Исчезновение пятой по счету крыши было встречено в городе с каким-то мрачным спокойствием. Сам судья, правда, ужасно разнервничался и весь день принимал успокоительные капли, отчего нервничал еще больше. Бургомистр, прогостивший у судьи всего ночь, собрал свои вещички и поблагодарил его за гостеприимство. В ответ на это судья разразился истерическим хохотом и побежал на кухню за новой порцией капель. А бургомистр понуро побрел к дому начальника полиции. Тот встретил его без особого восторга, но сказать: «А пошел ты к чертовой бабушке!» — не решился. На следующее утро и его дом был уже без крыши. Начальник полиции стоял на пороге, глядя вслед удаляющейся фигуре бургомистра, и когда тот скрылся за поворотом, крикнул с запоздалой решимостью: «А пошел ты к чертовой бабушке!» И плюнул в сердцах.

«Воистину, — думал между тем бургомистр, направляясь к дому казначея, — меня преследует какой-то злой рок». К несчастью для бездомного градоначальника, он так думал не один. Казначей придерживался того же мнения и не пустил бургомистра на порог. Отчаявшийся бургомистр, не зная, куда приткнуться, выгнал, на ночь глядя, из конуры казначееву собаку, свернулся клубочком на ее месте, закурил сигару и заснул. Недокуренная сигара выпала у него изо рта, подожгла подстилку, и когда огонь перекинулся на стенки и крышу конуры, та ярко запылала.

Если бы жители города не спали часа в три ночи, они бы увидели незабываемое зрелище — обгорелый бургомистр мчался вприпрыжку по улицам, дико хохоча и распевая странные песни, очевидно, собственного сочинения:

Сперли крышу у судьи Непойматые воры, А у казначеевой собаки Больше нету конуры! Ха-ха, ха-ха, ай да бургомистр!

В пять утра бургомистр попался на глаза полицейскому патрулю, который, не долго думая, сцапал этого подозрительного субъекта и доставил прямехонько в Скворечник. Бургомистр и не думал сопротивляться. Наоборот, — он был просто в восторге, что у него появились слушатели, и орал пуще прежнего:

Вот полицейские поймали Бургомистра и ведут, Вот в тюрьму его посадят А потом пытать будут!

— А вот сейчас как дадим тебе по ребрам, так будешь знать, как орать и называться бургомистром, — мрачно пообещали полицейские.

Однако бургомистр ни капельки не испугался и продолжал веселиться до самого Скворечника.

Потом, когда полицейские узнали, что они вели настоящего бургомистра, они сперва ужасно перепугались, но начальник полиции назвал их «молодцами» и сделал обоих сержантами, после чего те заметно успокоились. Они даже пошли в лавку Шампаки и купили у него бутылочку яблочного сидра — отметить повышение.

Явившись на следующий день в город за продуктами, Торп и Турп застали большую толпу людей возле дома булочника Круха. Дом был без крыши, а сам Крух стоял на тележке с мешками муки и ораторствовал.

— Итак, — кричал он, — посмотрите сюда, дорогие и почтенные сограждане! Что вы видите? Думаю, не ошибусь, если скажу, что вы видите дом. Что, спрашиваю я, главное в доме? Дверь? Отнюдь. Окна? Нимало. Главное в доме, друзья мои, это — крыша. Ибо именно крыша придает дому уют, защищая от дождя в ливень, от снега в метель и от беспощадного солнца в зной. На что же похож дом без крыши? Вы молчите, уважаемые сограждане? И правильно молчите! Правильно, потому что дом без крыши не похож ни на что.

Тут взгляд разошедшегося булочника упал на Торпа и Турпа, и он воскликнул с новым приливом ораторского пыла:

— А теперь посмотрите туда, друзья мои! Что вы видите там? Вы видите двух людей, имеющих смелость называть себя сыщиками. Я бы даже сказал — детективами. Что можно подумать о детективах, глядя на этих субъектов? Очевидно то, что детективы — это бездельники, шарлатаны, тунеядцы, лодыри, мошенники, пьяницы, обжоры, наглые хвастуны и бесстыжие обещалки. Не эти ли двое торжественно клялись нам отыскать и обезвредить похитителей наших прекрасных крыш? Не на них ли возложили мы наши надежды и не их ли облекли нашим доверием? И как же они его оправдывают? Являются сюда, набивают мешки съестными припасами и преспокойно топают в свой паршивый домишко. Ну да! Чего им-то беспокоиться? Ведь их паршивый домишко крыт не алюминием, а черепицей. Это у нас, а не у них будут и дальше красть крыши, а они будут сидеть, сложа руки на толстых животах, попивая свой мерзкий ликерчик и покуривая свои отвратительные сигары!

Толпа угрожающе загудела.

— Слушай, Турп, — шепнул Торп, — скажи мне по совести: тебе нравится, когда в тебя швыряют камни?

— Не очень, — признался Турп. — А что?

— Тогда предлагаю уносить отсюда ноги. Да поскорее, потому что нас сейчас, как пить дать, зашвыряют камнями.

