Наконец, удобно устроившись в самолете, Вика вдруг поняла, что она уже семнадцать часов в пути. Хорошо хоть до Кипра лететь недолго. Она не любила никакие длительные поездки. Через час нахождения в сидячем положении у нее начинало мучительно ломить ноги. И все мысли были лишь об одном — куда их засунуть и когда это кончится. В окно иллюминатора ярко светило солнце, предвещая, что скоро пассажиры из заснеженной Москвы попадут в лето с голубым небом и цветущей зеленью.

Через два с половиной часа самолет приземлился в Ларнаке. Получив свой синий чемоданчик, она поспешила к выходу, где ее нетерпеливо ждал Саша. Заметив знакомое улыбающееся лицо, он бросился навстречу и сгреб ее, счастливую, в охапку…

Неделя пролетела как один день (или месяц — Вика уже ничего не понимала). Бессчетное количество раз она не без удовольствия слышала: «моя красота», «я тебя лю», «я так соскучился». Нацеловавшись вдоволь, они гуляли по живописной набережной, смотрели на изумрудное море, фотографировались на фоне причудливых пальм и ярких цветов, жарили шашлыки. Сашка избавлял ее от необходимости что-то делать самой, улавливал малейшее ее желание. С утра возле ее кровати были свежие цветы и завтрак в постель, вечером — совместный душ и страстные поцелуи. Всю неделю Саша старательно превращал ее жизнь в чудесную сказку. Не боялся давать, не боялся дарить и, видя счастье на лице Вики, радостно улыбался в ответ. Она чувствовала себя как маленький ребенок в материнском лоне. Так спокойно, надежно и уютно Вике давно не было и, благодарная, она отдавала ему всю ласку и нежность, на которые была способна.

Вечером темнело рано. Девушка, заботливо укатанная в мужскую куртку, сидела на стуле во дворе и смотрела на костер, слушая, как тихонько потрескивают горящие угли. В ее душе (что бывало нечасто) царил полный мир и благодатный покой. Босые ступни, обутые в большие мохнатые тапки, стали замерзать. Несмотря на зеленые сады вокруг, обильно усыпанные лимонами и апельсинами, греющее днем солнце, вечер напоминал, что сейчас лишь начало весны и до жаркого лета еще далеко. Она ногой пододвинула еще один стул и положила на него ноги так, чтобы быть как можно ближе к огню. Рядом суетился довольный Сашка, один за другим нанизывая на шампур куски мяса и посыпая их какой-то приправой.

— Что ты делаешь?

— Суфлю, это по-гречески. Смотри, греки настолько любят отдыхать, вернее, не любят работать, что даже к мангалу приделывают моторчик, чтобы шампур сам все время крутился!

Нацепив последний кусок, он водрузил свое «творчество» над углями.

— Слушай, мы все это не съедим! Тут на целую армию!

— Ну, прям! Замерзла?

Молодой человек взял ее ноги, и, усевшись на стул, положил к себе на колени. Потом снял с нее тапочки и начал руками растирать подошвы.

— Щекотно! — довольно поморщилась Вика.

— А так? — он горячо дыхнул на пальцы ее ног и начал целовать их по очереди. Пунцовая от смущения Вика стала оглядываться по сторонам. Пожилой мужчина, перегнувшись через ограду, с любопытством наблюдал за ними. Обнаружив это, девушка непроизвольно отдернула ноги.

— Ты чего?

— Да вон кто-то подглядывает!

— Ну и пусть! Тебе хорошо?

— Да. Всю жизнь бы так, — выдохнула Вика, но тут же, испугавшись последней фразы, широко распахнутыми глазами уставилась на своего спутника.

— Я был бы счастлив…

Наступила тишина. Саша встал, помешал в мангале угли, сел обратно. Засунул ее ступни себе под кофту. И только после этого сказал:

— Только мне нечего тебе предложить. Я нищий.

В глазах Вики мелькнуло недоверие.

— Да, я работаю. Но у меня нет ни жилья, ни постоянной работы. Почти все деньги, что зарабатываю, трачу на то, чтобы здесь остаться. И помочь родителям. Но у меня не получается, хоть ты тресни!

Он на несколько секунд замолчал.

— Как долго мы с тобой не виделись?

— Больше года, — не глядя на него, ответила Вика.

— За «больше года» ничего не изменилось. Помнишь, как ты в прошлый раз уехала?

— Помню прекрасно… — протянула Вика, проглотив острый ком в горле.

— И я прекрасно помню. Я тут с ума сходил. Боялся тебя потерять. Как зверь бегал по дому кругами. Готов уже был пойти и банк ограбить, лишь бы быть вместе. Через неделю переехал. Знаешь, почему?

— Почему?

— Ты мне в каждом углу мерещилась. Мне было плохо. Очень плохо. Я понял, что нельзя настолько давать волю чувствам.

— Я не просила у тебя многого! — прошептала Вика и едва слышно всхлипнула.

— Знаю. Мне все равно, много тебе надо или мало. Я мужчина. Я должен привести тебя в свой дом. И хочу, чтобы у моей жены и детей было все самое лучшее. Рая в шалаше не бывает!

— Разве нам было бы плохо вместе? Ты же меня любишь. И я тебя…

— Я счастлив с тобой. Не верил, что приедешь. Да, сейчас нам хорошо. Но что потом? Жить здесь с тобой на птичьих правах? Меня могут депортировать в любой момент. Да, у меня есть знакомые, которые могут помочь договориться с полицией. Но одно дело — я. Тебя я не могу подвергать такому риску. И в России жить уже не смогу. Пробовал. Только несколько месяцев назад вернулся оттуда.

Вика дернулась как от удара — был в России и не приехал к ней?! Даже не позвонил!!! Впрочем, чему удивляться? Она знала, какой гордый и самолюбивый у него характер. Что-либо говорить было бесполезно. Она молча склонила голову. Саша продолжал:

— Я ничего не могу тебе обещать. И не имею права портить твою жизнь и просить подождать. Я не знаю, когда у меня что-то получится и получится ли вообще. Понимаешь? За этот год чего только не перепробовал! И знаешь, дома мне рассказывали, что один уехал жить за границу и хорошо устроился, потом другой. А я словно в каменную стену головой бьюсь, а толку ноль.

— Успокойся! — глядя немигающим взглядом на огонь, с долей безысходности в голосе проговорила она. — Уверена, у тебя все получится. Жаль, что не со мной…

Сашка притянул ее к себе за плечи, поцеловал, потом сухо сказал:

— Лучше тебя у меня никого не было. И не будет! Сам во всем виноват.

Она прикрыла лицо руками и жестко проговорила:

— Налей мне вина! И себе тоже. Мясо уже, наверное, подгорело…

На следующий день она улетела в Москву. Когда самолет приземлился, позвонил Сашка, чтобы узнать, как она добралась. Внутренний голос шепнул, что этот его звонок был последним.