянно слышала от родственников, друзей и знакомых, что ее тело было самым ценным даром, какой только она могла преподнести мужчине, и поэтому она свято оберегала свою девственность. До тех пор, пока не подвернулся «подходящий» претендент на ее руку и сердце. Однако ее романтические иллюзии развеялись довольно быстро. Выражение лица жениха подтвердило самые мрачные ее предчувствия относительно своего тела. Карла больше никогда не испытывала нежных чувств к мужчине — и тем более к мужчине, за которого вышлазамуж.

И все же теперь ей были безразличны сальные ухмылки супруга, прежде больно ранившие ее уязвимое самолюбие. Она чувствовала себя словно отмщенной — ведь теперь возле нее была ее дорогая Франсуаза. Карла блаженно вздохнула, качаясь на волнах чувственного наслаждения. Ей вдруг подумалось, что нет ничего греховного и постыдного в том, что ее касается обнаженное тело очаровательной молодой девушки, и Карла широко раскинула руки, добровольно отдавая себя во власть желаниям Франсуазы.

Горничная посмотрела на нее сверху вниз, улыбнувшись, раздвинула пальцами одной руки полированную мякоть внутренних половых губ, а другой — пухлые подушечки в ауре золотистых завитков и, наклонив голову, прильнула губами к раздвоенной головке клитора в долгом, томном поцелуе. Карла инстинктивно подняла ноги, сомкнув их вокруг талии Франсуазы. Женщины начали тереться друг о друга гениталиями, испытывая оргазм за оргазмом, пока бедра их не увлажнились настолько, что Франсуаза стала соскальзывать с тела Карлы.

Это стало их любимой позой, как и для массажиста, который также имел возможность проявить свои таланты. Пока Карла и Франсуаза терлись друг о друга клиторами, он заключал в кольцо объятий сплетенные женские тела и погружал свой пенис в мускулистый орган одной женщины, а затем, памятуя и об удовольствии другой, навещал соседнюю ямочку. Смешивающиеся соки двух женщин щедро текли из их анусов, и потому ощущения от проникающего в лоно пениса Андре были безболезненны и вместе с тем очень насыщенны. Близость двух анальных отверстий также облегчала и задачу массажиста, поскольку он мог сосредоточить свои усилия на половом акте, не отвлекаясь на перемещения от одного органа к другому.

После того как он уходил, Карла и Франсуаза языком охлаждали разгоряченные отверстия друг друга. Прежде тугие каналы теперь расширились настолько, что в них с удивительной легкостью погружался до самого корня весь язык. Франсуаза не испытывала ни доли смущения под неусыпным надзором скрытой камеры, которая запечатлевала самые интимные ласки — снимая крупным планом, как длинный розовый язычок Карлы жадно впивается в кофейное кольцо ануса, только что растянутое эбонитовым органом массажиста. Ее ничуть не заботило, что и ее тоже снимают на пленку, а затем эти сиены просматривают мужчины из персонала санатория. Напротив — она однажды даже наведалась в диспетчерскую, когда вечерние гости удалились на покой, и ей понравилось лицезреть себя в кадре, хотя отчаянный огонь в глазах Томаса Бронски доставлял ей некоторый дискомфорт — равно как и затвердевший бугорок в его штанах. Несмотря на их симбиотические отношения, Франсуаза дала себе слово никогда не задерживаться у него надолго, чтобы он невзначай не перешел границы их дружбы.

Молодой горничной безумно нравилась ее работа, с которой она с легкостью справлялась. А почему бы и нет? За все время пребывания в санатории на нее не пожаловалась ни одна гостья. Она качественно обслуживала этих женщин и получала довольно щедрое вознаграждение за свои услуги. В новом мире Франсуазы не было места чувству вины — даже по отношению к одаренной гигантским клитором Карле, которая, кстати, судя по полному отсутствию сопротивления с ее стороны, в том числе и в процессе самых неделикатных ласк, несомненно, испытывала огромное наслаждение во время их встреч. Впоследствии, когда девушка узнала о целом архиве документальных кадров с откровеннейшими любовными сценами, заснятыми без ее ведома, она сочла уместным заплатить любую сумму за уникальный опыт, приобретенный ею во время пребывания в санатории «Элизиум».

Менее циничный, чем Франсуаза, Андре периодически терзался угрызениями совести. Но он был не в силах ничего изменить, а потому пытался доставить Карле как можно больше удовольствия, надеясь, что это хоть в какой-то мере компенсирует боль и унижение, когда впоследствии она узнает от доктора Бронски об истинной миссии санатория. Поэтому массажист уделял ей куда больше времени, чем любой другой гостье. Каждый миг, даже посещая горячие анусы других соблазнительных дам, он думал о том, как осуществить самые сокровенные ее желания — даже те, о которых она еще не подозревала.

Неудивительно, что наутро после ночи изысканных плотских наслаждений доктор Бронски приводил клитор Карлы в еще более возбужденное состояние, чем накануне. С каким торжеством взирал он на его плотный разбухший стержень! Он тешился теплым отростком еще долго после того, как его семя вторично изливалось на белый кафельный пол и успевала высохнуть вязкая лужица, — до тех пор, пока голос его ассистента из-за запертой двери не извещал, что своей очереди ждет другая пациентка.

***

Андре часто думал о муже Карлы, представляя его себе лысеющим финансовым магнатом в летах с белым рыхлым телом, которое никогда не знало солнца. Без сомнения, он не имел ни малейшего представления ни о том, что нужно его огненноволосой женушке, ни о том, как удовлетворить ее сексуальные потребности. Массажисту был хорошо знаком этот тип мужчин, ибо на его массажном столике побывало немало женщин, отдавших свою молодость и красоту подобным флегматичным скотам.

В своих романтических фантазиях Андре представлял, как они с Карлой убегут, уедут куда-нибудь далеко-далеко. Разумеется, она могла бы раздобыть денег у своего богатого мужа, чтобы обеспечить им безбедное существование до глубокой старости. Возможно, он даже иногда привозил бы ее домой, на солнечный Барбадос, где они резвились бы голышом на пляже, как шаловливые дети, и он имел бы доступ к ее перченому отверстию в любое время дня и ночи. И, возможно, однажды ему довелось бы встреть Монику. Что за райская жизнь была бы у них! Карла наверняка оценила бы бесподобный вкус бледно-розового бутона хрупкой блондинки.

Испытывая неукротимую страсть к заднему проходу, массажист спрашивал себя, что влечет его к этому нетрадиционному виду коитуса. Розовая влажная щель меж женских бедер не занимала его воображения. Не то чтобы он находил ее вовсе не стоящей внимания — просто он ощущал непреодолимую тягу к упругому сгустку мышц, таящемуся в узкой ложбинке меж спелых ягодиц. Чтобы испытать себя, Андре иногда вступал в связь с представителями своего пола, с крепкими молодыми парнями, воплощением мужской красоты. И все же их анусы не вызывали в нем такого трепета, как более соблазнительные женские проходы. Им недоставало какой-то бархатистой мягкости, чего-то особенного, женственного, вследствие чего Андре не мог удовлетворяться соитиями с одними лишь мужчинами — хотя и не стремился отказываться от них совсем, ибо именно общение с мужским полом насыщало особой магией и очарованием его контакты с женщинами.

Когда ритм жизни в санатории замедлялся — что обычно наблюдалось в разгар знойного средиземноморского лета, — Андре для удовлетворения своих сексуальных нужд искал общества мускулистого Паоло. Его латиноамериканский темперамент составлял разительный контраст с вест-индской безмятежностью Андре, что привносило особую изюминку в их нечастые любовные игрища. Итальянец, выполняющий в санатории функции инструктора по теннису, превосходно владел своим телом, всегда находящимся в безупречной форме благодаря упорным тренировкам и тщательному уходу, что, вкупе с еще одним немаловажным достоинством, совершенно не один теннисный турнир, итальянец не желал губить безвозвратные молодые годы в вечной погоне за теннисным мячом — куда проще было наблюдать за игрой со стороны и объяснять другим, что и как нужно делать, тем более что его ученицами были юные гостьи санатория, с рвением и энтузиазмом воспринимавшие его инструктаж. Паоло обладал природным даром отдавать распоряжения женщинам, особенно если роль наставника приносила столь сладкие плоды…

…Ибо после тенниса в расписании Паоло была еще одна игра, в которой он никогда не испытывал недостатка в партнерах. Как и другие сотрудники санатория, Паоло был щедро одарен природой во всех смыслах. И все же он чаще других разочаровывал женщин, которым уделял свое благосклонное внимание, поскольку, стоило им пристраститься к тому, что он им предлагал, они неизменно хотели большего. Но, несмотря на слезные мольбы, Паоло оставался непреклонен. Он уходил прочь, посмеиваясь, не удостаивая взглядом распростертые на земле тела, хорошо зная, что капризные богатые дамочки — а для него они были все на одно лицо — вернутся в уединение своих бунгало и от отчаяния будут исступленно растирать докрасна свои гениталии.

Черноглазый инструктор по теннису предпочитал секс с женщиной в одной-единственной позе: чтобы она стояла перед ним на коленях, принимая в рот увесистый ствол его пениса. Ему не было ровно никакого дела до холеных надушенных тел санаторных красоток — он почти к ним не прикасался, помимо того, что зарывал пальцы в их волосы в моменты экстаза, когда они ублажали его мужское достоинство. Ему нравилось ловить их удивленные взгляды, когда струя семени извергалась им в нёбо. Не то чтобы Паоло заставал этих женщин врасплох — его учащенное дыхание и скопление жидких секретов на трудолюбивом язычке, несомненно, предупреждало их, что он приближается к развязке. Однако даже самые опытные дамы не могли предвидеть количество теплой мучнистой жидкости, которое оказывалось через мгновение у них во рту, — а Паоло был абсолютно уверен, что эти очаровательные создания проглатывали все до последней капли, крепко сжимая губы вокруг его пениса, пока не прекращались последние толчки вулкана, опустошавшего свои недра.

Паоло всегда подозревал, что в этом плане уникален. Поэтому как-то раз он решил провести своего рода научный эксперимент, чтобы определить точно, насколько велика его уникальность, путем мастурбации над стаканом и последующего измерения количества эякулированного семени. Его исследование дало поразительные результаты — обилие спермы ошеломило даже его самого. Пенистая жидкость наполнила половину стакана. Неудивительно, что женщины, которым была оказана честь подержать во рту его орган, всегда выглядели так, будто их глаза готовы были вылезти из орбит. Да уж, была бы его воля, он бы накормил всех голодающих стран третьего мира!

Пока же Паоло ограничивался тем, что кормил всех голодающих санатория «Элизиум», а также недремлющее око скрытой камеры, делившейся впечатлением от созерцания его мускулистого зада с кареглазым диспетчером, напрочь прогоняя скуку последнего. Принимая в свой зад элегантно заточенный пенис Андре, Паоло нисколько не чувствовал себя оскорбленным в своем мужском достоинстве; как и дружеский теннисный гейм, такого рода игры служили исключительно для развлекательных целей, так что их нельзя было воспринимать всерьез. Кроме того, эти содомистские совокупления часто сопровождались оральными ласками со стороны молодой женщины, пристроившейся у пениса Паоло. Причем никогда не было недостатка в желающих принять участие в этом действе, ибо если один командный игрок покидал корт, на смену ему приходил другой.

Юная Мелисса была на острове совсем недавно. Довольно невзрачная и лицом и фигурой, она была принята доктором Бронски на должность прислуги, не требовавшую особых навыков работы, в отличие от других, более привилегированных сотрудников санатория. Мелисса выдавала полотенца гостьям, приходившим загорать на шезлонгах возле бассейна. Она исполняла эти обязанности день изо дня, выдавая свежее махровое полотенце каждой вновь прибывшей гостье, а потом забирала его в стирку. Хотя препорученная ей должность не была пределом ее мечтаний, жизнь здесь все же казалась лучше, чем жалкое существование в маленькой ирландской деревушке, где ей давно опостылели красные лица и огрубевшие от работы руки односельчан. В день, когда ей исполнилось восемнадцать, Мелисса без сожаления попрощалась с родными краями, собрала свои скромные пожитки в потрепанный саквояж и первым же рейсом улетела в Афины, с билетом в один конец, направляясь в санаторий «Элизиум».

Девушка почти сразу же влюбилась в симпатичного инструктора по теннису. Теннисные корты были расположена недалеко от бассейна, и несколько раз на дню итальянец проходил мимо палатки, где Мелисса сортировала полотенца. Он был таким смуглым и загадочным — таким не похожим на простолицых парней из ее деревушки — впрочем, как и на сказочных принцев, которых она рисовала в своем воображении. Она начала считать минуты до встречи с ним, надеясь, когда Паоло будет проходить мимо, завязать с ним разговор. Ей нечего было ему сказать — как и любому мужчине, если уж на то пошло. В школе учителя всегда считали ее серенькой мышкой, неприметной тихоней, и ее новая работа в этом плане, казалось, ничего не изменила. Зеркало день ото дня твердило ей, что она так же не привлекательна, как и парни из ее деревни, от которых она презрительно воротила нос, и все же в ней теплилась робкая надежда, что, может быть — всего лишь может быть, — Паоло обратит на нее внимание.

И однажды это произошло. Растущее влечение к Паоло заставило ее одним солнечным утром унизиться до слежки за ним. Он только что закончил тренировку с одной из клиенток, и их две фигуры стояли у полосатой палатки, где хранилось теннисное снаряжение. Пара вела довольно оживленную дискуссию. Мелисса расположилась на животе в тени дерева, откуда могла, не замеченная ими, видеть и слышать Паоло и его спутницу. Они говорили слишком тихо, чтобы разобрать слова, хотя в приглушенном тоне женщине явно сквозила страстная мольба.

Ученица Паоло обладала хрупкой, изящной красотой, какой всегда восхищалась краснощекая ирландка и которой была напрочь лишена. Мелисса с завистью смотрела на утонченное лицо женщины цвета слоновой кости… на золотистые волосы, заплетенные в толстую шелковистую косу, сверкающей змейкой сбегающую по ее спине… на длинные тонкие руки и ноги… на пышные округлости бедер и груди. Простое теннисное платьице волшебно гармонировало с медовой матовостью кожи, которая казалась еще ослепительнее в лучах щедрого средиземноморского солнца. Как была возмущена Мелисса такой несправедливостью!

Женщина прямо голыми коленями упала на землю напротив Паоло. Обзор несколько затмевала блеклая от палящего солнца поросль травы, и Мелисса приподняла голову из своего укрытия, думая, что очаровательное существо просто хочет подтянуть шнурок, развязавшийся от беготни на корте. Но все оказалось иначе. Мелисса увидела, что дело вовсе не в шнурках — любительница спорта, расстегнув бриллиантовую заколку, тряхнула золотистой копной волос, и Паоло запустил в них пальцы, прижимая ее ангельское личико к своим теннисным шортам.

Мелисса в замешательстве смотрела, как светлая головка начала двигаться вперед-назад в странном завораживающем ритме. Бледное пятно запястья девушки в такт сновало меж ее раздвинутых бедер, что казалось юной девушке совершенно необъяснимым, как и экзотический танец головы. Может, это какой-то языческий ритуал? Судя по примитивной натуре происходящего, она могла наблюдать какой-нибудь местный древний обычай. Мелисса решила расспросить об этом доктора Бронски — он наверняка будет польщен тем, что она интересуется историей и культурой здешних краев. И вполне вероятно, она сможет рассчитывать на его благосклонность и в будущем — не исключено, даже на повышение в должности. И тут Мелисса вдруг вообразила, как лежит в траве, в нелепейшей позе, в задравшейся коротенькой юбчонке и помятом белом фартуке. О, хорошо же она будет выглядеть в его глазах!

Хриплый звериный рык прервал фантазии Мелиссы. Итальянец откинул черные кудри назад, и из его приоткрытого рта вырывались гортанные звуки, испугавшие шпионившую девушку. Она вскочила на ноги и, выбежав из тени, бросилась на помощь Паоло с единственной мыслью защитить своего возлюбленного. Ей было все равно, что она подвергает риску свою профессиональную репутацию — лишь бы спасти его! Но, увидев толстый, мясистый ствол внизу его живота, утопающий во рту стоящей на коленях женщины, Мелисса издала сдавленный вопль, пронзенная прежде неведомой болью.

Из-за издаваемых ее ртом шумных звуков женщина не услышала крика девушки. Однако Паоло повернул к ней голову, и его карие глаза встретились взглядом с изумленным взором широко распахнутых невинных голубых глаз ирландки. Первой мыслью Мелиссы было убежать. Но она не могла шевельнуться, прикованная к месту взглядом итальянца. Вальяжно улыбаясь, он, нисколько не смущаясь, бесцеремонно разглядывал раскрасневшееся лицо девушки и продолжал смотреть на нее, пока последние толчки оргазма не сотрясли его тело и струйка вязкого молочка не потекла по точеному подбородку женщины, оставляя белесые пятна на воротничке ее платья. Даже если бы она проглотила все, он все равно даже не вспомнил бы ее имени.

Мелисса облизала губы, словно ощутила во рту вкус мужского семени, и внутренне содрогнулась, отказываясь верить своим глазам. Женщина взяла в рот пенис мужчины! Да она в жизни не слыхивала о таком стыде. А когда изо рта женщины вынырнул розовый язычок, подбирая с подбородка молочные капли, Мелисса поморщилась от отвращения. И все же, несмотря на эту непроизвольную реакцию, она почувствовала, как что-то запульсировало у нее между бедер. И вдруг четко поняла, что тоже хотела бы сделать это с симпатичным инструктором.

На следующий день Паоло остановился у ее палатки и, не обнаружив там Мелиссы, вышел наружу и стал ждать. Она вскоре вернулась с кипой чистых полотенец, которые нужно было разложить на полках. В тот момент, когда она увидела его, пушистые белые полотенца упали на землю.

— О, Паоло! — жалобно воскликнула девушка, бросаясь перед ним на колени. — Позволь мне сделать тебе то, что делала та женщина!

Итальянец молча приспустил теннисные шорты, обнажив загорелые бедра, терзая бедную девушку медлительностью своих движений. Под шортами он не носил нижнего белья, и его затвердевший орган торчал вверх, покачиваясь под собственным весом. Мелисса, затаив дыхание, смотрела на это поразительное явление. Выпирающий внизу живота пенис мужчины напоминал корень экзотического растения, растущего в саду блестящих черных завитков, под которым, как плоды на ветке, висели ребристые луковички его яичек. Длинный, как скалка на кухне в ее родительском доме, и почти такой же толстый, бронзовый орган был покрыт сеточкой тонких голубых прожилок. Мелисса ощутила исходящее от него тепло, и на щеках ее еще ярче проступил жаркий румянец. Но более всего ее впечатлила огромная пульсирующая головка, венчающая увесистый мужской член. Мелисса кончиками пальцев коснулась атласной кожи, проведя несколько раз по твердому стержню, прежде чем у нее хватило духа дотронуться до его окончания. В отличие от ствола, головка пениса была темно-розового цвета. Девушку поразила гладкость кожи на ощупь, словно она была отполирована до блеска мягкой замшей.