— Но ведь этот чертов Крух все наврал, — возразил Турп. — Каждому понятно, что наврал. Взять хотя бы то, что он говорил, будто мы сидим, сложа руки на толстых животах. Когда это у нас были толстые животы, если мы с тобой оба худые, как щепки?

— Вот поди и объясни это ИМ, — сказал Торп. — Про то, какой у тебя живот, и про все остальное. Разве можно что-то объяснить людям, когда их много и когда они злые? Не будь идиотом, — смываемся отсюда.

И друзья, показав на прощание вредному Круху по кулаку, задали стрекача.

Прибежав домой, они упали в свои кресла, чтоб отдышаться. Черный котенок, подобранный добряком Торпом, подошел к Турпу и начал тереться спинкой о его ноги.

— До чего славный котенок, — сказал Турп, беря зверя на руки.

— Ну да, славный, — ответил Торп. — Теперь-то ты так говоришь. А кто предлагал оставить его мужать в кустах?

— Так ведь не мог же я разглядеть, какой он, в темноте. Ночью все котенки серы. И вообще — что ты за злопамятный человек такой? Придумал бы лучше, как его назвать.

— В самом деле, — сказал Торп, — пора дать нашему зверю имя.

— Может, Черныш? — предложил Турп. — Смотри, какой он черный.

— И потому, — съязвил Торп, — нужно обязательно назвать его Чернышом? Ей-Богу, Турп, ты уж слишком щадишь свои мозги.

— Тогда Пиратом, — попытался реабилитироваться Турп.

— Почему это Пиратом? — возмутился Торп.

— Потому, что у пиратов флаг черного цвета.

— Еще раз скажешь про черный цвет, — сказал Торп, — и я тебя убью.

После этого друзья задумались.

— Барсик, — бормотал Торп, — Васька, Том, Геккельбери.

— Ты что, сдурел? — поинтересовался Турп.

Комнату снова наполнило задумчивое молчание.

— Вот что, — сказал наконец Торп, — давай действовать методически. Ведь мы, все-таки, сыщики.

— Давай, — согласился Турп. — А по какой методике?

— А по такой. Ты любишь нашего котенка?

— Ну, люблю, конечно.

— Значит и имя, которое мы ему придумаем, должно напоминать нам о том, что мы любим. Вот ты, Турп, что ты любишь?

— Тебя, — признался Турп.

Торп отвернулся, чтоб не показать, насколько ему приятно это признание, и сказал нарочито серьезно и сердито даже:

— Ты что же, предлагаешь назвать котенка Торпом?

— Нет, — ответил Турп, — не предлагаю. Два Торпа в одном доме — это уж для меня чересчур.

— Ну, то-то же, — успокоился Торп. — Так. Что мы еще любим?

— Сигары «Монтекки и Капулетти».

Дурацкое имя для котенка. Что одно, что другое.

— Я и не спорю. Потом, — апельсиновый ликер…

— Стоп! — воскликнул Торп. — Вот это то, что надо. Назовем зверя Апельсин.

— Апельсин? — удивился Турп. — А почему не Банан?

— Потому, что Апельсин. Сам посмотри! Кажется, котенку понравилось. Апельсин, иди сюда!

Котенок послушно откликнулся на новое имя, подошел к Торпу и принялся тереться о его штанину.

— Ласковый животный, — заметил Торп, гладя котенка.

— Ладно, Апельсин, иди погуляй. Ознакомься с новой обстановкой, — и он легонько подтолкнул Апельсина к дверям.

Котенок обрадованно шмыгнул за дверь. Подумать только — новый дом! Да ведь это целое приключение для маленького любопытного зверя! Итак, с чего бы начать? Наверное, с начала. То есть, с самого нижнего этажа. А потом — вверх по лестнице, и на крышу. Крыша — это самое подходящее для котов место, а он, что бы вы ни говорили, самый настоящий кот. Правда, пока он всего лишь маленький котенок, но очень-очень скоро он вырастет, возмужает, у него появятся друзья, и он будет устраивать с ними на крыше настоящие погони, драки и прочие замечательные вещи…

Котенок даже замурлыкал от удовольствия, но тут чья-то цепкая рука ухватила его за загривок, подняла в воздух, и Апельсин увидел перед собой лицо той самой противной старухи, которая накричала на него в первый день.

— Опять эта мерзкая тварь, — проскрипела она. — Ну, теперь ты мне попался, голубчик! — и она больно тряхнула его.

В ответ обиженный Апельсин мазанул ее лапкой по физиономии. Когти у него были совсем еще маленькие и не могли причинить злобной кастелянше вреда, но та совсем взбесилась.

— Ах, вот ты как, — взревела она. — Ну, я тебе сейчас покажу, как царапаться!

С этими словами кастелянша кинулась к черному ходу, распахнула дверь и бросила бедного котенка с обрыва так, что тот, проделав в воздухе десять сальто, шлепнулся прямо под развесистым дубом в лесу и остался лежать там, не шевелясь.

Тем временем ничего не подозревающие Торп и Турп сидели в своей комнате, молча попыхивая сигарами. На лице у Турпа отражалась напряженная работа мысли. Торп с интересом смотрел на него.

