Во второй половине того же дня в Москве, не дождавшись из Мурманска обусловленного звонка, пожилой генерал связывается по «вч» с  начальником контрразведки «Смерш»  Северного флота.

       - Здорово, адмирал.

       - Рад Вас слышать, Виктор Петрович.

       - Ну, где там  мои люди, почему не звонят?

       - Самолета пока нет. Кстати, истребители сопровождения с архангельского аэродрома взлететь не смогли, там сплошная облачность и туман. А сейчас и у нас от синоптиков получено штормовое предупреждение.   

       - Все ясно. Ну, ты там смотри, обеспечь встречу и как только сядут, пусть Азаров сразу же отзвонится.

       - Слушаюсь, товарищ генерал.

       - А союзники пока не беспокоят?

       - Нет. Время доставки груза им неизвестно.

       - Ну, добро, бывай.

       Генерал с досадой кладет трубку на рычаг  и  смотрит на  циферблат, стоящих в другом конце кабинета напольных часов. Они гулко отбивают пятнадцать ударов.

       В 18.00, ему вместе с начальником Главного управления контрразведки «Смерш»  генерал - полковником, докладывать о результатах операции  Наркому Внутренних Дел. А тот, после полуночи,  лично проинформирует обо всем Главковерха.

       Контрольное время еще не вышло, но задержка самолета и отсутствие у него сопровождения,  генерала  не на шутку встревожили, и он вызывает адъютанта.

       Тот появляется как всегда мгновенно,  подобострастно вытягивается и  ждет приказаний.  

       - Явный холуй, - пора на фронт отправить, -  неприязненно думает генерал и приказывает:

       - Немедленно  поезжай в штаб ВВС и выясни, что с самолетом. Пусть свяжутся  со всеми штабами ПВО по линии его маршрута. Доложишь через час. И не тянись ты, как, салдафон.  Здесь не плац.

       - Слушаюсь!  - щелкает каблуками  майор и покидает кабинет.

       Генерал вздыхает и вспоминает прежнего порученца, несколько месяцев назад арестованного за шпионаж в пользу Японии.   Какой там шпионаж, просто  идет  очередная чистка рядов. С начала 30-х. А ведь какой парень был, на  Халхин-Голе  воевал и за линией фронта себя проявил. Да что там вспоминать, не ровен час и самого в чем-нибудь обвинят. Как старого чекиста.  Сколько из них   молодая смена уже поставила к стенке и засадила в лагеря, по разного рода  сфабрикованным обвинениям и наветам. Подумать страшно.

       Невеселые  думы генерала прерывает резкий зуммер внутренней связи. Он вздрагивает и  берет трубку.

       - Ну, как там дела с нашим самолетом, Азаров докладывал? - слышится  из нее  напористый баритон  начальника Управления.

       - Пока нет, товарищ генерал-полковник. Контрольное время еще не вышло.

       - Добро,- отвечает тот и  отключается.

       Докладывать начальнику о своем разговоре с  адмиралом Громовым, генерал не стал. Преждевременно. У того и так забот хватает. Готовится новое наступление  на Орловско-Курской дуге и вся  контрразведка «стоит на ушах». Формируются и отправляются за линию фронта разведывательно-диверсионные группы, осуществляется активный поиск и ликвидация вражеской агентуры в тылах наших войск, ведется несколько серьезных радиоигр с разведкой  «Абвера» на направлении главного удара.

       И все это на плечах начальника. Тот даже ночует в кабинете.

       Осторожно приоткрывается дверь и появляется голова адъютанта.

       - Разрешите?   - товарищ  генерал.

       - Заходи, - досадливо морщится тот.  -Ну, что выяснил?

       -  В штабе ВВС сообщили, что в назначенное время самолет  приземлился на военном аэродроме Вологды, дозаправился топливом и взлетел.

       - Это точно?

       - Да, я дополнительно связался  с начальником контрразведки, дислоцирующегося там авиаполка. Тот это подтвердил.

       - Все?

       - Никак нет. Истребители морской авиации из Архангельска, для   встречи  и сопровождения   бомбардировщика не взлетели. Низкая облачность и штормовой ветер.

       - Свободен. Готовься завтра в командировку на Северо-Западный фронт. Засиделся  ты у меня.

