Они встретились случайно. Каждый шёл самым дальним маршрутом, проложив цепочку промежуточных прыжков как можно дальше от линии фронта. Которая вывела их в захолустную систему тусклой красной звезды, вокруг где по сильно вытянутым орбитам болтается несколько каменных шариков, лишённых даже атмосферы. То ли очень маленьких планет, то ли больших лун. Похожие друг на друга, как две капли воды — и одинаково никому не нужных. Враги тоже были похожи, как отражение в зеркале. Или… скорее, как близнецы: отличающиеся лишь дизайном два десантных супертранспорта. Каждый в сопровождении лёгкого крейсера и тройки эсминцев.

Одинаково действовали и экипажи конвоев. Атаковать первыми. Навязать встречный бой. Чтобы прорваться к вражескому транспорту до того, как тот начнёт сбрасывать десантные боты и истребители прикрытия… и дать отступить своему носителю. Время стремительно начало свой отсчёт. До мига, когда в этом забытом всеми уголке начнётся небольшой Армагеддон. С гигатонными взрывами торпед, хлёсткими выстрелами орудий… И последним часом храбрых матросов и офицеров, готовых любой ценой защитить своих. Это неправда, что космический бой короток. Для тех, кто сидит в скорлупках, прикрытых лишь тонкой бронёй, секунды и минуты растягиваются в месяцы и годы. Решающие — кто уцелеет, а кого ждёт холод вечности.

Взаимного смертоубийства не случилось: едва раздались первые выстрелы, едва на дальней дистанции были подбиты и самоликвидировались первые торпеды — как со стороны самой дальней из недопланет пришло чёрным облаком Нечто. То ли непонятное космическое чудовище, то ли забытый страж давно погибшей цивилизации, упорно хранящий опустевшие развалины. То ли что-то из иной, чуждой всему живому вселенной. Всплеск темноты хлестнул по ближайшему эсминцу, превратив изящную боевую машину в груду мёртвого металла — и те, кто ещё минуту назад смотрели друг на друга сквозь прицелы, единой эскадрой развернулись навстречу пришельцу. Последовав правилу, столь же древнему, как и первые шаги Человека в космосе: «Мы различны, но перед неизведанным все мы — Люди».

Транспорты, надрывая двигатели, спешили к точке перехода. А за ними, словно живой щит, танцевали корабли прикрытия. Удар — отскок, и снова удар. Им повезло: оружие эсминцев в основном плазмоторпеды и лазеры ближней обороны. И если на главный калибр крейсеров Нечто даже не реагировало, то лазерные уколы света заставляли облако болезненно сжиматься. А рукотворные солнца взрывов — испуганно шарахаться, замедляться и зализывать раны. Огрызаясь в ответ тонкими чёрными лучами, будто поглощающими любой свет, и взрывами тьмы. От попадания которых в кораблях сходили с ума приборы, люди кричали от дикой боли — но продолжали оставаться на своих постах. Ещё немного, ещё чуть-чуть! Ещё минуточку, ещё пять! И транспорты уйдут в иное пространство! И они почти успели, но когда «десантники» уже начали скачок, враг выпустил сразу четыре антрацитовых сгустка, которые были словно противоположностью света. Два расстреляли эсминцы, третий успел принять на себя один из крейсеров. Но последний всё же успел нырнуть в закрывающуюся воронку перехода.

В центральном посту «Флавиуса» не потерял сознания лишь капитан. И не только потому что командирское место обладало дополнительной защитой. На краю пелены беспамятства его держала мысль о том, что там, за тонкой бронёй переборок две сотни душ экипажа и почти за сто тысяч беженцев. Для перевозки которых и был переоборудован старый «десантник»… Едва смогли двигаться сведённые болью руки, Диего, преодолевая накатывающую черноту, одну за другой начал запускать аварийные системы: малый реактор, кибердокторы кресел экипажа, освещение. Это было адски тяжело, перед глазами двоилось, руки била нервная дрожь и сводило судорогами. Пальцы попадали набирали нужные команды иногда с третьего раза, ведь в резервных устройствах нет ни сверхчувствительных систем управления, ни нейроинтерфейсов. Лишь пережившие многие века клавиши и сенсорные панели. Хотелось всё бросить, хотелось укола обезболивающего, спасительной темноты… но только убедившись, что находящиеся рядом начинают оживать, Диего разрешил себе помощь медицинских систем и беспамятство.

Из забытья его вырвал громкий баритон старшего навигатора Бернарда, который был одним из заместителей капитана. Бывший командир эскадрильи штурмовиков очнулся первым и, оценив обстановку, начал отдавать приказы. Стараясь навести порядок и помочь растерянным людям прийти в себя: мол, все не так страшно, есть старший, который наверняка знает, что делать — и потому всё закончится хорошо.

