Близилась годовщина вступления Клавдия на трон.

Император был занят множеством дел, от малозначительных до наиважнейших, которые прибавились к его привычным обязанностям. Придя к власти, Клавдий проявил особое внимание к правосудию, которое он отправлял сам, по своему усмотрению смягчая или ужесточая наказание, невзирая на упреки магистров, порой находивших его прозорливым и осмотрительным, а порой опрометчивым и странным. Так, несколько дней тому назад он велел одному иностранцу, обвиняемому в незаконном присвоении права гражданства, присутствовать на одном и том же судебном заседании то в тоге, то в греческой хламиде. В другой раз всадник, которого он несправедливо обвинил в совратительстве, ранил ему щеку, бросив в лицо оказавшиеся у него под рукой тростник и дощечки, и упрекнул его в глупости и жестокосердии.

Клавдий только что описал эти события в своем дневнике, который аккуратно вел день за днем. Он отложил в сторону свиток и тростник, потом развернул другой папирус, куда заносил проекты различных эдиктов, над которыми трудился многие месяцы. Он перечел два последних, и на лице его появилась довольная улыбка. Поднявшись из-за стола, он аккуратно сложил в бронзовые цилиндрические футляры объемистые свитки, которые были ему особенно дороги, поскольку представляли собой плоды многолетних трудов и содержали описание событий, последовавших за гибелью Юлия Цезаря, а также еще не законченный пятый том «Истории», посвященный событиям сравнительно недавним, с начала гражданских войн.

— Это превосходная идея, о божественный Клавдий, по случаю годовщины твоего прихода к власти прочитать римскому народу последние главы твоей «Истории», — сказал хранитель архивов Полибий.

— Я думаю, что народу понравились бы эти чтения, однако у меня есть для него и другие сведения, без сомнения занимательные, прежде всего торжественное открытие театра Помпея. Строительство акведука, начатое по распоряжению Гая, тоже завершается, и в день годовщины народу объявят, что источниками Церулейский, Курциев и Альбудигна вскоре можно будет пользоваться…

— Когда народ услышит эти благие известия, он устроит тебе овацию, — вмешался Нарцисс. Клавдий позвал его, чтобы он помог в написании речи, которую император намеревался произнести в день праздничных торжеств.

— Да внемлет Юпитер твоим словам, — ответил Клавдий, устраиваясь перед ним на сиденье без спинки. — Прежде чем дорабатывать речь, которую мы с тобой набросали в общих чертах, я ознакомлюсь с сегодняшней почтой. Оставь нас, Полибий. Ты скоро вернешься, если мне понадобятся твои услуги.

Вольноотпущенник встал и, поприветствовав Клавдия, неслышно удалился.

Как только один из двух нубийцев закрыл дверь, которую они бдительно охраняли, император обратился к Нарциссу в более непринужденном тоне:

— Нарцисс, я доволен твоей службой и уже давно считаю тебя свободным человеком. Так вот, императрица справедливо заметила мне, что твоя преданность заслуживает награды. Кроме того, работа, которую ты выполняешь, занимаясь императорской почтой, делает для тебя доступными некоторые государственные тайны, и это обстоятельство повышает значимость твоей деятельности. А посему я решил дать тебе свободу.

Глаза раба, узнавшего, что скоро он станет свободным человеком, загорелись. Он опустился перед Клавдием на колени и, взяв руку императора, горячо поблагодарил его.

— Надеюсь, твое новое положение не лишит тебя желания служить мне, но, напротив, побудит еще лучше исполнять свои обязанности. Ну так прочти мне теперь корреспонденцию и начни с той, что пришла из-за границы.

Нарцисс поднялся с колен и взял один из свитков, разложенных на низком столике. Послание было от британского царя. Нарцисс сел, развязал скрепляющую свиток ленту и стал читать:

«Тиберию Клавдию, императору Рима.