       - Слушаюсь, - бледнеет адъютант и  бесшумно исчезает за дверью.

       Без четверти пять вечера, генерал еще раз звонит Громову и, выслушав его доклад, приказывает  организовать поиски исчезнувшего самолета.

       - Уже занимаемся,  Виктор Петрович. На это ориентированы все  находящиеся в воздухе самолеты морской авиации и наземные службы ПВО  флота.

       - Возьми это дело под самый жесткий контроль, подключи оперативный состав и о результатах докладывай мне лично, каждый час.

       -  Будет исполнено.

       Генерал кладет трубку на рычаг, смотрит на часы, и с первым  из семнадцати ударов, выходит из кабинета, прихватив со стола тонкую коленкоровую  папку с тиснением  «К докладу».

       Когда, тяжело ступая по ковровой дорожке, он появляется в кабинете начальника Управления, тот  беседует по телефону и кивает генералу на стул.

       - С захваченной группой  разбирайтесь у себя. А старшего и  радиста   утром   к нам.  Справку об операции, за твоей подписью, по телетайпу немедленно мне. И обязательно укажи фамилии всех участников.  

       Через час я буду  у Наркома и обо всем доложу. Молодцы.

       Он кладет трубку «вч», делает какие-то пометки карандашом в настольном календаре и удовлетворительно хмыкает.

       - Не ошиблись мы с тобой Виктор Петрович. Правильно выцарапали  Рыбакова с «Дальстроя», хотя кое-кто  и возражал. Блестяще провел разработку.

       У нас «под колпаком» резидентура  абвера в Куйбышеве, и в руках  сброшенная этой ночью  для ее усиления группа диверсантов  с радистом.  А какой там стратегический объект, ты знаешь. Есть о чем докладывать Наркому.

       - Хорошо бы еще жену Рыбакова найти, она где-то на Севере, - тихо произносит генерал.

       - Уже поздно, - отвечает  начальник и отводит глаза.

       -  Ну, да ладно, вернемся к нашим баранам. Что там с вояжем  к американцам?

       -  Плохо, Виктор Семенович, самолет исчез.

       Карандаш в начальственной руке с сухим треском лопается пополам.

       - Исчез?  Да ты что, шутишь?!

       - Какие уж тут шутки. В Мурманске он не приземлялся.

       Абакумов  нервно закуривает, глубоко затягивается папиросой  и хмурится.

       - Давай  подробней.

       Генерал обстоятельно,  с привязкой по месту и времени  докладывает все известные ему обстоятельства.

       - Старшим  группы у тебя там кто, Азаров?

       - Да. С  ним Коваленко, и отделение автоматчиков из «омсбона».

       - А экипаж?

       - Лучший в полку, больше сотни боевых вылетов, и по нашей линии чисто.

       - Машина?

       - Дальний бомбардировщик, недавно с завода.

       - Сопровождение обеспечили?

       - Так точно. Два истребителя морской авиации на подлете к Архангельску. Но в назначенное время взлететь они не смогли - низкая облачность и туман.

       - Поиски организовали?

       - Да.

       - Какими силами?

       - Дежурной авиацией, находящимися в море кораблями   Северного флота и нашими подразделениями. Я думаю, если с самолетом что случилось, то только над морем или тундрой. Немецкой авиации там хватает.

       На минуту в кабинете наступает почти осязаемая тишина, нарушаемая только размеренным стуком напольных часов.

       - Послушай, Виктор Петрович, - нарушает затянувшееся молчание  Абакумов, - ты хоть представляешь, что с нами будет, если исчезнет груз? Ведь это на несколько десятков миллионов рублей золота для  взаиморасчетов  с союзниками по ленд-лизу.  

       - Вполне, - отвечает  генерал, - мы предпринимаем все от нас зависящее.

       - Значит не все, если до сих пор нет ясности! - жестко парирует начальник.

       - Иди, и продолжай поиски. Задействуй все, что в наших силах. Ты это умеешь. И держи меня в курсе. Иначе, сам знаешь…  Не помогут никакие заслуги. Там - он показывает на потолок,- не простят.

       Генерал согласно кивает головой,  встает  и идет к двери.

       Через полчаса, внимательно ознакомившись с занесенной ему дежурным шифровальщиком  справкой, полученной из Куйбышева, генерал-полковник визирует ее,  кладет в  красную папку   и поднимается в приемную Наркома.