— Навигаторам. Начать тестирование систем корабля. Пилотам. Попарно старший пилот-младший пилот — начать обход отсеков. Всем четырём двойкам держать канал связи открытым постоянно. Начинаю опрос постов. Инженерная секция, доложить состояние…

— Бернард, — еле слышно прохрипел капитан, — что?..

— Центральный пост уцелел полностью. Отозвались инженерный и связисты, количество выживших уточняется. Остальные пока молчат, я направил спасательные партии. Криоотсек не пострадал, функционирует в штатном режиме.

— …корабль?

— Предварительный тест показал, что основные системы повреждены на шестьдесят процентов, фокусировка дальней связи выгорела полностью. Работоспособность резерва уточняется, похоже в норме.

— …соседи?

— Не знаю, — Бернард замолчал, а потом добавил. — Пока не отвечают, но если прикинуть, что основной удар пришёлся по ним… вряд ли там уцелел хоть кто-то.

— …х…р…шо… принимай командование… — на этих словах Диего снова потерял сознание.

Итог оказался неутешительным: из экипажа «Флавиуса» выжило всего тридцать восемь человек. Центральная и инженерная секции да командир связистов. Зануда и педант Габриэль был единственным, кто строго по инструкции полностью загерметизировал скафандр и включил защиту. И потому один уцелел за пределами имевших усиленную броню помещений. Все остальные, зная, что у такого мощного корабля шансы на мгновенную декомпрессию ничтожны, предпочёл безопасности удобство — и потому работали с непристёгнутыми перчатками и незакрытыми забралами шлемов. Неясным оставался и вопрос, что случилось с экипажем второго транспорта — и сейчас команда «Флавиуса» собралась в кают-компании, куда с поста связи транслировались данные, которые передавала поисковая партия. За несколько прошедших часов запустить главную антенну так и не удалось, а аварийные системы картинку не поддерживали. И потому сидящие внимательно вслушивались в отдающие металлом, с затёртыми эмоциями — но всё же узнаваемые голоса.

— Внешних повреждений нет, начинаю сближение, — пробивается баритон Бернарда.

— Пытаюсь связаться на аварийной частоте, нет ответа, — это рокочет бас заместителя главного инженера. — Нет ответа, нет ответа.

— Ну что, лезем дамочке под юбку? — снова Бернард. — Помнится, у этой серии между четвёртым и пятым десантными шлюзами броня тонкая…

— А откуда вы?.. — это взволнованный тенор одного из младших пилотов.

— Э-э-э, сынок. Знал бы ты, сколько раз я выводил свою эскадрилью на эту самую нежную точку, пока не получил осколок в машину и сначала повышение до координатора штурмового крыла, а потом пенсию. Если бы не эта гнилая война, хрен бы меня оттуда вытащили…

— Отставить посторонние разговоры! — на линии появился капитан.

— Так точно, кэп!

Повисла тишина, нарушаемая лишь короткими фразами спасательной партии и дыханием людей в кают-компании. Через час на линии снова появился Бернард.

— Прошли броню. Мы внутри. Судя по всему, живых среди команды нет. Идём к десантному отсеку, там дополнительная защита плюс броня ботов, может, кто уцелел в них.

И снова молчание. Которое разрывает возглас старшего навигатора:

— Господи! Не может быть! Они тоже везли беженцев!

Снова экипаж собрался в кают-компании через десять дней. Лишь Габриэль нёс вахту в рубке, согласно уставу слушая эфир и осматривая пространство худо-бедно налаженным ближним локатором. Конечно, пожелай присутствовать лично и он — капитан, с учётом обстоятельств, посмотрел бы на нарушение инструкций сквозь пальцы, положившись на автоматику. Но если кто-то добровольно готов взвалить на себя такую ношу, то почему бы и нет?

