Я встаю рано и принимаю теплый душ, мою голову, брею ноги новой бритвой и чищу зубы, а тем временем думаю о том, что, похоже, бабушка начинает терять рассудок. Прошлым вечером, качая Рубена, которому исполнился месяц и который скромно спал в своей колыбели, она мне сказала, что уверена, будто Иисус Христос вернулся на землю. Она утверждает, что видела его по телевизору, и это точно был он, но люди не узнали его, поскольку перепутали с теми, кто показывает такие же фокусы, как и он, но по другим каналам. Она призналась, что именно поэтому не выносит телевидение, ее от него тошнит, и что она в том возрасте, когда уже нора найти ответы на важнейшие вопросы.

Я захожу в кухню, чтобы выпить горячего молока; этой ночью я почти не сомкнула глаз, потому что у Рубена газы, он капризничает и не переставая плачет.

– Какая гадость, представляешь, Кандела? – обращается ко мне Бели. – Здесь, на кухне, был таракан.

– И как он здесь оказался, ведь это первый этаж? – спрашиваю я ее с притворным возмущением.

– Не знаю, как он сюда залез, я не дала ему времени что-то объяснить, а взяла и прихлопнула его журналом. – Бели улыбается мне садистской улыбкой и поворачивается к другому члену семьи: – Бабушка, ты ведь считаешь, что все знаешь.

– Да, почти все, – отвечает бабушка, скромно попивая короткими глотками кофе с молоком.

– Правда? – ласково провоцирует ее Бели, жуя тост. – Посмотрим… Узнаем, все ли ты знаешь. Например, что ты знаешь о… Платоне?

Бабушка ненадолго задумывается, а потом кусает горячий чурро.

– Он уже умер, верно? – отвечает она и продолжает жевать.

– Ха-ха-ха! – Моя маленькая сестра аплодирует и целует бабушку, продолжающую невозмутимо есть.

Я хочу быстро позавтракать, пораньше приехать на работу и попросить моего шефа, чтобы он разрешил мне сбегать в банк. В Сельскохозяйственном кредитном банке Кастилии и Ла-Манчи хранится кое-что, принадлежащее мне, и время от времени мне нравится проверять, на месте ли оно. Месячная аренда ящика-сейфа стоит небольших денег, всего несколько купюр, если говорить конкретнее, но мне можно не быть слишком экономной, особенно учитывая то, чем я владею на сегодняшний день.

Я люблю оставаться одна в изолированном от остальных служб банка помещении со стенами, облицованными миндально-зеленым мрамором и единственной бронированной дверью напротив меня. Там я чувствую себя так, будто я персонаж какого-то кинофильма: я обожаю запираться с моим маленьким черным ящиком и открывать его осторожно и медленно. Он стоит передо мной, и я закрываю глаза и ощущаю, как жар бриллиантов ласкает мне кожу, как будто от них исходит неизвестный науке невидимый огонь. Конечно, это только мое воображение, потому что камни холодны и их температура не выше, чем у рептилий, и все же при одном взгляде на них я вся горю.

Я резко открываю глаза и вижу горку драгоценных кристаллов на бархатном дне ящика; их невероятная красота принадлежит мне, и эта картина предназначается только для меня. Я сомневаюсь, что кто-нибудь еще испытывал подобные чувства или хотя бы приблизился к накалу моих эмоций. Никто не заставит меня поверить в то, что, как уверял Пифагор, все события повторяются и ничто в мире не является абсолютно новым. Еще я знаю, что никто не видел ничего подобного, сравнимого с этими изысканными камнями, чистыми и прозрачными, делающими меня счастливой. Я не смею до них дотрагиваться, боюсь, что они растворятся в моих пальцах, рассеются, как сон, а я не хочу, чтобы мои сны исчезали.

Время от времени в моей голове происходит прояснение, и я говорю себе, что должна относиться к ним как к предметам и не позволять им владеть мною. Но я не могу ничего поделать: я обожаю свои бриллианты, хотя понимаю, что они не более чем камни.

– Кармина, ты слишком серьезна. Почему ты ничего не говоришь? – Бабушка закончила завтрак и уже вытирает рот краешком салфетки.

– У меня нет желания разговаривать. Я поссорилась с одним человеком и теперь не в настроении, – ворчливо отвечает моя старшая сестра.

– А этот человек, – спрашивает бабушка без всякого злого умысла, – мужчина или женщина или… как ты?

Кармина резко встает и опрокидывает стакан с соком. Она выходит из кухни, хлопнув дверью.

– Но что я сказала? – Бабушка удивленно смотрит на нас. Очевидно, что у нее не было намерения обидеть Кармину, как и Бога-отца, когда она сказала, что видела его сына Иисуса Христа по телевидению. – Но что… что я сказала?

Я отправляюсь на поиски Кармины, которая заперлась в ванной, потому что не могла этого сделать в своей комнате, где еще спит Паула.

– Кармина, открой…

– Идите все к черту, – быстро отвечает она. Я прошу ее простить бабушку, потому что та не понимает, что говорит. Я ей объясняю, что, вероятно, у бабули немного съехала крыша, и прибавляю несколько анекдотов, которые приходят мне на ум и наводят на мысли о старческом маразме.

– Я покончу с собой, – просто сообщает мне сестра.

