Дом был старый, без лифта. Фамилия «Матссон» значилась в списке жильцов в самом верху, и когда Мартин Бек вскарабкался по крутой лестнице на пятый этаж, он запыхался и у него колотилось сердце. Он минуту подождал и потом позвонил.

Дверь открыла маленькая светловолосая женщина с упрямым ртом. На ней были брюки и шерстяной свитер. По оценке Мартина Бека, ей было около тридцати.

— Входите, — сказала она и придержала дверь. Он узнал ее голос по телефонному разговору, который состоялся у них около часа назад. Из кухни выбежал мальчик лет двух-трех. В руке он держал недоеденный пирожок. Мальчик подошел к Мартину Беку и протянул к нему измазанную маслом пухленькую ручку.

— Привет, — сказал он.

Потом повернулся и убежал в комнату. Женщина пошла вслед за малышом и подняла его из единственного удобного кресла, куда он уже успел усесться и блаженно мурлыкал какую-то песенку. Как только она подняла его, он немедленно начал верещать; она унесла его в соседнюю комнату и закрыла дверь. Потом села на диван и закурила сигарету.

— Вы хотели спросить меня об Альфе. Что-нибудь случилось?

Мартин Бек несколько мгновений колебался, потом сел в кресло.

— Насколько нам известно, нет. Просто дело в том, что вот уже некоторое время он не дает о себе знать. Ни в редакцию, ни вам, если я хорошо вас понял. Вы случайно не знаете, где он может находиться?

— Не имею понятия. В конце концов, в том, что он не позвонил мне, нет ничего странного. В последний раз он был здесь четыре недели назад, а до этого не давал знать о себе целый месяц.

Мартин Бек посмотрел на закрытую дверь.

— А как же малыш? Он не…

— С тех пор как мы разъехались, он не проявляет слишком большого интереса к своему сыну, — с некоторой горечью сказала она. — Ежемесячно высылает нам деньги. Но разве можно требовать от человека большего, не так ли?

— Он прилично зарабатывает?

— Да. Точную сумму я вам не назову, но денег у него всегда хватает. К тому же он вовсе не скряга. Мне никогда не приходилось экономить, хотя сам он тоже тратил кучу денег. На рестораны, автомобили и так далее. Я теперь нашла место, так что сама тоже кое-что зарабатываю.

— Как давно вы находитесь в разводе?

— Мы не разведены. Развод официально еще не оформлен. Но вот уже почти восемь месяцев, как он переехал. Нашел себе квартиру. Впрочем, раньше его тоже так часто не было дома, что особой разницы в этом нет.

— Вам, конечно, известны его привычки. Вы наверняка знаете, с кем он встречается и где обычно бывает.

— Теперь уже нет. Честно говоря, теперь я вообще не знаю, чем он занимается. Раньше он встречался, главным образом, со своими коллегами. С журналистами и так далее. Они часто захаживали в один ресторан, который называется «У кружки». Но теперь я уже не знаю. Может, он нашел что-нибудь другое. Говорят, этот ресторан недавно закрыли или он куда-то переехал.

Она смяла сигарету в пепельнице, подошла к двери и несколько секунд прислушивалась. Потом открыла дверь и вышла в соседнюю комнату. Через минуту она вернулась и так же осторожно снова прикрыла за собой дверь.

— Спит.

— Замечательный мальчуган, — сказал Мартин Бек.

— Ничего, нормальный.

Они немного помолчали, потом она сказала:

— Но ведь Альф уехал в Будапешт, чтобы подготовить какой-то репортаж. По крайней мере я где-то слышала об этом. Он не мог застрять там? Или уехать куда-нибудь в другое место?

— У него была такая привычка? Когда он выезжал в командировки?

— Да нет, — медленно сказала она. — Нет, этого он никогда не делал. Он не очень порядочный и к тому же много пьет, но к работе, по крайней мере тогда, когда мы жили вместе, относился как следует. Например, всегда сдавал рукописи точно в срок. Когда он жил здесь, то часто засиживался до глубокой ночи и писал, чтобы подготовить материал вовремя.

Она посмотрела на Мартина Бека. Впервые за время беседы он заметил в ее глазах некоторое беспокойство.