Подушечки пальцев Мелиссы увлажнились пахучей слизью. Когда она попыталась определить источник этого явления, она заметила крошечную дырочку, сочащуюся жидкостью, видом напоминающей жидкий мед. Однако интуитивно она знала, что на вкус эти капельки слаще меда, и, нагнувшись, робко провела языком по пульсирующей головке, слизывая выделения. Паоло подался вперед, раздвигая губы девушки своим пенисом, и она с благоговейным трепетом приняла его в рот.

Орган инструктора по теннису был одновременно сладким и горьковатым на вкус. Мелисса, крепко зажав рукой основание, ласкала его языком со всей страстью юного чувства, едва не задохнувшись, когда итальянец впервые резко толкнул пенис вглубь ее горла. Но юная ирландка твердо решила освоить эту сложную технику, ибо хотела во что бы то ни стало доказать Паоло, что достойна его внимания, превзойдя в этом искусстве хрупкую блондинку, чьи губы накануне любовно обнимали набухший ствол его пениса, и доставить своему возлюбленному наивысшее наслаждение. Не подозревая о последствиях, девушка другой рукой принялась ласкать шелковистые мешочки яичек, тем самым ускорив загадочные процессы.

Трепет в паху мужчины побудил Мелиссу с еще большим рвением сосать его странный инструмент. Она старалась заглотнуть головку как можно глубже, интуитивно чувствуя, что это будет ему приятно. Тем временем Паоло стал издавать те же хриплые животные звуки, как накануне, и она еще крепче сомкнула губы вокруг пениса. Пульсация меж ее бедер стала интенсивнее и настойчивее, и девушка, чтобы унять непроизвольную дрожь, потерла гениталии ладонью. Однако вместо того, чтобы прекратить эту необъяснимую реакцию, ее манипуляции, казалось, только подстегнули ее. Зажав пальцы в кулак, Мелисса принялась растирать себя, сосредоточившись на области крошечного бутона, гнездящегося в самой интимной зоне.

И вдруг у нее возникло ощущение, словно где-то внутри вспыхнула искорка, воспламенившая жаркий огонь внизу живота. Мелисса почувствовала, будто ее приподняло в воздух и в водовороте свободного падения вновь опустило на землю. Прежде чем она сумела осознать произошедшее, Паоло издал хриплый рык. Солоноватая пенистая жидкость теплой струей ударила в нёбо, и на глазах девушки выступили слезы. Крепко сжимая конвульсирующий пенис итальянца губами, она судорожно глотала семя, извергающееся в ее рот. Но испить его до последней капли было невозможно. Липкие струйки потекли с губ, змейкой заструились по шее и подбородку, теплой лужицей собираясь между чашечек бюстгальтера. Мелисса, расстегнув пуговицы на груди, запустила руку под платье, и, отирая с кожи вязкую сперму, жадно слизывала ее с пальцев.

Теперь, после того как девушка прошла «обряд посвящения» через акт, который Паоло единственно дозволял совершать с собой женщинам, независимо от их красоты и сексапильности, Мелисса, как верный друг и соратник, была затем приглашена участвовать в эпизодических соитиях инструктора с Андре. Паоло знал, что может полностью доверять ирландке, ибо она питала столь нежные чувства к его массивному органу, что была согласна на все, о чем бы ее ни попросили.

В своей наивности Мелисса не увидела ничего зазорного в том, что Паоло предложил ей исполнить ту же процедуру, пока Андре орудовал свои эбонитовым инструментом в его заднем проходе. Она практически ничего не знала о сексе между мужчиной и женщиной, не говоря уже о гомосексуальной практике. Набожные родители предпочитали держать дочь в полном неведении относительно подобных греховных дел. И, за исключением того, что она успела постичь в процессе общения с инструктором, Мелисса была абсолютно невежественна в этом вопросе. Поэтому она с готовностью приняла в рот мясистую твердь Паоло, даже прослезившись от того, что ей была оказана столь высокая честь, и рука ее привычно потянулась вниз, нащупав под юбкой эластичный бугорок, прикрытый намокшей ластовицей трусиков. Несмотря на то, что ей казалось постыдным ласкать себя руками, ее неудержимо влекло вновь испытать блаженное чувство невесомости. Отныне Мелиссе для достижения оргазма необходимо было ощущать во рту ствол мужского пениса.

Этот союз был благоприятен для всех троих участников. Укрывшись от всевидящего ока камеры Томаса Бронски, мужчины отдавались во власть природным импульсам, зная, что это сохранится в тайне, а присутствие юной ирландки делало инструктора более благосклонным к содомистским поползновениям Андре, тем самым участив их встречи. Массажист вводил пенис в горячий мускулистый зад Паоло, итальянец, в свою очередь, в трепещущий рот Мелиссы, и, таким образом, все получали то, чего желали.

***

Еще задолго до того, как его приняли в штат санатория «Элизиум», Паоло знал, что он особенный, а не просто смазливый итальяшка, вечерами убивающий время в барах, готовый за несколько лир составить компанию какой-нибудь стареющей нимфоманке. Он чувствовал, что судьбой ему уготован иной жребий, чем прозябать в древних трущобах Рима. Поэтому, забросив теннисную ракетку, Паоло отправился в Нью-Йорк, где у него появилось немало покровителей, научивших его тому, что стало залогом его будущего успеха. Он быстро освоился на новом месте и легко адаптировался к непривычному образу жизни.

Желая больше походить на своих приятелей-американцев, Паоло в возрасте двадцати шести лет совершил обрезание. Сперва он был шокирован видом оскопленного пениса, но в глубине души знал, что принял верное решение. Даже лишенный крайней плоти, его великолепный орган никогда не бывал обделен вниманием юных дам. Множество предложений поступало и от мужчин, на которые он время от времени соглашался — разумеется, исключительно ради приобретения опыта. Более же всего молодого итальянца возбуждал вид покоренной женщины, стоящей перед ним на коленях и испивающей пахучее семя из его священного источника.

В Нью-Йорке он легко находил желающих ублажить его добровольцев. Возможно, дело было в его привлекательной внешности и очаровательном акценте, который открывал рты и кошельки избалованных городских леди. В целом же существование Паоло во время пребывания в Америке было довольно безбедным. За все эти годы он не потратил ни одной лиры из скопленных сбережений на жилье — и, если уж на то пошло, на еду. Он видел интерьеры стольких пентхаусов на Парк-авеню, что вскоре перестал различать их, как и лица обладательниц алых губок, смыкавшихся вокруг его обрезанного пениса. Так что в итоге Паоло захотелось вернуться в Европу. Только жизнь в Риме и давняя мечта о победе в итальянском теннисном турнире теперь его не прельщали. Он жаждал перемен — и судьба уготовила ему эти перемены в образе санатория «Элизиум».

В отличие от Америки, на крошечном греческом островке доктора Бронски Паоло не пресыщался растущим числом напомаженных ротиков, мечтавших обнять его пенис. Атмосфера санатория была словно наэлектризована дремлющей похотью красивых молодых женщин, чьи плотские нужды так давно игнорировались. Как и в теннисе, Паоло превращал это в игру, выбирая по своему желанию тех, кого удовлетворить, а кого нет, и используя свои таланты, прибереженные для выигрыша турниров, чтобы провоцировать и воспламенять, только чтобы потом отступить. Он часто отвергал истомленных возбуждением женщин, в то же время удерживая их подле себя, пока они, рыдая, не падали перед ним на колени, умоляя попробовать на вкус то, что он так щедро предлагал другим гостьям. И только тогда он, смилостивившись, расстегивал пояс шорт и медленно спускал их по загорелым мускулистым бедрам, высвобождая свой влажный твердый орган и преподнося его в дар перевозбужденной женщине. Эти эпизоды всегда доставляли Паоло самые мощные сексуальные ощущения, и он снабжал свою избранницу обильной пищей, сытнее и вкуснее которой она не пробовала на своем веку. Симпатичный молодой итальянец из любой баталии всегда выходил победителем.

Достаточно странно, что эти очень богатые леди никогда не оставались довольны его щедростью. Наверное, столь ненасытными их делал переизбыток денег и привилегий — все они неизменно просили его применить свой пенис для более традиционной цели. Паоло никак не мог взять в толк, почему каждая клиентка жаждет заставить его розовое мужское достоинство вторгнуться в слизкую щель между ее ног, отказываясь от куда более привлекательной перспективы вкусить божественный нектар его семени. Он не знал, что опыт аномального общения этих женщин с доктором Бронски, Андре и красивыми молодыми горничными пробуждал в них невольную ностальгию по настоящему, живому пенису, вставленному в их влагалище. Однако подобные услуги не входили в круг его служебных обязанностей. Независимо от настойчивости просьб и достоинства купюр, которые ему совали в руки, Паоло отказывался идти на компромисс, будучи человеком высоких моральных принципов.

***

Когда страсти накалялись до предела, отчаявшиеся леди искали общества Мануэля. Каким-то непостижимым образом ему удалось стать чем-то вроде спасательного круга для тех, кто искал традиционных развлечений. Должность начальника службы безопасности санатория предоставляла ему достаточную долю свободы, ибо благодаря небольшим размерам и изолированности острова он был не слишком занят. Как правило, он совершал в день только один обход вверенной ему территории, а потому мог проводить больше времени, наблюдая за тайной жизнью санатория. Молодой испанец был счастлив устранить любой промах, допущенный кем-либо из его коллег — и особенно Паоло, к которому он питал откровенную неприязнь.

Как и итальянца, Мануэля приняли в штат благодаря его внешности, а также щедрости и внушительным размерам пениса, который до того слишком долго оставался неоцененным. Здесь же, среди утонченных светских дам, его мужское достоинство наконец обрело заслуженное уважение. Мануэль планировал и дальше оставаться на своем ответственном посту, мечтая продержаться в этой должности до солидного, если не преклонного возраста. Он открыл свою землю обетованную и единственно желал никогда не возвращаться на свою провинциальную родину.

Упругий пенис Мануэля был столь неукротим в действии, что иногда требовались две руки, чтобы удержать его. Однако если бы в былые времена Мануэль осмелился предложить женщине взять его орган в свой премилый ротик, его слова были бы встречены звонкой пощечиной. И он остался бы стоять, как идиот, с разбухшим членом, обиженно выпирающим из штанов. «Чего ожидать от неотесанной крестьянки?» — досадливо бормотал он, поспешно заталкивая свой сопротивляющийся пенис обратно в тесноту брюк — только чтобы снова извлечь его оттуда в уединении своей комнаты и завершить то, что началось в темном закоулке. Что ж, он больше никогда не допустит столь бессмысленного унижения. Здесь, в санатории, он будет вращаться среди женщин воспитанных и культурных — которые понимали в этом толк и умели дорожить истинными ценностями. Он уже и так потерял достаточно времени — теперь пора было наверстать упущенное.

В качестве начальника службы охраны Мануэль многократно обошел всю территорию санатория, выбрав лучшие наблюдательные пункты, одним из которых были пышные кусты, окружавшие бассейн. Здесь он мог в свое удовольствие любоваться резвящимися в воде дамами, ради развлечения сравнивая их интимные части тела. Доктор Бронски настаивал, чтобы все его пациентки принимали целительные солнечные ванны, полезные для подточенных тяжелыми недугами организмов, так что Мануэль почти целый день мог одновременно лицезреть по крайней мере десяток красивых женщин, загоравших голышом в шезлонгах вокруг бассейна, раскинув томные конечности в беспечной полудреме. И, выбрав для своей засады точку наблюдения, откуда открывался самый удачный обзор, Мануэль завороженно разглядывал нежные женские гениталии, не тронутые солнечными лучами, которые напоминали ему ломтики сочного сырого филея (при этой мысли у него всегда начиналось обильное слюноотделение).

Загорающие дамы редко вступали друг с другом в беседу. Каждая боялась невзначай проговориться о запретных встречах с сотрудниками санатория, а это могло повлечь за собой крупный скандал, что не только грозило увольнением сотруднику санатория, но и порочило репутацию замешанной в этом женщины. Так что, во избежание личных контактов, дамы ставили свои шезлонги подальше от бассейна и друг от друга и отворачивались к кустам, дабы достичь полного уединения, даже не подозревая о том, что тем самым предоставляют Мануэлю отличную возможность беспрепятственно разглядывать их обнаженные формы.

Имея доступ к информации о санаторном распорядке дня каждой гостьи, начальник охраны мог заранее подгадывать время, чтобы застать у бассейна именно тех, кого хотел увидеть. Естественно, он был не прочь при случае понаблюдать и за остальными. Однако Мануэль предпочитал женщин с экстраординарной физической чертой: аномально большой грудью и сосками или широко расставленными уплощенными ягодицами, благодаря чему маленький морщинистый кружок между ними был виден, даже когда женщина стояла. Причем это угадывалось даже под одеждой — по узкой талии и характерной форме аппетитной попки в виде перевернутого сердечка. Мануэль разработал почти научный метод определения этой особенности по походке женщины: две половинки двигались на расстоянии друг от друга, словно их специально разводили в стороны. К счастью, в санатории «Элизиум» найти женщин с подобной фигурой было нетрудно, и Мануэль наслаждался созерцанием их упругих форм из своей засады в зарослях кустов вокруг бассейна.

Не прошло и недели после приезда Мануэля в санаторий, как он встретил здесь леди, вполне соответствующую его вкусам. Впервые испанец увидел Талию там же, у бассейна. Ее точеные ягодицы с изящным отверстием между ними являли непреодолимо соблазнительное зрелище, как и мясистый сэндвич ее половых губ, когда она лежала на боку, подтянув колени к вишневым соскам. Мануэль явственно видел глубокую алую щель ее влагалища, плачущую медовыми слезами, и с трудом поборол желание слизать их с пушистых подушечек, а затем всадить внутрь свой пенис. Однако этого не позволяли обстоятельства, если учесть количество других гостий, расположившихся поблизости. Хотя лично он не возражал против присутствия аудитории — испанец очень гордился своим пенисом, не упуская возможности продемонстрировать его очередной даме, которая, едва взглянув на массивный орган, тут же сдавалась на милость победителя.

К тому моменту, как ее заприметил начальник охраны, Талия провела в санатории «Элизиум» уже две недели. Изнывая от неутоленной страсти, воспламененной бесчувственным Паоло, погасить которую не могли даже пресловутые сеансы массажа, девушка, как и предполагал Мануэль, не отвергла его ухаживаний. С самой первой встречи Талия была настроена весьма благосклонно, с неистовым пылом отдаваясь испанцу в самых немыслимых позах. Он даже рискнул взять ее у бассейна, когда никого не было поблизости, заставив оседлать шезлонг, дабы в процессе он мог любоваться тем, что находилось меж раздвинутых ягодиц. В этой позе край ануса женщины растянулся до такой степени, что, казалось, можно было просунуть внутрь кулак. Угроза появления у бассейна новой партии гостий лишь усиливала возбуждение Мануэля, которому в глубине души даже хотелось, чтобы их застали на месте «преступления». Возможно, ему удастся опробовать в действии свой пенис еще на одной леди или даже представится шанс осуществить свою заветную мечту — обладать двумя женщинами сразу.

А пока Мануэль развлекался с Талией. Перспектива их отношений была слишком недолга, чтобы его тяготила мысль о пресыщении обществом девушки. Эта изящная, стройная брюнетка имела множество достоинств, способных заинтересовать начальника охраны. Всякий раз, когда он брал ее сзади, ему не нужно было раздвигать ее ягодицы, чтобы любоваться своим пенисом, скользящим в ее спелой щели, и это придавало их встречам особое очарование. Во время сношения ему был отчетливо виден каждый штрих женских гениталий — как и оку скрытой камеры Томаса Бронски. Не любивший излишней таинственности, Мануэль предпочитал действовать открыто. Будь его воля, он заставил бы всех дамочек обриться от лобка до самого копчика.

Под обжигающими лучами полуденного солнца Мануэль орудовал своим пенисом во влагалище Талии, и зной вливал в его жилы кипучую энергию, высвобождая пряные ароматы тела партнерши. Под его агрессивным натиском Талия терлась клитором о теплые пластмассовые планки шезлонга, периодически застревая между ними. Но вместо того чтобы освободиться, девушка протягивала руку под шезлонг и просовывала нежный отросток в узкую щелочку. Затем, крепко зажав его большим и указательным пальцами, чтобы он не выскальзывал, она сжимала твердые планки, до боли сдавливая зажатую в пластмассовых тисках чувствительную плоть. С каждым движением испанца ее клитор старался вырваться из тугого капкана, растягиваясь и деформируясь до тех пор, пока она не достигала желаемого результата, и только тогда маленький пленник наконец обретал свободу.

Исключительная эластичность клитора Талии делала ее любимой пациенткой доктора Бронски, который тратил не один час на сложные манипуляции, после которых мясистый бугорок даже отдаленно не напоминал свою изначальную форму. За всю свою врачебную практику Бронски никогда не наблюдал ничего подобного. Клитор девушки имел консистенцию жевательной резинки. Чем дольше доктор над ним работал, тем мягче и податливей он становился. Поистине, столь уникальный феномен был достоин описания в учебниках анатомии.

Благодаря уникальной форме ягодиц Талии во время соития Мануэль имел возможность наблюдать это забавное шоу — как рука партнерши безжалостно дергает и теребит покрасневший резиновый язычок. Были в этом и другие преимущества: поскольку ему не приходилось раздвигать упругие половинки ягодиц, руки его были свободны для других целей, и он мог вставлять пальцы в зияющее жерло ее ануса, которое, благодаря умениям массажиста, было подготовлено для любых форм вторжения извне. Не имея особой склонности к анальному сексу, начальник охраны тем не менее из любопытства не мог не опробовать этот вид коитуса. Он всегда воздавал должное заслугам Андре, плодами деятельности которого пользовался, без усилий вводя свой пенис в распечатанный канал девушки. В глазах Мануэля это придавало анусу Талии особый шарм. Сколько он себя помнил, его всегда влекло к необычным атрибутам женского тела — хотя Талия была только одной из множества щедро одаренных природой женщин, побывавших в санатории «Элизиум».

Учитывая количество молодых красивых девушек, с которыми Мануэлю приходилось общаться по долгу службы, каждый день казался ему великим праздником, ибо вокруг было столько вместилищ для его органа и столько лакомств, которые ему еще предстояло попробовать. Однако, несмотря на полноценный физический контакт с гостеприимным отверстием Талии, более всего испанцу доставляли удовольствие «платонические» отношения с гениталиями: он любил смотреть на них, вдыхать их ароматы, прикасаться к ним. Он пребывал в постоянном поиске вульвы с пышными половыми губами и — если повезет — с большим развитым клитором. Благодаря стараниям доктора Бронски, который выбирал пациенток, исходя из собственных специфических предпочтений, Мануэль без труда находил то, что искал. Однако он даже не мечтал увидеть орган столь благородных пропорций, как знаменитый клитор Карлы, и каждый раз, глядя на нее, он понимал, что должен обладать ею любой ценой.

