Борис Денович, медик, психиатр, недавно включенный в личный состав соответствующей секции, прослушал, слегка нахмурившись, запись случившегося, пользуясь прибором для автоперевода. Вся эта история представлялась ему невероятной.

Поправив миниатюрный наушник в ухе, он, прервав полковника Уэнтворта, сказал в микрофон:

— Насколько я понимаю, вы пытаетесь убедить меня в том, что, по словам этого молодого американца, он способен читать мысли людей по выражению их лиц? Полагаю, полковник, что вы имеете в виду телепатию?

Уэнтворт задумчиво вгляделся в своего собеседника, человека среднего возраста, отличавшегося весьма живым темпераментом. Офицеру безопасности было известно нечто такое, о чем ни Карр, ни Денович и понятия не имели. Поэтому он вполне ожидал такого рода реакции. Но ему было очень нужно подтверждение его сведений.

— Вы уже провели необходимую проверку? — продолжал Денович. — Я говорю о языках и тому подобном.

Уэнтворт полагал необходимым уделить вопросу контроля столько времени, сколько потребуется. Поэтому-то он и провел двадцать бесценных минут в службе перевода.

— Я записал разговоры, как оказалось, на польском, немецком, греческом и японском языках, — уточнил он.

— И то, что сообщал Карр насчет содержания уловленных им бесед, совпадает с переводами?

— Не дословно. Но главное он понял.

И без того длинное лицо Деновича вытянулось еще больше. Он считал, что офицер безопасности стал жертвой бессовестного обмана, умело разыгранного американским коллегой.

— Я бы все-таки посоветовал дослушать запись до конца, — гнул свою линию полковник.

— Пожалуй, не стоит этого делать, — терпеливо отнекивался Денович. — Полагаю, он своего добился. — Психиатр насупился. — Полковник, надеюсь, что этот американец — не простой эксперт, умеющий читать по губам, а еще и лингвист.

Но Уэнтворт не сдавался и приказал своему расплывшемуся в улыбке секретарю:

— Запустите-ка ту небольшую белую пленку. — Затем, вновь обращаясь к Деновичу, добавил: — Доктор, с этим вам ознакомиться надо непременно.

Зашуршал магнитофон. Первым прозвучал голос полковника Уэнтворта. Он как раз привлекал внимание Карра к другой паре объектов наблюдения. Потом последовала пауза. И, наконец, Карр выкрикнул те самые слова, что незадолго до этого так потрясли офицера безопасности лунной станции.

Когда в наушниках раздался звон разбитого стекла и отчетливо прозвучал взрыв, Денович сидел в своем кресле, напряженно выпрямившись. Он впал в такую глубокую задумчивость, что жест полковника, отключившего магнитофон, воспринял смутно, будто в тумане. И даже последовавший за этим собственный пронзительный возглас донесся до него, как если бы тот пришел со стороны.

— Что это было? Что случилось?

Пока Уэнтворт объясняя, Денович вполне оправился от эмоционального шока.

— Должно быть, речь все же идет о какой-то мистификации, — упрямо повторил он. А после небольшой паузы набросился на полковника: — А сами-то вы смотрели в этот момент в окно? И если да, то, что видели?

— Знаете, я испугался, — признался Уэнтворт. — Я мигом растянулся на полу. Куски штукатурки продолжали падать в течение двух-трех минут.

— Значит, вы не зафиксировали никакого зловещего с виду детины, ничего общего не имевшего с нормальным человеческим существом? — Денович и не пытался скрыть звучавшие в его тоне саркастические нотки.

Уэнтворт был вынужден согласиться с тем, что, когда он снова приблизился к окну, никого, отвечавшего подобному описанию, он не обнаружил.

Советский психиатр откинулся в кресле, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие. Уже давно он не был так близок к приступу неудержимого гнева. И объектом его неистовой враждебности был исключительно доктор Ричард Д. Карр, американский психолог.

Все же ему удалось побороть свои бурные страсти и вернуться к ровному и сдержанному тону.

— Послушайте, полковник, а почему бы не предоставить ему возможность еще разочек поэкспериментировать со своим так называемым даром? Я готов создать для этого самые благоприятные условия с учетом всех его пожеланий. Вот тогда-то у меня появится шанс по достоинству оценить Карра. Кстати, и сам он получит возможность проявить себя… А там посмотрим. — На тонких губах Деновича блуждала злорадная улыбка. — Я бы хотел предложить ему прочитать мысли по моему лицу.

Он был очень доволен своим предложением и ничуть не подозревал, что для Уэнтворта это дело носило исключительно срочный характер. Офицер безопасности с досадой закусил губу.

— Ладно. Пойду разыщу доктора Карра, — пробормотал он. — Мы могли бы сообща обсудить вашу мысль.

Уэнтворт удалился. Когда Карр вышел из своего офиса, полковник поджидал его у лифта, стоя спиной к двери. В ответ на его приветствие Уэнтворт сухо предложил:

— Пройдемте сюда, доктор.

По пути к кабинету Деновича он слегка отворачивался от своего спутника.

Едва они вошли в помещение — сначала Карр, а после него Уэнтворт, — Денович поспешил им навстречу. Наушник, вставленный в ухо, ему, по-видимому, ничуть не мешал: микрофон он пристроил к лацкану своего пиджака.

Еще на Земле он отработал особую тактику обращения с людьми, к которым у него не лежала душа: психиатр в этих случаях без устали бродил во время разговора по комнате, довольно бесцеремонно вел себя при прощании, держался поближе к двери.

