Поразительно, подумал Адамберг, как за три дня перестаешь удивляться и начинаешь воспринимать все новое как привычную рутину. Он припарковал машину перед зданием ККЖ, в нескольких метрах от хлопотливой белки, охранявшей вход. Ощущение новизны исчезло, каждый облюбовал себе норку и притерся к ней, как притирается зад к сиденью стула. В понедельник все заняли уже насиженные места в зале, чтобы выслушать инструкции суперинтенданта. После работы «на земле» — лаборатория. Достать образцы, разложить образцы в девяносто шесть ячеек для обработки. Адамберг вяло записывал указания для ежедневного отчета Мордану.

Адамберг предоставил Фернану Санкартье заниматься машинерией. Они стояли, облокотясь на белые поручни, и следили за процессом. Уже два дня Адамберг плохо спал, и монотонное движение десятков пуансонов усыпляло его.

— Заснуть можно, правда? Хочешь, схожу за кофе?

— Двойной, с кофеином, Санкартье, очень крепкий.

Сержант вернулся, осторожно неся стаканчики.

— Не обожгись. — Он протянул кофе Адамбергу.

Они снова прислонились к ограждению.

— Очень скоро, — сказал Санкартье, — и пописать на снег нельзя будет — сразу выскочит штрих-код и прилетят три вертолета с копами.

— Скоро, — отозвался Адамберг, — нам даже не нужно будет допрашивать преступников.

— Да нам и видеть-то их не понадобится… Будем приезжать на место происшествия, вынюхивать следы пота, и парня поднесут нам на блюдечке.

— Нам станет скучно.

— Тебе нравится твое пойло?

— Не очень.

— Мы в этом не сильны.

— Скучаешь здесь, Санкартье?

Сержант задумался:

— Мне бы хотелось вернуться «на землю». Туда, где для работы нужны глаза и где можно пописать на снег, понимаешь? Да и девушка моя осталась в Торонто. Но не говори ничего шефу, он устроит мне взбучку.

Зажглась красная лампочка, и они какое-то время стояли неподвижно, глядя на замершие пуансоны, потом Санкартье нехотя оторвался от перил.

— Нужно шевелить клешнями. Если шеф увидит, что мы сачкуем, от злости сожрет свои носки.

Они освободили поддон, и Санкартье по новой запустил процесс.

— В Париже ты часто работаешь на улице? — спросил он.

— Стараюсь. Хожу, гуляю, мечтаю.

— Счастливчик. Раскрываешь дела, витая в облаках?

— В каком-то смысле, — улыбнулся Адамберг.

— Сейчас работаешь над каким-то делом?

Адамберг поморщился:

— Не совсем. Сейчас я скорее гробокопатель.

— Нашел кость?

— Много костей. Раскопал мертвеца. Но он не жертва, а убийца. Мертвый старик-убийца.

Адамберг взглянул в глаза Санкартье. Они были карими и круглыми, как у плюшевого мишки.

— Ну, — сказал Санкартье, — если он все еще убивает, значит, не совсем мертвый.

— Совсем, — настаивал Адамберг. — Говорю тебе, он мертвец.

— Тогда выходит, что он не сдается, — заключил Санкартье, раскинув руки. — Корчится, как дьявол от святой воды.

Адамберг оперся локтями о перила. Наконец-то кто-то еще кроме Клементины протянул ему руку просто так, из человеколюбия.

— У тебя нюх и интуиция настоящего полицейского, Санкартье. Тебе нечего делать в кабинете.

— Думаешь?

— Уверен.

— Одно могу сказать, — сказал сержант, качая головой, — у тебя с твоим дьяволом проблем будет выше крыши. Поберегись. Многие назовут тебя психом.

— То есть?

— Скажут, что витаешь в облаках, что потерял голову.

— Уже говорят, Санкартье.

— Тогда не щелкай клювом и постарайся всех их «сделать». По моему понятию, тебе повезет, ты башковитый, сообразишь, что делать. Лови своего проклятого демона и, пока не поймаешь, не высовывайся.

Адамберг склонился над поручнями, потрясенный тем, какое облегчение принесли ему слова простодушного коллеги.

— А ты, Санкартье, почему не считаешь меня чокнутым?

— Потому что ты не чокнутый. Нетрудно разобраться. Пойдешь обедать? Уже двенадцать.

Вечером следующего дня, проведенного тоже в компании Санкартье, Адамберг с сожалением расставался с доброжелательным канадцем.

— С кем ты работаешь завтра? — спросил Санкартье, провожая его до машины.

— С Жинеттой Сен-Пре.

— Хорошая девчонка. Можешь быть спокоен.

— Мне будет не хватать тебя, — сказал Адамберг, пожимая ему руку. — Ты оказал мне огромную услугу.

— Да ну?

— Вот тебе и ну. А ты? Кого тебе дают в пару?