       Открыв дверь, и войдя в обширное светлое помещение с портретом вождя на стене, он  кивает сидящему за столом с несколькими  телефонами  молодому полковнику кавказской внешности  и присаживается  на один из стоящих в приемной стульев.

       Спустя некоторое время, на столе у адъютанта звонит телефон, полковник издает гортанное  «слушаюсь» и  предлагает генералу пройти в кабинет.

       Удобно расположившись за обширным столом, Нарком внимательно читает «Правду». Затем  на миг отрывается  и, холодно блеснув стеклами пенсне, предлагает Абакумову сесть.

       - Правильно  пишет  Поспелов  о гении товарища Сталина, - темпераментно взмахивает он ладонью и с удовлетворением откладывает газету в сторону. - Очень правильно!   Ты, кстати, читал?

       - Не успел Лаврентий Павлович,  с утра работы невпроворот.

       - А зря. Обязательно почитай. Там и о нас сказано  - вооруженном  отряде Партии. Сигнал к действию, так сказать 

       - Ну, ладно. С чем пришел? Давай, порадуй.

       - Первая новость хорошая, товарищ нарком. В Куйбышеве вскрыта резидентура абвера, и ночью захвачена выброшенная  для работы с ней   диверсионная группа. Вместе с радистом и передатчиком.

       Он достает из папки  полученную справку и кладет перед наркомом. 

 Вах! - оживляется Берия и внимательно ее читает.

       -  Это действительная стоящая весть! - восклицает он.

       - Будет о чем доложить руководству Страны. Кто у тебя  в Самаре начальник?

       - Полковник Рыбаков. Вы его должны помнить.

       - Как же, помню, это тот, о котором ты мне  год назад все ужи прожужжал. Ну что ж, доверие  он оправдал. Готовь документы на генерала. Присвоим второй раз. Там, - он поднимает палец вверх, - нас, я думаю, поддержат. И всех участников операции представь к наградам. Заслужили. А это дело возьми на личный контроль. 

       - Слушаюсь. Немедленно  все подготовлю и сделаю. А вот вторая новость  Лаврентий Павлович неважная, не знаю, как и сказать.

       - Чего уж  там, говори, я сейчас добрый.

       -  Самолет с золотом  для союзников  исчез…

       Эти слова производят эффект разорвавшейся бомбы.

       Нарком выпучивает глаза, приподнимается в кресле и наливается гневом.

       - Ты понимаешь что несешь?!  Откуда такие сведения?!

       -  Из наших источников.

       - Плевать я хотел на твои источники! Говори конкретно!  - брызжет слюной Берия.  

       - От начальника «Смерш» Северного флота» и командования ВВС.

       - Да они там что, с ума посходили ?!

       - Никак нет, согласно полученным докладам, самолет с грузом и опергруппой благополучно прибыл в Вологду, там дозаправился и вылетел на Архангельск.   Затем испортилась погода,  и  к месту назначения, в Мурманск, он так и не прибыл. Бесследно исчез. Скорее всего, где-то совершил вынужденную посадку. Сейчас ведутся его активные поиски, но пока безрезультатно.  

       Нарком достает из кармана  белоснежный платок и утирает обильно вспотевший лоб. Затем  вскидывает  зловеще блестящие стекла пенсне на  стоящего перед ним Абакумова и шипит:     

       - Исчез говоришь.  Да ты хоть представляешь важность этой операции?   

       - Да, товарищ нарком, она касается будущих взаиморасчетов по ленд-лизу.

       - Вот именно, - вновь багровеет Берия, - будущих!  Мы должны показать союзникам, что уже сейчас готовы  выполнять, отсроченные платежи по ним.  Чтоб  Рузвельт и Черчилль   в нас не сомневались  и не саботировали  отправку  жизненно необходимых стране грузов через Арктику и Иран. Это же большая политика!  - вскидывает он над головой  пухлую руку.

       - И что  мне теперь докладывать товарищу Сталину?  Что груз испарился?!

 Берия  снова утирает лоб платком,  наливает себе в стакан «боржоми»  из стоящей на столе  бутылки, и жадно пьет воду.

       - Товарищ  нарком, - каменея лицом,  чеканит  генерал, - мы сделали все, что в наших силах. Погоде не прикажешь.