Я в последний раз требую выдачи перебежчиков, коим ты дал приют в Риме. С той поры как Юлий Цезарь предпринял попытку захватить Британию…»

Нарцисс прервал чтение: один из нубийцев снова открыл дверь, чтобы впустить раба, который объявил, что по приглашению императора прибыл проконсул Испании Аппий Силан. Клавдий распорядился впустить Аппия Силана.

Через некоторое время вошел Аппий Силан и приветствовал императора, величавым жестом отбросив полу своего красновато-коричневого плаща на левое плечо. Он был высокого роста, крепок, с мускулистыми руками и ногами.

— Здравствуй, Аппий, — ответил Клавдий на приветствие.

Он пригласил его занять одно из сидений напротив и спросил:

— Какие новости ты привез нам из Испании?

— Превосходные новости, цезарь. Иберы — народ мирный. Мы всегда уважали их обычаи и нравы, потому и они ведут себя вполне покладисто.

— Что ж, великолепно. Послание, опередившее тебя, уже дало мне представление о твоей деятельности и подтвердило покорность испанцев… А, вот и Мессалина!..

— Да, Клавдий, — сказала, входя в кабинет, императрица, одетая в блестящую шафранного цвета тунику, — мне только что сообщили о приезде нашего дорогого Аппия, и я поспешила сюда, чтобы обнять его.

— Так сделай это, Месса.

Она направилась к Аппию, который поднялся, как только она вошла. Приблизившись к отчиму, она подняла глаза к его строгому лицу и слегка откинула голову, словно предлагающая себя женщина, потом внезапно повернулась к Клавдию:

— Мне кажется, мой дорогой супруг, что ты пренебрегаешь всеми законами гостеприимства. Я не вижу здесь ни прохладительных напитков, ни закуски для человека, утомленного долгим и малоприятным путешествием.

— Ты права, Месса, но Аппий только что прибыл, когда ты вошла. Мне непременно надо ответить британскому царю и ознакомиться с сегодняшней почтой. Я предлагаю тебе, Аппий, пойти в покои императрицы, она велит приготовить ванну и подать закуску. Мы увидимся, когда ты отдохнешь с дороги.

— Как тебе будет угодно, — ответил Аппий, однако, без большой охоты.

Когда он вошел в столовую, Аилур, лежавший, вытянув лапы, на восточном ковре и позевывающий, встал, приблизился к нему, обнюхал и по приказу хозяйки вернулся на место. Мессалина указала гостю на диван и велела рабыне принести вина и мяса.

— Лепида счастлива, что вернулась в Рим, — сказала она, занимая ложе напротив. — Мне кажется, она скучала в Испании.

— Я знаю. И все же климат там приятный, да и население не доставляло нам ни малейшего беспокойства.

— Я послала известить ее о твоем прибытии.

Аппий поблагодарил. Мессалина следила за каждым его движением. Она наблюдала, как он протянул чашу рабыне и та налила ему лучшее вино, которое имелось во дворце, как он поднес чашу к губам и слегка наклонился, откусывая мясо косули.

— Твое возвращение наполняет меня радостью, — сказала она. — Я намерена устроить сегодня вечером в моем доме на Квиринале праздник в твою честь. Согласен ли ты прийти туда?

— С удовольствием, Месса, я тронут твоим вниманием.

— Мы будем ждать тебя. Лепида знает, где этот дом. Там я принимаю своих самых близких друзей.

— Можешь на меня рассчитывать, я с радостью приду.

Мессалина не собиралась много времени тратить на обольщение Аппия. За год царствования она приобрела уверенность властителей; ей хотелось, чтобы каждое ее желание удовлетворялось немедленно, даже если речь шла о любовных прихотях. Она все тщательнейшим образом приготовила, чтобы тем же вечером поймать Аппия в свои сети.

Прибыв вместе с Лепидой в дом на Квиринале, он был приятно удивлен строгим убранством комнат, красотой барельефов, теплой обстановкой, созданной с помощью благовоний и искусно устроенного освещения, позволяющего выделить одни уголки и погрузить в полумрак другие. Молодые женщины с гибкими смуглыми телами танцевали под звуки арф, кифар и флейт.

