Эта версия заслуживает более подробного рассмотрения.

«Вечерняя Москва»: «Фурцева (Екатерина Алексеевна Фурцева во второй половине 50-х секретарь ЦК КПСС, член Политбюро, глава московских коммунистов. – А.В.) мечтала выдать свою дочь за знаменитого спортсмена. Одним из тех, на кого она положила глаз, был Стрельцов.

В 1956 году после возвращения из Мельбурна с Олимпийских игр в честь советских футболистов-победителей был устроен торжественный прием. На приеме присутствовали почти все кремлевские чиновники. Была там и Екатерина Фурцева… Она взяла в Кремль свою шестнадцатилетнюю дочь Светлану. На приеме среди гостей был 19-летний красавец – нападающий сборной страны Эдуард Стрельцов».

Как человек, приученный к точности, извинившись перед авторами, внесу небольшие коррективы. Партия устроила прием в честь олимпийцев (не только футболистов) 9 января 1957 года. Сведениями о матримониальных планах Фурцевой касательно дочери не располагаю. По непроверенным слухам, Светлана была влюблена в Стрельцова. Все остальное верно.

После этого следует рассказ журналиста Феликса Медведева о знакомстве Фурцевой со Стрельцовым и коротком диалоге между ними. Догадавшись, куда клонит мамаша, знаменитый форвард «после пропущенной стопки водки» брякнул: «У меня невеста, я собираюсь жениться». Известны еще несколько вариантов ответа Стрельцова, от довольно дерзкого, учитывая ранг собеседницы: «Свою Алку ни на кого не променяю» до: «Я лучше повешусь, чем женюсь на такой…». Не счел возможным завершить фразу: последнее слово, хоть и цензурное, унижало достоинство 16-летней девушки. Да и не верю, что Стрельцов, даже «после пропущенной стопки», мог говорить в подобном тоне. И затем от редакции: «Факт встречи и разговор между Эдуардом Стрельцовым и Екатериной Фурцевой подтверждает ее дочь Светлана». Факт сей подтверждает (в несколько иной интерпретации) и вторая жена Стрельцова Раиса Михайловна (журнал «Футбольный болельщик» № 1, 1992). И, наконец, первоисточник – сам Стрельцов (в одной из книг Александра Нилина).

Встреча в Кремле и содержание короткого диалога между секретарем ЦК и центральным нападающим сомнений не вызывает. Вопрос другой: связана ли она напрямую с трагической для форварда концовкой? Неопровержимых доказательств нет, но прежде чем ставить точку, поделюсь имеющимся в моем распоряжении материалом.

Впервые я узнал об этой истории в 58-м от московских друзей, двое из которых (парень и девушка) были знакомы со Стрельцовым и несколько раз участвовали в общих с ним застольях (тогда их называли вечеринками). Меня ошеломил вывод: ребята уверяли, что ход делу Стрельцова дала Фурцева, отомстив ему за инцидент полуторагодичной давности.

Непробиваемый комсомолец (сейчас в этом стыдно признаться – гнусные антистрельцовские пасквили, хоть не до конца им поверил, вызвали во мне смятение), я безоговорочно отверг, как мне тогда казалось, чудовищную сплетню.