Кто-то придумал хорошую вещь: вывешивать часы. Борясь со сном, Сирокко спрашивала себя, почему с тех пор, как она попала на Фемиду, она сумела совершить так мало толковых дел. Им надо было приспосабливаться к странному безвременью. Они не могли ходить до тех пор, пока не упадут с ног от усталости.

Габи спала, засунув в рот большой палец. Сирокко попыталась встать как можно осторожнее, чтобы не потревожить ее, но это было невозможно. Габи застонала и открыла глаза.

— Ты тоже хочешь есть, как и я? — спросила она Сирокко.

— Трудно сказать.

— Ты думаешь, это ягоды? Наверное, они нехорошие.

— На это нельзя ответить так быстро. Но погляди вон туда, это может быть завтрак.

Габи посмотрела туда, куда указывала Сирокко. У реки пило воду какое-то животное. Когда они глядели на него, животное подняло голову и посмотрело на них. От женщин его отделяло не более двадцати метров. Сирокко напряглась, готовая ко всему. Животное моргнуло и снова опустило голову.

— Шестиногий кенгуру, — сказала Габи, — и без ушей.

Это было беспристрастное описание. Животное покрывала короткая шерсть, у него было две задние ноги, хотя и не такие большие, как у кенгуру. Четыре передние лапы были поменьше. Шерсть была зеленовато-желтая. С виду у животного не было никаких специальных органов защиты.

— Я хотела бы посмотреть на его зубы. Это сказало бы нам кое о чем.

— Лучше всего будет поскорее убраться отсюда, — сказала Габи. Она вздохнула и пошарила глазами по земле. До того, как Сирокко успела остановить ее, она встала и направилась к животному.

— Габи, оставь, — прошипела Сирокко, стараясь не вспугнуть зверя. Она увидела, что в руках у Габи камень.

Животное снова подняло голову. Его морда при других обстоятельствах показалась бы потешной. На круглой голове не было видно ни ушей, ни носа — только два больших ласковых глаза. Но пасть животного выглядела так, словно оно играло на огромной губной гармошке. Она дважды растянулась у него чуть ли не шире самой головы, словно в широчайшей глупой ухмылке.

Животное оторвало от земли все четыре передние лапы и подпрыгнуло метра на три. Габи подпрыгнула следом за ним, к удивлению Сирокко, так же высоко. Она дважды перевернулась в воздухе и приземлилась на пятую точку. Подбежав к ней, Сирокко попыталась отобрать у нее камень.

— Послушай, Габи, нам не надо этого мяса.

— Успокойся, — процедила Габи сквозь сжатые зубы, — я делаю это не только для себя, для тебя тоже. — Она вырвала свою руку у Сирокко и помчалась вперед.

Существо сделало два прыжка, добрых восемь-девять метров каждый. Теперь оно стояло спокойно, передние лапы на земле, голова опущена. Оно щипало траву.

Оно выглядело совершенно безмятежным. Габи остановилась в метрах двух от него. Животное, казалось, совершенно не боялось Габи и продолжало пастись, когда подошла Сирокко и стала рядом с Габи.

— Ты думаешь, нам надо…

— Помолчи! — Мгновение Габи колебалась, затем подошла к зверю.

Она подняла руку с камнем и швырнула его в темя животному, сразу же отпрыгнув в сторону.

Животное издало кашляющий звук, зашаталось и упало на бок. Оно дернулось и затихло.

Какое-то время женщины молча смотрели на него, потом Габи подошла к нему и ткнула его ногой. Животное не шевелилось. Тогда она опустилась около него на одно колено. Жертва была с некрупную лань, не больше. Сирокко присела на корточки, уткнувшись локтями в колени и пытаясь сдержать отвращение. Габи казалась совершенно спокойной.

— Как ты думаешь, оно мертво? — спросила она.

— Похоже на то.

Габи вытерла лоб, затем еще раз хлопнула камнем по голове животного. Потекла алая кровь. Сирокко вздрогнула. Габи отбросила камень и вытерла руки о бедра.

