По вихлястым окраинным улочкам, вспарывая фарами ночую тьму, двинуться три «жигуленка». У частого дома, со всех сторон поросшего акацией, кортеж останавливается. Шестеро парней в белых рубахах и безупречно отглаженных брюках выходят из машин и неспешно направляются к дому. На массивные ставни и обитые железом двери сиплються удары богатырских кулаков и плечей: «одчиняй, хозяин! Принимай гостей!»

И вот уже заспанный хозяин с розовым пухлым лицом и маленькими бегающими глазками трясущимися руками отпирает хитроумный японский замок.

Шестеро парней шумно вваливаются в дом, проходят по комнатам, на ходу оценивая быстрыми взглядами обстановку, — так кассирша в магазине, отбивая чек, бегло посматривает на покупателя, безошибочно определяя, можно ли ему на сдачу з трояка всучить два металлических рубля.

Своей оценкой гости остаются довольны: ковры, хрусталь, бронза — все, как положено…

— Гулять будем! Ставь выпивку и закуску! — приказывает хозяину один из пришельцев.

В мгновение ока перепуганная сонная хозяйка накрывает на стол: коньяк, балычок, икорка… М если на прилавках возглавляемого хозяином продмага лиш изредка белеет палтус одинокий, то дома всегда отыщется деликатес.

…В углу столовой ночные визитеры замечают подернутый паутиной белый рояль «Блютнер».

— Играешь? — сурово спрашивает хозяина предводитель гостей.

— Дочка в детстве играла, — как бы оправдываясь, разводит руками хозяин.

— Буди дочку! Пущай лабает!

Хозяин хватается за голову:

— Боже мой! Может, без музыки обойдемся, а?

— Буди, кому сказано! Под асфальт закопаю! — И предводитель демонстрирует короткий, как бранное слово, ствол обреза.

Через минуту в доме звучит музыка:

— Давай матросский танец! Танец «В яблочко!» в честь нашего Матроса!

Дочка в махровом халате, накинутом поверх ночной рубашки, гальванически дергаясь, наяривает на рояле. Ночные гости глушат коньяк из хрустальных фужеров.

— Хозяин! Тащи еще закуску! — требу ют они. — Повторение — мать питания.

Но хозяина с хозяйкой уже и след простыл: бросив на произвол хулиганья музицирующее чадо, они под шумок эвакуировались к соседям.

Раздосадованные бегством хозяев, пришельцы вынимают обрез и открывают пальбу по залежам хрусталя в серванте.

Ребята с Амура гуляют…

При слове «Амур» наверняка возникнут у читателей дальневосточные ассоциации: сопки, Тихий океан, граница… Те, которые помеломанистей, возможно, припомнят старинный вальс «Амурские волны»…

Так вот, ребята с Амура ко всем перечисленным реалиям не имеют ни малейшего отношения. С Дальним Востоком их связывает разве что сердитая на вид рыба лосось, несостоявшимся потомством которой любят они закусывать коньяк. «Амур» в данном контексте — тихая рабочая окраина бывшего Екатеринослава, а ныне — Днепропетровска, обязанная своим названием игривым фрейлинам Екатерины, которые выехав сюда вместе с императрицей «на дачу», облюбовали эти когда-то укромные места для амурных свиданий.

Чем еще интересен днепропетровский Амур: пожалуй, лишь тем, что испокон веков наряду с одесской Молдаванкой, ростовской Нахаловкой, харьковской Журавлевкой и московской Марьиной рощей славился он высокой преступностью. То ли горячая южная кров была тому виною, то ли некогда изобильное и дешевое южное вино — сказать не берусь. И в наши дни Амур не ударяет лицом в грязь — именно в тенистых амурских двориках росли, крепчали и наливались сперва соками, а уж потом тем самым вином ребята Матроса (или ребята с Амура), бывшие на протяжении целого десятилетия властелинами преступного мира Днепропетровска. Обзаведясь высокими связями, они стали практически неуязвимыми для милиции, некоторые представители которой были куплены состоятельными амурами.

Чем занимались амурские ребята?

В общем-то разбоем и бандитизмом. Но не совсем обычными.

Возьмем с библиотечной полки крайне весомый однотомник Советского энциклопедического словаря (СЭС) и откроем его на букве «Р». Здесь на прозрачной папиросной странице № 1149 между историком Петром Ивановичем Рычковым и английским физиком бароном Рэлеем примостилось непривычное для нашего слуха и глаза импортное словечко «рэкет». Вот так объясняет его значение это в высшей степени толковое издание: «РЭКЕТ (в США) — крупный шантаж, вымогательство, осуществляемое путем угроз и насилия гангстерами (рекетирами)».

Все верно в этой лаконичной формулировке, за исключением внутрискобочного «в США». Впрочем, удивляться тут нечему: издан словарь в 1981 году, корда было принято любой социальный порок — наркоманию, проституцию или тот же рэкет — отсылать куда подальше, будто такая отсылка гарантировала невозможность его появления в нашем обществе.