       - Но ее можно было предвидеть! Для этого синоптики есть! Кто у тебя готовил операцию?

       - Один из моих заместителей, генерал Иванов.

       - Это тот старый баран, который еще с Кедровым работал?

       - Он опытный чекист и хороший организатор.

       - Вот и организовал, мать бы вас!  Значит так. Синоптиков, прозевавших погоду, арестовать и отдать под суд. С твоим заместителем я сам разберусь, а пока отстрани его от дел. Мне сюда, - нарком тычет в стол пальцем, -   подробную справку обо всем этом и  план  мероприятий по розыску груза.

       Немедленно организуй опергруппу из самых опытных розыскников и перебрось их в Вологду. Оттуда пусть и начинают. Если в ближайшее время не найдешь самолет - пеняй на себя.

       И благодари Бога, что  Рыбаков тебе такую индульгенцию подбросил! - трясет Берия справкой по резидентуре. Все, пока свободен. 

       Абакумов, деревянно ступая, покидает кабинет.

       Спустившись к себе, он вызывает Иванова и приказывает ему  в течение часа подготовить необходимые наркому документы.

       - Потом занесешь  их  мне, - и иди, отдыхай, Виктор Петрович.

       - Я отстранен от дел?  - хмурится генерал.

       - Да, и это не мое решение.

       В назначенное время  Иванов приносит документы и кладет   начальнику на стол. Тот внимательно читает, одобрительно кивает головой и визирует их.

       Все это время заместитель напряженно молчит и  только маятник часов, размеренно отсчитывает  тягостные минуты.

       - Ну, что ж, Виктор Петрович, план, как всегда дельный. Будем работать. А ты, иди домой, не томи меня. Может еще и пронесет,  найдем мы этот чертов самолет…

       В своем кабинете Иванов  подходит к окну, отдергивает плотную штору  и несколько минут смотрит на моросящий за стеклом дождь и памятник Дзержинского, что на площади. По ней, в пелене брызг,  куда-то спешат автомашины, у метро снуют прохожие с зонтами,  «орудовец»  с жезлом  и в накидке, уверенно регулирует движение.

       Генерал убирает в сейф разложенные на столе бумаги, со звоном закрывает тяжелую металлическую дверцу и запирает ее.  Затем достает из шкафа защитную фуражку, старенький габардиновый плащ, одевается и  поднимает телефонную трубку - вызвать машину. Несколько секунд держит ее в руке и опускает.

       Из здания он выходит пешком и неспешно следует в сторону метро.

       Доехав до Фрунзенской набережной, Виктор Петрович подходит к ведомственному кирпичному дому, поднимается по гулким  широким ступеням на второй этаж и отпирает обитую дерматином высокую дверь. Закрыв ее за собой, включает  в прихожей свет и, ступая хромовыми сапогами по рассохшемуся паркету,  идет на кухню. Там достает из кухонного шкафа початую бутылку водки и стакан, затем, не снимая плаща, садится за стол и наполняет его до краев. С отвращением выпивает  водку, ставит  стакан на стол  и проходит в одну из  комнат.

       Он давно живет один. Единственный сын, летчик, погиб в Испании еще в 38-м.   Жена умерла через год, узнав о его  смерти. 

       С началом войны  Виктор Петрович наведывался в квартиру походя, то после очередной командировки на фронт, то после госпиталя, в котором лечился, получив контузию  в 42-м. В основном дневал и ночевал  на службе.

       Включив настольную лампу, он подходит к окну и снимает с него давно уже не нужную бумагу светомаскировки, затем присаживается к своему рабочему столу  и выдвигает один из  ящиков. Оттуда извлекает  наган, с   врезанной в рубчатую рукоять латунной пластиной и надписью на ней «За безупречную службу от коллегии ОГПУ» и небольшой альбом в бархатном переплете. Наган сует в карман галифе, а с альбомом ложится на старый кожаный диван.

       Открывает его и начинает перелистывать страницы. Вот он  совсем юный, в гимназической форме с матерью и отцом - учителем  подмосковной гимназии, а вот более зрелый, в мундире унтер-офицера с георгиевским крестом. Вот в Первой конной, на коне и с шашкой наголо, а вот с женой, в подвенечном платье, молодой и красивой.