Обнаженная до пояса рабыня провела гостей к отведенным для них местам в пиршественном зале. Ложе Аппия находилось рядом с ложем Мессалины, уже занятым ею. Она была одета в более легкую тунику, чем утром, и распустила волосы: они спадали ей на плечи длинными волнистыми прядями, похожими на ночных змей.

Мессалина пригласила дочь Поппеи, через которую продолжала получать сведения о связи ее матери с Валерием Азиатиком. Она уверяла, что он по-прежнему влюблен. К своей радости, незадолго до прибытия Лепиды и Аппия Мессалина узнала, что Поппея позорно изменяет ему. Она не оставила намерения сделать Азиатика своим любовником, но это не помешало ей любезно встретить Аппия. Лепида устроилась рядом с Траулом Монтаном, всадником, которого Мессалина взяла в любовники, хоть он ее и не домогался, и в ту же ночь прогнала: она возжелала его из прихоти и тотчас разочаровалась. Однако она с удовольствием приглашала его на свои пирушки: он был тонким собеседником и развлекал присутствующих остротами.

Когда все гости собрались, в зал пригласили мимов и акробатов, а тем временем рабы подавали блюда и щедро разливали лучшие вина. Лепида проявила живейший интерес к Траулу Монтану — к его молодости и красоте. На празднование возвращения своего отчима Мессалина специально пригласила известного повара, так что блюда, каждое из которых было произведением искусства, изумляли всех не только своей оригинальностью, но и изысканным вкусом. Гости ели и пили с особенным аппетитом. Мессалина наблюдала за матерью, но вскоре, убедившись, что она достаточно пьяна, перестала ею интересоваться. Тогда она пригласила пройтись Аппия, якобы для того, чтобы облегчить пищеварение, а заодно и осмотреть дом. Он, пошатываясь, двинулся за ней. Едва они покинули зал, как Мессалина прижалась к нему и потянулась губами к его губам; после мгновения нерешительности он овладел ею. Мессалина расценила это как знак разделенной страсти. Она провела его по многочисленным комнатам, раздумывая о том, вести ли его сейчас к себе в спальню, но все же отказалась от этой идеи из опасения, что у матери была еще достаточно ясная голова, чтобы отправиться на их поиски. Она повернула вместе с ним к пиршественному залу, но, прежде чем войти, проговорила:

— Мой дорогой Аппий, приходи завтра вечером ко мне во дворец, в мои личные покои. Я буду тебя ждать.

Не дожидаясь ответа, который, как она полагала, мог быть только положительным, она присоединилась к гостям; следом за ней шел Аппий.

Вечером следующего дня Мессалина чувствовала себя очень взволнованно и весело оттого, что сделалась любовницей своего отчима. Она долго занималась туалетом и надела столь легкую тунику, что сквозь ткань просматривалось все ее тело и перламутровый оттенок кожи. Она не представляла себе, чтобы ее мать, женщина похотливая и легкомысленная, могла встать на пути этой, конечно же, мимолетной страсти.

Уже наступила ночь, и Мессалине казалось, что она давно ждет Аппия, когда появился один из его рабов и передал ей письмо. Нервным, нетерпеливым движением она раскрыла дощечку. Лицо ее багровело, пока она читала следующее послание:

«Валерии Мессалине, императрице, привет.

Я слышал о тебе много дурного, Мессалина, но я не хотел этому верить. Я и сейчас не хочу верить тому, что ты способна обманывать собственную мать. Вчера вечером я позволил увлечь себя под влиянием выпитого. Это была досадная ошибка. Я предпочитаю забыть о том, что ты мне предложила. Ничего не жди от меня. Прощай!»

Внизу дощечки Аппий Силан поставил свою подпись.