— Вот так. Знаешь, если насобирать сухих веток, я смогу развести огонь.

— Как ты собираешься сделать это?

— Не бери в голову. Просто собирай сучья.

Сирокко уже успела набрать сколько-то валежника, прежде чем у нее возник вопрос, почему Габи начала отдавать ей приказания.

— Да, теория — это хорошо, — сказала Габи угрюмо.

Сирокко опять рванула жилистое красное мясо, крепко приставшее к кости.

Габи уже час потела над куском своего комбинезона и камнем, который, как она надеялась, был кремнем, но не оказался таковым. У них была куча сухих дров, что-то вроде мха и щепки, при изготовлении которых пригодилась полоса металла от шлема Сирокко. У них были все необходимые ингредиенты для костра, за исключением искры.

За этот час мнение Сирокко по поводу совершенного Габи убийства сильно изменилось. К тому времени, как она содрала шкуру и Габи отказалась от попыток развести огонь, она знала, что съест мясо сырым и будет благодарна за это.

— В этом существе нет ничего от хищника, — сказала Сирокко с полным ртом. Мясо оказалось лучше, чем она ожидала, правда, неплохо было бы добавить соли.

— Да, оно действительно вело себя совершенно иначе, — согласилась Габи. Она присела на корточки с другой стороны от туши, глаза ее блуждали поверх плеча Сирокко. В такой же позе находилась и Сирокко.

— Это может означать, что здесь нет крупных хищников, которые были бы опасны для нас.

Обед затянулся. От нечего делать они внимательно рассматривали тушу. Животное казалось неопытному глазу Сирокко ничем не примечательным. Она жалела, что рядом нет Калвина, который мог бы подсказать ей, в чем она не права. Мясо, шкура, кости и мех были самого обычного цвета и структуры, даже пахли они обычно. Были и органы, которые она не могла определить.

— Шкура могла бы нам пригодиться, — заметила Габи. — Из нее можно сделать одежду.

Сирокко сморщила нос:

— Если ты хочешь носить ее, то вперед. Скоро она будет, наверное, прилично вонять. А кроме того, здесь достаточно тепло, чтобы обходиться вообще без одежды.

Было неразумно бросать большую часть туши животного, но они пришли к выводу, что вынуждены это сделать. Женщины прихватили по мослу, которые собирались использовать в качестве оружия. Сирокко откромсала большой кусок мяса. Габи тем временем сделала из полоски необработанной шкуры пояс и повесила на него связку деталей комбинезона. После этого они с Сирокко двинулись вниз по реке.

Им попадалось много кенгуроподобных существ, они встречались и поодиночке, и группами от трех до шести животных. Встречались и другие животные, помельче, которые с дикой скоростью носились по стволам деревьев и успокаивались только на берегу у воды. Ни одно из животных не позволяло приблизиться к себе. Когда древесные животные останавливались, можно было рассмотреть, что у них как будто нет головы. Они казались голубыми пушистыми мячами о шести когтистых лапах и передвигались с одинаковой скоростью в любом направлении, как вверх, так и вниз. Рот у них находился снизу, посередине между лапами.

Окружающая природа начала изменяться. Появились новые животные, новые растения. Сирокко и Габи продолжали брести вперед; сто тысяч шагов приходилось бы на двадцать четыре часа в сутки, но они скоро сбились со счета. Из-за зеленого шатра деревьев свет стал бледно-зеленым. Расступаясь, примитивные деревья давали место сотням различных видов растений — разнообразным цветущим кустарникам, вьющемуся винограду и растениям-паразитам. Единственное, что оставалось неизменным — это продолжающая свой путь река и все так же стремящиеся ввысь деревья Фемиды. На них не хватало табличек с названием и толп туристов вокруг, как в национальном парке секвой.

Кроме того, их перестала окружать мертвая тишина. На протяжении первого дня своего путешествия Сирокко и Габи слышали лишь звук собственных шагов да лязг металлических частей комбинезонов. Теперь же лес наполнился щебетом, отрывистыми звуками и гомоном.

