Мартин Бек и Монссон снова встретились в полиции в понедельник в восемь утра не в лучшем расположении духа.

Воскресенье не принесло ничего нового, разве стало еще жарче и еще безлюднее на улицах, и, когда они сообщили вечерним газетам, что «в расследовании изменений нет», эта пустая и избитая фраза имела под собой все основания. Единственным светлым пятном были расплывчатые сведения, добытые Скакке у стюардессы.

Июль – очень неудобный месяц для полицейских дел. Если к тому же стоит хорошая погода, то он неудобен ни для чего. Королевство Швеции закрыто, ничто не работает, и никого не найдешь по той простой причине, что люди уехали за город или за границу. Это касается большинства, от местных профессиональных преступников до работников государственных органов, и полицейские, которых в это время остается относительно мало, занимаются большей частью проверкой иностранцев да пытаются поддержать порядок на автомагистралях.

Мартин Бек, к примеру, много бы дал за то, чтобы поговорить со своим бывшим сотрудником Фредриком Меландером, теперь инспектором уголовной полиции в Стокгольме. Тому было сорок девять лет, тридцать из них он прослужил в полиции, и его память надежнее, чем чья-либо, хранила имена, события, ситуации и другие факты, которые ему удалось добыть за все годы. Этот человек никогда ничего не забывал и был одним из тех, кто, может быть, сумел бы посоветовать сейчас что-нибудь дельное. Но Меландера не найдешь, он в отпуске и, как всегда, когда бывает свободен, сидит в своем домишке на острове Вермдё. Телефона там нет, и никто из его коллеге не знает точно, где этот дом находится. Любимое занятие Меландера – заготовка дров, но в этот отпуск он решил заняться строительством нового, двухместного нужника.

Кстати говоря, отпуска у Бека и Монссона начались как раз в эту неделю, и мысль о том, что отпуск приходится отодвинуть на неопределенный срок, действовала на нервы.

Но, как бы там ни было, в этот понедельник придется провести допрос. Мартин Бек позвонил в Стокгольм и после долгих «если» и «но» уговорил Колльберга заняться Хампусом Брубергом и Хеленой Ханссон.

– О чем мне их спрашивать-то? – уныло сказал Колльберг.

– Сам толком не знаю.

– А кто же руководит расследованием?

– Я.

– И ты не знаешь? Что же я-то тогда могу придумать, черт возьми!

– Нам не хватает мотива преступления. Или, вернее, у нас их слишком много, этих мотивов. Может быть, знание обстановки в пальмгреновском концерне поможет нам за что-то уцепиться?

– Ну-ну, – недоверчиво произнес Колльберг. – А эта самая Ханссон, секретарша, она хоть симпатичная?

– Говорят.

– Ну, тогда еще куда ни шло. Пока.

Мартин Бек чуть не сказал «жду звонка», но в последнюю минуту сдержался.

– Пока, – лаконично ответил он и повесил трубку. Взглянул на Монссона и сказал: – Колльберг займется стокгольмским отделением концерна.

Потом оба сидели молча, лениво перебирая бумаги. В девять часов встали и пошли на улицу, к автомашине Монссона.

Движение было более оживленным, чем в воскресенье, но тем не менее путь до портового района, где располагалась главная контора Пальмгрена в Швеции и где сейчас распоряжался Матс Линдер, занял не больше десяти минут.

Монссон поставил машину так, как ставить ее по правилам никак уж нельзя, и опустил щиток, с наружной стороны которого красовалась надпись «ПОЛИЦИЯ».

Они поднялись на лифте на седьмой этаж и оказались в просторной приемной, пол которой был затянут светло-красным ковром, а стены обиты шелком, посредине стоял низкий стол и удобные кресла, на столе – груда журналов, большей частью иностранных, но были «Свенск тидскрифт» и «Векканс афферер», две большие хрустальные пепельницы, деревянный ящик с сигарами и сигаретами, настольная зажигалка черного дерева и массивная ваза с красными розами. Поодаль, за столиком, сидела светловолосая девица лет двадцати и изучала свои сверкающие, как зеркало, ногти. Перед ней – переговорный аппарат, два телефона, блокнот на металлической дощечке и позолоченное вечное перо.