Мессалина грубо отослала ждавшего у порога раба и, дав волю своему гневу, принялась ходить взад и вперед по комнате. Наконец она села на диван, надолго погрузилась в раздумья, а затем послала раба разыскать Нарцисса. Она доверяла ему с той поры, как Клавдий, памятуя о ее посредничестве, отпустил его на волю. Еще ей казалось, что Нарцисс влюблен в нее, хоть и пытается скрыть свое чувство, — а это является самой надежной гарантией преданности. Нарцисс тотчас откликнулся на ее зов.

— Садись, — приветливо сказала Мессалина. — Да будет тебе известно, что мой отчим, Аппий Силан, не только отказал мне в повиновении, но и унизил меня. Я хочу его примерно наказать.

— Проступок его, наверное, очень серьезен, судя по тому гневу, который тебя охватил.

— Именно так, клянусь Юпитером. Я пригласила тебя, чтобы ты помог мне найти наказание, которое он заслуживает и которое было бы самым суровым из всех возможных.

— Не думаешь ли ты предать его смерти? Не забывай, что Аппий Силан твой отчим и он помог цезарю в его политике сближения с сенаторами. Трудно будет заставить их согласиться на достаточно скорую с ним расправу.

— Признаюсь тебе, такое решение меня страшит. И все же я не вижу ничего иного.

— А что за преступление он совершил?

— Не думай пока об этом. Знай, что он заслуживает смерти, и я не сомневаюсь, что твой изобретательный ум найдет способ наказать его так, чтобы я осталась вне подозрений. Я не хочу давать повод думать, что моя злость — причина его падения.

Он смотрел на нее, нахмурив лоб и полуприкрыв глаза.

Призывно улыбаясь, она нежным голосом продолжала:

— Обещаю заплатить тебе за услугу самой лучшей в мире монетой. Ступай. Я уверена, что этой ночью ты отыщешь способ избавить меня от человека, коего присутствие стало для меня невыносимо.

Мессалина заканчивала омовение, когда на исходе утра следующего дня ей сообщили о приходе Нарцисса. Она отослала массажистку, которая каждый день разминала ей тело и умащивала его благовониями, рабыня помогла ей облачиться в просторную ткань, после чего, горя нетерпением услышать отпущенника, она поспешила принять его.

— Ну что, Нарцисс, ты подумал о моем деле?

— Кажется, я нашел то, что тебе более всего подойдет. Но я хотел бы доверить это только тебе одной.

Мессалина велела всем рабам, находящимся в комнате, удалиться.

— Слушаю тебя.

Устраиваясь на ложе, Мессалина как бы невзначай обнажила свои безупречной формы ноги и одну из округлых грудей, на которую устремился пронизывающий взгляд отпущенника.

— Вот что я предлагаю, — сказал он после недолгого молчания. — Завтра утром ты пойдешь в покои Клавдия и с трепещущим видом велишь передать ему, что уже много ночей тебя одолевает один и тот же сон. Он тотчас же тебя примет, ведь ты знаешь, с какой верой император относится к пророческим сновидениям. Ты расскажешь, что тебе снится, как какой-то убийца наносит ему удар кинжалом, и добавишь, что преступник появляется во дворце ранним утром, застает Клавдия в его спальне и пытается его убить, когда он встает с постели.

Нарцисс смолк и посмотрел на Мессалину, которая подняла руку в браслетах, как бы желая этим томным жестом снять напряжение.

— Я могу это сказать, но не понимаю, к чему ты клонишь.

— Доверься мне.

— Охотно, но скажи хотя бы, рассчитан ли твой план на то, что Аппий Силан отправится в царство Плутона? Боюсь, как бы подозрения не пали на меня, если я сама стану говорить с Клавдием.

— Об этом не беспокойся. После тебя к Клавдию пойду я, и уж тогда цезарь сам примет решение о наказании Силана. Тебе вовсе не стоит тревожиться.