— Ну, ту… Напомни ее имя, у нее еще такая масса…

— Масса чего?

— Ну, тела, — смутился Санкартье.

— Понял. Виолетта Ретанкур.

— Прости, что снова об этом говорю, но, когда поймаешь своего чертова мертвяка — даже если это случится через десять лет, — сможешь мне об этом сообщить?

— Тебя это так сильно интересует?

— Да. И ты стал мне другом.

— Тогда скажу. Даже через десять лет.

Адамберг и Данглар ехали в лифте одни. Два дня, проведенные с Добряком Санкартье, смягчили комиссара, он отложил на потом разборки с заместителем.

— Идете куда-нибудь вечером, Данглар? — спросил он нейтральным тоном.

— Я смертельно устал. Съем что-нибудь и лягу.

— Как дети? Все нормально?

— Да, спасибо. — Капитан выглядел слегка удивленным.

Адамберг улыбался, возвращаясь к себе. В последнее время Данглару плохо удавалось вранье. Накануне он уехал в половине седьмого и вернулся только в два часа ночи: съездил в Монреаль, послушал тот же концерт, сыграл роль ангела-хранителя. От недосыпа под глазами у капитана появились мешки. Славный малый Данглар, он твердо уверен, что сберег ото всех свою тайну! Сегодня состоится последний концерт, и капитан в последний раз смотается в Монреаль и вернется назад.

Адамберг наблюдал из окна за его партизанским уходом. Счастливого пути и удачного прослушивания, капитан. Он смотрел, как отъезжает машина, когда позвонил Мордан.

— Простите за задержку, комиссар, у нас тут полный завал. Один тип собрался убить свою жену и позвонил нам. Пришлось окружить дом.

— Убитые есть?

— Нет, он пустил первую пулю в пианино, а вторую себе в ногу. На наше счастье, он настоящий растяпа.

— Есть новости из Эльзаса?

— Лучше я прочитаю вам статью, помещенную на восьмой полосе. «Сомнения в деле об убийстве в Шильтигеме? В результате расследования, проведенного жандармерией Шильтигема после трагического убийства Элизабет Винд в ночь на субботу четвертого октября, суд выдал ордер на задержание Б. Ветийе. По нашим сведениям, Б. Ветийе был также допрошен высокопоставленным комиссаром Парижского уголовного розыска. По информации из этого же источника, убийство девушки мог совершить серийный убийца. Это предположение было категорически опровергнуто майором Трабельманом, отвечающим за расследование. Он заявил, что это не более чем слухи. Майор подчеркнул, что для ареста у его сотрудников были веские основания». Вы это искали, комиссар?

— Именно. Сохраните статью. Теперь остается молиться и уповать на то, что Брезийон не читает «Эльзасских новостей».

— Вы хотите обелить Ветийе?

— И да, и нет. Тяжело работать землекопом.

— Ладно. — Мордан не стал задавать других вопросов. — Спасибо за сообщения. Кажется, то, чем вы там занимаетесь, интересно, но не более того.

— Жюстен здесь как рыба в воде, Ретанкур везде адаптируется без проблем, Вуазне усматривает в работе нечто сверхъестественное, Фруасси справляется, Ноэль теряет терпение, Эсталер удивляется, а Данглар ходит на концерты.

— А вы, комиссар?

— Я? Меня называют мечтателем, говорят, что я «витаю в облаках». Никому об этом не рассказывайте, Мордан, как и о статье.

Закончив разговор с Морданом, Адамберг занялся Ноэллой: страстность девушки отвлекала его от неприятного открытия, сделанного в Монреале. Она мгновенно решила проблему с местом их свиданий. Они встречались у камня Шамплена и за четверть часа поднимались по велосипедной дорожке до пункта проката велосипедов. Одно из окошек плохо закрывалось. Девушка приносила в рюкзачке все, что требовалось — еду, питье и надувной матрас. Адамберг расставался с ней в половине двенадцатого, возвращался по тропинке, которую теперь знал наизусть, шел мимо делянки, здоровался со сторожем, прощался с рекой Утауэ и отправлялся спать.

Работа, река, леса и девушка. Ему бы порадоваться подобному раскладу. Забыть об отце ребенка Камиллы, а историю с Трезубцем воспринимать так, как посоветовал Санкартье. «Ты башковитый, сообразишь, что делать». Адамбергу хотелось верить именно Санкартье, хотя, судя по высказываниям Портленса и Ладусера, коллеги не считали ум его главным достоинством.

Вечерняя встреча с Ноэллой была слегка омрачена состоявшимся между ними коротким диалогом, который Адамберг решительно прекратил.

— Возьми меня с собой, — попросила она, потягиваясь на матрасе.

— Не могу, я женат, — мгновенно, по наитию, ответил Адамберг.

— Ты врешь.

Адамберг закрыл ей рот поцелуем.