Сирокко называла это действо Безумным Чаепитием, но сама понимала, что сравнение хромает; просто когда-то она чувствовала себя там примерно как Алиса. Свита отчаяния, окружавшая Гею, скорее подошла бы для экзистенциалистской сцены Беккета, чем для кэрролловской Страны Чудес. И все же Сирокко не удивилась бы, предложи ей там кто-нибудь чашку чая.
Толпа исключительно тонко чувствовала настроение Геи. Сирокко никогда не видела лизоблюдов более нетерпеливыми, чем пока она приближалась к пирушке, — и столь резко насторожившимися, когда Гея наконец ее заметила.
— Вот радость-то! — сочно прогудела богиня. — Да неужто это капитан Джонс? Чем же мы обязаны чести столь внезапного и необъявленного визита? Эй, ты, как там тебя, принеси-ка Фее самый большой стакан чего-нибудь холодненького. Неважно чего — только чтобы воды было поменьше. Садись вон в то кресло, Сирокко. Быть может, тебе еще чего-нибудь хочется? Нет? Хорошо. — Казалось, Гея не знает, что сказать дальше. Сидя в своем широком кресле, богиня что-то бубнила, пока Фее не подали стакан.
Сирокко посмотрела на стакан так, будто в жизни ничего подобного не видела.
— Наверное, тебе лучше сразу бутылку, — предположила Гея. Сирокко посмотрела ей в глаза. Потом опять взглянула на стакан, перевернула его и стала водить по кругу, пока не образовалась на полу лужица. Пустой стакан Сирокко швырнула вверх — так, что, покинув круг света, он все еще взлетал. Сфера сплющилась и начала расплываться по ковру.
— Никак ты хочешь сказать, что завязала? — осведомилась Гея. — А как насчет ширли-темпла? Я только-только получила от одного поклонника на Земле чудненький миксер. Весь керамический, и в форме тела свеженького мистера Америка. Клянусь, кучу денег стоит. Особенно удается коктейль мартини. Джин мистеру льешь до подбородка, а вермут — до…
— Заткнись.
Слегка наклонив голову, Гея поразмыслила — и сделала, как было сказано. Потом сложила руки на брюхе и стала ждать.
— Я здесь, чтобы заявить о своей отставке.
— Но я тебя о ней не просила.
— Я сказала, ты слышала. Быть Феей я больше не желаю.
— Ты больше не желаешь. — Гея сочувственно прищелкнула языком. — Все, знаешь ли, не так просто. Но, похоже, тут счастливое совпадение. Последние несколько лет я частенько задумывалась, не пора ли положить конец твоему назначению. Сопутствующие блага, разумеется, также бы оказались изъяты. Поскольку это практически равнялось смертному приговору, я не торопилась с решением. Но факт остается фактом. Если ты вспомнишь те качества, которые мне требовались, когда я нанимала тебя на работу, то согласишься, что уже давненько не соответствуешь занимаемой должности.
— Даже не собираюсь возражать. Фактом остается то, что сразу же после очередного Карнавала в Гиперионе я слагаю с себя должность. А до той поры я навещу другие титанидские земли, чтобы…
— «Сразу же после…» — Гея ударилась в наигранное изумление. — Нет, вы только ее послушайте! Просто не верится — сколько за один день можно натерпеться дерзостей! — Смех богини немедленно подхватили несколько ее подхалимов. Сирокко перевела взгляд на одного из людишек и смотрела на него до тех пор, пока он не решил, что лучше бы куда подальше смотать. К тому времени все притихло, и Гея жестом предложила Сирокко продолжать.
— Добавить почти нечего. Я обещала титанидам запоминающийся Карнавал, и я им его устрою. Но я требую, чтобы в дальнейшем ты установила другой способ воспроизводства титанид, подлежащий моему одобрению, и с десятилетним испытательным сроком. За это время я смогу пронаблюдать за его действием и убрать оттуда все фокусы.