У нее была фигура манекенщицы, черно-белое, очень короткое платье. Чулки с черным хитроумным узором, элегантные черные туфли с серебряной обтяжкой. Губы накрашены почти белой помадой, а веки резко обведены синим. Серебряные серьги, белые как мел зубы, длинные приклеенные ресницы над глуповатыми голубыми глазами. «Безупречно сделано, если кому это надо», – подумал Мартин Бек.

Она взглянула на них с оттенком презрения, ткнула длинным ногтем в свой блокнот и сказала на самом настоящем сконском диалекте:

– Вы из полиции, насколько я понимаю. – Бросила взгляд на свои миниатюрные часики и добавила: – Вы пришли почти на десять минут раньше. Господин Линдер сейчас говорит по телефону.

«Господин, – подумал Мартин Бек. – Значит, Матс Линдер уже сделал шаг вперед, туда, где должность называть уже и не нужно».

– Он разговаривает с Йоханнесбургом, – сказала девушка. – Как только он закончит, я вас приглашу. Ваши фамилии Монссон и Бек, кажется?

– Бек.

– Хорошо, – равнодушно сказала она. Взяла ручку и стала небрежно чертить в своем блокноте. Потом снова посмотрела на них с плохо скрываемым отвращением и, кивнув в сторону стола с розами, хрусталем и сигаретами, сказала: – Курите, пожалуйста. Примерно так говорит зубной врач – сплюньте, пожалуйста. Мартин Бек чувствовал себя скверно в этой обстановке. Он взглянул на Монссона, на котором была мятая рубаха навыпуск, неглаженые брюки и сандалеты. Сам он выглядел ненамного элегантнее, хотя и положил на ночь брюки под матрас. Монссон тем не менее казался совершенно невозмутимым. Он развалился в кресле, достал из нагрудного кармана зубочистку, за полминуты пролистал «Векканс афферер» и, пожав плечами, бросил журнал на стол. Бек, внимательно изучив богатое содержимое ящика с сигаретами, кончил тем, что вытащил из кармана свою «Флориду», прикусил мундштук и чиркнул спичку.

Минуты шли. Монссон с отсутствующим видом жевал зубочистку. Бек загасил сигарету и прикурил новую. Встал и подошел к стене, в которую был вделан большой аквариум с зеленой искрящейся водой. Он молча стоял, разглядывая пестрых рыбешек, пока жужжащий сигнал переговорного аппарата не прервал это занятие.

– Господин Линдер ждет вас.

Сразу отворилась одна из дверей, и темноволосая женщина лет тридцати пяти пригласила их войти. Ее движения были быстрыми и точными, а взгляд пронизывающим. Типичная секретарша большого начальника, подумал Мартин Бек. Вероятно, именно она и делала всю работу, если только какая-то работа здесь была. Монссон тяжело поднялся и лениво двинулся за Мартином Беком через небольшую комнату с письменным столом, электрической пишущей машинкой, шкафом для документов и полками, которые пестрели переплетами.

Темноволосая секретарша открыла следующую дверь и молча пропустила их вперед. Бек еще сильнее почувствовал, насколько они с Монссоном неуклюжи, неприглажены и не вписываются в эту обстановку.

Пока Монссон шел к письменному столу, из-за которого с печальной, но все же любезной и учтивой улыбкой поднялся Матс Линдер, Мартин Бек изучал по порядку три разных объекта: вид из окна, кабинет и человека, к которому они пришли. Он успел заметить все самое значительное, пока Монссон вынимал зубочистку изо рта, клал ее в пепельницу и протягивал руку Линдеру.