Мессалина не хотела выглядеть бестолковой и сделала вид, что замысел ей понятен. Она устремила на Нарцисса одобрительный взгляд из-под длинных ресниц и не пошевельнулась, когда он бросился перед ней на колени и, взяв ее ножку, коснулся губами теплой нежной кожи. Она позволила ему дойти до колена, но остановила, когда его губы добрались до бедра.

— Награда будет после удачного исхода дела, — тихо сказала она и легонько оттолкнула его ногой.

Уйдя от императрицы, Нарцисс послал к Аппию Силану гонца с просьбой от имени Клавдия явиться рано утром во дворец и предстать перед императором. На следующий день, едва забрезжил рассвет, Нарцисс встал с постели и, напустив на себя испуганный вид, помчался в покои Клавдия. Он оттолкнул раба, охранявшего дверь в спальню, и, рухнув на колени у изголовья ночного ложа императора, вскричал прерывающимся от волнения голосом:

— О божественный цезарь! Прости меня за вторжение, но я так боялся прийти слишком поздно, когда бы ты уже пал от руки убийцы!

— Что ты несешь, Нарцисс? — удивился Клавдий, приподнимаясь на ложе.

Он заикался от неожиданности, вид у него был растерянный.

— Меня только что разбудил пророческий сон, — дрожащим голосом проговорил отпущенник. — Я видел, что тебе грозит смерть от удара кинжалом и нанесет его первый человек, который явится сегодня к тебе во дворец.

— Право же, Нарцисс, успокойся. Как ты с твоим-то умением владеть собой мог так разволноваться из-за какого-то сна?

— Цезарь, моя любовь к тебе столь велика, а моя преданность столь незыблема, что я умер бы, если бы ты не пожелал меня выслушать и был бы предательски убит.

— Клянусь Геркулесом, объясни все по порядку.

— Сон так встревожил меня, что я проснулся. Человек направлялся к тебе в спальню, чтобы приветствовать тебя, но прежде чем кто-либо смог вмешаться, он стал наносить тебе удары кинжалом так быстро, так неожиданно! Ты упал, залитый кровью, ты, лучший из властителей! Этот нечестивец посмел посягнуть на своего императора, посягнуть на его священную персону!.. Это было ужасно… И самое ужасное то, что у убийцы было лицо Аппия Силана.

Слова отпущенника и тон, каким они были сказаны, не на шутку встревожили Клавдия. Он отослал отпущенника, поблагодарив его и пообещав позаботиться о своей безопасности.

Едва Нарцисс ушел, Клавдий, не желающий долее оставаться в постели, отправился к супруге, словно подле нее он мог чувствовать себя в большей безопасности. Мессалина, уже готовившаяся встать и идти к нему, быстро отвернулась и закрыла глаза. Он сел возле ложа и тихо позвал ее по имени, дотронувшись рукой до ее плеча. Она сделала вид, что внезапно проснулась.

— Клавдий, супруг мой дорогой, что случилось? Отчего у тебя такое расстроенное лицо? — спросила она, в глубине души радуясь, что он сам пришел к ней.

— Месса, — начал он, — не снились ли тебе в последние дни какие-нибудь странные сны обо мне?

— Я что-то не понимаю, — зевая сказала Мессалина.

— Я хочу знать, снились ли тебе сны обо мне?

— О, твой вопрос удивляет и беспокоит меня. Почему ты вдруг пришел спрашивать об этом? Это меня пугает.

— Но почему же?

— Видишь ли, вот уже несколько ночей мне снится один и тот же сон. Каждый раз я вижу человека, судя по его тоге — из сенатского сословия, который приходит к тебе ранним утром, когда ты еще спишь. Но ты соглашаешься его принять, поскольку, без сомнения, он тебе хорошо знаком. Он пользуется этим, чтобы сразить тебя кинжалом.

— Возможно ли такое? Но почему ты мне ничего не говорила?

— Я знаю, что ты придаешь большое значение снам, и не хотела тебя волновать. В конце концов это всего лишь сон, и я не вижу, кто бы мог желать зла такому человеку, как ты, доброму и мудрому… Я так устала… Я бы хотела еще немного поспать.

