Игану показалось забавным, что она назначила собрание группы на первое апреля. Учитывая абсурдность ситуации, дата самая подходящая. Как нелепо: Алекса считает его своим сторонником, Грег проявляет идиотскую склонность к ностальгии, а Сью — рабскую преданность Игану и естественную склонность к школярству и азбучным истинам.

Пытаясь на собрании казаться таким же обеспокоенным, как все остальные члены команды, Иган в душе потешался над тем, как ловко ему удалось сбить всех с толку своими махинациями. Одному архитектору он говорил одно, другому — другое, и в результате проектируемое здание, казалось, конфликтовало само с собой, в то время как члены команды до хрипоты спорили из-за какой-нибудь мелочи, например, стоит полировать гранит или нет.

Только Алекса уловила суть проблемы.

— Забудьте о граните. Рано говорить о полировке, когда у нас нет самого проекта. То, что мы сейчас имеем, лично мне больше всего напоминает классический обелиск.

— Целиком и полностью согласен, — сказал Грег. — У нас нет единой концепции. Нам нужен синтез традиционной формы и современных материалов.

— А вот этого не надо, — вмешался Иган, — ты снова отмахиваешься от пожеланий клиента. По-моему, мы должны серьезнее отнестись к словам главного администратора. Ему нужна традиционность — так пусть он ее и получит, иначе наш проект никто даже рассматривать не станет.

Иган всегда получал извращенное удовольствие, играя роль адвоката дьявола. В данном случае особая прелесть состояла в том, что он точно знал, как действует на нервы этому гомику. На самом деле мнение Игана о проекте в его теперешнем виде было убийственно: проект робок, вял и невыразителен, не несет в себе ничего нового, и члены жюри, глядя на него, будут зевать от скуки.

— Эх, если бы мы могли поразить их чем-нибудь сногсшибательным! — мечтательно проговорила Алекса. — Мне представляется вариация на тему ар-деко…

— Ар-деко? Вот уж что нам меньше всего нужно, — быстро перебил Иган. — Всякие ремесленники от архитектуры уже столько раз модернизировали ар-деко, что это уже превратилось в клише.

Как и следовало ожидать, Грег поддержал идею ар-деко. Между тремя архитекторами разгорелся спор. Сью же помалкивала, и только когда ее спросили напрямую, робко высказалась в поддержку менеджера.

Сью внесла-таки свой «оригинальный» вклад, как они с Иганом отрепетировали заранее.

— Этот проект, — проговорила она дрожащим голоском, — выдержан в нужном духе и вызывает определенные ассоциации…

Продолжая, Сью то и дело поглядывала на Игана, желая получить подтверждение, что делает все правильно. А его так и подмывало взмахнуть воображаемой дирижерской палочкой, руководя ее выступлением.

— Одно дело учитывать существующую архитектурную среду, — возразил Грег, — и совсем другое — плодить подобия существующих зданий. Нам нужно подойти к делу более творчески и, я бы даже сказал, романтичнее.

Иган совершил поворот на сто восемьдесят градусов:

— Возможно, Грег прав. Может, проекту и впрямь недостает мягкости, традиционности.

Иган собирался подучить Сью, чтобы она внесла в проект «романтические» штрихи, напоминающие о стиле модерн: изломанные кривые линии, цветочные усики, нечто женоподобное. Грегу это придется по вкусу, и Алекса, вероятнее всего, его поддержит.

Собрание закончилось в атмосфере всеобщего уныния, что очень порадовало Бауэра. «Вот уж действительно первоапрельские дураки», — думал он.

Перед отъездом в Стамфорд он заглянул к Сью.

— На собрании ты выступила просто великолепно! Девушка покраснела от удовольствия.

— Тебе нужно чаще выступать и не прикрываться ложной скромностью.

— Я знаю, — прошептала она, краснея еще гуще.

— Как продвигается проект?

— Понемногу. Хотите взглянуть, Иган?

— Нет, не сейчас. Подожду, когда ты закончишь, пусть это будет для меня сюрпризом. Помни: это твой шанс показать, на что ты способна. Боюсь, у Алексы проблемы. Ты видела, как она расстроилась?

— Видела. Пока получается не очень удачно, правда?

— Не очень удачно? Сью, да проект в нынешнем состоянии просто ужасен! Конечно, я не мог так прямо сказать, щадя чувства Алексы, ведь в этом деле мы заодно, — солгал Иган. — Все хотим, чтобы проект был как можно лучше и победил в конкурсе.