Когда они остановились передохнуть, мясо оказалось еще вкуснее. Сирокко с Габи жадностью поглощали его, сидя спина к спине рядом с искривленным деревом, ствол которого был странно теплым. Кора у него была мягкая, скрученные в узел корни — больше домов. Ветви терялись в невероятном сплетении высоко над головой.

— Готова поклясться, — сказала Сирокко, — что там, в ветвях, гораздо больше жизни, чем здесь, на земле.

— Посмотри вон туда, вверх, — проговорила Габи, — я бы сказала, что кто-то сплел эти виноградные лозы нарочно. Оттуда протекает вода.

— Нам следует обсудить это. Как здесь насчет разумной жизни? Как это выяснить? Это одна из причин, почему я не хотела, чтобы ты убивала то животное.

Габи сосредоточенно жевала.

— Мне надо было сначала спросить тебя?

— Знаю, знаю. Я больше опасалась, что оно обернется и собьет тебя с ног. Но теперь, когда мы знаем, насколько они неагрессивны, нам, наверное, следует попытаться заговорить с одним из них.

— Ты говоришь глупости. У этого существа меньше мозгов, чем у коровы. Ты могла убедиться в этом собственными глазами.

— Наверное, ты права.

— Не наверное, а права. Зато ты права в том, что нам следует быть осторожными. Мне претит мысль, что я ем того, с кем могла разговаривать. Эй, что это?

Это был даже не звук, а ощущение, что должен быть звук, но его пресекли. Тишину нарушал лишь плеск воды да шум листьев высоко над головой. Затем послышался протяжный стон.

Так мог бы стонать Господь Бог, если бы он терял все, что ему дорого, и если бы у него было горло как органная труба длиной в тысячу километров. Тот, кто издавал этот стон, умудрялся поднимать звук без какого-либо отклонения от нижнего предела слышимости. Звук вынимал душу и давил на глазные яблоки.

Он, казалось, заполнил уже всю вселенную и все же становился громче.

Сирокко подумала, что у нее сейчас лопнет череп. Она смутно сознавала, что Габи обнимает ее. Открыв рот, они изумленно смотрели на сыплющиеся сверху сухие листья. Кувыркаясь и кружась, с вершины дерева падали крошечные животные. Одновременно начала содрогаться земля, словно стремясь взлететь в воздух. Налетел дьявольский порыв ветра и разбился об огромные суставы дерева, под которым, съежившись, сидели Сирокко и Габи. На них посыпались обломки.

Над их головами раздавался треск, ветер начал проникать вниз, к подножию деревьев. В середину реки вонзился массивный сук, деревья в лесу качались и протестующе скрипели.

Буря достигла плато и продолжала бушевать. Ветер налетал со скоростью не меньше семидесяти километров в час. Сирокко и Габи оставались внизу под защитой огромных корней дерева и оттуда наблюдали бушевавший вокруг ураган. Когда Сирокко обратилась к Габи, она вынуждена была кричать:

— Как ты думаешь, почему ураган налетел так внезапно?

— Не имею понятия, — прокричала в ответ Габи. — Местное нагревание или охлаждение, большие перепады давления. Но это только предположение, я не могу сказать наверняка.

— Думаю, худшее уже позади. Эй, да у тебя стучат зубы!

— Мне уже не страшно. Я просто замерзла.

Холодно было и Сирокко. Температура падала. Всего за несколько минут приятная прохлада превратилась в холод, и сейчас, по предположению Сирокко, температура опускалась ниже нуля. Если добавить к этому сумасшедший ветер, то было не до смеха. Они прижались друг у дружке, но теплее от этого не стало.

— Нам надо найти какое-нибудь укрытие! — прокричала она Габи.

— Да, но каким образом?

Ни одна из них не хотела покидать маленькое убежище под корнями огромного дерева. Они пытались прикрыть друг друга сухими листьями, но их тотчас сдувало.