Начальник охраны едва успел укрыться в кустах, когда Карла вышла из бассейна. Ее розовая кожа лоснилась влажным блеском, в рыжем пушке лобка искрились и переливались, словно голубые бриллианты в медной оправе, капельки воды. С замиранием сердца Мануэль смотрел, как она идет к своему шезлонгу, двигаясь плавно и грациозно, будто морская фея, вышедшая из океанских глубин. Упругие холмики ее грудей колыхались в такт шагам, легкий ветерок теребил затвердевшие карамельные соски. Когда Карла проходила мимо, несколько дам повернули к ней головы и, кривя губы в язвительной усмешке, взглядом провожали сочный коричневатый бутон, выглядывавший из курчавых завитков, обрамлявших ее вульву. Однако в их глазах был лихорадочный блеск, чего вряд ли можно было ожидать от женщины, смотрящей на представительницу ее пола, — блеск, особенно заметный в обычно безмятежном взоре аквамариновых глаз юной леди, занимавшей соседний шезлонг.

Карла, смущаясь столь пристального внимания, накрыв белым полотенцем шезлонг, передвинула его ближе к кустам, подальше от взглядов загорающих особ, и легла, открыв свои прелести глазам Мануэля, который все это время наблюдал за ней из-за живой изгороди. Он не мог поверить своей удаче. Не случайно выбрав этот наблюдательный пункт, откуда открывался великолепный обзор, он не был разочарован и теперь. Когда солнечные лучи согрели и высушили покрывшуюся мурашками кожу девушки, из золотистого гнездышка вынырнул пухлый бугорок. В возбуждении Мануэль едва не выдал себя. Он задержал дыхание, чтобы унять нервную дрожь, и с замиранием сердца стал смотреть, как между раскрытых бедер задремавшей девушки из пламени медно-рыжих волосков восстает разбухающий клитор и вокруг него расправляются лощеные складки плоти, словно крылья птицы, собирающейся взлететь.

Такая женщина, как эта, подумалось Мануэлю, должна испытывать во время сношений оргазм за оргазмом, и ему уже не терпелось подтвердить свою теорию практикой. Однако в тот момент его призывало более неотложное дело. Он засунул дрожащую руку в шорты цвета хаки и достал из увлажнившихся штанов свой возбужденный орган. Как никогда не управляемый, он норовил вырваться из руки и, словно стрелка компаса, упрямо указывал на первопричину своего состояния — спелый сочный фрукт меж раздвинутых бедер Карлы. Разбухшая головка пениса побагровела, налитая кровью, и сияла, словно красный глаз семафора в тумане. Парой торопливых движений Мануэль усмирил разбушевавшийся пенис, обильно полив теплой пенистой жидкостью каменистую почву.

Полуденный зной становился невыносимым, и женщины, загоравшие возле бассейна, одна за другой стали собирать свои вещи и уходить. Мануэль с усмешкой провожал взглядом загорелые попки, подрагивающие при ходьбе под махровой белизной полотенец, обернутых вокруг бедер удаляющихся гостий. Тем не менее, несмотря на радующее глаз зрелище, Мануэля не покидало чувство физического дискомфорта, ибо вся его одежда насквозь пропиталась потом. Словно в забытьи, испанец даже не заправил в штаны поникший пенис, который теперь жалко висел, выделяясь светлым пятном на фоне зеленого хаки, не имея даже отдаленного сходства с прежней своей формой. Необходимо было сполоснуться. Мануэль знал, что на пляже никого нет. С тех пор как исчезла Моника, туда никто не ходил. Испанец терпеливо ждал, надеясь, что жара разбудит Карлу и еще одну оставшуюся девушку в соседнем шезлонге и они уйдут. Минуты тянулись медленно, и, взглянув на часы, он понял, что прошло гораздо меньше времени, чем ему казалось. Возможно, ему следовало бросить в бассейн камешек, чтобы леди прервали свою сиесту. Мануэлю уже было не до шуток. Его призывали служебные обязанности — не мог же он, в самом деле, проторчать здесь весь день.

И вдруг испанец понял, что вторая девушка вовсе не спала — она лежала на боку, подперев голову рукой, и разглядывала Карлу так же, как и он, только более откровенно. Потянувшись, словно разминая затекшие суставы, она согнула ногу в колене и, положив руку меж разомкнутых бедер, к полному восторгу Мануэля, начала медленными круговыми движениями массировать клитор, не отрывая взгляда от соблазнительных форм спящей соседки. Хотя она находилась от него не так близко, как Карла, Мануэль даже издалека мог определить, что она очень красива — изумрудно-зеленые глаза, длинные изящные руки, блестящие, точно соболиный мех, черные локоны и такие же темные, только короткие и курчавые волоски в интересующей его области. Дремлющий орган испанца вновь ожил и зашевелился.

Жена иностранного дипломата, Суси, по слухам, вела образ жизни, соответствовавший ее высокому статусу, и славилась среди санаторного персонала своей чопорностью. Никто из молодых прислужниц, в том числе и неотразимая Франсуаза, не мог найти к ней подход. Равно как Паоло и Андре. Все спрашивали себя, как она проводит время в санатории, ибо Мануэль однажды услышал брошенную вскользь реплику доктора Бронски, что эта гостья предпочитает увеселительным мероприятиям строгие деловые обеды. Но сейчас, видя, как ее пальцы любовно оглаживают гениталии, испанец понял, что это далеко от истины.

Суси, говоря беспристрастно, была просто обворожительна — настолько, что Мануэль вмиг забыл о таких досадных обстоятельствах, как жара и пот. Неожиданный сюрприз в образе мастурбирующей женщины более чем оправдывал любой дискомфорт, тем более что вскоре последовало продолжение спектакля, достойное самых бурных аплодисментов. Суси поднялась с шезлонга и, перебросив через плечо полотенце, на котором лежала, на цыпочках, словно боясь побеспокоить, направилась к Карле и остановилась у ее колен, впивающихся в пластмассовый каркас шезлонга. Молча глядя на спящую женщину, она облизала губы с таким сладострастием, что привела в шок даже Мануэля: Карла безмятежно спала в весьма непристойной позе, широко раскинув ноги, и Суси, похоже, смотрела прямо на диковинный бутон, распустившийся между ними. Ее собственный бугорок гордо выпирал из собольего меха, и испанец непроизвольно облизал губы, изучая в профиль его кончик — такой же пунцовый, как головка пениса. Суси снова принялась массировать клитор, от чего он стал еще ярче и пышнее.

Целая буря эмоций промелькнула на очаровательном личике воздыхательницы Карлы, обычно бесстрастные черты приняли столь похотливое выражение, что уже отвердевший пенис Мануэля подрос еще на один дюйм. Держась за подлокотники шезлонга, Суси осторожно опустилась на колени, так что лицо ее оказалось на уровне бедер Карлы. Тело ее дрожало — то ли от физического напряжения, то ли от боязни и возбуждения. Она наклонилась вперед, и ее глаза, нос и губы застыли над золотистым пушком лобка спящей девушки. Суси так увлеклась, что не чувствовала на себе пристального взгляда Мануэля. Наверное, она бы не заметила, даже если бы вокруг собрался весь штат санатория, не говоря уже о притаившемся в кустах одиночном зрителе, и тем более о глазке установленной на крыше полосатого шатра скрытой камеры, жадно ловившем каждое ее движение.

Суси понимала, что должна действовать очень осторожно, ибо в следующие несколько секунд должно было решиться, что ее ждет — успех или поражение. Поэтому, стараясь даже не дышать, она очень аккуратно накрыла лицо Карлы своим полотенцем. Хотя Суси всегда в душе восхищалась красотой Карлы, она ни при каких обстоятельствах не могла допустить, чтобы ее увидели, особенно если ее поползновения будут встречены бурным протестом — в этом случае она бросится в кусты и ползком проберется сквозь заросли, а там, слава богу, всего пара шагов до спасительного бунгало. Хотя Суси впервые впала в грех, прельстившись прекрасным телом молодой женщины, в тех социальных кругах, к которым она принадлежала, ее бы ждала несоразмерно суровая кара, словно она всю жизнь совращала невинных девочек. Жена посла, она обязана была заботиться о безупречности своей репутации.

Суси была знакома с Карлой еще до приезда в санаторий: однажды их вскользь представили друг другу на званом обеде в посольстве. В то время Суси сочла ее довольно скучной особой, однако довольно быстро изменила свое мнение, когда вечерами ее стал преследовать навязчивый образ бугорка цвета спелой клубники в огненных зарослях курчавых волос. Эти фантазии обыкновенно сопровождались обилием влаги меж бедер, оставлявшей липкие пятна на белоснежных крахмальных простынях. Просыпаясь утром с саднящей тоской внизу живота, она весь день не могла думать ни о чем другом, кроме как о сочных прелестях Карлы. Сдавленно хихикая и ухмыляясь, как и остальные загорающие у бассейна гостьи, провожавшие Карлу насмешливыми взглядами, Суси тем не менее была совершенно заворожена женственностью очертаний ее клитора. Она даже представить не могла, что будет с таким нетерпением ожидать прихода Карлы, чтобы, когда та появится, занять место рядом с ее шезлонгом и следующие два часа исподволь рассматривать вожделенный орган, грезя о его медовом вкусе и тонком благоухании и пугаясь своих дерзких фантазий.

И вот теперь Суси представился случай осуществить свои мечты. Губы ее мягко коснулись возбужденного клитора Карлы. Объятая трепетом, она вбирала всем своим естеством его шелковистый стержень, увлажнившийся от жары и распустившийся букетом ароматов. Суси была близка к оргазму. Плотно стиснув бедра, она с блаженством вкушала нежнейший деликатес, уже вновь готовая к развязке — как и Мануэль, наблюдавший за женщинами из своего укрытия. Насколько же обманчиво бывает первое впечатление! Теперь Суси не могла поверить, что когда-то сочла Карлу недостойной своего внимания.

Карла, почувствовав прикосновения губ Суси, вздрогнула и, проснувшись, машинально потянулась к полотенцу, закрывавшему лицо, но кто-то крепко держал его. Несмотря на испуг, Карла еще в полудреме начала возбуждаться от интимных ласк, обращенных к ее клитору, и приятные ощущения в области гениталий возобладали над инстинктом самосохранения. Нежные прикосновения теплых губ, казалось, не представляли никакой угрозы. Карла была уверена, что это делает женщина, потому что губы и язык были слишком мягкими по сравнению с мужским ртом. И только женщина могла интуитивно знать, как доставить женщине наивысшее наслаждение. И Карла, позволив незнакомке продолжать начатое, уже чувствовала, что приближается к оргазму.

Испанец невольно завидовал темноволосой женщине. Судя по блаженству на ее лице, клитор Карлы имел не только самые соблазнительные формы, но и весьма приятный вкус. Со своего удачно выбранного наблюдательного пункта он мог отчетливо видеть припухшие губки Суси, жадно обнимающие трепещущий язычок Карлы; слух его улавливал даже тихие чмокающие звуки. Конечно, опытная партнерша обладала бы более совершенной техникой, но неумелые спонтанные ласки тем сильнее возбуждали Мануэля, как и вид робкого женского язычка, впервые окунающегося в сладкие соки влагалища.

После этой эротической сцены у бассейна начальник охраны стал питать еще большее влечение к Карле. Как и Суси, его неотступно преследовал образ гипертрестированного выроста меж ее бедер. Как ему хотелось завладеть этой необъезженной плотью, укротить ее мощью длинного пениса, тем самым утвердившись в своем мужском самолюбии. Он бы показал этому заносчивому отростку, кто его хозяин. Если он возьмется за дело, не будет нужды ни в языке, ни в пальцах.

К сожалению, Мануэлю пришлось ждать гораздо дольше, чем он рассчитывал, поскольку завоевать Карлу оказалось не так-то просто. Чувствуя его откровенный интерес, она всячески избегала его. Ей было некомфортно в его обществе, равно как и наедине с домогавшимся ее итальянцем, и она предпочитала обходить обоих стороной, все больше времени проводя в своем бунгало с Андре и Франсуазой. Мануэль для начала решил заняться устранением своего соперника — Паоло, так что хлопот у него заметно прибавилось. Как ни тяжело ему было это признавать, итальянец как никто иной умел воспламенять сердца женщин, ибо они набрасывались на его пенис еще до того, как он успевал спустить штаны. И, насколько он мог судить, Карла была единственной женщиной в этой группе пациенток, кто не отвечал на ухаживания инструктора по теннису, что Мануэль приписывал талантам юной Франсуазы. Возможно, рыжеволосая предпочитала утонченные ароматы представительниц собственного пола солоноватому привкусу мужского семени. Однако это его не особенно беспокоило. Мануэль утешался хотя бы тем, что заносчивый итальянец тоже не сможет занести Карлу в длинный список своих побед.

Начальник охраны терпеливо ждал своего шанса, а между тем набирал очки, осчастливливая другие женские влагалища. Многие их обладательницы попадали к нему сразу после теннисного корта, с молочными следами коктейля на губах, который им довелось испить. Он всегда был готов предоставить им свои услуги, не зависимо оттого, где находился и чем занимался. Он мог взять женщину в тени дерева, на пляже или — если позволяли обстоятельства — у бассейна, где в памяти его оживали яркие воспоминания о страстных встречах с Талией. Если женщина ему по-настоящему нравилась, он не стеснялся навестить ее и на дому — или, в данном случае, в бунгало, и часто уходил за считанные минуты до появления Андре. Ему никогда не приходило в голову консолидироваться с темнокожим островитянином, хотя массажист мог вполне согласиться на подобное предложение. Мануэль, в отличие от теннисного инструктора, питал глубокое уважение к искусству Андре, ибо нужно было обладать истинным талантом и умением, чтобы заставить женщину вожделеть его эбонитовый пенис.

Испанцу часто хотелось остаться понаблюдать массажиста в действии, чем бежать из бунгало гостьи, словно вор, но этого ему не позволяла гордость. Поэтому когда через несколько минут в спальню входил Андре, то всегда с удивлением обнаруживал влагу, сочащуюся из щели, в которой недавно побывал пенис начальника охраны. Не догадываясь о посещениях Мануэля, он приписывал этот феномен возбуждению женщины, которая с нетерпением ожидала вторжения в задний проход его несравненного органа.

Желание начальника охраны наблюдать за массажистом вскоре превратилось в навязчивую идею, и он наконец решился на отчаянный шаг. Его должность позволяла ему в любое время дня и ночи находиться в диспетчерской, не навлекая на себя подозрений. Несмотря на специфический характер Томаса Бронски, Мануэль постарался подружиться с ним. Когда было нужно, он мог быть довольно обаятельным — а брат доктора мог быть ему весьма полезен. Диспетчер часто приглашал своего нового друга в свою тесную коморку, где они вдвоем следили за развитием событий. Эти дружеские встречи — ибо начальник охраны посещал диспетчерскую отнюдь не по долгу службы — давали Мануэлю возможность узнать пациенток санатория с совершенно другой стороны. Так он впервые открыл для себя, что традиционного полового акта было явно недостаточно для удовлетворения их сексуальных нужд. С другой стороны, его радовало, что на протяжении всего дня женщины ни разу не ощущали присутствия во влагалище настоящего мужского пениса. Сперва думая, что ошибается, он спросил об этом Томаса, который часами наблюдал за гостьями. Когда же его сомнения были развеяны, Мануэль понял, что делать. У него появилась собственная высокая миссия. Он стал целенаправленно выбирать женщин, которые более всего могли нуждаться в его услугах… чтобы с готовностью их предоставить. Частые посещения диспетчерской Томаса Бронски имели свою цену. Однако, учитывая возможности, которые открывали перед ним их дружеские отношения, Мануэль считал ее вполне приемлемой и был готов платить. Он не находил зазорным давать этому парню с причудами нюхать и облизывать его пальцы после того, как они исследовали влажные душистые прелести меж женских бедер. Но когда Томас взвинтил цену, Мануэль встревожился. Испанский менталитет не позволял ему даже помыслить о том, чтобы к нему прикасался другой мужчина. Когда мольбы младшего Бронски переросли в угрозы обо всем доложить начальству, что могло привести к его увольнению, Мануэль понял, что других вариантов нет.

С этого момента у начальника охраны появилась новая обязанность: после каждого совокупления он должен был заходить в диспетчерскую, где его ждал всеведущий Томас Бронски, который до последней капли слизывал женские соки с бронзовой кожи его пениса и морщинистой мошонки. Твердо уверенный в своей гетеросексуальной ориентации, испанец по понятным причинам был весьма обеспокоен тем, что во время этой процедуры его поникший орган вновь начинает проявлять признаки жизни, реагируя на прикосновения языка другого мужчины. Он сразу же заталкивал его в штаны и пулей вылетал из комнаты, оставляя блаженствующего Томаса Бронски наедине с его извращенными сексуальными фантазиями.

***

Заклятый враг Мануэля, Паоло, между тем тоже не терял времени даром, расширив границы своих владений далеко за пределы теннисного корта. Никогда не отличавшемуся постоянством Паоло вскоре прискучили тайные свидания с Андре и пресной ирландкой. Решив, что пора что-то менять, он прекратил эти встречи. Однако это не мешало ему время от времени проявлять благосклонность к темнокожему красавцу, который был далеко не равнодушен к мускулистому заду инструктора и пошел бы на все, лишь бы обеспечить себе постоянный к нему доступ.

Итальянец хорошо знал, насколько огорчает дам его безразличие к их роскошным формам, и начал от скуки подумывать о том, как бы вознести их душевные переживания на более качественный уровень. Он предпочел бы, чтобы объектом его творческого эксперимента стала Карла, хотя надежда была чрезвычайно мала: в отличие от других гостий, она, по всей видимости, не проявляла ровно никакого интереса к его оскопленному органу. Однако Паоло не отчаивался. Твердо вознамерившись хотя бы раз до отъезда склонить ее к своим ногам, он понимал, что без помощи Андре ему не обойтись, ибо массажист обладал большим влиянием на эту женщину.

Паоло ловко расставил ему ловушку, вновь предложив себя отвергнутому партнеру. Сопротивляться магическому обаянию его ректума было практически невозможно, даже при богатом разнообразии доступных женских анусов. И доверчивый Андре попался на крючок. Однако на этот раз Паоло поставил твердое условие: он преподнесет свой зад в дар эбонитовому пенису, только если в этом будет участвовать одна из гостий — имелась в виду, разумеется, Карла.

Андре было трудно согласиться на это неэтичное предложение. Хотя весь день он обслуживал прекрасных дам, ему было горько сознавать, что он может упустить драгоценный шанс развлечься с одаренным итальянцем. К тому же перспектива присутствия его обожаемой Карлы служила довольно веским аргументом в пользу этого свидания. Он знал, что ему придется ее обмануть, но это уже не имело решающего значения. Разве до сих пор он не обманывал ее, намеренно умалчивая о скрытых камерах, фиксирующих каждое движение их нагих тел? Хотя Андре исподволь терзало чувство вины от своего вероломства, он не позволил ему возобладать. В конце концов, он поступал так по обязанности — и получал за это щедрое вознаграждение. К тому же, если бы ради достижения заветной цели потребовалось прибегнуть даже к шантажу, это его не остановило бы. И если Паоло грозил отказать ему в удовольствии, то у него нет иного выхода — подвел Андре итог своим душевным терзаниям.