Он заговорщически подмигнул Сью, доверительно улыбнулся, словно говоря: «Ты же понимаешь, это должно остаться строго между нами», — и отправился по своим делам.

Иган не испытывал ни малейших угрызений совести. Сью, эту бездарную дурочку, уже не испортишь. Что же до Алексы, то Иган полагал: если она будет вынуждена разделить его судьбу, то в конечном счете это пойдет гордячке только на пользу.

Алекса испытывала пугающее ощущение, будто все, что было для нее важным, уплывает из рук. Сначала карьера, теперь брак.

Примерно с неделю после того, как она объявила о решении повременить с беременностью, у них с Филиппом все оставалось по-прежнему. В субботу вечером они пошли с друзьями в театр, затем поужинали в «Реджине» и протанцевали до трех утра. Алексу переполняли любовь, нежность и желание.

Еще не дойдя до спальни, она на лестнице, пылко целуя, стала расстегивать его рубашку. Ответные поцелуи Филиппа возбудили ее еще сильнее.

Продвигаясь к спальне, они постепенно снимали с себя один предмет одежды за другим и бросали на пол. «Не забыть бы потом собрать все, чтобы Брайан утром не наткнулся на следы нашей страсти», — промелькнуло в голове у Алексы. Романтическая атмосфера чудесно проведенного вечера с хорошей едой, вином, танцами привела к естественному результату: все тело Алексы пульсировало от желания.

Обнимая мужа, она постанывала от сладостного предвкушения. Но когда Филипп вошел в нее, эрекция вдруг пропала. Такое иногда бывало (слишком много спиртного, поздний час), но раньше Алексе всегда удавалось, проявляя терпение и изобретательность в ласках и словесной игре, повернуть процесс вспять. Однако в эту ночь ничего не помогало.

— Прости, ничего не выйдет, — сказал Филипп вздыхая. Алекса скрыла разочарование.

— Ничего страшного, дорогой, мы оба устали.

— Хочешь, я тебя…

— Нет, не надо, все в порядке. По правде говоря, я уже засыпаю. — Для пущей убедительности она зевнула.

Филипп поцеловал ее в лоб.

— Дай мне восемь часов на отдых, и я буду снова на высоте.

Но и отдых не помог. Та же проблема возникла и назавтра, и в последующие дни.

— Филипп, что-то не так?

— Не думаю. — После короткого колебания он добавил: — По-моему, ничего не изменилось, кроме того, что ты стала снова пользоваться диафрагмой.

— Только на время, — напомнила Алекса.

— Пусть так, но я ничего не могу поделать. Кажется, мое тело живет отдельной от разума жизнью. Прости, Алекса, я ведь предлагал тебе…

— Мне нужно не это, — мрачно возразила она. — Я хочу, чтобы вернулось то, что у нас было. — И замолчала, чувствуя, что вот-вот расплачется. — Мне кажется, будто ты… наказываешь меня за то, что я не делаю по-твоему.

— Ради Бога, Алекса! — взорвался Филипп, вскакивая с кровати. — Я же не нарочно! Неужели ты не понимаешь, что я гораздо сильнее наказываю самого себя?

Ошеломленная вспышкой его раздражения, она не нашлась что ответить.

Словно по негласной договоренности, оба стали избегать друг друга. Алекса уходила на работу, когда Филипп еще спал, и возвращалась к самому ужину. Атмосфера за столом была натянутой, муж и племянник разговаривали в основном о спорте, а она думала о своих проблемах на работе и дома.

После еды Брайан поднимался в свою комнату, а Алекса уходила в кабинет заниматься проектом. Филипп тоже работал, или читал, или смотрел телевизор. Когда тот, кто ложился позже, входил в спальню, другой обычно уже спал или делал вид, что спит. Они перестали ездить в Вермонт, словно боялись осквернить воспоминания о лучших временах.

Они даже перестали вместе смотреть по воскресеньям передачу Филиппа, что было своего рода семейным ритуалом. В первое воскресенье после той злополучной ночи он был на студии, и Алекса, воспользовавшись возможностью еще немного поработать, просто записала передачу на кассету, решив, что может с таким же успехом посмотреть ее и позже.

Она рассчитывала, что на пасхальные каникулы Брайан навестит в Сиэтле бабушку и дедушку, но мать Алексы сильно простудилась, и поездку пришлось отложить.

Примерно раз в неделю Алекса звонила в Лондон и всякий раз слышала одно и то же: состояние Пейдж не изменилось, никакого прогресса. Конечно, хорошо бы слетать к сестре, но в такое напряженное время об этом не могло быть и речи.