Когда они уже уверились, что замерзнут до смерти, ветер внезапно прекратился. Он не притих; он совершенно затих. У Сирокко заложило уши. Она ничего не слышала, пока не зевнула.

— Вот это да! Я слышала, что происходит при перепадах давления, но ничего подобного и представить не могла.

Лес опять стоял совершенно спокойный. Но, прислушавшись, Сирокко услышала замирающий отзвук завывания ветра. Это заставило ее вздрогнуть, как от холода. Она никогда не считала себя впечатлительной, но этот стон-вой звучал так по-человечески, что вызывал у нее желание лечь и умереть.

— Не спи, Роки, нас ожидает еще кое-что.

— Что там еще? — Сирокко открыла глаза и увидела красивый белый порошок, плывущий в воздухе. Он вспыхивал в бледном свете.

— Я бы назвала это снегом.

Они пошли как можно быстрее, чтобы не дать окончательно онеметь ногам. Сирокко понимала, что лишь тихая погода может спасти их. Было холодно; даже земля стала холодной. Сирокко почувствовала оцепенение. Это невозможно. Она капитан космического корабля; неужели ей суждено погибнуть, бредя обнаженной сквозь снежную бурю?

Но снег был мимолетным. Местами он достиг глубины нескольких сантиметров, но затем снизу пошло тепло, и он быстро растаял. Вскоре согрелся и воздух. Почувствовав, что опасность миновала, Сирокко и Габи нашли на земле местечко потеплее и уснули.

Когда они проснулись, от оставшегося мяса исходил не совсем приятный запах, как, впрочем, и от пояса Габи. Они выбросили мясо, помылись в реке. Затем Габи убила другое животное, похожее на кенгуру — они стали называть этих зверей «улыбчивыми».

После завтрака они почувствовали себя гораздо лучше, тем более что женщины дополнили его фруктами, которых кругом было в изобилии. Сирокко особенно понравился один — выглядел он как бугристая груша, но мякотью походил на дыню. На вкус же фрукт был острый, как чеддер.

Они были готовы идти вперед целый день, но обернулось по-иному. Их проводник, река, исчезла в большой дыре у основания холма.

Сирокко и Габи стояли на краю дыры и смотрели вниз. Там булькало, как в стоке ванны, через длинные интервалы времени раздавались всасывающие звуки, сопровождаемые утробной отрыжкой. Сирокко все это не понравилось, и она отошла подальше от края.

— Может быть, я сошла с ума, — сказала она, — но не здесь ли пьет воду существо, которое в свое время проглотило нас?

— Все может быть. Но я не собираюсь нырять туда, чтобы выяснить это. Ну, так что мы будем делать?

— Если бы я знала…

— Мы можем вернуться к тому месту, откуда пришли, и ждать там.

Но, по всей видимости, Габи не вдохновляла эта идея.

— Проклятье! Я была уверена, что отойдя подальше, мы найдем место, чтобы оглядеться. Как ты думаешь, на Фемиде есть только одна большая лесная река?

Габи пожала плечами:

— Мне явно не хватает информации.

Сирокко задумалась. Похоже, Габи ожидала, что она примет решение.

— Ладно. Во-первых, нам нужно взобраться на этот холм и оглядеться. Если не увидим ничего стоящего, надо попытаться влезть на одно из деревьев. Может быть, нам удастся залезть достаточно высоко, чтобы увидеть что-нибудь. Как ты думаешь, сумеем?

Габи изучающе посмотрела на ствол дерева.

— Уверена, что это весьма опасно. Нет никакой гарантии, что мы не свернем шеи.

— Я знаю. Пойдем на холм.

Холм был круче тех, которые встречались им до сих пор. Кое-где им приходилось взбираться на четвереньках. Габи, как более опытная в скалолазании, шла впереди. Она была проворна, гораздо щуплее, чем Сирокко, и более гибкая. Вскоре Сирокко начала ощущать каждый месяц разницы в их возрасте.

— Черт побери! Посмотри сюда!

— Что там такое? — Сирокко шла в нескольких метрах позади Габи. Подняв голову, она увидела лишь ноги и ягодицы Габи.