Тех читателей, которые, несмотря на толковое словарное объяснение, не вполне уяснили суть этого понятия, отошлем к еще более дефицитной, чем СЭС, хотя и не столь увесистой книжке Ильфа и Петрова «Одноэтажная Америка»: «Рэкет — самая верная и доходная профессия, если ее можно назвать профессией», — пишут классики и продолжают: «Нет почти ни одного вида человеческой деятельности, которого не коснулся рэкет. В магазин входят широкоплечие молодые люди в светлых шляпах и просят, чтобы торговец аккуратно, каждый месяц, платил бы им, молодым людям в светлых шляпах, дань… Если торговец не соглашается, молодые люди вынимают пулеметы («машин-ган») и принимаются стрелять в прилавок. Тогда торговец соглашается. Это — рэкет. Потом приходят другие молодые люди и важливо просят, чтобы торговец платил им дань за то, что они избавят его от первых молодых людей. И тоже стреляют в прилавок. Это тоже рэкет».

Похожими методами, отказавшись от разве что светлых шляп как от пережитка пришлого, действовали и ребята с Амура, явно не читавши не только энциклопедического словаря, но и «Одноэтажной Америки». Более того, услышь кто-нибудь из них фамилию Ильф, решил бы наверняка, что это кликуха типа «Буни», «Сявы» или того же «Матроса». Если уж сам Матрос — главарь амурских бандитов и личность во многом неординарная — писал «ничесность», «крычать», «подписка онивыезде», то какой эрудиции требовать от куда менее просвещенных Кабана, Рахита или Васи Горбатого?

Образчик матросской грамотности я почерпнул из уголовного дела, занимающего 34 тома, но, на мой взгляд, достойного большего объема. Интересно, что дела на амурских ребят методично возбуждали, начиная с 1976 года, но под давлением сверху столь же методично и прикрывали. Лишь в 1984 году, когда в «дело Матроса» впряглась следственная бригада МВД СССР во главе со старшим следователем по особо важным делам майором (а ныне подполковником) милиции С.В.Серебренниковым, оно стало медленно, со скрипом двигаться с места.

Итак, ребята Матроса практиковали рэкет в чистом виде. За все десять лет своей более чем бурной «деятельности» они ни разу не тронули «простого» честного человека — и отнюдь не из каких-то там принципов (какие принципы могут быть у бандитов?), а из соображений чисто материального свойства. С честного человека какой навар? Хоть душу из него вытряси — а окромя потертого кошелька с «рейтузным рублем», выданным женой на текущие расходы, да измятого проездного билета, именуемого на Украине «постоянным», ничего с него не поимеешь. Потому-то, будучи не всегда трезвыми, но все же реалистами, и «работали» амурцы с людишками темными, но денежными, которые скорей заплатят дань, чем пожалуются в милицию.

Вот список жертв амурских ребят, то есть тех, кого подвергли они «спокойному», «жестокому» либо «тщательному» рэкету (подробнее об этих трех разновидностях рэкета мы поговорим чуть позже). А поскольку не на всех еще перечисленных в нем лиц обрушилась карающая десница закона, я приведу список этот без упоминания фамилий, но с указанием профессий — официальных и не вполне: бармен, экспедитор автолавки, продавец пива, ростовщик, официант, торговец наркотиками, директор магазина, ювелир, руководитель подпольного цеха, вор-рецидивист, буфетчик пивбара, работник управления рынками, «цеховик», и прочая, и прочая.

Банда Матроса прошла в своей эволюции несколько ступеней, которые мы попытаемся подробно проследить в ходе повествования. Она возникла в годы застоя как стихийное объединение крепких амурских парней с зудящими кулаками, пытавшихся единственным доступным им способом — мордобоем — восстановить «социальную справедливость», как они ее понимали. Изрядно доставалось от них торгашам и «деловарам» — этим разгулявшимся купчикам середины семидесятых годов. На первых порах ребятам с Амура и в голову не могло прийти, что таким «избитым» в буквальном смысле способом можно зарабатывать деньги — и немалые.

Пройдя в своем развитии несколько этапов, новоявленные деточкины кончили тем, чем и должны были кончить: стали неотличимы от своих бывших врагов — ворюг и «цеховиков», срослись с ними до полного сиамского симбиоза.

Это лишний раз подтверждает в общем банальную историю о том, что двух «справедливостей» в одном обществе быть не может. Пытаясь установить собственную кулачную «справедливость», амурцы в конечном итоге сами стали частью машины несправедливости — причем не какой-то там второстепенной шестеренкой, а важнейшим коленчатым валом.

«Амурские войны», о которых поведет наш рассказ, как и любая крупная конфронтация, начинались с мелких локальных конфликтов. По мере расширения «кампании» в бой вводились и новые ресурсы. И вот уже в патриархальных приднепровских переулках, в барах, ресторанах и кафе стали раздаваться выстрелы…