Жизнь словно приостановилась. Хотя ее и пугали их странные отношения с Филиппом, Алекса утешала себя тем, что работа над проектом будет завершена через несколько недель. А что значат какие-то несколько недель по сравнению с годами, что они прожили вместе?

Он уже выходил из кабинета, когда на рабочем столе зазвонил телефон.

— Филипп, как хорошо, что я тебя застала, — быстро проговорила Алекса. — Мне нужно задержаться в офисе, я вернусь поздно. Миссис Радо сегодня ушла пораньше, поэтому вам с Брайаном придется самим сообразить что-нибудь на ужин. Справитесь?

— Конечно, — покорно согласился Филипп. — Занимайся своими делами, мы не пропадем.

Он старался говорить бодро, но, повесив трубку, почувствовал странную пустоту внутри. Филипп, как ни старался быть терпеливым, чувствовал, что занимает в сердце жены второе место после работы.

Положение усугублялось тем, что теперь он даже не мог заниматься с Алексой любовью. Он привык считать, что импотенция — нечто, случающееся с кем-то другим. И вдруг, пожалуйста, эта беда постигла его самого.

Невероятно. Любимая Алекса всегда была для него желанной, но в последнее время, как бы они ни начинали, все кончалось ничем. Если у него пропадало желание, то никакие ухищрения не могли его вернуть. А ведь ему еще нет сорока!

Телефон снова зазвонил. На этот раз он услышал в трубке голос Венди Даулинг.

— Сегодня у нас в школе спектакль, у меня одна из главных ролей, я играю Джилл, — гордо сообщила девочка. — Мне так хочется, чтобы вы пришли! Пожалуйста, скажите, что придете! Если вы будете в зале, я уж точно не забуду слова. Честное слово, вы не пожалеете…

— Привет, Филипп. — Трубку взяла Гейл. — Прошу прощения за свою дочь. Она не успокоилась, пока я не разрешила позвонить и пригласить тебя на спектакль, хотя я говорила, что ты занят…

— Все в порядке, сегодня я как раз свободен, — перебил Филипп, польщенный вниманием девочки.

— Я понимаю, нужно было позвонить раньше, и мне вообще не хочется тебя обременять, — продолжала Гейл, — но если бы вы с Алексой могли выкроить полтора часа, я была бы очень признательна. Мы в Нью-Йорке недавно, у нас здесь почти нет друзей, так что за Венди в зале буду болеть только я одна.

— Когда начинается представление?

— В семь, а в половине девятого уже закончится, так что оно не должно помешать вашим планам…

— Я бы с удовольствием пошел, — сказал Филипп не кривя душой, — но Алекса задержится на работе, а я ужинаю дома с племянником, который у нас живет.

— Не беда, — тут же нашлась Гейл. — Приводи его с собой. Чем больше зрителей, тем лучше.

— Попробую, но заранее ничего не обещаю. Боюсь разочаровать Венди.

— Ничего, пусть привыкает не ожидать от людей слишком многого. — Гейл вздохнула. — Смерть отца была для нее тяжелым ударом, малышка до сих пор до конца не оправилась. Но это не твоя забота, Филипп. Вот что, я продиктую тебе адрес и оставлю для вас два билета. Если вы приедете, пусть даже в последнюю минуту, Венди будет счастлива.

Филипп повесил трубку, чувствуя, что в сложившихся обстоятельствах просто обязан пойти. Он не забыл, как когда-то его младшая сестра участвовала в школьных спектаклях и вся семья в полном составе поддерживала ее в зале.

Приехав домой, он сразу пошел к Брайану.

— Алекса сегодня задержится на работе, так что нам, мужчинам, придется самим о себе позаботиться. Думаю, приготовить гамбургеры мне по силам.

Брайан пожал плечами.

— О'кей.

Они поели на кухне, в более непринужденной обстановке. Поначалу говорил в основном Филипп, а Брайан только отмалчивался, но постепенно мальчик оживился, особенно когда разговор коснулся бейсбола.

— Может, как-нибудь сходим посмотреть матч? — предложил Филипп. — Мне присылают пригласительные билеты. Кстати, когда у тебя день рождения?

Брайан пробормотал что-то неразборчивое, Филипп только понял, что в сентябре, но не расслышал день. Когда он упомянул кубковые соревнования, мальчик отвернулся и уставился в пространство.

— Впрочем, к тому времени ты наверняка вернешься к матери.

