В Женеве, во дворце Лиги наций, царит всеобщее возбуждение, и господин Де-ла-Мейере (Франция) мужественно выдерживает насмешки своих коллег.

Прилив возвышенной, альтруистической добродетели возносит делегатов на вершину бескорыстия, и оттуда они строго осуждают поведение Франции.

Вот они, во время перерыва, сидят в этом большом курительном зале, который, вероятно, всем известен по фотографиям и кино. Резной дубовый потолок и гобеленовые обои создают атмосферу строгой официальности; широко раскрытые окна выходят на озеро, синее, как клочок Средиземного моря. Как в Ницце, вьются чайки. Косые лучи осеннего солнца напоминают театральный прожектор. Если бы не некоторая замкнутость пейзажа, можно было бы подумать, что находишься на южном побережьи Франции; в парке есть пальмы (положим, они в кадках), агавы, индийские смоковницы, Бугенвилья в цвету, как в садах Монте-Карло. Но может быть, этот Дворец наций — тот же игорный дом, где гаолиновым жетонам соответствуют интересы народов? Игорный дом или общественный театр? Интернациональный «Петрушка»?..

Приближалось время, назначенное для подписания договора, в силу которого остров N должен был быть передан Франции. Делегаты знали, что договор сегодня подписан не будет и совещание не даст никаких положительных результатов; председатель (господин Герониус Маессейк — Голландия) будет сокрушаться о том, что неожиданные факты препятствуют подписанию договора и возбуждают новые сомнения; в основу обсуждений он поставит «интернационализацию острова». Пустые формулы замаскируют перед всем светом фиктивные торги, до тех пор пока не придут к какому-нибудь соглашению и дипломатия не уладит всего.

Можно было подумать, что находишься в вестибюле клуба… скажем, английского, в предобеденный час. Встречаются, однако, и женщины: машинистки, секретарши, журналистки снуют среди групп; не о спорте ли беседуют все эти корректные, равнодушные мужчины— светские люди? Да, и еще о каком спорте! Игра никого не вводит в заблуждение, но надо следовать ее правилам… Многие иронически улыбаются. Другие, более ловкие, стараются скрыть свои настоящие ощущения. Некоторые (самые хитрые) откровенны и ясны; их считают вероломными.

Они беседуют вдвоем, втроем, расхаживая взад и вперед, переходя от группы к группе с видом порхающих бабочек.

Больше всего публики вокруг Дуркхейма (Германия): лысого гиганта с большим животом. Ведь это его родина раскрыла истину и подняла шум. С лицемерным добродушием он намекает на то, что мандат следовало бы передать добродетельной Германии, а не противозаконной захватчице — Франции. Нормальное право первенства не имеет здесь значения; болид не есть «res nullius», это дар, принесенный божеством человечеству, на который принципиально имеют право все народы. Но они не могут сами осуществить его — им нужен один уполномоченный… Так почему же не отдать Германии мандат на этот малюсенький островок, взамен колоний, которых она лишилась.

«Да, почему же?» — вопрошают, попивая прохладительные напитки, делегаты Австрии, Болгарии, Венгрии, Дании, Норвегии и другие, которые надеются тоже получить крохи с барского стола. Даже господин Де-Сюсси не отказывается. Он задумчива потягивает через соломинку свой замороженный лимонад.

Господин Мейере (Франция), окруженный господами Эттербэк (Бельгия) и Вронским (Польша), счастлив, видя направляющегося к нему сэра Артура Грея (Англия — физиономия кирпичного цвета, монокль в глазу — настоящий джентльмен). Сэр Артур, презиравший некогда мягкотелую политику Франции, проникнут почтением к ловкости, какую она проявила, проведя все нации, и к тому, как гордо она призналась в этом. Он говорил господину Мейере о возможном соглашении: Франция сохранит незаконно приобретенное золото и даже будет продолжать разрабатывать болид… при условии совладения им (мандат будет выдан для проформы) на паритетных началах с Англией.

Господин Мейере оценил по достоинству это предложение. Он знает, что даже при поддержке Бельгии и Польши (не считая Чехо-Словакии, Румынии, Югославии) Франция не может противостоять притязаниям всех остальных наций. В союзе же с Англией — другое дело…

А Бельгия храбро предлагает кусок Конго, если ее примут в проектируемый синдикат.

Но вот господин Т. М. Феррик (Соединенные штаты, — он не делегат, а только наблюдатель, но это не важно) пробирается между группами на своих толстых подошвах и, с восхитительной сознательностью янки, как настоящий «enfant terrible», кладет ноги на стол. Его правительство по подводному кабелю только что передало ему следующее: «Болид упал западнее 40 градуса долготы западного меридиана от Гринвича, т. е. ближе к Америке, чем к Европе, другими словами, в водах Соединенных Штатов (так как, согласно общепринятой доктрине Монрое, Канада в счет не идет). Следовательно, болид принадлежит Соединенным штатам».

В виде премии и утешения Франции остается добытое уже ею золото, и она будет освобождена от уплаты военных долгов.

Впрочем, Соединенные штаты не станут разрабатывать золотоносной жилы острова Фереор. Их интересует исключительно железо. У них достаточно золота для своих потребностей, и они не хотят, чтобы золото обесценилось вследствие чрезмерного избытка его.

Но кто принимает всерьез Америку, так сильно пострадавшую от циклона, у которой уцелело не более двадцати судов в портах Атлантического океана?.. А оставшиеся у ней дредноуты (эти дредноуты со странными железными решетчатыми башенками) находятся все в Тихом океане, где им и надлежит оставаться, потому что ведь есть еще Япония.

Япония, почтенная Япония, — здесь это господин барон Каки. Улыбающийся и вежливый, вежливый, всегда вежливый, слишком вежливый, почтенный японец утверждает, что он совершенно не интересуется болидом. У Японии, конечно, такие же права, как и у всех (разве его величество микадо не сын неба и не с неба ли болид?), но ей нечего делать а этим золотом… поскольку в Японии утвердилась серебряная система. Каково бы ни было решение, Япония очень вежливо скажет да и смирно останется в своем уголке.

Можно ли довериться господину барону Каки? Нет ли какой-нибудь задней мысли в его желтом мозгу, за этой маской, которая улыбается, вежливо, вежливо, всегда вежливо и заверяет весь свет в своей дружбе?

Есть еще и другие делегаты, но — мелкие сошки— они не принимают участия в игре.

Делегаты в ожидании начала заседания слоняются по залу, записывая на ходу (можно было подумать мадригалы какой-нибудь хорошенькой машинистке), царапают что-то своими вечными перьями на вырванных из блокнота листиках, которые тут же отсылают в соседний зал для зашифровки.

Это уголок дворца, где каждая официальная небрежность становится достоянием всего мира. Потому что дипломатия работает полным ходом, и каждый просит инструкций у своего правительства. Шифровщики завалены работой. Все аппараты потрескивают, как в столичном центральном телеграфе. Каждый специальный провод безостановочно передает сообщения туда и обратно, доводя до истощения молекулы металла.

А па другом конце каждого провода, исходящего из Женевы, этого искусственного мозга человечества, там, в этих нервных центрах каждой страны, золотая лихорадка усиливается с часу на час. Гипнотизирующий болид сверкает на горизонте всех алчных мечтаний.