       На несколько минут взгляд генерала задерживается на групповой фотографии, где он снят вместе с сослуживцами  из особых отделов ВЧК  и своим первым начальником -Кедровым.

       Когда того арестовали, а затем в октябре 41-го расстреляли, он не уничтожил, как многие, этот снимок.  Тяжело вздохнув, Виктор Петрович переворачивает очередной лист и долго смотрит на фотографию сына - тот снят в летной форме, сразу же после окончания училища.

       По щеке ползет одинокая слеза, и он смахивает ее с лица. Потом закрывает альбом, откладывает его в сторону и  бездумно  смотрит в лепной потолок.

       Часы в гостиной бьют полночь, и во дворе дома слышится шум въезжающего автомобиля.

       Генерал встает с дивана и подходит к окну. Из остановившейся у подъезда     «эмки», выходят трое людей  в легких  плащах и неспешно входят в парадное.

       Через минуту тишину  квартиры  нарушает  резкий звонок в дверь. В ответ раздается приглушенный выстрел…

       В это же время, по  блестящему после  дождя Калининскому проспекту, в сторону Кунцево мчатся два черных автомобиля - «паккард»  и «ЗиС».

       На заднем сиденье первого, вальяжно покачиваясь на мягком сидении  и надвинув на лоб шляпу  - Берия, а следующим за ним на некотором удалении - Абакумов.

       Грозный нарком едет  на доклад к Сталину, на его «ближнюю дачу», а начальника контрразведки прихватил с собой, в качестве возможного «козла отпущения».

       Примерно через двадцать минут машины въезжают на засаженную тенистыми деревьями территорию  тщательно охраняемого двухэтажного особняка и останавливаются перед входом.  Прибывшие  выходят из них,  и следуют в дом.

       Переступив порог,  они оказываются в небольшом тамбуре, по которому следуют в прихожую. На ее стенах  две карты - одна армейская, с  нанесенной на ней линией фронта, вторая обычная, с обозначением  объектов  наиболее важных  строек в СССР.   Здесь же,   настенная вешалка, рассчитанная на пару десятков персон,  несколько мягких стульев, высокое, матово отсвечивающее зеркало и набор щеток  для чистки платья и обуви. На   паркетном полу -  бухарский ковер ручной работы, с замысловатым  узором.

       - Ты пока тут посиди, подумай, - обращается   нарком к генералу, вешая на крючок шляпу и  приглаживая  жидкие волосы, - а я к Хозяину.

       Абакумов кивает, снимает фуражку и   присаживается на  один из стульев, а Берия идет  в переднюю часть прихожей и осторожно стучит  в ближайшую слева   дверь. Затем входит, и закрывает ее за собой.

       Нарком оказывается в просторной  уютной комнате, с весело потрескивающими в камине  дровами  и стоящим напротив  затененных шторами окон, у глухой стены, кожаным    диваном.

       В ее центре, ближе к камину, за большим широким столом, с разложенной на нем топографической картой, усеянной многочисленными отметками, сидит и делает какие-то пометки в бумагах, человек  в полувоенном костюме  и с  погасшей    во рту трубкой.  Рядом с ним, у локтя, остывший чай в блестящем подстаканнике,   коробка папирос «Герцеговина Флор» и спички.

       - Разрешите, товарищ Сталин?

       Человек продолжает писать, затем неспешно откладывает  в сторону остро отточенный  карандаш и  поднимает голову.

       - Проходи, Лаврентий. С чем пришел?

       - Как обычно, по делам, Коба.

       - Все у тебя дела, совсем заработался, - человек берет спички, чиркает одной и раскуривает трубку.

       -  Вот вчера ко мне Калинин  с Микояном и Ворошиловым заезжали - поговорили,   «кинзмараули» выпили, тебя вспоминали. А ты не приехал.

       -  Очень уж дел много, до утра работаю.

       - У всех нас их много, а встретиться, посидеть, надо. Или зазнался?

       - Что ты, Коба, - я всегда счастлив  быть рядом с тобой. Мамой клянусь.

       - Ну, вот и приезжай, завтра как раз выходной. И Кобулова с собой прихвати, пускай барашка и сулугуни привезет. Посидим, вспомним  молодость, родные места.

       - С радостью приеду.  

       - Ну, а теперь садись, рассказывай о делах.

       Нарком присаживается на  стул и  кладет перед собой папку.