— Это странно. То, что он не дал знать о себе в редакцию. А что, если с ним в самом деле что-то случилось?

— Вы не имеете ни малейшего представления, что могло с ним приключиться?

Она покачала головой.

— Нет. Не имею понятия.

— Вы говорили, что он пьет. Много?

— Да, по крайней мере тогда. В последнее время, перед тем как переехать, он часто приходил домой пьяный. Если вообще приходил домой.

В уголках ее рта снова появились горькие складки.

— А на его работу это не влияло?

— Как ни странно, нет. По крайней мере, не очень. Когда он начал работать в этом еженедельнике, ему часто давали особые задания. Репортажи и тому подобное. Но в промежутках у него было немного работы и нередко он вообще ничего не делал. В редакцию ему тоже не нужно было часто ходить. Именно поэтому он и начал пить. Иногда просиживал в ресторане по нескольку дней подряд.

— Понимаю, — сказал Мартин Бек. — Вы не могли бы назвать мне имена тех людей, с которыми он обычно встречался?

Она назвала ему имена трех журналистов. Мартин Бек не знал их и записал имена на квитанции такси, которую нашарил в кармане. Она посмотрела на него и сказала:

— Я всегда думала, что у полицейских есть такие маленькие черные блокнотики и они туда все записывают. Но так бывает, наверное, только в книжках и в кино.

Мартин Бек встал.

— Если он даст вам знать о себе, может, вы будете так любезны и позвоните мне? — сказала она.

— Естественно, — ответил Мартин Бек.

В прихожей он спросил:

— Так где, вы сказали, он живет?

— На Флеминггатан. Номер тридцать четвертый. Но я этого не говорила.

— У вас есть ключ от этой квартиры?

— Ну что вы. Я вообще никогда там не была.

На куске картона, прикрепленном к двери, было написано черными чернилами: «Матссон». Замок был обычной конструкции, и Мартину Беку не составило абсолютно никакого труда справиться с ним. На коврике за дверью накопилась куча почты, состоящая из рекламных объявлений, открытки из Мадрида, которую подписала какая-то особа по имени Биббан, английского журнала для автомобилистов и счета за электричество на сумму двадцать восемь крон и двадцать пять эре.

Квартира была из двух комнат, кухни, прихожей и туалета. Ванная отсутствовала, но зато имелись два больших шкафа, встроенные в стену. Воздух был тяжелый и спертый.

В большей комнате, окна которой выходили на улицу, были постель, ночной столик, книжный шкаф, низкий круглый столик со столешницей из матового стекла, несколько кресел, письменный стол и два стула. На ночном столике стоял проигрыватель, а на полке под столиком было множество долгоиграющих пластинок. На конверте первой пластинки Мартин Бек прочел: «Блю Монк». Название ничего ему не говорило. На письменном столе лежала писчая бумага обычного формата, утренняя газета за 20 июля, квитанция такси на шесть крон и пятьдесят эре, датированная восемнадцатым июля, немецко-шведский словарь, увеличительное стекло и отпечатанный на ротаторе устав какого-то молодежного клуба. Кроме того, здесь были телефон, телефонный справочник и две пепельницы. В ящиках стола лежали старые номера газет, репортажные фотоснимки, квитанции, несколько писем и открыток, а также множество копий самых разнообразных рукописей.

В комнате с окнами во двор не было ничего, кроме узкого дивана с выцветшим красным покрывалом, стула и подставки для ног, выполняющей функции ночного столика. Занавески на окнах отсутствовали.

Мартин Бек открыл дверки двух встроенных шкафов. В одном лежал только мешок для грязного белья, а на полках — рубашки и нижнее белье, по большей части еще в пакетах из прачечной. В другом шкафу висели три твидовых пиджака, один темно-коричневый фланелевый костюм, три пары брюк и одно зимнее пальто. Три вешалки были пустые. На полу стояла пара крепких коричневых ботинок с резиновыми подошвами, одна пара легких черных туфель, одна пара сапог и еще одна пара сапог с высокими голенищами. На антресолях шкафа лежал большой чемодан, на антресолях другого шкафа было пусто.

Мартин Бек пошел в кухню. Он не увидел грязной посуды, но в сушилке стояла одна пол-литровая бутылки и два вымытых бокала. В кладовке было пусто, за исключением нескольких пустых винных бутылок и банок консервов. Мартин Бек вспомнил свою собственную кладовку, в которую он, очевидно, убрал все совершенно зря.