***

На следующий день, когда после сиесты у бассейна, неожиданно завершившейся экстазом от оральных ласк Суси, Карла вернулась в свое бунгало, она с удивлением обнаружила в спальне Паоло и Андре. Они открыли дверь служебным ключом и заблаговременно отключили скрытую камеру. Паоло не имел ни малейшего желания выставлять свои соития с Андре на обозрение публике, собравшейся на вечерний киносеанс в диспетчерской Томаса Бронски. Хотя разврат на крошечном греческом островке был обыденным явлением, привычки Карлы, приобретенные в течение всей жизни в крупнейших городах Америки, искоренить было трудно. Она машинально заперла за собой входную дверь, поэтому присутствие в спальне незваных гостей стало для нее еще большим сюрпризом.

Карла планировала принять прохладный душ, чтобы остудить жар кожи, опаленной солнечным зноем и страстными поцелуями Суси. Она не знала, кто подарил ей эти ласки, хотя и подозревала в этом привлекательную брюнетку с изумрудными глазами, лежавшую в соседнем шезлонге. Как бы то ни было, незнакомка молниеносно исчезла, желая сохранить анонимность. Сперва Карла спала глубоким сном, когда на лицо опустилось полотенце и влагалище ее обдало жаркое дыхание, — когда же рядом зашуршали кусты, заглушив звуки легких торопливых шагов, ее сотрясали последние волны оргазма. А к тому времени, как она пришла в себя, единственным признаком произошедшего были колышущиеся ветви кустарника.

Непредсказуемое появление в спальне мужчин означало, что Карле придется изменить свои планы на вечер, от чего ее охватила легкая паника, ибо она уже договорилась о свидании с Франсуазой. Горничная намекнула на вероятное присутствие третьей персоны: еще одной сотрудницы санатория, а может быть, даже гостьи. Карла в глубине души надеялась на последнее — не исключено, что это могла быть давешняя незнакомка, которой хотелось отведать десерта слаще, чем подавали в столовой санатория. Ей и самой не терпелось ощутить медовый вкус нежных женских складок, даже созерцания которых она была сегодня лишена. Интересно, сравнится ли он с пикантной остротой гениталий ее дорогой Франсуазы?

Троица должна была встретиться на пляже в сумерках, чтобы искупаться нагишом со всеми дальнейшими последствиями. Когда Карла вступила в прохладный полумрак бунгало, она не могла думать ни о чем другом. Клитор, налитый кровью, упрямо не желал расслабляться. В таком состоянии Карла не могла спокойно ужинать. Она бросилась в спальню, на ходу запуская пальцы под обернутое вокруг бедер полотенце и теребя похотливый язычок.

И когда Карла увидела Андре и Паоло, она испуганно вздрогнула. Лица мужчин сияли радостным ожиданием. Рука ее застыла под полотенцем, щеки залила краска стыда, особенно когда она увидела, кого привел с собой массажист. Карле не нравились высокомерные манеры итальянца, и ее покоробило еще больше, когда, сняв теннисную майку, он бесцеремонно повалился на кровать, аккуратно заправленную с утра одной из горничных, сминая покрывала и подушки. Желая восстановить попранное достоинство, она открыла было рот, чтобы сказать все, что думает на его счет, однако настолько сексуальной казалась бронзовая плоть на белоснежных простынях, что слова замерли у нее в горле. Она обратила беспомощный взгляд к своему темнокожему любовнику. Но вместо объяснений Андре сорвал с нее полотенце, прикрывавшее гениталии, и оно пушистой белоснежной грудой беззвучно упало к ее ногам, открыв взорам мужчин очевидные плоды ее трудов.

Карла стояла посреди комнаты, розовая кожа покрылась легкой испариной. В солнечных лучах, падающих из окна, ее тело сияло, словно светясь изнутри, — от белков глаз до выступающей ягоды ее клитора. Поступок массажиста поверг ее в шок, и Карла застыла в замешательстве, не зная, что предпринять — поднять ли полотенце и прикрыться либо же продолжать тешить взгляды самозваной аудитории своей наготой. Она дрожала, мучаясь нерешительностью, каждым нервом почти физически ощущая присутствие мужчин. Вдруг она заметила, что дыхание их участилось; особенно напряженно вздымалась грудь распростертого на кровати итальянца. Вскоре Карла не слышала ничего, кроме мерного дыхания Паоло, невольно настраиваясь на его убыстряющийся темп.

Непостижимым образом откровенная неприязнь Карлы к Паоло возбуждала ее. Влажные бедра обдало горячей волной. Она наклонилась за полотенцем, желая скрыть свою реакцию, прежде чем ненавистный итальянец что-либо заметит. Руки ее двигались до боли медленно, не повинуясь голосу природной стыдливости. Было такое чувство, словно она вбегает в море, а остальные легко парят в воздухе. Андре перехватил ее руку и подвел к кровати. Паоло перевернулся на бок и, опершись на локоть, пожирал глазами ее обнаженное тело с очевидными признаками возбуждения. Карлу ни разу в жизни никто не разглядывал с таким бесстрастным цинизмом, даже человек, который считался ее мужем. И все же этот холодный пристальный взгляд еще более возбуждал ее, и, даже крепко стиснув бедра, она не могла остановить работу желез, активно выделяющих влагалищные соки.

Когда же взгляд Паоло переместился к непокорному отростку, упрямо выпирающему из сомкнутых половых губ, в глазах его мелькнуло насмешливое выражение. От бурных ласк Суси язычок разбух и покраснел, а кончик его расщепился двумя отчетливыми бугорками гладкой розовой кожицы, так что казалось, что это не один, а два торчащих в разные стороны клитора. Не считая нужным скрывать свои эмоции, итальянец притянул Карлу к себе, усадив сверху на мускулистые бедра. Его горячее дыхание шевелило золотистые волоски, воспламеняя бледную кожу лобка.

— Не бойся, тебе понравится, — криво усмехнулся он, щекоча пальцем клитор Карлы, словно желая подтвердить свои слова. Томный стон, слетевший с ее губ, доказал, что его услышали и поняли. Приподнявшись, он снял белые теннисные шорты и запустил пальцы в ее волосы, зажимая их в кулаке, словно чтобы она не могла избежать уготованной ей судьбы.

Глаза Карлы изумленно расширились, едва взгляду ее предстал освобожденный пенис Паоло. Поскольку до сих пор она избегала общения с ним, в отличие от многих женщин, которые охотно падали перед ним на колени, она впервые видела итальянца вне корта, а уж тем более без одежды. Чтобы девушка смогла в полной мере оценить его мужское достоинство, он пригнул ее голову ниже, дразня ее колышущимся стержнем. Ноздри Карлы улавливали запах мужских желез, смешанный с легким ароматом мыла после утреннего душа. Эротические ощущения пугали ее, равно как и размеры возбужденного пениса, который одновременно завораживал и отталкивал ее. Ни разу в жизни ей не доводилось видеть столь огромного органа, он казался почти нереальным — длинный плотный корень в венце черных блестящих завитков у основания. По сравнению с ним шарики яичек в морщинистой мошонке казались почти карликовыми. Пенис Паоло выглядел так, словно его изваяла искусная рука античного мастера из самого твердого мрамора на земле, только, в отличие от холодного камня, этот живой монумент излучал пахучее сияющее тепло.

Гладкая розовая головка нетерпеливо ткнулась в губы Карлы, смазывая их мутным бальзамом, и девушка отвернулась, морщась от отвращения к сочащейся дырочке размером с булавочный укол. «Как только женщинам может нравиться брать в рот эту мерзость?» — с дрожью подумала она. И вдруг ей на ум пришло очевидное сходство между пенисом инструктора по теннису и собственным гипертрофированным клитором. Но прежде чем она смогла развить эту мысль, Андре, положив ей руку на шею, прижал ее рот к влажной головке зудящего органа. Мужские выделения смочили ее губы, попав на язык. Карла попыталась сплюнуть, но вместо этого лишь еще больше вбирала внутрь слизкую влагу.

Андре знал, чего желал Паоло, и поклялся ему в этом помочь. И он ни за что на свете не взял бы назад свое слово, ибо ему было что терять. Массажист допускал вероятность, что Карла может никогда не простить его. Но гостьи приезжали и уезжали — даже самые дорогие и милые. Моника преподала ему горький урок, который он никогда не забудет. Поэтому, принося Карлу в жертву беспощадному органу Паоло, Андре отчетливо сознавал, что все его мысли о побеге с ней в далекие края были не более чем тщетные мечты. Разве мог он надеяться удержать подле себя столь очаровательное существо? Стоило лишь увидеть алчный блеск в черных глазах итальянца, чтобы еще раз убедиться, что Карла всегда была и будет объектом вожделения мужчин и женщин. Его домом был «Элизиум», здесь проходила его жизнь, и частью этой жизни был Паоло. Несмотря на изменчивый, тяжелый характер инструктора, по крайней мере, он не исчезнет завтра… или послезавтра. Как и Андре, Паоло не собирался покидать этот рай на земле, созданный доктором Бронски.

Андре развел бедра Карлы в стороны и встал на колени у ее вздернутых вверх ягодиц. В этой позе голова девушки была опущена к гениталиям итальянца, а раскрасневшиеся упругие щечки разомкнулись, словно половинки бархатистого персика, открывая взгляду массажиста оранжевые морщинки, обрамляющие отверстие ануса. Половые губы, припудренные золотистым пушком, вывернулись наружу, по нежной кожице влагалища скользили мутные капельки и стекали к трепещущей клубничке, обильно сдабривая ее сладкими сливками.

От внимания Паоло не ускользнуло блаженное выражение лица массажиста. Неожиданно для себя мужчина, чьи сексуальные фантазии сводились к извержению семени в горячий рот женщины, ощутил укол зависти к Андре. Ему тоже захотелось увидеть то, что, несомненно, стоило его внимания. Приподняв голову, он силился разглядеть сквозь пелену медных кудрей Карлы язычок, дрожащий меж ее напряженных бедер.

Карла оказалась в западне, из которой была не в силах вырваться, в то же время понимая, что хотя бы ради массажиста ей придется совершить отвратительный акт по требованию Паоло. Сперва она смирилась, но затем ее объяли ярость и обида по отношению к человеку, который доставил ей столько наслаждения и которому она безоговорочно доверяла. Но не успела она ничего предпринять, как мускулистые пальцы Андре легли на бугорки ее ягодиц и резко рванули их в стороны с такой силой, что из горла ее вырвался крик боли. Первой реакцией ее было проверить, нет ли крови, ибо было такое впечатление, что массажист разорвал нежную кожицу атласной ложбинки. Но когда, ощупав себя, она поднесла пальцы к глазам, то увидела на них лишь прозрачную слизь из увлажненной соками вульвы.

Анус Карлы вновь явил чудеса эластичности, когда Андре пальцами растянул его коричный край, дабы узреть таящиеся внутри сокровища. Казалась, глаза его никогда не устанут любоваться его дивной экзотической красотой, и он приник к нему губами, воздавая должное податливому отверстию. Подрагивающий сгусток мышц был соленым и влажным, и этот вкус побуждал Андре проникнуть в самые недра его шахты. Его язык внедрился вглубь до самого корня, постигая таинства интерьера Карлы. Ее бедра начали ритмично покачиваться в такт движениям головы массажиста, и с губ слетали приглушенные стоны, достигая слуха Паоло. Паоло вглядывался в лицо девушки, с наслаждением угадывая на ее лице признаки нарастающего экстаза, зная, что он тоже вскоре испытает сладкую дрожь оргазма.

И вдруг Карла поняла, почему к ней сегодня пришли двое мужчин. Наверное, этот момент был предопределен с самого начала — с первого ее дня в санатории, когда доктор Бронски повел ее на экскурсию по территории, неустанно рассказывая о разнообразии комплекса оздоровительных услуг. Они остановились у теннисного корта, где Паоло подавал мяч неумелой гостье, которой никак не удавалось его отбить. Его мускулистое точеное тело излучало самодовольную уверенность. Пока Карла стояла в нерешительности в тени полосатого зонтика, часто прикрывавшего от палящих солнечных лучей инструктора и коленопреклоненные фигуры женщин, она вдруг ощутила на себе пристальный взгляд черных глаз, пронизывающих ее насквозь. На мгновение она почувствовала себя совершенной нагой, ибо, казалось, одежда не скрывает ничего от их насмешливого взора. В тот момент Карла твердо решила для себя, что ни за что не возьмет в руки теннисную ракетку, сколь бы ни занимала ее эта игра. И все же ей не удалось избежать назойливого внимания инструктора.

Ей казалось, что Паоло следит за ней каждый раз, как она проходит мимо теннисного корта, провожая ее таким взглядом, словно она была ему чем-то обязана. И вот наконец она узнала, чем именно. Из-за своей неприязни к мужчинам Карла решила не поддаваться его чарам. Но когда гладкая головка пениса Андре вошла в ее разработанный зад, ей уже казалось таким естественным открыть рот и вобрать в себя увесистый розоватый ствол. Хриплый стон экстаза, извергнутый горлом Паоло, словно заставил ее признать, что она поступает абсолютно правильно.

Итальянец запустил пальцы в медные локоны, разметавшиеся по его чреслам, упиваясь сознанием своего триумфа. Да, ему все же удастся накормить рыжеволосую своей амброзией, и от этой мысли он глубже всаживал свой восставший орган в глотку женщины, царапая нежную кожицу о белые острые зубы. Девушка крепко зажмурилась, не в силах смотреть на ненавистный предмет, который ее принуждали сосать, но она не могла позволить себе даже эту мелочь.

— Открой глаза! — прошипел Паоло, дернув ее за волосы. — Я хочу, чтобы ты оценила оказанную тебе честь.

В теннисном инструкторе было нечто пугающее, нечто расчетливое и безжалостное, таящееся в игривых завитках его блестящих темных кудрей. Карла немедленно повиновалась его приказу. Когда веки ее разомкнулись, перед глазами возникли иссиня-черные волоски, из которых вырастал толстый мясистый корень, однако он не был виден полностью, поскольку почти весь ствол его был погребен в недрах ее рта. Зато Карла могла получить представление о его толщине, ибо в уголках ее губ образовались тонкие трещинки, когда они растянулись, чтобы объять его твердь, и подбородок заныл от неимоверного напряжения. Как и другие женщины до нее, Карла была не в силах противиться впечатлению, производимому этим великолепным образчиком мужского достоинства. К своему стыду и огорчению, она обнаружила, что ее защита слабеет.

В нёбо ударила струя солоноватой жидкости, извергаемой конвульсирующим органом. Карла языком вытолкнула обмякшую плоть изо рта, чтобы проглотить семя инструктора и слизнуть вязкие капельки с губ. Она чувствовала, как Паоло тает от неги, наблюдая за ее лицом, и стала облизывать пунцовую головку, лишенную покрова крайней плоти, желая доставить ему удовольствие. Дабы оправдать свои действия, она говорила себе, что поступает так только из чувства самосохранения, ибо, если она уступит, эта пытка закончится — и она расстанется с этим надменным итальянцем. Однако было не похоже, чтобы она торопилась. Язык ее медленно скользил по поверхности пениса, ощупывая каждую набухшую вену, каждый изгиб усмиренного мужского зверя, хотя девушка не желала признавать, что сладострастные ощущения становились лишь сильнее от одновременного присутствия в заднем проходе пениса Андре и шелковистой головки члена Паоло во рту.

Когда Андре вышел из нее, Карла почувствовала себя опустошенной. Она была уверена, что он еще не достиг развязки, поскольку чувствительные стенки ректального канала всегда ощущали слизкую влагу семяизвержения Андре. Словно сговорившись с массажистом, Паоло тоже извлек пенис из ее рта, удвоив ее разочарование, отразившееся на ее миловидном личике. Карла подняла голову, взирая на итальянца с робкой надеждой. Ее губы дрожали, будто она была готова зарыдать. Паоло не мог противиться ее немой мольбе. Он уложил ее на спину и пристроился сверху. Карла, подумав, что он собирается взять ее традиционным способом, раздвинула ноги, однако Паоло сел выше, и теперь его шершавые ягодицы касались ее груди. Взирая сверху вниз на растерянное лицо девушки, он сунул свой массивный орган в припухшие губы.

Руки Карлы взметнулись вверх, словно она пыталась защититься от удара, но вместо этого твердо сжали основание плотного стрежня, пытаясь укротить его пыл. Паоло наклонился вперед над ее головой, зарываясь руками в мякоть подушек, тем самым уменьшив давление пениса. Твердый ствол служил итальянцу третьей точкой опоры, предоставляя ему относительную свободу движений, и он мог вращать бедрами, ввинчиваясь в разверзнутое жерло рта девушки вместо, против ее ожиданий, сочной маленькой щели между ее раздвинутых ног. Что ж, ему жаль, если он разочаровал бедную девочку, но он еще был не готов к таким отношениям. Паоло хотел сперва полностью подчинить себе ее рот, наполнив его до отказа своим эликсиром, так, чтобы он закапал у нее из глаз.

Несмотря на некоторые странности в поведении мужчин, Карле было приятно сознавать, что именно она была объектом их внимания, поэтому ей было легче смириться с предательством Андре. Однако она не могла предвидеть его следующего шага. Если бы рот у нее был свободен, она бы издала душераздирающий вопль, но язык ее был лишен подвижности, придавленный грузом массивного органа, трущегося о ее нёбо — причем с большей агрессией по мере того, как мускулистое отверстие меж ягодиц итальянца было постепенно оккупировано эбонитовым корнем, только что покинувшим уютное лоно Карлы.

Настолько силен был его двойной экстаз, что Паоло думал, что умрет от счастья. Резкими толчками он входил в горячую впадину рта Карлы, сам пронзенный сзади конусообразным членом. Высоко приподнимая ягодицы, он позволял Андре проникать как угодно глубоко; из горла его вылетали громкие исступленные стоны, ибо пенис массажиста ритмично терся о чувствительную мужскую железу, расположенную внутри ректального канала. Казалось, Андре намеренно направляет свой орган в эту область. Вдруг Паоло испытал невероятное облегчение, тело его сотрясла дрожь столь мощного оргазма, что он зарыдал от блаженства, испуская семя в покорный рот Карлы и одновременно ощущая жаркую жидкость, вливающуюся в его задний проход.

Карла, захлебываясь, судорожно глотала молочные соки итальянца, переливавшиеся через край и струящиеся по ее подбородку. К восторженному удивлению Паоло, ее розовый язычок, словно голодный котенок, принялся слизывать мутные капельки бесценной мужской амброзии с его пениса. Яркие изумруды ее глаз сияли влажным блеском. Девушка едва не мурлыкала от удовольствия, и жерло пробудившегося вулкана Паоло вновь извергло струю жидкой лавы в ее благодарный рот.