Вид из окна открывался потрясающий. В гавани (вернее, в гаванях, ибо их было несколько) кипела жизнь: сутолока грузовых и пассажирских судов, буксиров, кранов, грузовиков, железнодорожных составов, нагромождения контейнеров. Где-то вдали лежали Эресунн и Дания. Видимость была великолепная, и он заметил по меньшей мере два десятка судов, тянувшихся по морской глади в Копенгаген или идущих оттуда. Эта панорама была лучше, чем вид из его окна в гостинице, хотя и тот был неплохим. Так и хотелось попросить хороший бинокль.

На столе Линдера как раз лежал бинокль: морской, цейсовский. Стол поставили так, что Линдер сидел спиной к торцовой, без окон, стене. Всю стену от пола до потолка и из угла до угла занимала гигантская фотография, изображавшая рыболовный траулер во время шторма. Брызги пены, каскады воды, обрушивающиеся на палубу. Вдоль правого борта – люди в зюйдвестках и проолифенных робах, поднимающие трал. Контраст поразительный. Зарабатывать себе на пропитание неимоверным трудом в море или спокойно посиживать в роскошном кабинете и наживать состояние на тяжком труде других. Разница поразительная, как уже сказано, однако вряд ли фотографию здесь выставили умышленно: и цинизм должен иметь свои границы. На противоположной окну стене висели три литографии – Матисс, Шагал, Сальвадор Дали. В кабинете стояли также два кожаных кресла для посетителей и стол для переговоров с шестью стульями палисандрового дерева.

По полученным данным, Матсу Линдеру было тридцать лет, и его внешность точно соответствовала его возрасту и положению. Высокий, подтянутый, хорошо тренированный. Карие глаза, аккуратный пробор, сухощавое лицо с твердым профилем и решительным подбородком. Строгий костюм.

Мартин Бек посмотрел на Монссона и почувствовал себя мятым и потным, как никогда.

Он назвался и пожал руку Линдеру.

Уселись в кожаные кресла.

Линдер, поставив локти на стол, поднял руки. Кончики пальцев касались друг друга.

– Ну, – сказал он, – вы взяли убийцу?

Монссон и Бек одновременно покачали головами.

– Чем я могу вам помочь?

– У директора Пальмгрена были враги? – спросил Мартин Бек.

Глупый и простой вопрос, но с чего-то надо начинать. Линдер тем не менее воспринял его с преувеличенной серьезностью и тщательно обдумывал свой ответ. Наконец сказал:

– Когда человек ведет дело такого размаха, он едва ли может обойтись без недругов.

– А кто бы конкретно это мог быть?

– Слишком многие, – тускло улыбнулся Линдер. – Господа, деловой мир сегодня весьма жесток. Конъюнктура не оставляет места для благотворительности и сантиментов. Очень часто вопрос стоит так: убить или быть убитым. С точки зрения экономической, конечно. Но мы, деловые люди, пользуемся иными методами, чем стрельба друг в друга. Поэтому, я думаю, можно спокойно отложить в сторону теорию, согласно которой некий обиженный конкурент приходит в первоклассный ресторан с пистолетом в руках, чтобы лично, так сказать, подвести итог.

Монссон шевельнулся. Казалось, ему в голову пришла какая-то идея, но он ничего не сказал. Бек продолжал спрашивать:

– Вы имеете какое-нибудь представление о человеке, который стрелял в вашего шефа?

– Я его, собственно говоря, и не видел. Во-первых, я сидел рядом с Викки – так мы обычно называли его в узком кругу – и, следовательно, спиной к убийце. Во-вторых, я не сразу понял, что случилось. Я услышал выстрел, он был не слишком громкий и не вызвал у меня тревоги, потом Викки упал ничком на стол, я тут же встал и наклонился над ним. Прошло несколько секунд, прежде чем я понял, что он серьезно ранен. Когда я посмотрел по сторонам, стрелявший уже исчез, к нам со всех сторон бежали люди. Впрочем, все это я уже говорил полиции еще в тот вечер.

– Знаю, – сказал Мартин Бек. – Возможно, я выразился не совсем ясно. Я хотел спросить, к какому, на ваш взгляд, типу людей принадлежал этот человек?