«Странное дело, — подумала Сирокко, — я видела обнаженными всю мужскую часть команды, но надо было попасть на Фемиду, чтобы увидать голый зад Габи». Обнаженная безволосая Габи казалась странным созданием.

— Мы нашли сцену обзора, — сказала Габи. Она обернулась и подала Сирокко руку.

На гребне холма росли деревья, за ними разверзлась пропасть. Ее глубина значительно превышала высоту деревьев. Хотя они росли очень густо и были переплетены виноградом, ни одно из них не было выше десяти метров.

Сирокко хотела взобраться на холм, чтобы посмотреть, что находится на другой стороне. Теперь она знала это. Холм не имел другой стороны.

Габи стояла в нескольких метрах от края обрыва. С каждым шагом перед Сирокко все больше открывалось зияющее пространство, но и подойдя к Габи, она не могла увидеть дна пропасти, оставалось лишь догадываться о ее глубине. Она измерялась в километрах. Сирокко замутило.

Они стояли у естественного окна, образованного двадцатиметровой брешью между деревьями. Впереди не было ничего, кроме двухсоткилометрового пространства.

Сирокко и Габи стояли у кромки обрыва, оглядывая пространства Фемиды. Прямо была тонкая полоска тени — возможно, такая же скала, как и та, на которой они стояли. Над полоской виднелась зеленая земля. Зелень постепенно блекла, переходя в белый, затем в серый цвет по мере того, как взгляд Сирокко блуждал от склона к полупрозрачному пространству, и превращалась наконец в сверкающий желтый.

Ее взгляд опять скользнул по удаленному изгибу скалы. Внизу поверхность ее была зеленее, обнимающие ее белые облака поднимались выше головы Сирокко. Как если бы она стояла на земной горной вершине — кроме одного. Земля казалась плоской, лишь пока она не смотрела влево или вправо.

Она накренялась. Сирокко сглотнула и, изгибаясь, вытянула шею, пытаясь придать земле горизонтальный вид, отказываясь верить, что вдали земля становилась выше, не поднимаясь.

Сирокко задыхалась и хваталась за воздух, затем опустилась на четвереньки. Так она чувствовала себя увереннее. Она подползла к краю и посмотрела налево. Над той стороной, которую она изучала, нависал затемненный участок. В ночи мерцало темное море, море, которое непонятно как оставалось в пределах своих берегов, разливаясь в ее сторону. По другую сторону от моря исчезло вдали другое световое пространство подобное тому, которое находилось впереди нее; видимость пересекала крыша — казалось, она вспухла навстречу земле. Сирокко понимала, что это оптический обман; крыша должна была казаться такой высоты только с того места, где она стояла.

Сирокко и Габи находились на границе постоянного дня. Справа над поверхностью земли начал появляться подернутый дымкой терминатор, он не был так резко и отчетливо очерчен, как терминатор планет. Он был шириной, как прикинула Сирокко, примерно тридцать-сорок километров. За пределами этой зоны царила ночь, но она не была непроглядной. В этой ночи находилось огромное море, оно было вдвое больше того, которое лежало в другой стороне. Море было таким ярким, будто его освещал яркий лунный свет, оно искрилось, как бриллиантовое.

— Не отсюда ли пришел ветер? — спросила Габи.

— Да, если только мы не вышли к излучине реки.

— Я не думаю. По мне, это похоже на лед.

Сирокко согласилась с ней. При входе в узкий залив лед ломался, в конечном итоге прилив превращался в реку, которая впадала в другое море. Местность была гористой, неровной, как гладильная доска. Сирокко не понимала, как река прокладывает свой путь через горы, чтобы слиться с морем по другую сторону хребта. В конце концов она решила, что ее вводит в заблуждение перспектива. Вода не может течь в гору даже на Фемиде.

За зоной льдов находилась зона дня, она была еще ярче и золотистей, чем та, которую Сирокко видала до сих пор. Она была похожа на пески пустыни. Чтобы добраться туда, надо было преодолеть замерзшее море.