Он еще раз прошелся по квартире. Постель была застелена, пепельницы пусты, в ящиках письменного стола никаких ценностей не оказалось — ни паспорта, ни денег, ни сберегательных книжек, ничего. Все это вместе отнюдь не свидетельствовало о том, что Альф Матссон был дома с тех пор, как четырнадцать дней назад вышел из квартиры и уехал в Будапешт.

Мартин Бек вышел из квартиры Матссона и несколько минут ждал на безлюдной остановке такси на Флеминггатан, но, как обычно, в обеденное время не было ни одного свободного такси, и он в конце концов уехал с Санкт-Эриксгатан на трамвае.

Уже был второй час дня, когда он вошел в ресторан «У кружки». Все столики были заняты, а загнанные официантки вообще не обращали на него никакого внимания.

Метрдотеля нигде не было видно. Мартин Бек вышел из обеденного зала и направился в буфет в противоположном конце коридора. В углу у двери как раз вставал из за круглого столика какой-то толстый господин в твидовом пиджаке и складывал газету. Мартин Бек тут же сел за этот столик. Здесь тоже все столики были заняты, но некоторые посетители уже расплачивались.

Он сделал заказ и спросил метрдотеля, нет ли здесь случайно кого-либо из трех журналистов, имена которых ему удалось узнать.

— Вон там сидит герр редактор Молин, а остальных я сегодня еще не видел. Но они наверняка придут.

Мартин Бек посмотрел на стол, на который указал взглядом метрдотель, и увидел пятерых мужчин среднего возраста, которые разговаривали и выпивали.

— А кто из этих господ редактор Молин?

— Вон тот, с усами и бородой, — сказал метрдотель и ушел.

Мартин Бек озабоченно смотрел на компанию за столом. Усы и борода были у троих.

Официантка принесла ему еду и пиво, он воспользовался возможностью и спросил у нее:

— Простите, вы не знаете, кто из этих господ напротив герр редактор Молин?

— Конечно знаю. Вот тот, с усами и бородой.

Она увидела отчаяние в его взгляде и добавила:

— Тот, что у окна.

Мартин Бек ел очень медленно. Мужчина по фамилии Молин заказал еще одно пиво. Мартин Бек ждал. Заведение начало пустеть. Молин вскоре допил пиво и принялся за следующий бокал. Мартин Бек закончил есть, заказал кофе и ждал.

Наконец мужчина с усами и бородой встал со своего места у окна и направился к выходу. Когда он проходил мимо столика Мартина Бека, тот произнес:

— Герр редактор Молин?

Мужчина остановился.

— Момент, — извинился он и вышел из буфета в коридор.

Через минуту он вернулся, тяжело и сыто засопел и спросил Мартина Бека:

— Мы знакомы?

— Нет, еще нет. Но, может, вы не откажетесь немного посидеть здесь и выпить со мной пива. Я бы хотел спросить вас кое о чем.

Он сам понимал, что выразился неудачно, что от его слов за километр несло полицией. Однако это подействовало. Молин сел. У него были светлые редкие волосы, зачесанные на лысину. Усы и борода светло-рыжие, ухоженные. Он выглядел лет на тридцать пять и уже начал толстеть. Редактор помахал официантке.

— Душенька! Принеси мне один особый.

Официантка кивнула и посмотрела на Мартина Бека.

— Мне тоже, — сказал он.

Оказалось, что «особый» — это пузатый бокал, намного больше кружки, из которой Мартин Бек пил за едой.

Молин сделал большой глоток и вытер усы платком.

— Ну? — сказал он. — Так о чем вы хотели поговорить со мной? О том, что у кого-то нечиста совесть?

— Об Альфе Матссоне, — ответил Мартин Бек. — Вы ведь друзья?

Это тоже прозвучало не лучшем образом, он попытался исправиться и сказал:

— Во всяком случае, коллеги?

— Да. А что с ним? Он задолжал вам деньги?

Молин бросил подозрительный и надменный взгляд ни Мартина Бека.

— В таком случае вынужден предупредить вас, что я вовсе не банк, оплачивающий чужие долги.