– Он идиот, – сказал Матс Линдер, ни секунды не колеблясь. – Только душевнобольной способен на такие поступки.

– Стало быть, Пальмгрена можно считать случайной жертвой?

Линдер задумался. Потом улыбнулся своей тусклой улыбкой:

– Это уж полиция должна выяснить.

– Насколько я понимаю, Пальмгрен вел дела и за рубежом?

– Верно. Круг его интересов был весьма широк. Но здесь, в Мальмё, мы занимаемся тем, с чего когда-то начиналась фирма: экспорт и импорт рыбы, частично консервная промышленность. Фирму основал старый Пальмгрен, отец Викки. С ним я никогда не встречался, слишком молод для этого. Что же касается зарубежных дел концерна, то тут я мало что знаю.

Он сделал паузу.

– Но весьма вероятно, что теперь мне придется познакомиться с этими делами поближе.

– А кто теперь отвечает за деятельность… концерна?

– Шарлотта, я полагаю. Она единственная наследница. Ни детей, ни родственников у Пальмгрена нет. Впрочем, это уже дело юристов. Главному адвокату фирмы пришлось срочно прервать свой отпуск. Он приехал в пятницу вечером и вместе со своими помощниками просматривал дела за последние дни. А пока мы работаем, как обычно.

– Рассчитываете ли вы занять место Пальмгрена? – вдруг спросил Монссон.

– Нет, – ответил Линдер. – Не рассчитываю. У меня нет ни того опыта, ни тех способностей, которых требует дело такого размаха…

Он остановился, а Монссон не стал развивать этой темы дальнейшими вопросами. Бек тоже молчал. Линдер продолжил сам:

– Пока меня полностью удовлетворяет мое положение. Могу вас заверить, что и этой работой не так-то просто руководить.

– А что, прибыльно это – торговля сельдью? – спросил Мартин Бек.

Линдер снисходительно улыбнулся:

– Но ведь мы занимаемся не только сельдью. Во всяком случае, можете не сомневаться: экономическое положение фирмы весьма прочное.

Мартин Бек решил начать наступление с другого фланга.

– Я полагаю, вы лично знаете всех присутствовавших на ужине?

Линдер на мгновение задумался.

– Да. Кроме секретарши Бруберга.

Не промелькнула ли тень неприязни по его лицу? Бек, чувствуя, что вот-вот что-то обнаружится, продолжал:

– Директор Бруберг, кажется, старше вас и по возрасту, и по должности, которую он занимает в концерне?

– Да, ему лет сорок пять.

– Сорок три, – уточнил Мартин Бек. – А давно он работает на Пальмгрена?

– С середины пятидесятых. Лет пятнадцать.

Было очевидно, что Линдеру эта тема не по вкусу.

– И все же вы находитесь в более привилегированном положении, чем он, не так ли?

– Это зависит от того, что считать привилегиями. Хампус Бруберг сидит в Стокгольме, занимается недвижимостью. И акциями тоже.

Линдер явно был не в своей тарелке. Надо бить в одну точку. Рано или поздно он проговорится.

– Но ведь совершенно ясно, что директор Пальмгрен доверял больше вам, чем Брубергу. И это несмотря на то, что он работал у него пятнадцать лет, а вы только… Да, кстати, а сколько вы здесь работаете?

– Почти пять лет, – ответил Матс Линдер.

– А Пальмгрен не очень-то полагался на Бруберга?

– Наоборот. Слишком полагался, – сказал Линдер и сжал губы, словно хотел взять свои слова обратно и вычеркнуть их из протокола.

– А вы считаете Бруберга ненадежным? – быстро спросил Бек.

– На этот вопрос я не хочу отвечать.

– Бывали ли разногласия между ним и вами?

Линдер помолчал. Казалось, он пытается взвесить ситуацию.

– Да, – наконец сказал он.

– По каким вопросам?

– Это уж наше внутреннее дело.

– Вы считаете его нелояльным по отношению к концерну?