— Три дня и две ночи, — сказала Габи, — это явно выходит за пределы теории. Я говорила, что мы могли бы увидеть почти половину поверхности Фемиды, но такого я не ожидала.

Сирокко проследила за пальцем Габи, указывавшим на серию чего-то, что выглядело как канаты, которые брали начало на земле и под углом поднимались к крыше. Три каната находились на одной линии прямо напротив Сирокко и Габи, ближайший почти скрывал два остальных. Сирокко видела их раньше, но не обратила на них внимания, так как не поняла, что это такое. Теперь она рассмотрела их поближе и нахмурилась. Они были подавляюще огромны, как и многое на Фемиде.

По ближайшему канату можно было судить об остальных. Он находился километрах в пятидесяти, но было видно, что он состоит из по крайней мере сотни прядей, сплетенных вместе. Каждая прядь была толщиной двести или триста метров. Остальных деталей с такого расстояния видно не было.

Все три каната в ряду поднимались над морем километров на сто пятьдесят, если не выше, пока не соединялись с крышей в точке, где, как догадывалась Сирокко, должна была находиться одна из спиц, видимая изнутри. Это был конусообразный раструб, похожий на колокол трубы, который, расширяясь, превращался в крышу, и сторонами обода колеса. Приблизительно в пятистах километрах от колокола видны были еще канаты.

Слева от Сирокко тоже были канаты, но они поднимались вертикально к арочному потолку и исчезали, проходя сквозь него. На некотором расстоянии от них находились и другие рамы канатов, которые под углом поднимались к отверстию, где находилась спица, не видимому Сирокко с того места, где она стояла.

В тех местах, где канаты соединялись с землей, они подтягивали ее к широкому горному основанию.

— Похожи на растяжки подвесного моста, — сказала Сирокко.

— Точно. И вот что я думаю. Здесь не нужны опорные столбы. Канаты, должно быть, закреплены в центре. Фемида — циркулярный подвесной мост.

Сирокко вытянула шею и посмотрела вниз на удаленную не менее чем на два километра землю.

Скала была почти отвесна, становясь более пологой лишь около дна.

— Тебе не приходило в голову спуститься вниз? — спросила Габи.

— Приходило, но мне становится не по себе при мысли об этом. Да и чем там лучше, чем здесь? Тем более что мы убедились — здесь можно жить.

Сирокко замолчала. Что же им делать дальше?

Можно, конечно, попытаться обеспечить себе сносное существование, если под этим понимать хижину из прутьев и диету из сырого мяса и фруктов. Но она сойдет с ума через месяц…

А земля внизу была прекрасна. Среди невероятно крутых гор как самоцветы сверкали озера. Были видны волнующиеся луга, густые леса. Далеко на востоке нависало полуночное море. Было не ясно, какие опасности таит в себе эта земля, но она манила Сирокко.

— Мы можем спуститься по лозам, — сказала Габи, указывая в сторону возможного спуска.

Скалу покрывала растительность. Из обнаженной горной породы, крепко цепляясь корнями за камни, росли массивные деревья. Собственно поверхность скалы была видна лишь небольшими заплатами. Но даже они смотрелись совсем неплохо — базальтовые образования в форме столбиков с широкими шестиугольными платформами там, где столбики внезапно обрывались.

— Можем, — сказала наконец Сирокко, — хотя это будет трудно и опасно. Нужно хорошо подумать, прежде чем предпринимать такую попытку. — Она осознала, что ее влечет туда нечто большее, чем неопределенное желание.

— К дьяволу! Я тоже не хочу торчать здесь наверху, — с усмешкой сказала Габи.

— Следовательно, волнения позади, — раздался позади них спокойный голос.

Сирокко напряглась. Прикусив губу, она медленно отодвигалась от края пропасти, пока не очутилась на безопасном расстоянии.

— Привет. Я жду вас.

На ветке дерева метрах в трех над землей, болтая голыми ногами, сидел Калвин Грин.