Уже первый взгляд, брошенный им на полноватого, болезненного с виду и постоянно вяло потирающего руки американца, подкрепил его настрой на то, чтобы поскорее закруглиться с этим делом и не отступать от своей отточенной манеры поведения.

— Сюда, пожалуйста, — пригласил он, указывавшие приемную.

Но Карр не двинулся с места. На его одутловатом лице промелькнула снисходительная улыбка. Денович, который уже толкнул дверь и удерживал ее полуоткрытой, недоуменно обернулся.

— Нам следовало бы наладить более сердечные отношения, доктор, — тихо произнес Карр.

Эти слова раздражили Деновича, сразу же настроившегося на циничный лад.

— Ах да, — насмешливо пророкотал он. — Совсем забыл. Ведь вы читаете мысли и, наверное, сейчас прочесываете те, что вертятся у меня в голове. Интересно, что же вы там отыскали?

— Доктор, неужели вы настаиваете, чтобы я рассказал о них вслух? — произнес американец все с той же полуулыбкой.

Психиатр чувствовал себя в отличной форме, и его поведение отличалось абсолютной раскованностью.

— Я был бы только рад попасться в эту расставленную вами ловушку, — добродушно парировал он.

Уэнтворт, с беспокойством ожидавший, как произойдет знакомство двух ученых, решил вмешаться. Он твердо заявил, что Карра целесообразно было бы подвергнуть такому испытанию, которое одновременно дало бы и полезную практическую отдачу.

— Мне бы хотелось, чтобы вы оба сопровождали меня до входного шлюза, — вполне логично завершил он свой небольшой спич.

При этом он все время упорно держался вполоборота по отношению к Карру, но краем глаза непрерывно следил за ним. Тот повернулся к полковнику и внимательно оглядел его с ног до головы.

— До сего момента, — медленно, с расстановкой, процедил он, — я с уважением относился к тому, что считал вашим желанием сохранить личную жизнь и уберечь ее от любого бестактного вмешательства. Однако раза два-три мне все же удалось пробиться сквозь броню непроницаемости на вашем лице истинного британца и, несмотря на ваш уклончивый характер, уловить несколько мыслей, имеющих прямое отношение ко мне. Вам что-то известно об этих специфических особенностях, что-то такое… — Он смолк, нахмурив брови, а потом выпалил в вызывающем тоне: — То, что я демонстрирую, не является новинкой для вас. Кто-то уже до меня проделывал то же самое. — Вы недалеки от истины, — дипломатично ответил Уэнтворт, по-прежнему отворачиваясь от американца. — Так и быть, я расскажу вам все, как только для этого будут подходящие условия. А пока что нам предстоит основательно потрудиться. Согласны?

Уэнтворт шел впереди, указывая дорогу. Он убедил себя, что талант Карра мог бы оказаться полезным для установления контакта с инопланетным существом. Но если и в самом деле была какая-то надежда извлечь пользу из чудесных особенностей американского психолога, то фактор времени приобретал решающее значение.

Карр и Денович и слыхом не слыхали о том, что сразу же после размещения базы на Луне у отдельных членов ее персонала совершенно неожиданно стал проявляться феномен поразительной аккумуляции энергии ЕSР, или РSI, причем у каждого в различной степени. Впервые человек получил возможность читать мысли себе подобных по их лицам. Как правило, это, видимо, было связано с повышенным интересом у них в прошлом к такого рода занятиям. На Луне же эта способность усилилась настолько, что приобрела сверхъестественную мощь. Но, к несчастью, она воспринималась ее носителями как вполне естественное свойство, и они либо вообще о ней никому не заикались, либо, не придавая значения, сообщали об этом далеко не сразу.

И все же постепенно сумели установить, что первая фаза такого небывалого состояния человека длилась примерно пару дней. Потом оно быстро ослабевало, а потом в течение нескольких часов не заявляло о себе вовсе, и человек, испытавший его, напрочь забывал об этом.

Однако затем энергия ЕSР ни с того ни с сего возникала вторично, и на сей раз в совершенно преображенном виде.

В этом своем варианте она становилась чем-то поистине фантастическим, выступала в форме на редкость высокоэнергетической и кардинально отличалась от первоначальной.

Как-то раз Уэнтворт попытался описать это чудо. И ему на ум непроизвольно и сразу же пришло сравнение со зверем, который в предсмертной агонии способен на короткое время достичь высочайшего в своей жизни пика возможностей. Этот пример действий в критических обстоятельствах давал некоторое представление об эффекте ЕSР, когда эта энергия пробуждалась в своей n-й степени. Не исключено, что именно в эти несколько часов люди получали представление о том, какого невероятного, головокружительного могущества должен достичь человек в далеком будущем в ходе своей эволюции.

Но затем неизбежно и быстро наступал спад. Всего несколько недолгих часов — и эта искаженная версия всплеска ЕSР начинала постепенно ослабевать и, наконец, исчезала навсегда.

Уэнтворта больше всего в эти минуты тревожил тот факт, что Карр находился на Луне уже около сорока восьми часов. Он подозревал, что в течение всего этого времени американский психолог мог читать мысли окружавших его людей. Но теперь — исходя из накопленного опыта — с минуты на минуту должен был наступить конец первой двухдневной фазы.

Значит, недопустимо попусту терять время! Сейчас, когда приняты все необходимые предварительные меры, нельзя было медлить! Следовало любой ценой избежать ситуации, при которой Карр, нечаянно обнаружив правду, расслабится или, того хуже, разволнуется. По этой причине и следовало продолжать прятать от него лицо, не давая ему возможности прочитать свои мысли!