       Затем докладывает о раскрытой в Куйбышеве немецкой резидентуре  и захваченной диверсионной группе.

       Сталин, заинтересованно  слушает  и одобрительно  хмыкает.

       - Значит, и туда добрались, подлецы. К нашим засекреченным объектам.  Кто проводил операцию, НКВД?

       - Нет, военная контрразведка, Абакумов.

       - Молодцы, контрразведчики, пришли мне официальный документ. 

       - Он  со мной. Берия достает из папки справку и передает  Сталину.

 Тот ее  внимательно читает   и постукивает пальцами по столу.

       - Значит, будут работать под нашим контролем?

       - Да, и дезинформировать противника  о планах  нашего предстоящего наступления.

       - А какой это Рыбаков, не тот ли, что при Ежове арестовали?

       - Именно, за него    Абакумов и Иванов   ходатайствовали.

       - Помню, - кивает головой Сталин, вынимает изо рта и бережно кладет на стол трубку.

       - Всех представить к наградам, а Рыбакова восстановить в звании. Он оправдал наше доверие. Ответственно работает Абакумов, пусть твой Кобулов у него поучится. Все с чеченцами  и немецкими диверсантами в горах разобраться не может. 

       Берия цепенеет под льдистым взглядом хозяина кабинета  и пытается что-то сказать.  

       - Так, с этим решили,- отмахивается тот. Что дальше?

       - Товарищ Сталин, у нас «чп» - самолет с грузом для союзников пропал.

       Рука вождя, которой он собирается взять трубку вздрагивает  и ложится на стол.

 В сузившихся  глазах появляется  хорошо знакомый наркому золотистый блеск - предвестник нарастающего раздражения.

       - Как так пропал, это что,  тебе иголка?

       - Утром взлетел и не приземлился в назначенное время в Мурманске.

       - Почему только сейчас докладываешь?

       -  Не хотели преждевременно беспокоить,  в том районе была густая облачность и он, возможно, сбился с курса или совершил вынужденную посадку. Организовали  активный поиск всеми имеющимися средствами.

       - Результаты?

       - Пока ничего. Час назад отправили в Вологду, где он садился на дозаправку, оперативную группу из Главного управления контрразведки.

       -  Операцию организовывал Абакумов?

       -  Так точно, под моим контролем.

       -  Где он?

       -  Ожидает в прихожей.

       -  Зови.

       Берия выходит и возвращается с генералом.

       - Здравия желаю, товарищ Сталин!  - вытягивается тот,  сделав несколько шагов к столу.

       - И тебе не хворать.

       Вождь медленно поднимается с кресла (нарком тут же вскакивает) и неслышно ступая по ковру ногами в мягких  сапогах, подходит к Абакумову.

       - Кто у тебя непосредственно занимался подготовкой операции?

       - Генерал-майор  Иванов.

       - Снова Иванов, -  оборачивается Верховный к Берии. - Да он у вас, я смотрю, незаменимый.

       Затем, сутулясь, возвращается к столу, набивает трубку и, сломав спичку, раскуривает ее. 

       - А знаете ли вы, что это народное золото, добытое кровью и потом, - вкрадчиво обращается вождь, к застывшим с побледневшими лицами наркому и генералу.

       Те молча кивают. 

       - И как оно политически  важно  для активизации поставок по ленд-лизу тоже знаете, - констатирует  Сталин. - Так что это, предательство или саботаж?  

       В ответ тягостное молчание.

       - Ты, Лаврентий,  найди виновных и примерно накажи их.

       - Уже занимаюсь, товарищ Сталин, - оживляется тот. 

       - А ты, - вперяет вождь палец в Абакумова, - отыщи самолет.

       - Идите пока.

       Нарком и генерал поворачиваются и  быстро выходят из кабинета, чувствуя спинами пронзительный взгляд Верховного.

       В прихожей нарком дрожащей рукой вынимает из кармана платок и утирает покрытое испариной лицо, а начальник контрразведки прикладывает руку к дергающемуся нервным тиком глазу.

       Уже светает. В кронах деревьев щелкает какая-то птица Они полной грудью вздыхают холодный  предутренний воздух, и садятся в   машины.

       - На Лубянку,-  бросает шоферу Берия, и автомобили трогаются  в обратный путь.