Хотя он наконец-то осуществил свою заветную мечту, одержав долгожданную победу над Карлой, инструктор по теннису не спешил покидать поле боя. Бронзовый монолит, венчающий его тело, был все еще голоден. Он шевелился и подрагивал внизу живота. Все еще набухшая головка возбуждающе сверкала слюной Карлы, бывшей свидетельством ее капитуляции. Лежа на спине и восстанавливая силы после напряженного триумфального момента, итальянец ощущал блестящий взгляд женщины, прикованный к его отдыхающему пенису. Он усмехнулся про себя, подивившись поразительной выносливости рыжеволосой львицы. И вдруг все его прежние развлечения с покорной ирландкой и другими гостьями, мечтавшими пасть перед ним на колени, показались ему не более чем детскими забавами по сравнению с чувственностью и огненным темпераментом этой женщины. Паоло невольно сравнивал ее со спичкой: нужно только знать, как правильно чиркнуть, чтобы она загорелась.

Массажист лежал, отстранившись от своих партнеров. Он извлек пенис из мускулистого прохода Паоло до того, как Карла выбралась из-под его тела. Наверное, дело было в мужской гордости, но Андре коробила мысль, что девушка могла увидеть, как он вынимает поникший сморщенный корень из сокращающегося ануса. Предпочитая, чтобы Карла вовсе не знала о его привязанности к молодому итальянцу, тем не менее он был вынужден признать, что ее присутствие возбуждало сверх всякой меры. Терзаемый чувством вины от того, что он принес ее в жертву своим эгоистичным желаниям, массажист избегал осуждающего взгляда ее зеленых глаз, что не мешало ему скользить взором по ее точеной фигурке, удрученно думая, что он сам, своими руками сделал все, чтобы внушить ей бурную ненависть.

Однако Карла, казалось, нисколько не была обескуражена принудительным оральным актом с Паоло. Она лежала, удобно устроившись, на боку, с щеками, раскрасневшимися от удовольствия и напряжения, а из сомкнутых половых губ выглядывал красный возбужденный клитор. Ее молчание во время ублажения итальянца свидетельствовало о том, что сама она не достигла оргазма, и Андре решил щедро вознаградить ее за услугу, которую она оказала его другу— более всего на свете он хотел услышать приглушенные стоны, слетающие в преддверии оргазма с ее припухших губ, поэтому он робко подвинулся к Карле, почти уверенный, что она отвергнет его. Но, как ни странно, в глазах ее не было ненависти. Впрочем, Карла не замечала массажиста — взгляд ее был прикован к могучему органу Паоло, который вновь начинал расцветать, польщенный столь пристальным вниманием. В этот момент никто из мужчин не мог доставить ей большего наслаждения, ибо благодаря инструктору по теннису Карла достигла вершин сексуального раскрепощения. Однако у Андре было только одно желание. Он перевернул девушку на живот, раздвигая раскрасневшиеся половинки ее ягодиц. Расслабленное кольцо ануса все еще сияло влажным блеском от его смазки, словно призывая его завершить начатое. Из темного отверстия горячими волнами исходил жар. Один его вид пробудил дремлющий орган Андре.

Рядом возникла голова Паоло, которому хотелось взглянуть на объект вожделения темнокожего островитянина. Обычно безразличный к женскому телу, итальянец на этот раз проявил не свойственное ему любопытство и вдруг отчетливо понял, чем массажиста привлекает этот маленький морщинистый портал, в котором со смачным звуком исчезла заостренная головка пениса Андре. Анус Паоло вновь воспламенился страстью к черному конусообразному органу. И еще итальянцу не терпелось самому вставить свой более объемный стержень в гостеприимное отверстие Карлы.

Когда Паоло наконец решился самостоятельно опробовать коричный венец, массажист вновь пристроился к его заду. Три фигуры соединились между собой, словно звенья цепи — Андре вошел в ректальный канал итальянца, а тот, в свою очередь, в анус Карлы. Если бы ее задний проход не был достаточно расширен ежедневными стараниями массажиста, его эластичные стенки, наверное, растрескались бы и кровоточили. И даже несмотря на это, она пережила настоящий стресс, когда в ее ректум внедрился чудовищных размеров орган, — ничего подобного она не испытывала ни во время соитий с Андре, ни во время манипуляций Франсуазы при помощи вибраторов доктора Бронски. И все же ее возбуждала мысль, что в ее тело с такой неукротимой агрессией впивается пенис, втрое превосходящий размеры инструмента темнокожего массажиста. Упираясь коленями в кровать, Карла мужественно выдерживала его натиск, закрыв глаза, чтобы ничто не отвлекало ее от эротических переживаний.

Гладкие стенки канала Карлы вибрировали вокруг плоти пениса, конвульсивно стискивая его так крепко, что на глаза итальянца наворачивались слезы. Он не мог винить Андре за то, что тот избрал именно этот способ сношений, ибо интенсивность ощущений в процессе анального акта заставила бы любого мужчину презреть более широкие женские врата. Паоло упивался видом искаженных контуров ануса девушки. Повинуясь внезапному порыву, он продел руку между ее бедер и, нащупав шелковистый твердый отросток, с силой ущипнул его и продолжал дергать и сжимать нежный язычок, пока он не стал напоминать миниатюрный пенис. Он знал, что столь грубое обращение вряд ли встретит теплый прием, и именно поэтому продолжал истязать похотливый корешок. Карла вновь удивила его, когда, положив свою руку поверх его, переместила его пальцы и стала двигать ими вперед-назад, а потом по кругу, в зависимости от собственных предпочтений. Поскольку вторая его рука была свободна, Паоло решил позабавиться, запустив пальцы в мокрую щель влагалища, и начал совершать ими поступательные движения, в едином ритме с пенисом массажиста, пронзающим его зад.

Мягкие складки, словно тающие под рукой итальянца, невольно вызвали в памяти образы далекого прошлого. Он пытался вспомнить, когда в последний раз брал женщину этим способом, и перед глазами его возникла пухленькая девушка в полосатом, красном с белым, купальнике, слишком ярком, чтобы его не заметить. Несмотря на плюшевую бархатистость влагалища, Паоло не особенно тосковал по традиционным позам совокупления, поскольку он и его благородный орган предпочитали наслаждаться неограниченной властью над женщиной — либо он заставлял ее брать член в рот, либо, как сейчас, принимать его в свой анус. Только так можно укротить любую норовистую самку!

Карла постанывала от наслаждения, чувствуя, как ее канал переполняет твердая мужская плоть, и побуждая пальцы во влагалище двигаться еще быстрее. Между тем клитор ее раздулся, словно воздушный шар, и от жидких выделений стал таким скользким, что Паоло стоило труда удержать его, поэтому он добавил еще один палец, чтобы усмирить непослушный отросток. От напряжения заныли мускулы руки, моля о пощаде. Но каждый раз, когда он собирался разжать пальцы, на запястье его давила рука Карлы, словно говоря Паоло, что он не получит свободы, пока не доведет свою работу до конца. Пальцы его второй руки были Погружены во влагалище женщины, и вывернутое запястье при каждом резком движении отзывалось болью. Неужели эта королева рассчитывает, что он будет стимулировать ее вечно?

Кошачий вопль, сопровождавшийся дрожью ягодиц, судорожно сомкнувшихся вокруг пениса Паоло, возвестил о помиловании — Карла наконец достигла кульминации. Дрожащие руки Паоло покоились на гениталиях девушки; расслабляясь, он предвкушал ощущения от двойного оргазма. Точные, скупые движения массажиста помогали итальянцу проталкивать пенис в анус Карлы. С каждым его натиском девушка громко стонала, вторично приближаясь к развязке.

Паоло, всадив свой пенис так глубоко, насколько позволяло тесное вместилище ануса, наконец разрешился неудержимыми потоками семени, обильно увлажнившими стенки канала. Андре рывком развел ягодицы итальянца в стороны, внедряясь в задний проход мужчины так же глубоко, как его партнер за секунду до этого — в анус Карлы, и столь же щедро затопляя его вязкой жидкостью.

Только через несколько дней семя Паоло полностью вышло из ануса Карлы. Однако ее не огорчала эта утрата, ибо она получала регулярные инжекции из пениса Андре. Она ни о чем не жалела. Приобретенный опыт и невероятно сильные ощущения стоили любых неудобств, и вскоре она обнаружила, что ищет повод, чтобы вновь встретиться с Паоло и его горделивым придатком.

Частично желание Карлы осуществилось, ибо судьба преподнесла ей подарок в образе еще одного, столь же щедро одаренного природой гостя.

Только имя его было не Паоло.

***

Узнав о победе итальянца над такой недоступной с виду Карлой, Мануэль решил, что пора и ему приниматься за дело. Ему надоело проводить вечера в обществе Томаса Бронски и пассивно наблюдать за происходящим в бунгало Карлы. Необходимо было что-то предпринять. Карла уже была достаточно подготовлена ко всем позам и комбинациям, и страстные ласки, обращенные к пенису Паоло, служили неопровержимым тому доказательством. Если бы не знакомство с извращенцем-диспетчером, он бы никогда не узнал о триумфе своего соперника. Хитрец Бронски догадался снабдить спальню Карлы еще одной скрытой камерой на случай технических неполадок с той, что уже была установлена. Мануэль искренне позабавился, наблюдая, как зад заносчивого итальяшки пронзает черное копье массажиста, и уже прикидывал, каким образом можно использовать эту информацию.

Увидев, что Карла в итоге уступила желаниям Паоло, начальник охраны почти не сомневался, что его ждет успех. Он подкарауливал ее на каждом шагу, куда бы она ни направлялась, все время попадаясь ей на глаза. Он даже отдал перешить свои шорты: в зауженных штанах отчетливее угадывались пышные контуры его дремлющего до поры пениса. Поскольку Мануэль собственными глазами видел, какое впечатление на Карлу произвел монументальный орган его соперника, он заключил, что она по достоинству оценит и внушительные размеры его стержня. Однако после нескольких тщетных попыток привлечь внимание Карлы он убедился, что одному ему не справиться. Поэтому, по примеру своего заклятого врага, он решил изменить тактику.

Мануэль хорошо знал, что больше всего любит Карла: блестящий эбонитовый пенис Андре и юркий язычок горничной. Возможно, ему удастся добиться благосклонности Карлы, если он заручится поддержкой двоих союзников. Однако, в отличие от итальянца, он отказывался приносить в жертву массажисту свой зад. Хватало того, что его пенис служил выкупом за право посещать вечерние киносеансы Томаса Бронски. Мануэль боялся, что, если так пойдет дальше, он растеряет последние крохи самоуважения. Поэтому, когда испанец все же решился обратиться к Андре со своим предложением, он, дрожа и запинаясь изложив суть, стал совать в руку массажиста пухлый конверт с вознаграждением. Однако в этом не было нужды.

Андре и Франсуазу, судя по всему, заинтересовала возможность объединиться в трио для ублажения рыжеволосой гостьи, хотя горничная ясно дала понять, что не потерпит никакого физического контакта со стороны Мануэля. Но ей и не стоило беспокоиться. Единственным желанием испанца было хотя бы раз обладать соблазнительным молодым телом, на которое он так долго взирал со стороны.

В последний вечер перед отъездом из санатория Карла беспокойно металась на кровати, служившей ареной сексуальных игрищ; от возбуждения кожа ее покрылась пупырышками. Проявив инициативу, она разделась, хотя даже не знала наверняка, стоит ли ждать сегодня посещения Франсуазы и Андре. Не исключено, что они не меньше ее огорчены неизбежным расставанием. Мысль о том, что завтра придется покинуть санаторий, была просто невыносима. Как она вернется домой, назад в серые будни, после эротического рая, в котором она пребывала последние несколько недель? Карла очень привязалась к своим новым друзьям, не говоря уже о милейшем докторе Бронски и его хитроумных приспособлениях. Она бы с удовольствием провела бы здесь еще неделю-другую — особенно в свете последних событий, — однако муж уже прислал несколько довольно резких по своему тону телеграмм, призывая ее как можно скорее вернуться к исполнению супружеских и домашних обязанностей. Слава богу, на острове не было телефонной связи.

Каждое слово рекламы в сверкающих глянцем журналах оказалось правдой: санаторий «Элизиум» был действительно настоящим раем для женщин. На этом крошечном греческом островке ее, Карлу, любили, боготворили, превозносили ее физические достоинства и поощряли эротические желания. Да что говорить — даже кичливый итальянец откровенно восхищался тем, к чему с таким презрением относился ее супруг. Перед Карлой распахнулась дверь в мир безграничных сексуальных возможностей, и она еще очень многое не успела узнать. Но более всего ее расстраивало то, что она так и не ощутила вкуса губ, которые дважды доставили ей невыразимое удовольствие, хотя в ее фантазиях они неизменно принадлежали обворожительной брюнетке с сияющими аквамариновыми глазами.

Карла пока не подозревала, что этот вечер преподнесет ей еще один урок о благословенной способности человека дарить и принимать наслаждение. Когда дверь ее бунгало открылась и на пороге возникли две знакомые фигуры, девушка заметила, что за их спинами маячит еще один человек. При мысли, что это Паоло, сердце в ее груди радостно затрепетало. От сладких воспоминаний о том, как его гигантский орган входит в ее рот и анус, ее бросило в дрожь. Ее тело прежде не знало столь бурной реакции. Дремлющий язычок между бедер насторожился и вынырнул из шелкового алькова, представ взглядам гостей. Теперь, когда Карла более не смущалась своей уникальности, она широко раздвинула ноги, дабы не мешать торжеству мясистого атрибута. Подобно дерзкой Франсуазе, она, быть может, когда-нибудь удалит волоски на лобке, чтобы были отчетливо видны мельчайшие штрихи ее истинной красоты.

Изумрудные глаза Карлы расширились от удивления, когда вместо Паоло она увидела входящего в комнату испанца. А когда он сбросил одежду, она изумилась еще больше. Сходство его пениса с мраморным монументом итальянца было настолько разительным, что Карла уже начала сомневаться, не совершила ли она ошибки, так легкомысленно отвергнув начальника охраны.

Мануэль присоединился к своим союзникам, которые уже разделись и, взгромоздившись на кровать, придавали телу Карлы нужную позу. Испанец впервые прикасался к ее теплой нежной коже, поэтому он пытался растянуть быстротечные секунды, медленно оглаживая кончиками пальцев упругие формы и стараясь запечатлеть в памяти каждый изгиб, каждую ложбинку тела женщины. Карла стояла на коленях, опираясь руками о кровать. Внизу колыхались розовые груди, и Франсуаза, поднырнув под них, принялась по очереди посасывать коричневые соски, губами вылепливая из них острые шишечки. Ее собственные терракотовые выпуклости торчали в стороны на менее пышных бугорках.

Темные пальцы Андре раздвинули ягодицы Карлы, предоставляя начальнику охраны возможность тщательно рассмотреть тонкие морщинки цвета молотой корицы, окружающие черную жемчужину ануса. Отверстие оказалось намного шире, чем он ожидал, очевидно растянутое от ежедневных манипуляций Андре, а с недавних пор и инструктора по теннису. Однако от этого его окружность ни на йоту не утратила своего очарования, и Мануэль сразу же подпал под его обаяние.

Пока он завороженно любовался анусом Карлы, массажист начал ласкать его край кончиком языка, постепенно проникая в глубь отверстия. Вскоре вся напряженная мякоть языка исчезла в заднем проходе девушки. И вдруг испанец сполна оценил всю прелесть этого акта. Теперь, в непосредственной близости от вожделенного источника, он наконец осознал преимущества анального секса — равно как и его пенис, уже ронявший вязкие капли на ногу Карлы. То, что его соперник уже с успехом проделывал это до него, вызвало у Мануэля чувство жгучей ревности, и он поклялся себе во что бы то ни стало превзойти итальянца.

Карла развела колени в стороны, и Мануэль увидел, насколько разбух ее клитор. О его размерах в санатории ходили слухи, но наблюдать вблизи этот таинственный процесс и при этом сохранять самообладание было совершенно невозможно. Увлажненный молочными каплями, сочащимися из щели влагалища, спелый плод сиял в уютном золотистом гнездышке, разрастаясь в длину и в ширину пульсирующими толчками, словно эрегирующий мужской пенис. Мануэлю пришло на ум очевидное сравнение с собственным органом. Клитор Карлы трепетал, казалось поддразнивая испанца и настойчиво требуя, чтобы тот коснулся его шелковой глади. Мануэль протянул к нему руку, но в этот момент француженка ловко скользнула вниз, и рот ее оказался прямо под бугорком лобка Карлы. Не обращая внимания на присутствие возбужденных мужчин, она принялась сосать клитор, губами высвобождая ярко-розовый отросток из пушистого чехла. Мир вокруг поблек и растворился в призрачной дымке, и Франсуаза осталась наедине с нежным бархатистым язычком, доверчиво покоящимся под ее нёбом. Она ласкала его с неистовством молящейся монахини, сознавая, что, быть может, в последний раз вкушает его соки.

Хотя Мануэль заплатил дорогую цену за возможность наблюдать за лесбийскими ласками на экранах мониторов в диспетчерской Томаса Бронски, реальность произвела на него куда большее впечатление. От звуков, издаваемых ртом Франсуазы, в поджавшихся яичках забурлило семя. В комнате витали ароматы женского возбуждения, и Мануэль едва сдерживался, чтобы не всадить член в пенящееся влагалище Карлы. Впервые в жизни он возблагодарил судьбу за свою, как он думал, никчемную способность оттягивать кульминацию, иначе он навсегда покрыл бы себя позором, нарушив не только свои, но и общие планы на этот вечер.

Карла содрогнулась от оргазма, узкая щель ее влагалища истекала маслянистыми каплями. Судя по всему, именно этого и ждала хорошенькая горничная — подставив рот под источник влаги, она с написанным на лице блаженством принялась слизывать мутные росинки с половых губ, количество которых не убывало, а лишь восполнялось, добавляя работы ее стремительному язычку. Андре утопил заостренную головку пениса в расплавленной теплой лаве, смазывая ею пульсирующий анус Карлы. Но и после этого осталось достаточно жидкости, чтобы увлажнить весь его эбонитовый ствол. На его обсидиановой глади сияли белесые разводы — следы порочной, но искренней страсти.

Франсуаза выскользнула из-под тела любовницы, позволяя все еще дрожащей в экстазе женщине принять позу, более пригодную для анального акта. Мануэль, сидя рядом, наблюдал за их перемещениями и нетерпеливо облизывал губы, словно предвкушая роскошную трапезу, о которой мечтал всю свою жизнь. Новая поза Карлы настолько распаляла его воображение, что он не мог долее оставаться безучастным. Он опустился на колени перед ее раздвинутыми ягодицами, любуясь пульсирующим эластичным кольцом, который намеревался покорить. Клитор Карлы отвисал под тяжестью собственного веса, огромный, налитый соками после умелых ласк Франсуазы. Прерывистое дыхание начальника охраны теплой аурой обволакивало влажный вырост, усиливая его отчетливый запах. В воодушевлении он прижался к нему носом, втягивая терпкие мускусные ароматы глубоко в легкие. Под его взглядами роскошное тело Карлы возбужденно затрепетало — особенно объект, который привлекал его внимание. На мгновение Мануэль испугался, что девушка отвергнет его ласки. Но она продолжала молчать, покорно позволяя ему манипулировать своим телом с безучастностью тряпичной куклы, и испанец, успокоившись, вернулся к своему занятию.