— Не верю своим глазам, — сказал он. — Ты, никак, о чем-то задумался?

Но Турп не ответил уколом на укол, что уже само по себе было странно.

— Слушай, Торп, — сказал он. — Помнишь, в ту ночь, когда у нас под носом сперли крышу с дома судьи…

— Ну, помню, — буркнул Торп, которому не очень нравились эти воспоминания.

— Так вот, — сказал Турп, — я видел что-то большое и черное.

— Что ты видел? — не понял Торп.

— Какую-то большую черную тень, которая пролетела у меня над головой.

Торп иронически посмотрел на Турпа.

— Ворону, что ли? — спросил он.

— Сам ты ворона! — разгорячился Турп. — Это была просто огромная тень!

— Может, ты, как Сопер, видел привидение? — ехидно предположил Торп. — Турп и Сопер! Славная компания, ничего не скажешь. Два неврастеника, которым вечно что-то мерещится.

— А я тебе говорю, что видел, ты, скептический балбес! — заорал Турп, не на шутку рассердившись.

— Кто-кто? — переспросил Торп.

— Скептический балбес, — с удовольствием повторил Турп. — А еще балда, болван и Фома Неверующий.

— А вот за Фому ты сейчас получишь, — сказал Торп с угрозой.

— Это ты сейчас получишь! — не унимался Турп. — Вот как дам сейчас по носу!

И тут же получил по носу сам. Торп, как видно, не на шутку рассердился. Даже глаза его, обычно зеленые, стали серыми. Вообще-то друзья частенько устраивали между собой потасовки, чтобы, как выражался Торп, «быть в форме». В таких случаях они изрядно колошматили друг друга, опрокидывая столы и кровати, а потом, подустав, садились и мирно беседовали, попивая ликерчик и покуривая сигары. Но на этот раз у них вышла самая настоящая, нехорошая драка, потому что оба ужасно разозлились друг на друга. Турп схватился за нос, из которого потекла струйка крови. Увидев это, Торп здорово перепугался и уже хотел было сказать: «Слушай, Турп, давай бросим это дело, мы ведь все-таки друзья». Но как раз в этот момент Турп зарядил Торпу кулаком в правый глаз, и Торп, позабыв о своих мирных намерениях, заехал Турпу в левый. Оба сыщика отлетели в разные углы комнаты и смотрели друг на друга, как два озлобленных серых волчонка.

— Имей в виду, Турп: ты мне больше не друг, — сказал Торп с горечью в голосе.

— Ох-ох, напугал! — закричал Турп, чуть не плача. — Нужен ты мне больно! Да я тебя знать не желаю!

— И больше я с тобой в одной комнате не останусь, — заявил Торп мрачно.

— Ох-ох-ох, — прокривлялся Турп все тем же противным голосом. — Как страшно… Ой, а куда ж ты пойдешь?

— Не твое свинячье дело… Да хоть в комнату напротив.

— К привидению, что ли?

— Хотя бы и к привидению, — сказал Торп. — Даже если там и водится привидение, я предпочитаю жить под одной крышей с привидением, чем с такой свиньей, как ты.

И он вышел, хлопнув дверью.

— Ну и целуйся со своим привидением! — крикнул ему вдогонку Турп.

После этого он, не раздеваясь, плюхнулся на диван, закутался в одеяло и начал старательно храпеть носом, чтобы скорее заснуть и ни о чем не думать. Но у него ничего не вышло. Тогда он начал припоминать все случаи, когда, по его мнению, Торп его обижал, но ничего такого припомнить не мог. Тут Турп вдруг почувствовал, что сейчас расплачется.

— Вот еще, — сказал он сердито самому себе. — Только этого не хватало. Нет уж, фигушки! Сейчас я засну, а утром проснусь, как ни в чем не бывало. И даже не вспомню про этого противного Торпа.

А Торпу тем временем тоже было не очень-то весело. Он с грустью думал о Турпе и ужасно жалел, что все так скверно получилось.

— Зря я его стукнул по носу, — подумал он. — Конечно, он теперь на меня обидится и не захочет со мной разговаривать.

Тут Торп подошел к двери, за которой, по слухам, обитало привидение, и, честно говоря, по коже у него пробежали мурашки. «Может, лучше было бы вернуться назад?» — подумал он, но тут же сердито оборвал себя.

— Ну, уж нет. Такого удовольствия я Турпу не доставлю. Вот был бы ему славный повод поехидничать! И вообще, сыщик не должен ничего бояться. В том числе и привидений, которых и не существует вовсе! — и храбрый Торп решительно дернул на себя ручку двери.

— Ну вот, — сказал он, входя в комнату, — ясное дело, никаких привидений здесь нет, не было и не будет. Зато, — добавил он, оглядываясь, — здесь имеется приличная кровать для нормального человека. Вот на ней мы и выспимся.

И Торп улегся на кровать. Но тут раздался чей-то глухой голос:

— Кто ты, о неведомый путник, дерзнувший забрести в сию уединенную обитель и голосом своим осмелившийся нарушить тишину ее стен?