– И это обязательно делать именно сейчас? – спрашиваю я ее недовольным тоном: все женские особи в этом доме, включая собаку, которая начинает лизать мне щиколотку, решили меня достать, чтобы я опоздала на работу. – Обязательно сейчас? Когда все завтракают? Увидишь, что скажет на это мама!

Я слышу за дверью сдавленный смех. У меня появляется желание уйти, но я остаюсь. Я считаю себя доброй, хотя иногда просто нет выбора. Я возмущенно вздыхаю и снова начинаю требовать, чтобы мне открыли дверь. Если не буду завтракать, я еще успею вовремя попасть на работу.

Кармина отодвигает задвижку, и я с большой осторожностью вхожу в ванную. Я специально проснулась пораньше, но все равно опаздываю из-за приступов истерии у членов семьи. Разумнее было бы встать как обычно, убежать из дома и купить что-нибудь на завтрак в булочной на углу.

– Закрой дверь, ладно?

Я подчиняюсь и сажусь на крышку биде. Сестра сидит на краю ванны. Я смотрю на нее с грустью, как будто ванна совсем не ванна, а целый море-океан, который через секунду ее поглотит, положив таким образом конец ее горестям, какими бы они ни были.

– Что с тобой происходит, милая? – спрашиваю я ее, стараясь придать голосу ласковую интонацию.

– Знаешь, Кандела, для меня жизнь не имеет смысла.

– Не говори глупости, как может жизнь не иметь для тебя смысла, если ты хороший человек? Кто разрубает огромные коровьи туши и делает из них филе, чтобы у людей было достаточно протеинов и человеческий род не вымер? – льщу я ей с ласковой улыбкой, но она по-прежнему не поднимает глаз. – О ком я говорю? О тебе, малышка!

Кармина, рост которой сто восемьдесят пять сантиметров, похожа на что угодно, но только не на малышку, но это создание обожает, когда ее называют так. Она скромно улыбается, но потом снова хмурится.

– Мне не нравится работать в мясном отделе.

– А где бы тебе хотелось работать, малышка? – спрашиваю я ее с искренним любопытством, потому что Кармина работает в этом магазине с шестнадцати лет; сейчас ей двадцать семь, и одного месяца не хватает до двадцати восьми. Похоже, немного поздно менять профессию.

– Мне?

– Да, чем бы тебе хотелось заняться, малышка?

– Мне нравится психология.

Я подхожу и нежно ее обнимаю. Так я вела бы себя с сыном семнадцати лет, если бы он мне сообщил, что решил учиться на инженера-астронавта.

– Не волнуйся, малышка. Пойдешь на муниципальные курсы или в академию, а потом посмотришь, что получится. Может, попросишь тетю Мари, чтобы она уступила тебе какое-нибудь помещение, и откроешь кабинет. А потом будешь понемногу выплачивать долг.

– Нет, это не проблема. Вообще-то работа меня вполне устраивает.

– Тогда в чем дело?

– Дело в Хулиане, парне, с которым я встречаюсь. Понимаешь?

Я пытаюсь понять, хотя озабочена тем, что помяла свой костюм; я надеваю его, потому что мне нравится производить впечатление на служащих банка, когда я навещаю свой секретный ящик. Сегодня я уже не успею полюбоваться своим сокровищем.

– А что с ним такое?

– Дело в том, что он бисексуал.

Я снова вздыхаю и вытаскиваю комок туши из глаза, чрезмерно накрашенного, несмотря на раннее утро. Жизнь продолжает преподносить сюрпризы, говорю я себе, непонятно почему чувствуя удовлетворение.

– Ты же знаешь, Кандела, я считала, что любовь в моей жизни будет похожа на цветной плакат с надписью большими буквами «Тот, кто необходим».

– Да. Да… Ты мне об этом уже говорила.

– Я была так довольна, что он у меня был. А он оказался бисексуалом.

– Ничего… – Я ищу слова, чтобы ее утешить, но ничего связного не получается, тем более, что больше всего меня сейчас заботит опоздание на работу. – Это вполне нормально. Об этом давно говорят, даже сам Фрейд. Хотя он и написал кучу глупостей, но есть и что-то дельное. Если хорошенько подумать, быть бисексуалом вполне логично. Ян-инь, самец-самка… Пол – не более чем свойство, а любое свойство редко проявляется в чистом виде, если не брать в качестве примера Виктора и кое-кого еще. Вся вселенная – это смешение; ничто не может быть только ян или только инь. Ничто не совершенно, чисто и аутентично… «Кроме моих бриллиантов», – с воодушевлением думаю я.

– Все дерьмо. Я его застала в магазине, когда он занимался этим с почтальоном, – рыдает она с преувеличенно трагическим видом. – Ян и инь меня не интересуют. Просто он наполовину голубой.

– Только наполовину. Именно об этом я тебе и толкую.

– Меня не привлекают мужчины, склонные к гомосексуализму, – настаивает Кармина. – Но мне нравятся чувственные.

Я убеждаю ее вернуться на кухню и позавтракать и обещаю все обсудить в другой раз. Чурро уже остыли, молоко тоже приходится подогреть. Я ее уверяю, что она очень скоро встретит другого парня и моментально забудет о каком-то Хулиане.

– Это будет не так легко. Я вижу его на работе каждый день.

– Просто не смотри на него, – советую я ей, потом целую и убегаю на работу.