Брайан не ответил. Филипп попытался вспомнить, каким он сам был в двенадцать с половиной лет. Ужасный возраст. Его тогда раздирали противоречия: он еще по-детски нуждался в матери и в то же время ему уже хотелось быть независимым. Помнится, он не доверял ни одному взрослому. А эти невероятные перепады настроения? То чувствуешь себя на седьмом небе, а то вдруг становится так тошно, что хоть помирай. Но хуже всего эти непонятные и потому пугающие перемены с телом. И еще нужно было успеть засунуть простыню в корзину для грязного белья до того, как мать ее увидит…

Филипп снова перевел разговор на спортивные темы, заговорил о бейсболе, потом о футболе. Брайан, в сущности, неплохой парень, просто у него свои подростковые проблемы, а Алекса, вероятно, по неопытности, только усиливает его чувство неловкости.

Хотя все эти сложности были вполне объяснимы, ситуация тревожила Филиппа. Неспособность Алексы пробиться сквозь защитную броню племянника явно усиливала ее сомнения по поводу материнства.

Филипп взглянул на часы.

— Послушай, Брайан, ты не хотел бы пойти сегодня вечером на школьный спектакль? Я знаком с девчушкой, играющей главную роль.

Брайан скривился и отчаянно замотал головой.

— Ну… тогда, может, ты не будешь возражать, если я оставлю тебя одного на пару часов? Надеюсь, Алекса скоро вернется.

Брайан был вовсе не против. Он собирался посмотреть по телевизору «классный» боевик про мальчика, мечтавшего стать профессиональным велогонщиком.

— А, помню, хороший фильм, я его видел несколько лет назад, — сказал Филипп.

Оказалось, Брайан тоже его видел, но хотел посмотреть еще раз. Филиппу было нетрудно представить, как мальчик отождествляет себя с главным героем, тем более что он обожал велосипед, на котором ездил в школу.

Филипп постоял некоторое время в нерешительности. Он убеждал себя, что просто обязан сделать доброе дело и пойти на школьное представление. Зачем разочаровывать ребенка, если дома он все равно сейчас не нужен? Что касается Гейл, то на этот счет можно не беспокоиться, они же будут не одни. К тому же детский спектакль поможет ему на время забыть о собственных проблемах.

Гейл наскоро приняла душ. Она была очень довольна дочерью. Венди сама захотела позвонить Филиппу и пригласить его на спектакль. Просто удивительно, что ее дочь без подсказки знает, как уговорить мужчину.

При мысли о дочери у нее на губах появилась гордая материнская улыбка. Малышка Венди, несмотря на юный возраст, уже сейчас способна очаровать даже дикобраза так, что тот охотно расстанется со своими иголками. А когда она подрастет, мужчины будут выстраиваться возле их дома в очередь ради одной ее улыбки.

Гейл оглядела обширную коллекцию нарядов от известных модельеров, гадая, что надеть. Пожалуй, светло-серый костюм с облегающим жакетом и узкой юбкой до колен будет в самый раз. К нему подойдет бирюзовая шелковая блузка. Гейл приготовила также шелковое белье.

Хотя она приглашала Филиппа с Алексой, но то обстоятельство, что мадам архитектор работает допоздна, оказалось как нельзя более кстати.

Гейл поняла по голосу Филиппа, что он с удовольствием придет посмотреть выступление Венди. Она почувствовала и другое: Филипп вовсе не прочь провести вечер с ней, хотя, возможно, и сам пока этого не понимает. Гейл почему-то не сомневалась, что известный телеведущий сумеет выбраться на школьный спектакль.

«Нужно попытаться побольше выяснить об этом племяннике, — думала Гейл. — По чьей линии он родственник? Часто ли Алекса задерживается на работе? И как Филипп к этому относится? И еще: на самом ли деле Алекса занята делом или она «работает» с Иганом Бауэром?»

Чем больше информации, тем лучше она будет вооружена. Победить Алексу нелегко, на этот счет Гейл иллюзий не питала. Главное преимущество этой женщины в том, что она жена Филиппа. Однако и у Гейл есть плюсы. Во-первых, она богата; во-вторых, у нее достаточно времени, чтобы всецело посвятить себя Филиппу. А еще имеется союзник — прелестная дочурка, успевшая очаровать Филиппа.

Гейл помнила: Филипп всегда мечтал о семье и не раз говорил, что хочет иметь детей. Однако она подозревала, что его жена не так уж торопится стать матерью. Алекса, без сомнения, предпочитает создавать творения из стекла и бетона, а не из плоти и крови.