Затем Мануэль уступил место Андре. Карла стояла коленями на полу, а массажист пристроился у нее за спиной. Узкая головка его пениса, набухая, застыла в трепетном ожидании у отверстия ануса. Андре не спешил — Мануэль воспринял это как приглашение присоединиться. Он встал лицом к девушке, и крупная шелковистая головка его органа ловко юркнула в избранное им отверстие. Изумрудные глаза Карлы впивались в его лицо, и от этого пристального взгляда у него слегка закружилась голова. Испанец невольно спрашивал себя, какие мысли витают сейчас в этой хорошенькой головке. Должна же она была понимать, что он собирался сделать на пару с массажистом.

Однако Карла быстро получила ответ на свой немой вопрос. Мануэль, поддев колено девушки, высоко поднял его вверх, крепко обхватив для равновесия ее бедра. В этой позе еще четче, от пылающего язычка ее клитора до самого копчика, обозначились контуры половых губ, между которыми зияла багряная щель влагалища. Благодаря удачной находке Мануэля еще почти два дюйма плоти Андре без усилий исчезли внутри разгоряченного ануса. Но от этого выиграл не только массажист — объемистый орган Мануэля выпирал внизу живота, окончанием впиваясь в отверстие меж покрытых медными волосками подушечек половых губ. Упругий стержень клитора Карлы трогательно подрагивал рядом с пульсирующей плотью пениса. Мануэль, опустив глаза вниз, обнаружил, что пухлый язычок, освободившись от ига крайней плоти, расщепился на два губчатых бугорка.

По знаку Андре Мануэль начал внедрять свое орудие в бархатистую мякоть влагалища Карлы — увесистый пенис с легкостью проник внутрь. Массажист, перед которым стояла более сложная задача, стал медленно вводить заостренный орган в задний проход, твердо зажав основание рукой и направляя его в глубь узкого канала. Мускулистое отверстие часто бывало неподатливым даже в обычных условиях, а сейчас укротить его было труднее вдвойне. Сколько раз уже ему приходилось отступить, так и не покорив упрямую вершину!

Начальник охраны видел, как пенис Андре силится прорваться сквозь упругую мембрану эластичного края ануса, разглаживая сеточку тончайших морщинок. Это возбуждало его, хотя он, возможно, даже слегка сочувствовал Карле. Повинуясь глубинному импульсу, он приник ко рту девушки, посасывая ее спелую нижнюю губку, и вдруг вспомнил, что еще в диспетчерской Томаса Бронски наблюдал на экране, как нечто подобное Карла проделывала с хорошенькой молодой горничной — только губы эти располагались гораздо ниже, хотя были такие же спелые и пухлые, столь же соблазнительно аппетитные, как и те, которые он сейчас покусывал зубами. Если бы Мануэль не видел таких сцен еще раньше, то, наверное, впал бы тогда в настоящий ступор, поперхнувшись острым блюдом из эротического меню Карлы.

Пока Андре продолжал прокладывать себе путь в тесном туннеле, испанец, с любопытством следивший за этим увлекательнейшим процессом, почувствовал, как его собственный пенис понемногу выскальзывает из влагалища девушки. Он попытался сохранить завоеванные позиции, исполненный решимости покорить неприступные редуты рыжеволосой красотки так же, как это сделал до него Паоло. Чтобы доказать ей, как она ошибалась, отвергая его ухаживания, Мануэль поднял ее колено еще выше, шире открывая ее узкую щель и вводя в нее набухшую пунцовую головку своего пениса. Когда оставалось всего несколько дюймов неудовлетворенной плоти, мужчины с большим упорством стали пытаться до конца заполнить узкие проходы Карлы, и головки их массивных органов, соприкасаясь через ткани кожи, терлись друг о друга. Девушка застонала от боли, которую причиняли ей два пениса, одновременно вторгающиеся в узкие нежные каналы; она ощущала себя жертвой средневековой инквизиции. Но вместо того чтобы молить о пощаде, она подставляла ягодицы Андре, чтобы облегчить ему проникновение в ректальный канал. Он же, взявшись руками за ягодицы, оттягивал их в стороны до тех пор, пока анус девушки не раскрылся, словно пасть голодного зверя, жаждущего поглотить его орган.

Наконец Андре и Мануэль одержали достойную победу и могли позволить себе короткую передышку. Их утомленные пенисы мирно покоились на покоренной территории. До этого момента Франсуаза оставалась в стороне, лишь наблюдая за происходящим, и от ее зоркого глаза не ускользнула ни единая деталь двойного совокупления подруги. Обычно почти незаметная маленькая алая ягодка ее клитора выпирала из гладких складок лобка, и возбуждение ее стало еще более явным, когда она села над лицом Карлы. Лишенные растительности складки обильно увлажнились и испускали изысканный аромат, который жадно ловили трепещущие ноздри Карлы. Она обмакнула пальцы в пахучие выделения, чтобы они без труда проникали в кофейное кольцо ануса Франсуазы. По мере усиления дурманящих ароматов возбуждение Карлы возрастало, и она с еще большим рвением принялась лизать гениталии француженки. Ее приглушенные стоны стали еще отчаяннее, когда в игру вновь вступили мужчины, орудуя пенисами в разработанных каналах Карлы.

Мануэль просто не верил своему счастью. Его пенис входил в жаркое влагалище Карлы, но он также видел сверху похотливый розовый язычок, выглядывающий из гладких половых губ Франсуазы, которые девушка расширяла пальцами. Его возбужденный слух улавливал малейшие чмокающие звуки и постанывания Карлы, ласкающей языком гениталии партнерши. Начальник охраны завороженно смотрел, как она ввинчивает язык в пахучий влажный анус. Он был так близко, что мог даже слизать этот сладкий ликер с губ Карлы. И, признаться, ему очень хотелось сделать это, однако он подозревал, что она предпочитает другие поцелуи. Впрочем, у него не было времени сожалеть об упущенных возможностях: Франсуаза наклонилась вперед, подставляя ему раздвинутые ягодицы. Свет ночника падал на темную ложбинку между ними, искрясь крошечными бликами на влажных краях ануса. На мгновение Мануэль вообразил, что это зрелище предназначается именно ему, особенно когда тонкие пальчики горничной, скользнув к отверстию, растянули его эластичный морщинистый край. Однако туда тут же скользнул расторопный язычок Карлы, прервав его мимолетные — но весьма приятные — фантазии.

Напряжение нарастало, пока мужчины в поте лица трудились над двумя отверстиями Карлы. И все же, несмотря на разный темперамент и степень возбуждения, они продолжали синхронизировать свои движения, что уже стало своего рода навыком, приобретенным во время частых совместных встреч. Действительно, чем больше они получали от женского тела, зажатого между их гениталиями, тем больше им хотелось от него взять. Поэтому Андре продолжал раздвигать и без того расширенные ягодицы Карлы, а рука Мануэля потянулась к огненной меди волос меж ее разомкнутых бедер, и пальцы сжали наконец теплую мякоть, которой ему уже давно хотелось завладеть. Теперь он мог до конца осуществить свою сокровенную мечту. Он начал медленно вращать клитор Карлы между большим и указательным пальцами, видя, что оральные ласки, обращенные к гениталиям француженки, стали еще интенсивнее. Несмотря на то что клитор Карлы был слизкий от липкой влаги, он не выскальзывал, поскольку его крупному стержню было трудно вырваться из цепких объятий пальцев испанца. Он сдавливал клитор через равные промежутки времени, и убыстрение темпа ее языка свидетельствовало о том, что его усилия приносят желанные плоды.

Мануэль знал, что Карла его недолюбливает, но это лишь заставляло его еще больше желать ее. Он должен был привести ее в такую стадию возбуждения, чтобы она добровольно согласилась на все, что бы он ни пожелал, и, как венец его триумфа, затрепетала в экстазе от его ласк. Ей не ускользнуть от его настойчивых, неутомимых рук — он будет стимулировать ее до достижения мощного, самого сильного оргазма. И все же, учитывая множество других возбуждающих факторов, как мог он быть уверен в том, что именно ему она адресует свою благодарность, когда наступит финальный момент? Ох, если бы Карла не была такой упрямой! Он бы встретился с ней наедине, взял бы ее в миссионерской позе, как и предполагал изначально; ее несоразмерный клитор возбуждался бы только от фрикций его пениса. И вот тогда бы Карла поняла, что только он, Мануэль, и никто другой, может доставить ей истинное наслаждение.

Каналы Карлы бурно реагировали на двойное вторжение извне. Их сокращающиеся стенки сжимали два пениса, и кольцо объятий становилось все туже, пока они, наконец, не сдались. Бурлящие потоки семени одновременно вырвались из набухших сосудов, затопляя оба прохода. Франсуаза задрожала от экстаза, изливая собственные жидкости в рот, подставленный под ее влагалище, пока последние капли не были слизаны ненасытным язычком француженки. Только тогда Карла приподнялась, позволив дрожащей девушке вдохнуть свежего воздуха, не пропитанного ароматами ее гениталий. Пенисы мужчин покоились внутри своих уютных вместилищ, пока, обмякнув, не выскользнули сами собой. Затем они освободили Карлу из влажных объятий своих тел. Все еще дрожа от удовольствия, Мануэль приник к ее губам в заслуженном поцелуе, гладя языком шершавое нёбо. К его удивлению, язык Карлы юркой змейкой скользнул навстречу ему, щедро разделяя с ним благоухающую амброзию хорошенькой француженки.

Все четверо без сил рухнули на кровать, внутренне все еще настроенные на одну волну. Казалось, они интуитивно чувствуют, что это еще не конец, ибо их сексуальная жажда еще не была полностью удовлетворена, да и не могла удовлетвориться единственным совокуплением, сколь бы сложна ни была их поза. Однако пока натруженные члены мужчин нуждались в отдыхе.

Карла же и Франсуаза воспрянули очень быстро. Индикаторы их желаний вновь вынырнули из пухлых половых губ с еще большей готовностью, чем перед первым оргазмом. Слова были излишни. Женщины прижались друг к другу и стали целоваться, пальцами нежно исследуя возбужденные гениталии друг друга. Под пристальным наблюдением Андре и Мануэля их ласки становились все более бурными. И вдруг горничная села поверх Карлы, пристроив свои загорелые бедра на талии рыжеволосой, и, наклонив голову, провела языком по затвердевшим медным соскам Карлы, которые от ее прикосновений стали ярко-оранжевыми. Карла, притянув к себе голову Франсуазы, захватила ее язык своими губами и принялась сосать его, словно карамель на палочке. Еще более возбудившись, она обхватила руками и ногами тело горничной, высоко задрав колени, желая обнять все ее маленькое хрупкое тело. Ее прерывистое дыхание предупредило Мануэля, что сейчас наступит кульминация.

И он не ошибся. Обе женщины раскрыли свои припухшие гениталии, от которых отчетливо отделялись два цветущих, влажных клитора. Хотя зрелище это было весьма возбуждающее, Франсуаза, судя по всему, имела иные планы, чем продемонстрировать свои органы трем партнерам. Она соединила свой клитор с клитором Карлы, так что наблюдающим за ними мужчинам со стороны казалось, что это два языка, лижущих друг друга. По сравнению с гигантской ягодой Карлы миниатюрный отросток Франсуазы выглядел совершенно мизерным, и этот разительный контраст, по мнению Мануэля, привносил в живописную картину еще больше эротики. И все же оба кусочка плоти были настолько очаровательны, что пенисы мужчин вновь ощетинились, готовясь к новому сражению.

Франсуаза опустила лобок вниз, прижимая гладкую вульву к медному пушку на лобке Карлы, вращая при этом животом и бедрами. Эта поза открыла взорам возбужденных мужчин зияющие анальные отверстия. Мануэль подвинулся ближе к их переплетенным телам, с живым интересом наблюдая за лесбийскими ласками. Сладкая влага горничной струилась вниз, смешиваясь с сочными выделениями Карлы, в которых была и сперма Мануэля. Эта деликатная смесь постепенно разливалась вокруг разевающегося жерла коричного ануса. Рот испанца наполнился слюной. Это отверстие и его феноменальная способность поглощать мужской орган вызывали у него странную реакцию. Это крошечное, казалось бы, горлышко поглотило уже столько миль мужской плоти, что Мануэль решил, что тоже должен попробовать проникнуть в это нетрадиционное отверстие; он уже много раз видел, как это делает Андре, и теперь настал его черед накормить голодный зев упругого зада Карлы.

Увлеченные женщины наконец прекратили свои сложные маневры. Получившие удовольствие, с щелями, переполненными влагой, они упали рядом, тяжело дыша, и их влажные пальцы до сих пор соприкасались, словно не желая нарушить интимный контакт. Начальник охраны воспользовался этой паузой, чтобы тихо шепнуть Андре на ухо о своем желании вторгнуться — по крайней мере до прибытия неутомимого пениса Паоло — на территорию, безраздельно принадлежащую массажисту. Он боялся, что его робкая просьба будет встречена отказом, ибо все в санатории знали о пылких чувствах Андре к рыжеволосой гостье — стоило только взглянуть на тающее от неги его лицо, когда он вводил свой эбонитовый орган в анус Карлы. Наверное, парень уже сожалел, что разрешил итальянцу воспользоваться тем, чем так дорожил. И притом, только потому, что Карла один раз пожелала нарушить эксклюзивное право Андре на «е заднее отверстие, это не означало, что она уступит снова.

И все же с тех пор, как он впервые дрожащими от волнения руками раскрыл бледные полумесяцы ее ягодиц, массажист знал, что эти страстные встречи — лишь временное явление. И он готовил себя к неизбежности расставания, сознавая, что настанет время, когда ему придется уступить Карлу другому мужчине, который вместо него будет довольствоваться огненным раем между ее ягодиц. А тем временем Карла послушно подползла к краю кровати и схватилась за железную перекладину изголовья, видимо желая насладиться сполна всем, что подарит ей последняя ночь в санатории «Элизиум». Франсуаза заняла место рядом с ней, готовая сделать все, чтобы осчастливить Карлу.

Поскольку Мануэль был новичком в этом деле, Андре предоставил ему возможность начать первому. Он пристроил свой возбужденный орган к пахучей ямке, которую благосклонно уступил ему массажист. Пенис потянулся вперед, словно желая поцеловать губчатый красный край ануса, вкусить бархатные прелести, которые его ждали внутри. После краткого инструктажа со стороны эксперта испанец вставил крупную головку члена в увлажненное кольцо ануса Карлы. Мускулистые стенки крепко сжались вокруг твердого ствола с такой силой, с которой никогда не смогло бы сдавить мужской член влагалище женщины, даже если эти ощущения помножить на два. Его короткий сеанс развлечения с щедрым проходом Талии не шел ни в какое сравнение с этой уникальной нишей; так что можно было считать, что испанец в первый раз брал женщину таким способом. Как и Паоло до него, Мануэль вдруг понял, почему массажист избрал именно этот вид сношения. Пока Карла подставляла ему точеные ягодицы, он все глубже погружался в мистические глубины ее ректальной бездны, уверенный, что уже никогда не будет таким, как прежде…

…И ни одна женщина, с которыми он будет встречаться. Отныне испанец будет требовать от женщины доступа и к переднему, и к заднему каналу. А если она откажется подчиниться его воле… ну, там будет видно.

Когда огромная головка пениса Мануэля не смогла проникнуть глубже в этот неизведанный туннель, он стал подражать движениям массажиста, которые наблюдал, когда брал Карлу спереди. Разделение обязанностей с Андре настроило его на упорную борьбу, и он твердо вознамерился ввести свой орган до упора в этот неподатливый проход. Преисполнившись энтузиазма, начальник охраны решил придерживаться более агрессивной тактики. Он стал двигаться резкими толчками, со всей мощи ударяясь яичками о бедра и ягодицы девушки.

Карла вскрикивала каждый раз, когда ее нещадно пронзал длинный орган испанца. Костяшки пальцев, вцепившихся в изголовье кровати, побелели от напряжения. Но она не издала ни единого жалобного звука. Пенистые следы проникновения Андре облегчали задачу Мануэля. Немного изменив темп, он мог бы сравниться с итальянцем. Тем не менее Карла испытывала к Паоло такую же неприязнь, как и к Мануэлю, хотя грубое вторжение орудия Мануэля доставляло ей ни с чем не сравнимое наслаждение. Закрыв глаза, она рисовала в воображении двоих мужчин, которых почти ненавидела, по очереди вставляющих свои толстые горячие пенисы в узкую щель ее ануса.

Решив, что дальше Мануэль справится без его участия, Андре пристроился к заду Франсуазы. Одним привычным движением он утопил свой монументальный орган в ее хрупком анусе. Пока он вращал внутри него обсидиановой колонной, девушка стоически держалась за железную перекладину, полностью сконцентрировавшись на дурманящем аромате Карлы и на мысли о финансовой компенсации, которую она получит после отъезда этой группы гостей, — целую кучу денег, особенно если это божественное существо, постанывающее рядом, тоже заплатит выкуп — в чем горничная почти не сомневалась. Да, она определенно превзошла себя ради рыжеволосой гостьи, постаравшись для нее больше, чем ради любой другой женщины. Иногда и она, несмотря на свои принципы, видимо, бывала влюблена. В конце концов, Франсуазе тоже было не чуждо ничто человеческое.

Стоило Мануэлю подумать, что хорошо бы Карла принадлежала ему одному, как массажист потрепал его по плечу, показывая, что пора меняться местами. Мануэль разочарованно вздохнул, однако, бросив взгляд на раскрасневшееся кольцо ануса горничной, сиявшее влажным манящим блеском в приглушенном свете ночника, вновь воодушевился и внедрил в него свое орудие с таким энтузиазмом, что Франсуазе пришлось просить его умерить пыл, напомнив, что анальный канал ее не так разработан, как у ее подруги.

Дабы предотвратить мощную атаку испанца на бастионы прелестной француженки, Андре решил еще раз сменить дислокацию. Пенис Мануэля, не успев высохнуть, вновь благополучно скользнул в более просторный проход Карлы. Несмотря на то что она привыкла к артистичности и мастерству массажиста, Карла, судя по всему, не возражала и против неотточенного стиля испанца — что уже было огромным достижением, вселявшим в него надежду, ибо сегодня он поклялся себе одним махом превзойти и массажиста, и своего соперника-итальянца. К тому времени, как он закончит с рыжеволосой, она даже не вспомнит, что у двух других мужчин тоже есть пенисы, не говоря уже о том, что они побывали в ее любвеобильном проходе.