— Ты требуешь, — проговорила Гея. И поджала губы. — Знаешь, Сирокко, должна тебе сказать — ты меня с этим делом совсем загоняла. Клянусь, никогда не думала, что у тебя хватит пороху здесь появиться — зная, что мне обо всем известно. У тебя даже речь прорезалась. Странно, но ты сейчас демонстрируешь те качества, что были у тебя в самом начале и за которые я сделала тебя Феей. Если ты помнишь, в список входили отвага, целеустремленность, страсть к приключениям и героизм. Прискорбно, но впоследствии, ты их растеряла. Вообще-то я не собиралась заводить речь о моих недавних сомнениях. Но ты сама спровоцировала своими дурацкими требованиями. Я даже начинаю задумываться, не лишилась ли ты рассудка.
— Напротив, я его вновь обрела. Гея нахмурилась.
— Давай-ка начистоту, идет? Мы обе знаем, о чем идет речь, и я признаю, что действовала поспешно. Да, я приняла все слишком близко к сердцу. Но и она тоже была хороша. Большой глупостью было с ее стороны отправить этих двух детишек с подобным сообщением; наверняка она тогда уже ничего не соображала. Но факт остается фактом. Габи…
— Не смей произносить ее имя. — Сирокко лишь слегка повысила голос, но Гея резко прервалась, а первые ряды ее свиты непроизвольно подались назад.
Гея, судя по всему, искренне удивилась.
— Ее имя? При чем тут ее имя? Если ты только не повернулась на баснях о собственной колдовской силе, то я просто не понимаю. Имя — пустой звук; ничего магического в нем нет и быть не может.
— Не желаю слышать, как ты его произносишь. Тут Гея впервые озлилась.
— Я слишком долго терпела, — процедила она. — Я прощаю тебе и другим такие оскорбления, каких не снесла бы никакая другая богиня. А все потому, что не вижу смысла в бесконечных убийствах. Но ты испытываешь мое терпение. Так вот. Больше я не потерплю. Можешь считать это предупреждением.
— Ты терпишь, потому что тебе так нравится, — ровным тоном произнесла Сирокко. — Жизнь для тебя игра, и ты любишь манипулировать фишками. Вся эта публика, к примеру, нужна, чтобы целовать тебя в жопу, когда тебе того захочется. Так что я буду оскорблять тебя, когда пожелаю.
— А они — целовать, — сказала Гея, снова улыбаясь. — Да, конечно же, ты права. Ты снова доказываешь мне, что при желании можешь устроить мне такое представление, какого больше ни от кого не дождешься. — Она помолчала, явно ожидая, что Сирокко продолжит. Но Сирокко молчала. Запрокинув голову, она смотрела на далекую, прямую и острую как бритва линию алого света наверху. Линия эта была первым, что Сирокко заметила во время своего первого и страшно давнего визита в ступицу. Когда-то она стояла здесь бок о бок с Габи и гадала, что бы это могло быть. Впрочем, линия тянулась так высоко, что и думать особенно не стоило. Все равно им было до нее не добраться.
Но Сирокко даже тогда чувствовала, что это важно. Всего лишь ощущение — но она им доверяла. Там, в самой недостижимой точке мира, полного ошеломляющих горизонтов, располагалась какая-то жизненно важная часть Геи. И оттуда, где сейчас сидела Сирокко, было до нее по меньшей мере километров двадцать.
— Полагаю, тебе любопытно будет услышать ответ на твои запросы, — наконец сказала Гея. Сирокко опустила голову и снова взглянула на богиню. Лицо ее ничего не выражало — как, впрочем, и с самого начала разговора.
— Вовсе не любопытно. Я уже сказала, что намереваюсь делать, а потом сказала, что следует сделать тебе. Больше говорить не о чем.
— Сомневаюсь. — Гея пристально на нее посмотрела. — Дело в том, что это совершенно невозможно. Ты должна это знать. А значит, ты должна представить для меня какую-то угрозу, хотя я понятия не имею, что это может быть.