Линдер молчал. Но теперь это уже не имело значения, ибо он в принципе дал ответ на вопрос.

– Ладно, нам ведь все равно придется говорить и с Брубергом, – небрежно сказал Бек.

Линдер взял тонкую длинную сигару, снял целлофан и осторожно закурил ее.

– Я совершенно не понимаю, какое отношение все это имеет к убийству моего шефа.

– Может быть, никакого, – пожал плечами Мартин Бек. – Посмотрим.

– У вас есть еще вопросы ко мне? – спросил, затягиваясь, Линдер.

– В среду днем у вас было заседание. В этом кабинете?

– Нет, в конференц-зале.

– О чем шла речь на этом заседании?

– Внутренние дела. Я не могу и не хочу рассказывать о том, что там говорилось. Скажем так: Пальмгрен на какое-то время должен был отключиться от работы и хотел получить обзор положения дел в Скандинавии.

– Делались ли во время докладов выговоры кому-либо? Был ли Пальмгрен чем-нибудь недоволен?

Ответ последовал после короткого колебания:

– Нет.

– Но вы, возможно, считаете, что выговоры кому-то следовало сделать?

Линдер не отвечал.

– Вы, может быть, имеете что-нибудь против того, что мы поговорим с Брубергом?

– Наоборот, – пробормотал Линдер.

– Извините, я не понял, что вы сказали?

– Ничего.

– Во всяком случае, ясно, что Пальмгрен доверял вам больше, чем Брубергу.

– Может быть, – сухо сказал Ландер. – Так или иначе, к убийству это отношения не имеет.

– Это мы посмотрим, – произнес Мартин Бек.

В глазах Линдера сверкнул огонек. Он был взбешен и с трудом скрывал это.

– Ну извините, мы и так уже отняли у вас много драгоценного временя, – сказал Мартин Бек.

– Верно замечено. И чем скорее мы этот разговор закончим, тем лучше. И для меня, и для вас. Я не вижу никакого смысла в том, чтобы пережевывать одно и то же.

– Что ж, согласен, – сказал Мартин Бек, поднимаясь.

– Спасибо, – устало выговорил Линдер. В его тоне чувствовался сарказм.

И тут Монссон, выпрямившись в кресле, медленно произнес:

– Простите, пожалуйста, но я хотел вас кое о чем спросить.

– О чем же?

– В каких вы отношениях с Шарлоттой Пальмгрен?

– Я с ней знаком.

– Насколько хорошо?

– Это, очевидно, мое личное дело.

– Конечно. Но я все-таки хотел бы получить ответ на свой вопрос: состоите ли вы в каких-либо отношениях с Шарлоттой Пальмгрен?

Линдер смотрел на него холодным и неприязненным взглядом. После минутного молчания он раздавил сигару в пепельнице и сказал:

– Да.

– В любовных отношениях?

– В половых. Я сплю с ней, если уж выражаться так, чтобы это было понятно даже полицейскому.

– И как долго эти отношения у вас продолжаются?

– Два года.

– Знал ли о них директор Пальмгрен?

– Нет.

– А если бы знал, ему бы это, наверное, не понравилось?

– Не уверен. Шарлотта и я – люди современные, достаточно широко мыслящие и без предрассудков. Виктор Пальмгрен был таким же. Их супружество основывалось скорее на деловых соображениях, чем на чувствах.

– Когда вы ее видели в последний раз?

– Шарлотту? Два часа назад.

Монссон полез в нагрудный карман за новой зубочисткой. Посмотрел на нее и спросил:

– А как она в постели, ничего?

Линдер, онемев, смотрел на него. Наконец сказал:

– Вы в своем уме?

Когда садились в машину, Монссон произнес:

– Ловкий парень. Достаточно ловкий, чтобы говорить правду тогда, когда знает, что на враках мы его поймаем. Уверен, что Пальмгрену от него была большая польза.

– Матс Линдер прошел, как видно, хорошую школу, – заметил Мартин Бек.

– Да и сам он способный. Вопрос только в том, способен ли он убивать людей.