Мануэль, обняв рукой бедро Карлы, потянулся пальцами к ее клитору. Однако его опередил рот Франсуазы, уже доставившей Карле несколько оргазмов. Француженка вновь занялась своим любимым делом, не горя желанием продлевать физический контакт с мужчиной долее, чем того требовали обстоятельства. С тех пор как ее изнасиловал муж ее возлюбленной Виржинии, она перестала интересоваться мужчинами. И если бы не Карла, она бы ни за что не позволила вовлечь себя в подобную авантюру — особенно человеку, которого она считала обычным похотливым латиносом. Удовольствие в этой области ей доставляли лишь нежные прикосновения языка и пальцев женщины и еще маленький вибратор, позаимствованный ею из смотрового кабинета доктора Бронски. Хотя, надо заметить, ей понадобилось много времени, не говоря уже об огромном количестве смазки, чтобы она по достоинству оценила преимущества этого устройства. Самые мощные оргазмы француженка испытывала, когда включала массажер на полную скорость и глубоко вводила его в задний проход. И она была далеко не единственной, кто с удовольствием пользовался плодами инженерной мысли. Каждый раз, когда Франсуаза опробовала его действие на Карле, женщина приходила в полный восторг, извивалась всем телом и громко стонала, словно раненый зверь, пока француженка вводила вибрирующий инструмент в коричный анус, одновременно посасывая разбухший стержень гигантского клитора. Более всего Франсуазу завораживал вид смазанного маслом ануса Карлы, когда она вводила внутрь самый большой вибратор из коллекции доктора Бронски и край его растягивался до невероятной степени.

Поистине Франсуаза нашла в Карле партнершу, о которой могла только мечтать. Когда массажист объявил о предстоящем посещении таинственного гостя, женщины, чтобы подготовиться к неизбежному вторжению в область ануса, устроили омовение в огромной мраморной ванне в бунгало Карлы, сопровождавшееся эротическими играми. Раздвинув колени Карлы, чтобы иметь возможность любоваться ее гениталиями, Франсуаза наслаждалась созерцанием подрагивающего ярко-красного клитора, который разбухал на глазах, словно губка, впитывающая воду. Карла, не имея ни малейшего представления о том, зачем Франсуаза увлекла ее в ванну, где изначально не было ни капли воды, доверилась изобретательной подруге, уверенная, что не пожалеет об этом. Разве она хоть раз пожалела о том, что на жизненном пути ей повстречалась эта юная привлекательная француженка?

Франсуаза смазала три пальца густым душистым шампунем на травах и принялась массировать упругие ягодицы Карлы, которая, как и следовало ожидать, с готовностью воспринимала ее ласки. Бледная луна распалась на две половинки, открывая взору француженки горящую щель, и она вставила пальцы в расширенный задний проход. Карла вздрогнула от неожиданности, но все же не стала возражать против омовения, зачарованная медленными, нежными движениями изящных суставов Франсуазы, от которых к горлу приливала горячая волна, вырывающаяся наружу сладострастными стонами. От этих манипуляций клитор Карлы стал ритмично сокращаться с нарастающей частотой, настойчиво требуя внимания к своей персоне. Между тем его хозяйка загорелась желанием оказать подобную услугу своей подруге, и горничная вскоре ощутила в заднем проходе ее слизкие пальцы. Несколько минут женщины занимались исследованием ректальных ландшафтов друг друга. Языки их сплетались в страстном глубоком поцелуе, а пальцы продолжали скользить в узких, обильно смазанных каналах, стенки которых в сладострастном порыве с кокетливым бесстыдством обнимали тонкие фаланги.

Для удобства гостий в ванне между кранами смесителя был душ с длинным шлангом. Изобретательная Франсуаза нашла весьма оригинальное применение этому ничем, казалось бы, не примечательному приспособлению. Когда вода нагрелась до комфортной температуры, она сняла со шланга насадку и вставила его черный пластмассовый наконечник прямо в разгоряченный анус Карлы, чтобы струей воды промыть мыльный канал.

От наслаждения Карла почувствовала легкое головокружение и судорожно вцепилась руками в края ванны. Никогда прежде она не переживала столь эротичных ощущений. Закрыв глаза, она тихо постанывала, подставляя анус струе под напором бьющей из шланга воды. Франсуаза открыла краны на полную мощность, чтобы женщина постигла все прелести подобного омовения. Решив, что канал Карлы уже достаточно промыт, она вынула шланг и направила струю на пышный бугорок, вздымающийся меж ее раскрытых половых губ, который под мощным натиском воды свернулся на сторону.

Жидкость, всю жизнь воспринимаемая как должное, вдруг превратилась в источник экстаза, хотя поначалу Карла пыталась сопротивляться жесткой струе. Чувствительный клитор зарылся в складочки крайней плоти. Волнение внизу живота в сочетании с непрерывным потоком воды, омывающей ее клитор, едва не повергло Карлу в обморок. Но когда ей показалась, что она уже теряет сознание, она вновь пришла в чувство, испуганная вырвавшимся из ее груди криком. Внезапно она испытала странное ощущение невесомости, словно ее тело парило в воздухе, объятое дрожью сильного и продолжительного оргазма. Вода хлынула из ее влагалища и ануса с еще большим напором, чем вливалась в них, унося с собой остатки семени Андре, у которого Карла побывала на утреннем сеансе массажа. Она самозабвенно приникла к губам Франсуазы, топя приглушенные стоны в недрах ее гортани.

Едва Карла оправилась от необычных водных процедур, как Франсуаза, которой не терпелось самой пройти через омовение, тут же подставила ей раскрасневшиеся бугорки ягодиц и протянула шланг, препоручая ей эту ответственную миссию. Этот процесс вызвал у нее самые сладострастные ощущения, тем более что водное орудие находилось в руках Карлы. И ее очаровательная протеже проявила неожиданную жестокость к ее заднему проходу, терзая его струей воды до тех пор, пока на глаза француженки не навернулись слезы — но она тем не менее продолжала молча сносить истязания. Когда наконец Карла, сжалившись, направила струю в область затвердевшей ягодки ее клитора, Франсуаза уже была на грани кульминации, полностью утратив контроль над мускулистым кольцом ануса, которое вдруг разжалось, и из его кофейного отверстия вырвался водянистый поток, мощью своей сравнимый с океанским прибоем. Карлу вторично захлестнула волна оргазма. Наблюдая, как из жерла прямой кишки подруги бьет ключом вода, плещущаяся о ее босые ноги, она поспешно наклонилась, подставив рот потоку, толчками изрыгаемому конвульсирующим анусом. Затем женщины, крепко прижавшись друг к другу, стояли, чувствуя, как по телу пробегают стихающие волны сладострастной дрожи, и сливаясь в томном благодарном поцелуе. На какой-то миг Франсуаза даже забыла о всевидящем оке камеры, фиксировавшей каждое движение их нагих тел.

Вспомнив их давешние шалости в ванне, Франсуаза в последний день Карлы в санатории решила устроить на прощание для милой гостьи что-нибудь совершенно особенное, поэтому она отстранилась от массажиста, неожиданно для всех прервав анальный акт. Андре посмотрел на нее с удивлением, его заостренный ствол неуверенно покачивался в воздухе. Но бездействовал он недолго, ибо Франсуаза, разомкнув пальцы Карлы, сжимавшие железную спинку кровати, поставила ее на четвереньки. Ни один мужчина не стал бы возражать против этой позы, которая не только представляла в самой выгодной перспективе все прелести девушки, но и обеспечивала к ним легкий доступ. Воспользовавшись моментом, Мануэль тут же пристроился сзади, до самого корня погрузив ствол пениса в божественный источник наслаждения, который был вынужден на минуту покинуть. К сожалению, теперь ему было неудобно теребить пышную плоть клитора. Однако испанцу не стоило огорчаться. Франсуаза легла на спину и, извиваясь маленьким юрким телом, скользнула к медному пламени, полыхающему на лобке Карлы, так что рот ее оказался прямо под колышущимся, словно язычок маленького колокола, клитором. Она стала покрывать дрожащие бедра девушки легкими, дразнящими, едва ощутимыми поцелуями, раздвигая шире ее ноги, чтобы было легче достать языком душистые женские складочки. Затем она развела пухлые подушечки большими пальцами, полностью обнажив затаившийся между ними шелковистый бугорок плоти. Словно польщенный исключительным вниманием к своей персоне, он раздвоился по краю, напомнив возбужденному испанцу два тонких ломтика ветчины. Когда губы Франсуазы жадно сомкнулись вокруг аппетитного язычка, Мануэль машинально сглотнул, ощутив легкий укол зависти.

Видя, что леди не нуждаются в его помощи, начальник охраны настроился на прежний ритм, подстегиваемый чмокающими и булькающими звуками, которые издавал алчный рот горничной. Под его решительным натиском вульва Карлы опустилась ниже, что облегчило задачу француженки: теперь ей не приходилось тянуться к лакомому кусочку — пища сама шла ей в рот. Она полностью втянула в себя трепещущий клитор и, кончиком языка приподнимая крайнюю плоть, любовно облизывала его головку и корень. Франсуаза лежала, беспечно раскинув ноги и соблазнительно выставляя напоказ лишенные растительности гениталии, словно предлагая себя любому, кто захочет воспользоваться ее услужливой позой.

Устав от роли пассивного наблюдателя, Андре бесцеремонно задрал загорелые колени горничной вверх и, разведя их в стороны, вошел в ее анус. К ужасу вздрогнувшей от неожиданной боли Франсуазы и вящему восторгу массажиста, под этим углом его пенис проникал гораздо глубже, чем из положения сзади, и он решил на будущее чаще практиковать эту позу. Теперь Мануэль и Андре располагались лицом друг к другу, их торсы возвышались над разгоряченными, покрытыми испариной телами женщин, и мужчины заговорщицки перемигнулись, словно между ними установилась некая особая связь.

Реакция Карлы была почти такой же, как во время свиданий с Франсуазой, когда горничная сочетала оральные ласки с действием электрического вибратора. Она дрожала всем телом и постанывала под напором Мануэля, едва не теряя сознание от эмоционального перенапряжения. Меж бедер Франсуазы созрел сочный урожай. Карла прижалась губами к пухлым гладким подушечкам ее половых губ, распустившихся, словно дивный цветок. Затягивая маленький эрегированный корень в рот, она сосала его в одном ритме с пылкими ласками, обращенными к ее собственному, только более пышному бутону. Глаза ее были все время открыты, ибо ей доставляло наслаждение любоваться хрупкой красотой женских росистых лепестков. Карла завороженно смотрела, как миниатюрное анальное отверстие Франсуазы растягивается под натиском эбонитовой колонны массажиста, зная, что горничная тоже наблюдает, как орудие испанца грубо терзает душистый венец цвета молотой корицы. Языки девушек скользили по влажной глади розовых складок, окунаясь в сладкие щели влагалища, лаская горячие края анусов и основания пронзающих их органов.

Наконец Карла и Франсуаза без сил упали на кровать, изможденные от многократных мощных оргазмов. Их пылающие анусы переполняло мужское семя, а губы увлажнились женскими жидкостями. Еще много дней они ощущали во рту пряные ароматы друг друга, и еще дольше сочились из их отверстий остатки обильных излияний партнеров-мужчин — настолько глубоко проникали их пенисы.

«Томас сегодня полакомится на славу», — подумал Мануэль с довольной усмешкой, когда очертания бунгало растворились в ночной мгле. Его тело все еще сотрясала дрожь экстаза, когда он отворил дверь темной каморки, гордо именуемой офисом младшего Бронски. Хотя испанец предпочел бы сейчас уединиться, чтобы беспрепятственно упиваться своей победой над рыжеволосой недотрогой, однако он понимал, что Томас, без сомнения пристально наблюдавший за происходящим на экранах мониторов, не простил бы ему промедления. Входя в комнату, Мануэль наступил ногой в свежую вязкую лужицу. Диспетчер поспешно упал перед ним на колени и жадно прижался губами к сморщенному пенису испанца. Он стал сосать его с таким энтузиазмом, что в третий раз за ночь из него фонтаном изверглось семя, что привело обоих мужчин в некоторое замешательство.

***

Наверное, сцена в ванне, когда мыльные женские пальчики ублажали похотливые сморщенные ямочки анусов, стала последней каплей, переполнившей чашу завидного терпения Томаса Бронски. Тем вечером он едва пулей не вылетел из своей диспетчерской, твердо вознамерившись обладать рыжеволосой девицей, хоть даже в присутствии горничной. Пусть эта обритая маленькая шлюшка насмехается над его крохотным пенисом! Какая разница? Карла скоро уедет, а вместе с ней улетучится последняя надежда исследовать соблазнительные изгибы ее нагого тела. И все же Томас был не в силах отвести глаз от экрана монитора. Его орган обильно поливал ширинку штанов горячими вязкими слезами. Посещение испанца и общение с его пенисом, пропитанным женскими ароматами, лишь еще более распалили его страсть к любимой гостье брата.

На рассвете Томас Бронски собрал обширную коллекцию сюжетов с участием Карлы и спрятал для надежности в тайничке у себя в спальне. Самолет, который должен был вернуть девушку к прежней жизни, покидал остров по расписанию около полудня. Но прежде ей предстояло посетить личный кабинет доктора Бронски для бесплатного просмотра фильма о своих сексуальных похождениях. За всю историю санатория «Элизиум» еще ни одна гостья не отказалась погасить счет, выставленный ей перед отъездом, даром что доктор придерживался самой гибкой политики в отношении выплат. Ни одна женщина не могла нарушить своих финансовых обязательств, ибо лишилась бы слишком многого, если бы кое-кому стали известны истинные обстоятельства ее терапевтического отдыха. И все же Томас Бронски питал к рыжеволосой пациентке доктора особую симпатию. Физическое к ней влечение заставляло его идти на риск, ибо он мог не только лишиться работы, но и — что было во сто крат хуже — вызвать праведный гнев старшего брата. И все же этим теплым солнечным утром он решился сделать ей одно предложение.

Легкий стук потревожил сон Карлы, прервав ее сладкие грезы. Ей снилось медовое молочко меж бедер Франсуазы, она ощущала во рту его вкус, мешающийся с острыми ароматами ее ануса. Влагалище сочилось пряными соками, и Карла трепетала во сне от невыразимого блаженства. С трудом разомкнув веки, девушка обернулась смятым покрывалом и, пошатываясь, направилась к двери. Она приоткрыла дверь и выглянула в узкую щелочку. На пороге нетерпеливо переминался с ноги на ногу незнакомый молодой человек. Он держал руки за спиной, словно что-то пряча. Одна бровь слегка подергивалась, что придавало его лицу странное выражение. Карла отшатнулась назад. Хотя парень показался ей весьма симпатичным, однако в его внешности и поведении было нечто настораживающее — если не сказать предательское, притаившееся в жидкой бездне черных глаз. Карла испугалась, что это какой-нибудь проходимец, тайком проникший в санаторий. Она хотела было захлопнуть перед ним дверь, но парень придержал ее ногой и поспешил представиться ассистентом доктора Бронски. Голос его звучал убедительно. По его тону Карла заключила, что он, очевидно, принес ей какие-то новости — возможно, известия из дома, — и открыла дверь.

Не дожидаясь особого приглашения, Томас с хозяйским видом вошел в бунгало и, к негодованию Карлы, направился прямо в спальню, где бесцеремонно плюхнулся на смятое ложе ночных оргий. В воздухе все еще витали густые ароматы плотских страстей, пропитавшие и постельное белье, и Карла отчаянно покраснела, уверенная, что нос нежданного визитера тоже почуял отчетливые благоухания секса. Диспетчер заметил на простынях засохшие белесые пятна и любовно провел по белью кончиками пальцев, сальной ухмылкой извещая хозяйку бунгало о цели своего прихода.

Карла не могла знать, насколько он осведомлен о ее образе жизни в «Элизиуме», и у нее не было причин сомневаться в его словах, когда он рассказал ей о своей необычной функции в санатории. А когда Томас предъявил извлеченные из кармана пиджака отпечатанные снимки с избранными кадрами из километров пленки, потраченной на интимные сцены с ее участием, Карла с отчаянием поняла, что из-за своей глупости оказалась в полной власти вероломного брата доктора Бронски. Было бы. бессмысленно отрицать, что именно ее руки с жаром раздвигали упругие ягодицы, подставляя зияющую оранжевую щель ануса эбонитовому органу массажиста, — как невозможно было оспорить и принадлежность сияющих влажным блеском губ, жадно обнимающих спелую ягодку горничной. Карла лишь мельком взглянула на фотографии, где она была запечатлена с Паоло и Мануэлем, ибо это было выше ее сил. Слезы стыда и унижения брызнули из ее изумрудных глаз. Конечно же, доктор, добрейший человек, не мог быть причастен к этому заговору. Тем не менее ракурсы скрытых камер невольно вызывали ассоциации с дотошными медицинскими осмотрами старшего Бронски. И Карла вдруг поняла, что все, о чем говорил этот странный молодой человек, все, до последнего слова, — чистая правда. Теперь перед ней встала очевидная дилемма: либо она даст этому парню то, что он требует, либо до конца своих дней будет горько расплачиваться за свое упрямство. Но у нее не было собственного капитала; деньги ей скупо выделял муж — только в том случае, если она могла убедить его в необходимости расходов. Понадобятся годы, чтобы выплатить назначенную Томасом сумму, — не исключено, что она останется ему должна и после своей смерти.

— Откуда я знаю, что могу тебе доверять? — сдавленно пролепетала Карла, прежде чем окончательно лишиться дара речи.

— Можешь поверить мне на слово, — последовал самодовольный ответ.

Выбора не было. Карла, согласившись на условия диспетчера, обнажилась и исполнила первый пункт договора. Утро было раннее, а Томас слишком долго лелеял свои фантазии. Карла опустилась перед ним на колени и приняла в рот короткий плотный ствол его члена, довольно неприятный на вкус после сочных прелестей Франсуазы. И все же усилием воли она взяла себя в руки и, ничем не выказывая своего отвращения, трепещущим языком обвела вокруг пунцовой головки, отодвигая крайнюю плоть и слизывая капельки сиропа, которые, словно дразня ее, в изобилии выступали вновь.

Подавшись вперед, Томас протолкнул свой орган глубже. Карла позволила ему проникнуть как можно дальше; клейкие выделения оставляли мучнистые следы на бархатистом языке. Пенис разрастался в размерах, грубо терзая хрупкое горло. Томас щипал коричневатые соски девушки до тех пор, пока под его пальцами они не приобрели яркий красновато-оранжевый оттенок. Развязка наступила довольно быстро. Казалось, он всю жизнь готовился к этому моменту, ибо пенис его продолжал конвульсивно сокращаться во рту Карлы, точками изливая горячее густое семя, и девушка продолжала судорожно сглатывать его, как в случае с итальянцем, но глицериновая жидкость все текла и текла на ее изможденный язык.

Когда резервуар наконец был опустошен, Томас рухнул на кровать, грудь его тяжело вздымалась от напряжения. Карла, сплюнув последние капли семени, украдкой отерла губы краем простыни, подавляя приступы тошноты после вынужденной утренней трапезы. Диспетчер закрыл глаза и, казалось, задремал, и Карла уже наивно полагала, что на этом ее мучения кончились, тем более что его разленившийся зверек, очевидно, не собирался проявлять признаки активности.