Сирокко лишь мельком на нее взглянула.
— Не могла же ты вообразить, что я смиренно удовлетворю твои… ну ладно, соглашусь с твоими требованиями, если тебя так больше устраивает. Требование или просьба — какая разница, если ответ все равно отрицательный? Теперь ты должна сказать мне, что собираешься делать.
— Так ты говоришь «нет»?
— Разумеется.
— Тогда мне придется тебя убить.
Во всей необъятной ступице повисла мертвая тишина. Несколько сотен людей вяло сгруппировались позади кресла Геи, ловя каждое ее слово. Все они были трусы — или их бы там не оказалось. Теперь большинство явно прикидывало, как Гея предпочтет избавиться от этой женщины. Но некоторые, глядя на Сирокко, начинали подумывать, в такое ли уж надежное место они вложили свою преданность.
— Нет, ты точно с ума спятила. Ни урана, ни плутония у тебя нет — и раздобыть их тебе негде. А даже если и есть где, сомневаюсь, что ты сумела бы сварганить оружие. Но даже если с помощью не знаю какой магии ты соорудила бы атомную бомбу, то все равно никогда бы ею не воспользовалась. Ведь тогда погибли бы и так обожаемые тобой титаниды. — Гея снова вздохнула и беззаботно махнула рукой. — Я никогда не претендовала на бессмертие. И знаю, сколько примерно лет мне осталось. Я вовсе не неразрушима. Атомные бомбы — в достаточном количестве и математически точно размещенные — могли бы разрушить мое тело или, по крайней мере, сделать меня необитаемой. А не считая этого, я просто не знаю, что могло бы нанести мне серьезный вред. Так как же ты собираешься меня убить?
— Голыми руками, если потребуется.
— Или умереть при такой попытке.
— Все может статься.
— Это точно. — Гея закрыла глаза, губы беззвучно зашевелились. Наконец она снова взглянула на Сирокко.
— Мне следовало этого ожидать. Теперь тебе не так больно будет расстаться с жизнью, чем жить дальше с тем, что случилось. Признаюсь, тут и моя вина. Но мне не хочется, чтобы ты пропала зазря. Ты стоишь всей этой компании, и даже больше.
— Я не стою ничего, пока не сделаю то, что должна.
— Сирокко, прости меня за то, что я совершила. Дай мне шанс. Я думала, что смогу скрыть свои дела, но ошиблась. Но ты же не станешь отрицать, что она замышляла меня свергнуть, а ты ей помогала…
— Я сожалею только об одном. Что так долго медлила.
— Конечно. Это можно понять. Я сознаю всю глубину твоей горечи и ненависти. Все получилось так нелепо и ненужно. Ведь я это сделала больше из-за гордыни, чем от страха; ты же не думаешь, что меня всерьез тревожили ее жалкие потуги…
— Следи за словами в ее адрес. Больше предупреждать не стану.
— Извини. Но ни она, ни ты не смогли причинить мне даже малейших неудобств. Я уничтожила ее просто за ту дерзость, с какой она думала, что все это можно провернуть. Но этим поступком я лишила себя твоей преданности. Теперь оказалось, что цена слишком высокая. Я хочу вернуть тебя и боюсь, что не смогу. И все-таки мне хочется, чтобы ты осталась хотя бы ради придания этому месту большего достоинства.
— Этому месту и впрямь не хватает достоинства. Но у меня тоже нет лишнего, чтобы делиться.
— Ты себя недооцениваешь. То, чего ты требуешь, невозможно. Ты не первая Фея, назначенная мною за три миллиона лет. Есть один-единственный способ оставить эту должность — вперед ногами. Никто ее не пережил, и никто никогда не переживет. Но я могу кое-что сделать. Я могу ее вернуть.