По-видимому, нужно выражаться осторожнее и не забывать, что имеешь дело с журналистом, подумал Мартин Бек.

— Ну что вы, вовсе нет, — заверил он Молина.

— Так что же вам нужно от Альфа?

— Мы с Альфом знакомы уже довольно давно. Мы вместе были… когда-то мы вместе работали. И вот несколько недель назад я случайно встретил его и он обещал, что поможет мне найти место, однако с тех пор так и не дал о себе знать. Он очень хорошо отзывался о вас, поэтому я подумал, что вы, вероятно, знаете, где я мог бы найти его.

Немного устав от этого ораторского пассажа, Мартин Бек склонился над своим «особым». Молин последовал его примеру.

— Черт побери! Так ты, значит, старый коллега Альфа! Вот оно что! А я уж было начал ломать себе голову. Наверное, он все еще в Венгрии. В городе его точно нет. Он бы показался здесь.

— В Венгрии? А что он там делает?

— Поехал туда в командировку от своего журнала. Но ему уже, собственно, следовало бы вернуться. Он говорил, что едет дня на три, не больше.

— Ты с ним разговаривал перед отъездом?

— Да. Накануне вечером. Мы целый день просидели здесь, а вечером заглянули еще в парочку заведений.

— Вдвоем?

— С нами были и другие, но я уже точно не помню, кто именно. Думаю, Пелле Кронквист и Стикан Лунд, эти двое наверняка. Мы здорово надрались. Да, Оке и Пиа тоже были с нами. Знаешь Оке?

Мартин Бек подумал, что этот разговор совершенно ничего ему не дает.

— Оке… Оке… не знаю. Какой Оке?

— Оке Гюннарссон, — сказал Молин и повернулся к столику, за которым сидел раньше. Двое из его бывших соседей но столу воспользовались удобным случаем и исчезли. Теперь там остались только двое, оба сидели молча, каждый со своим пивом.

— Он сидит вон там, напротив, — сказал Молин. — Вон тот, с бородой и усами.

Один из компаньонов с усами и бородой ушел, так что не оставалось сомнений в том, кто из них Гюннарссон. Он выглядел вполне приятно.

— Нет, — сказал Мартин Бек. — По-моему, я его не знаю. Где он работает?

Молин назвал какой-то журнал, о котором Мартин Бек никогда в жизни не слышал, но, по-видимому, этот журнал имел какое-то отношение к автолюбителям.

— Оке — парень что надо. Помню, он в тот вечер тоже порядочно надрался. Но вообще-то он редко напивается, знает меру.

— И с тех пор ты уже больше не видел Альфа?

— Черт возьми, это самый настоящий допрос. Кстати, случайно не хочешь спросить, как я себя чувствую?

— Естественно. Как ты себя чувствуешь?

— Ужасно. Отвратительное похмелье. Нечистая совесть.

Полное лицо Молина нахмурилось. Он влил в себя одним глотком остаток из своего особого бокала, словно хотел покончить со всеми остатками радости на этом свете. Потом вытащил из кармана платок и с хмурым видом тщательно вытер усы, потому что на них остались клочья пены.

— Для усатых им следовало бы завести специальные бокалы, — пробурчал он. — Вот оно, нынешнее обслуживание, человека и в упор не видят.

Через минуту он добавил:

— Нет, с тех пор как Альф уехал, я его не видел. Помню, как в последний вечер он лил виски с содовой на одну красотку в ресторане «Операкелларен». Ну, а утром он уехал в Будапешт, бедняжка. Это не шутки, сидеть в самолете и тащиться через пол-Европы, когда у человека похмелье. Может, ему хоть чуточку повезло и он не летел в самолете авиакомпании САС.

— И с тех пор он не давал о себе знать?

— Мы не имеем привычки писать письма, когда делаем репортаж, — с достоинством ответил Молин. — А ты, собственно, чем занимаешься, где ты работаешь? В Вестнике детских садиков? Ну так как, выпьем еще по одному особому?

Спустя полчаса и после двух особых Мартину Беку удалось вырваться от герра редактора Молина, но перед этим ему пришлось одолжить тому десять крон. Уходи, он услышал за спиной голос:

— Душенька, иди-ка сюда! Принеси мне еще один особый.