Клавдий не сомневался, что сны эти не что иное, как предупреждение. Он поспешил вернуться к себе и позвал рабов, чтобы помогли ему одеться. Спустя некоторое время ему объявили о приходе Аппия Силана. Клавдий дал приказ обыскать его и привести в сопровождении стражи.

— Что за странная манера принимать друзей и родственников! — возмутился Силан, входя в комнату Клавдия. — Я понимаю, когда ты велишь обыскать и окружаешь стражей людей незнакомых, но чего ты боишься от членов своей семьи?

— Всего, Аппий, я всего боюсь, даже от собственной семьи, и ты — доказательство того, что у меня есть на это основания. Так признавайся в своих преступных намерениях! Мне затмило глаза дружеское расположение, которое я к тебе питал. И ты решил, что этим можно воспользоваться, чтобы нанести мне удар. Но боги меня хранят, они предупредили меня через Нарцисса.

— Что за нелепая шутка? — возмутился Аппий.

— Боги известили меня, что первый человек, который сегодня утром явится ко мне, попытается меня убить.

— Если я пришел к тебе, то только потому, что один из твоих рабов…

— А вот и оружие, которое он нес собой, — прервал его Нарцисс, показывая кинжал в ножнах. — Твоя охрана только что изъяла его.

— Этот нож действительно принадлежит тебе? — спросил Клавдий.

— Я не стану этого отрицать…

— Именно таким оружием, божественный Клавдий, действовал твой убийца в моих снах, — заверил Нарцисс.

— Нелепица какая-то! — защищался Аппий. — Я просто-напросто подчинился приказу, который принес мне один из твоих рабов: явиться на рассвете к тебе во дворец. Если бы я хотел тебя убить, неужели ты думаешь, что я выбрал бы такое время, когда вокруг полно охранников?

— Ты считаешь меня круглым дураком, Аппий? — сказал Клавдий, скорее расстроенный, нежели возмущенный. — Ты являешься во дворец, когда все еще спят, вооруженный кинжалом, а когда тебя хватают с поличным, утверждаешь, что я послал за тобой раба. Но никто из моих рабов не получал такого приказания.

— Собери всех рабов и опроси их. Ты убедишься, что я говорю правду.

— Аппий, мною всегда движет чувство справедливости. Ты не будешь осужден без расследования, но, если не найдется раб, который ходил к тебе якобы по моему поручению, ты умрешь сегодня же. Завтра годовщина моего вступления на трон. Сенат увидит, как я наказываю предателей и как мои отпущенники заботяться обо мне даже во сне.

— Позволь сказать, божественный Клавдий, — вмешался Нарцисс. — Я не считаю, что будет полезно публично выносить Аппию обвинение в предательстве. Не забывай, что он сам сенатор…

— Сенатор, который покушался на своего императора! — вознегодовал Клавдий.

— Но это ложь! — продолжал защищаться Аппий. — Мне совершенно незачем посягать на твою жизнь. Я уважаю тебя и всегда верно тебе служил. В чем ты можешь меня упрекнуть, кроме того, что я явился во дворец вооруженный кинжалом, который, как ты знаешь, я всегда ношу с собой?

— Я велю опросить моих рабов. Приговор будет зависеть от результата дознания. А пока пусть его уведут.

Нарцисс, который заранее знал результат, поскольку накануне отправил к Силану своего собственного раба, к тому же жившего не во дворце, дал знак охране увести Аппия. Он понимал, что надо побудить Клавдия действовать быстро, пока сенаторы, заподозрив неладное, не вмешались и не оправдали Аппия. К концу дня посыльный найден не был, и Нарцисс поторопил Клавдия вынести решение о смертной казни, убедив Клавдия в опасности, которую отныне представлял этот человек, после провалившейся попытки убийства. Император подписал приговор с чувством облегчения: ему удалось избежать гибели благодаря вмешательству богов.