Прижав ладони к вискам, Сирокко очень долго молчала. Потом сцепила руки под своим бесформенным одеялом и стала медленно покачиваться взад и вперед.
— Только этого я и боялась, — ни к кому не обращаясь, сказала она.
— Я могу воссоздать ее точно такой же, какой она была, — продолжила Гея. — Тебе известно, что у меня есть образцы ткани вас обеих. Когда вы проходили предварительное обследование и когда отчитывались для процедуры «обессмерчивания», я записала все ваши воспоминания. Теперь это может оказаться очень кстати. Я могу вырастить ее тело и наполнить его ее жизнью. Клянусь, она будет собой; невозможно будет заметить разницу. То же самое я сделаю и с тобой, если, несмотря ни на что, мне все-таки придется тебя убить. Я могу вернуть ее тебе, и лишь с одной маленькой переменой. Я удалю ее побуждение уничтожить меня. Только это — и ничего больше.
Она ждала, но Сирокко молчала.
— Ну ладно, — сказала Гея, нетерпеливо махнув рукой. — Я даже этого не стану менять. Она во всех отношениях будет собой. Сверх этого я вряд ли могу что-нибудь сделать.
Сирокко смотрела в одну точку чуть выше головы Геи. Теперь она опустила глаза и уставилась на ее кресло.
— Только этого я и боялась, — повторила Фея. — Я даже не хотела сюда являться, чтобы мне не пришлось выслушать это предложение и искуситься. Слишком уж это заманчиво. Как славно было бы со многим смириться и найти оправдание тому, чтобы жить дальше. Но затем я прикинула, что бы по этому поводу подумала Габи, и решила, что все это просто грязная, подлая дьявольщина. Ей жутко было бы подумать, что она выживет в виде куколки Габи, слепленной тобой из твоей же гниющей плоти. Она бы обязательно захотела, чтобы я сразу прикончила это отродье. Подумав еще немного, я решила, что всякий раз, как его увижу, я вытягивала бы из себя по жиле, пока бы их совсем не осталось.
Вздохнув, она взглянула вверх, затем опять на Гею.
— Так это твое последнее слово?
— Да. Не надо…
Грохот пяти выстрелов слился в одно. Пять дырок возникли рядом друг с другом на одеяле Сирокко, а ее тяжелое кресло отъехало на два метра назад, прежде чем она перестала палить. Из затылка у Геи хлынула кровь. По меньшей мере три пули вошли ей в грудь. Сброшенное с кресла, ее обмякшее тело катилось еще метров тридцать — и только тогда замерло.
Не обращая внимания на столпотворение, Сирокко встала и подошла к трупу. Там она вытащила из-под одежды тяжелый кольт Робин, приставила его к голове Геи и сделала три последних выстрела. Действуя стремительно во все нарастающем затишье, она достала металлическую банку, открыла ее и облила труп прозрачной жидкостью. Потом бросила спичку и отступила, когда пламя, вначале взметнувшись в воздух, стало красться по ковру.
— С красивыми жестами пока все, — процедила Сирокко. Затем повернулась к толпе и качнула пистолетом в сторону ближайшего собора.
— Теперь у вас один выход — бежать к спице, — сказала она толпе. — Когда доберетесь до края, прыгайте. Там вас подхватят ангелы и благополучно опустят в Гиперион. — Сказав это, Сирокко выкинула лизоблюдов из головы. Ее не интересовало, выживут они или нет.
Задыхаясь от спешки, она выбросила пустую обойму и достала из потайного кармана полную. Аккуратно ее вставила — а потом зашагала прочь от разгорающегося пожара.
Наконец, оказавшись достаточно далеко, чтобы дым не мешал обзору, Сирокко пошире расставила ноги и подняла пистолет над головой. Целясь почти вертикально вверх, она принялась стрелять в тонкую алую линию. Фея не торопилась, делала промежутки между выстрелами, и перестала палить, только опустошив всю обойму.
Потом достала следующую.