Но надежды ее не оправдались. Томас бездействовал недолго, желая извлечь максимум удовольствия из бесценных минут наедине с рыжеволосой красоткой. Схватив Карлу за запястья, он притянул ее к себе и поцеловал в губы, жадно облизывая розовые подушечки ее губ, припухшие после ночных ласк сочных складочек Франсуазы и еще более — после ублажения его похотливого органа. Диспетчер вдруг вообразил, что ощущает пикантные ароматы француженки, и его язык принялся осваивать новые территории в поисках дальнейших удовольствий. Карла лежала совершенно неподвижно, брезгливо морщась от прикосновений горячего мясистого языка Томаса, который, скользнув по шее, нырнул в пахучие впадины подмышек, вбирая дотоле неведомые женские ароматы. Томас вылизывал углубления с медлительной тщательностью, с благоговением вдыхая запах пота, выступившего во время оральных трудов. Кончик языка щекотал кожу, и Карла затрепетала, испытывая двоякое ощущение возбуждения и раздражения. Опасаясь, что девушка попытается вырваться, Томас крепко сжимал ее запястья, пригвоздив их к изголовью кровати, пока не слизал последние соленые капельки с кожи ее подмышек. Такая преданность своему делу не могла не произвести на Карлу должное впечатление. Из узкой — щели ее влагалища потекла горячая медовая струйка, и девушка инстинктивно сжала бедра. Диспетчер, обняв руками нежные полусферы ее грудей, потянул их ко рту и принялся сосать затвердевшие соски, губами пытаясь обхватить темные пигментные кружки. В этот миг Томасу пришло на ум, что своим оттенком эти упругие бугорки напоминают коричное кольцо ануса девушки.

Водя языком по пряной коже Карлы, диспетчер вдруг осознал, что и она тоже пробовала на вкус женские лакомства, которыми его так часто обделяли. По долгу службы наблюдая на своем боевом посту в диспетчерской сексуальные действа, разворачивавшиеся в бунгало накануне вечером, он знал, что на теле Карлы оставили влажные следы благоухающие органы Франсуазы, Андре и Мануэля, и его ноздри возбужденно затрепетали от смешения их ароматов. Твердо вознамерившись исследовать всю соблазнительно запретную территорию, Томас скользнул рукой в мокрую щель влагалища, глубоко погружая пальцы в его медовые соки. Пальцы другой руки он вставил в расширенный анус девушки, предвкушая необыкновенно сладостные ощущения. Все долгие часы, пока он наблюдал за девушкой в разных стадиях возбуждения, он грезил о том, что когда-нибудь и он сможет познать сокровенные таинства ее тела. Расширив пальцами оба отверстия, он вглядывался в зияющую влажную черноту, как некогда делал его брат. Однако в отсутствие под рукой инструментов доктора Бронски, Томас не мог далее последовать его примеру. Он проклинал себя за подобную недальновидность. Медицинское оборудование доктора бессмысленно пылилось в ящике стола, в то время как могло бы найти более практичное применение.

Несмотря на нахальные поползновения рук утреннего гостя, Карла продолжала отчаянно сжимать дрожащие от напряжения бедра в тщетной попытке сохранить последние крохи собственного достоинства. Более всего на свете она хотела оградить от посягательства свои гениталии, к тому времени обильно увлажнившиеся, что уже само по себе было позором. Ей была ненавистна мысль, что руки этого мерзкого человеческого существа могут привести ее в столь возбужденное состояние. Вдруг в ней вспыхнуло почти позабытое чувство смущения пышных форм своего клитора, вызвав невольное желание прикрыть постыдный орган от любопытного взора и пытливых пальцев мужчины. Даже в спокойном состоянии его красноватый кончик отчетливо выделялся меж половых губ; теперь же, после вечерних бурных ласк, пунцовая головка вынырнула из-под коричневатого колпачка крайней плоти, напоминая возбужденный мужской орган. Упрямый язычок, отказываясь повиноваться воле хозяйки, рвался наружу из тесной темницы крепко сомкнутых бедер, выставляя себя на обозрение восторженному взгляду Томаса Бронски.

Как и его старший брат, он был совершенно очарован уникальными формами душистого бугорка плоти. Он развел колени Карлы в стороны, любуясь лакомым кусочком. Росистые капельки покрывали нежную мякоть гениталий. Томас, нагнувшись, принялся подбирать их кончиком языка, отчего тело рыжеволосой затрепетало мелкой дрожью. Покрытые медным пушком подушечки разомкнулись, обнажая гладкие розовые складочки, обрамляющие отверстие вагины. Впервые в жизни младшему Бронски удалось наделе оценить красоту женской вульвы. Шелковистый язычок клитора Карлы побагровел, еще более увеличившись в размерах, когда короткие узловатые пальцы расширили щель ее влагалища. Томас склонился над ним, обдавая набухшую ягоду жарким дыханием. Клитор начал импульсивно подрагивать. Оранжевый кончик расщепился на два нежных лепестка, обнаруживая сложность своей структуры. Томас задохнулся от восхищения. Даже самое качественное изображение на экране монитора не могло передать всю красоту и очарование женского бутона, пышно расцветающего под его пристальным взором.

И это не было плодом его разыгравшегося воображения — несмотря на откровенную неприязнь к диспетчеру, что бы он из себя ни представлял, Карла действительно не могла оставаться равнодушной к его вниманию. Ее клитор трепетал и разрастался под лихорадочным огнем его черных глаз, щель влагалища истекала теплыми молочными соками. Томас не мог удержаться от соблазна испробовать их на вкус. Мысль о примеси в них душистых выделений еще трех любовников еще более усиливала его возбуждение, ибо вряд ли девушка успела смыть с себя следы ночных страстей.

Дремлющий пенис диспетчера вновь зашевелился, пока его хозяин вкушал прежде неведомое блаженство. Его язык томно слизывал сладкую влагу с разгоряченных женских складочек, хранящих также ароматы горничной и начальника охраны. Он исследовал каждый дюйм гениталий, не оставив без внимания и коричный венчик ануса девушки, который на вкус оказался во сто крат приятнее, чем воображал Томас. Он развел ягодицы Карлы в стороны, желая проникнуть языком в глубинные недра ее естества. Однако настолько аппетитным казалось расширенное отверстие, что Томас решил оставить это изысканное лакомство напоследок.

Блуждания неопытного, но исполненного энтузиазма языка младшего Бронски по внутренним и внешним контурам влагалища и ануса вкупе со страстными ласками, обращенными к стержню ее клитора, привели Карлу к кульминации. С глухим стоном она откинулась на подушки, подставляя губам мужчины дрожащий бутон, прячущийся под колпачком крайней плоти. Томас, проникнув языком в щель трепещущего влагалища, вбирал сладкие нектары ее оргазма, зарываясь губами и подбородком в теплую вибрирующую мякоть.

Карла, прикрыв глаза, неподвижно лежала на скомканных простынях, пытаясь прийти в себя после пережитого экстаза и преодолеть терзающее ее чувство унижения от того, что ее сумел довести до оргазма внушающий ей отвращение брат доктора Бронски. Но Томас не предоставил ей времени на отдых. Он велел ей мастурбировать, глядя ему прямо в глаза. Он много раз наблюдал ее за этим занятием на экранах своих мониторов, не говоря уже о тех моментах, когда ее бутон эротично распускался пышным цветом навстречу мужскому органу. И тем утром Карла его не разочаровала. Ее тонкие пальчики теребили укрощенную ягодку клитора, отозвавшегося благодарным трепетом. Рука ее скользнула к увлажненной щели вагины и погрузились внутрь. Томас извлек пальцы наружу, любовно слизывая с них блестящий налет. Его глаза пылали огнем, столь же ярким, как и раскаленная медь лобка девушки.

Насладившись вкусом и видом готовых к вторжению гениталий, Томас раздвинул взмокшие от напряжения бедра Карлы и пристроил пунцовую головку пениса к алеющей половой щели. Подобно человеку, бросающемуся в омут со скалы, он погрузился в скользкий канал, с блаженством утопая в сладком водовороте, пока наконец не достиг дна. Стенки влагалища Карлы были грубо растревожены гипертрофированным органом Мануэля, так что даже проникновение миниатюрного пениса причиняло ей боль. Девушка приглушение стонала при каждом резком движении. Томас, никогда не отличавшийся бесчувственностью, внял ее немым мольбам и извлек свой орган наружу. Приподняв колени Карлы и опираясь о них, он принялся тереться слизким членом о ее лобок и набухшую головку клитора короткими нежными движениями, отчего она вновь стала испытывать наслаждение. Вскоре девушка вновь застонала, но это уже были стоны экстаза. Томас обхватил руками ее пульсирующие ягодицы и притянул к себе, пальцами массируя эластичное кольцо ее ануса и влажные стенки прохода. Вырвавшийся из горла мужчины вопль наслаждения эхом разлетелся над соседними бунгало, ибо ему на миг почудилось, будто пальцы его обожгло огнем. Пенис его взорвался оргазмом, быстрыми мощными толчками изрыгая наружу лаву горячего семени, затопляющего покорную долину женского влагалища.

Карла тихо лежала под тяжестью обмякшего тела Томаса, надеясь, что теперь он уйдет. Но эта надежда вместо ожидаемого облегчения вселяла в нее странное чувство — будто бы она уже и не желала расставаться с этим мерзким, ненавистным ей человеком. Хотя она не испытывала симпатии по отношению к младшему Бронски, Карла вынуждена была признать, что последние полчаса не были настолько уже неприятными. В этом парне ощущалась скрытая, какая-то отчаянная страсть, которая приводила ее в невольный трепет и заставляла покоряться его желаниям. Трение головки пениса о возбужденный клитор едва не вызвало еще один оргазм, который, однако, каким-то образом ее миновал — вероятно, от перевозбуждения. Если бы Томас продолжал фрикции, не стимулируя стенки ее заднего прохода, Карла неизбежно достигла бы кульминации.

С первых же минут пребывания на острове Карла ощутила себя объектом всеобщего внимания. Независимо от жестокой истины, скрывающейся за сексуальными интерлюдиями в санатории «Элизиум», она не жалела ни о чем — и даже о только что пережитых мгновениях экстаза в объятиях неприятного ей человека. Возможно, другие сотрудники санатория руководствовались финансовыми мотивами, но по крайней мере этот мужчина, который сейчас давил на нее весом своего тела, не требовал от нее денег. Он желал лишь ее. Но что она, Карла, будет делать, когда островок превратится в микроскопическую точку на сверкающей безбрежной глади моря и самолет будет подниматься все выше и выше, навсегда унося ее от дорогих ее сердцу Андре и Франсуазы, которые будут наслаждаться обществом другой счастливицы, занявшей ее место? А как же доктор Бронски и его маленький жужжащий инструмент, доставлявший столько наслаждения шелковому язычку чувствительной плоти? Как ей вновь смириться с беспросветными буднями супружеской жизни — теперь, когда она испытала такой возвышенный экстаз, испробовав такое разнообразие поз? Карла решила броситься к ногам доктора Бронски и умолять его позволить ей остаться. Ей не нужны даже деньги. Она будет делать все — любую работу, даже самую грязную и унизительную.

Томас зашевелился, прервав ее безнадежные мысли. Однако ощущение внутренней пустоты вскоре исчезло, ибо диспетчер перевернул ее на живот и, поставив на колени, поднял вверх ее ягодицы, ощупывая пальцами морщинистое кольцо ануса. Шелковистый оранжевый край, скрытый между бледными полусферами ягодиц, засиял в лучах восходящего солнца, в тонких медных волосках подрагивали искрящиеся росистые капельки. Однако ни одного волоска не было вокруг темной ложбинки ануса, представшего завороженному взору мужчины. С усердием школяра он изучал влажные, коричного оттенка, морщинки, обрамляющие отверстие, красотой превосходящее все его самые сладкие мечты. Под ним подрагивали нежные складочки, купающиеся в его семени, смешанном с соками Карлы, и пунцовый, непомерно разбухший шелковистый отросток, более не смущающийся своих пышных форм. Смоченный слюной диспетчера, он засиял еще ярче, словно отполированный до блеска чьей-то заботливой рукой. Томас пощекотал его кончиком пальца, получив в ответ одобрительный трепет.

Не в силах долее противостоять соблазну, Томас расширил пальцами проем ануса Карлы, заглянув в его черную бездну. К своему изумлению, он обнаружил, что сами стенки прохода были не темные, а бесподобного персикового оттенка, при виде которого его язык затрепетал от восторга и возбуждения. Томас, неожиданно для себя, прижался губами к объекту своего восхищения, проникая языком в глубины скользкого канала. Пальцы растягивали эластичное кольцо, разглаживая тоненькие морщинки по периметру отверстия. Карла отвечала на ласки мужчины, зарываясь пальцами в густые волосы и подставляя ягодицы склоненному над ними лицу, по которому струились слезы благодарности и блаженства.

Когда Томас наконец пристроил набухшую головку своего тщедушного органа к анусу женщины, он открылся навстречу ему, словно приглашая проникнуть внутрь. Диспетчер скользнул в широкий канал на всю длину своего пениса, до самых яичек. С каждым толчком он ощущал сокращение стенок прохода, и его орган, разрастаясь в этой благоприятной среде, становился толще и длиннее, чем обычно, теперь даже отдаленно не напоминая хлипкий образчик мужского достоинства, которым некогда был, и мог составить достойную конкуренцию более мощным соперникам, побывавшим здесь до него. Томас с гордостью и торжеством внедрялся в тело девушки, мечтая, чтобы это длилось вечно.

Карла ощутила знакомое чувство невесомости и подняла ягодицы еще выше, жадно поглощая каждый дюйм входящего в нее органа третьего мужчины, посетившего ее анус после вчерашнего захода солнца.

***

На следующей неделе маленький авиалайнер доставил на остров новую партию пациенток — санаторий «Элизиум» радушно приветствовал вновь прибывших в лице всех сотрудников, собравшихся у посадочной полосы. Новая горничная была не менее привлекательна, чем остальные ее коллеги, обладая между тем уникальной физической чертой, благодаря которой пользовалась огромной популярностью у гостий санатория.

Облаченная в короткое черное платьице, Карла исполняла свои новые обязанности под чутким руководством Франсуазы, которая постепенно обучала ее застилать постель, красиво расставлять в ванной туалетные принадлежности, правильно ходить, наклоняться и, самое главное, представлять в самом выгодном свете пышную грудь в крахмальном декольте униформы. Самое удивительное, что ей пришлось учиться даже по-новому стоять. Подобно стройным длинноногим моделям на подиумах модельных домов Парижа, к которым некогда питала страсть Франсуаза, Карла должна была переносить вес своего тела назад, чтобы лобок ее выдавался вперед и короткая юбочка кокетливо приподнималась, обнажая соблазнительный кончик клитора. Поскольку эта черта и без того была достаточно ярко выражена, ей не было нужды лишать лобок покрова тончайших волосков бесподобного темно-рыжего оттенка, которые обволакивали медным ореолом коричневатый колпачок, укрывавший до времени пунцовую головку женского органа. Карла даже представить себе не могла, что в этой работе может быть столько нюансов и что француженка тщательно просчитывала каждое свое движение, намереваясь произвести должное впечатление на очередную гостью.

Вскоре Карла стала работать самостоятельно, увлекая в водоворот соблазна женщин, к которым была приставлена в услужение, и открывая перед ними обширные горизонты непознанного. Благодарность не заставляла себя ждать, и все ее усилия окупались сторицей. Карла старалась угодить каждой гостье, ибо каждая была настолько невинна и обворожительна, что она не могла лишить их заслуженного удовольствия, как не могли и сами женщины противиться магическому очарованию пышного клитора Карлы, выглядывавшего из-под короткого подола платья. Он пребывал в состоянии постоянного возбуждения, вызванного не только отсутствием нижнего белья, но и эротичностью царящей в санатории атмосферы сексуальной непринужденности. Даже самые скромные и несговорчивые гостьи таяли от желания прикоснуться губами к знаменитому органу рыжеволосой горничной — и все это, разумеется, со всей тщательностью фиксировалось камерами Томаса Бронски для дальнейшего использования в известных целях.

Через несколько дней Карла была приставлена к одной гостье, которая решила продлить свое пребывание в санатории еще на несколько недель. По всем отзывам, эта леди еще не поддалась чарам ни одной горничной; ее даже не трогали миловидное личико и точеная фигурка Франсуазы. Поэтому ее препоручили заботам Карлы, как только руководство сочло ее достаточно профессионально подготовленной. Однако женщина сама сделала первый шаг. В первый же вечер, когда Карла вошла в бунгало гостьи, чтобы приготовить постель, она с изумлением обнаружила, что ее новая распорядительница не кто иная, как хрупкая брюнетка с аквамариновым взором, когда-то с вожделением разглядывавшая ее у бассейна.

Горничная и гостья молча смотрели друг на друга несколько минут. Шок от неожиданной встречи электрическим разрядом всколыхнул напряженную атмосферу бунгало, воспламеняя в женщинах пожар взаимного влечения. Им не нужны были слова, ибо взгляды двух пар зеленых глаз красноречиво обменялись огнем затаенных желаний. С отчаянным стоном брюнетка упала к ногам Карлы, пожирая алчным взором спелые формы возбужденного клитора. Приподняв подол ее платья, она дрожащими пальцами коснулась объекта своего вожделения, раздвинув пухлые складки в нежном пушке золотистых волосков, и приникла губами к пунцовой головке, сотрясаемая бесконтрольными волнами оргазма.

Суси поняла, что Карла ее узнала, но это теперь не имело никакого значения. Единственным ее желанием было ощущать на губах сладковатый привкус влажного шелковистого язычка, трепещущего у нее во рту. Карла опустилась на пол и, спиной прислонившись к кровати, широко раздвинула ноги, отдаваясь щедрым ласкам своей новой любовницы и желая возблагодарить ее тем же. Затем она уложила Суси на кровать и села сверху, повернувшись спиной к ее лицу, чтобы не лишать ее удовольствия. На гостье было лишь полотенце после приема солнечных ванн у бассейна, и Карла, сорвав его с хрупкого тела, зарылась губами в сочную душистую мякоть ее гениталий, наконец осуществив то, о чем мечтала на протяжении бесконечно долгих недель.

***

Карла больше не ощущала себя объектом насмешек — вместо этого слух ее ласкали восхищенные и благодарные возгласы прекраснейших женщин мира, женщин, подобных Суси, женщин, которые не могли противиться соблазну пригласить ее в свою постель и были готовы на все — даже, позабыв свою гордость, пасть перед ней на колени и умалять о снисхождении. Отныне дни и ночи Карлы были насыщены плотскими наслаждениями и обществе дорогих ее сердцу Андре и Франсуазы, а также женщин, снискавших ее симпатии, и — если ей удавалось выделить, время в своем плотном рабочем графике — Паоло и Мануэля, а иногда даже юркого чудаковатого диспетчера.

Карла нашла свой рай на земле, обещанный броской рекламой на глянцевых страницах журналов.