— Итак, прежде чем принять окончательное решение, — начал Диего, — я хотел бы ещё раз выслушать обе точки зрения. Потому что от нас сейчас зависит слишком многое. Но сначала, чтобы исключить недопонимание, ещё раз обрисую ситуацию. Благодаря предусмотрительности Бернарда мы закончили прыжок в системе с кислородной планетой. Пригодной для основания колонии. Связи с базой нет, и не предвидится — тэта-модуляторы выжгло и у нас, и у «Константина». Искать в такой глуши нас тоже не будут. Но шансы у нас хорошие, «Флавиус» создавался не только как носитель, но и как база десанта, потому имеет комплекс по производству запчастей и экипировки. С учётом дополнительных материалов с корабля имперцев мы можем его запустить и перенастроить на выпуск необходимой для выживания продукции. Кроме того, оба корабля в состоянии сесть на планету: посадочные и маневровые системы не пострадали. Это, так сказать, в плюсе. Теперь о минусах: система сна едина на отсек, частичного отключения не предусматривает. И одних малых резервных на вывод из криостазиса не хватит, а основной реактор «Константина» не запускается. Да и наш выдаёт от силы сорок процентов. И сможем ли мы вывести из заморозки ещё и пассажиров второго транспорта — неизвестно. Теперь слушаю.

Споры велись все последние дни, и мнения разделились примерно поровну. Потому-то и сейчас экипаж разделился на две группы, выдвинув говорить своих неформальных лидеров. Первым начал главный инженер:

— Мы считаем, что должны отложить оживление людей с «Константина». Дело не в начале разморозки, краткосрочную пиковую нагрузку «старта» энергосистема выдержит без ущерба. Но дальше реактор долго будет работать почти в запредельном режиме, и если во время процесса мощность упадёт ещё хотя бы на три-четыре процента, то мы утянем в могилу не только чужих, но и половину наших. Пять, максимум десять лет — и, наладив существование колонии, мы сумеем высвободить ресурсы для ремонта.

Едва он замолчал, горячо заговорил Бернард:

— В первую очередь скажу о практической стороне дела. И о том, что шанс на выживание у двухсот тысяч намного выше, чем у сотни. Тем более что, согласно спискам, основная масса людей на «Константине» — это крестьяне. В первые годы они будут нужны намного больше, чем наши горожане из куполов Тэтиса. Которые леса-то видели только на картинках. Небольшой риск стоит выживания колонии. Я говорю именно с такой точки зрения, потому что моральная сторона вопроса нашими оппонентами в расчёт явно не берётся. То, что они предлагают — это убийство! Да, да, назовём всё своими именами. Пусть даже резервные системы холодного сна и протянут десять лет, как говорит Станислав. Насчёт чего в планетарных условиях я сомневаюсь. Так же, как и сомневаюсь, что через этот срок мы сумеем выделить часть ресурсов на ремонт. Только вот спящие к этому моменту минуют точку невозврата, и проснётся в лучшем случае один из тысячи!

— Да, — вдруг согласился инженер. После чего поднялся во весь свой немалый рост, тряхнул широкой чёрной бородой и навис над Бернардом. — Я знаю всё лучше вас. Но я приносил присягу защищать именно своих, и этот долг для меня выше остального.

— А совесть потом спать даст?! — запальчиво воскликнул навигатор.

— Даст, — почти шёпотом произнёс Станислав. — Даже если пробуждение пойдёт без осложнений, реактор всё равно будет перегружен. Скорее всего, его придётся глушить вручную в «горячей» зоне. И делать это буду только я, никого другого не пущу…

Тут встал капитан, собираясь было что-то высказать спорщикам… как из динамиков раздался голос Габриэля:

— Внимание! Получен сигнал «SOS». Вместе с общим идёт код имперского космофлота. Сигнал слабый, похоже, тянет на остатках резерва. Возможно, это кто-то из прикрытия «Константина».

И снова, как за десять дней до этого, экипаж напряжённо вслушивается в голоса спасателей:

— Это Бернард. Мы нашли его. Не из наших, похоже, он тут давно.

— Почему ты так думаешь? — задаёт волнующий всех вопрос капитан.

— Глубинник. Из старой серии, «рыбной», даже я почти не застал. Тогда принято было давать кораблям внутри серии однотипные имена. Этих, помнится, назвали «Карась», «Окунь», «Акула»… ну и дальше.

Снова тишина, которую нарушают слова старшего навигатора:

— Внешних повреждений нет, но обе шлюпки отсутствуют. Видимо, провалился в слепой прыжок, и экипаж попытался спастись прямо в гипере. Хоть какой-то шанс — пока не ушли слишком далеко, вернуться по инверсионному следу и попытаться поймать навигационные привязки. А корабль автоматом после выхода из скачка ушёл на стабильную орбиту и ждал помощи, пока не выработал рабочее тело реактора.

— А если нет? Нас собьют защитные системы, — взволнованно появляется на линии голос младшего пилота. — Я считаю, что стоит подходить по виткам…

— Не учи отца детей делать, сынок. Я таких как консерву вскрывал. Со стороны движка идём, там мёртвая зона. А разогревать его, чтобы нас поджарить, нечем. Да и занимает это часа два, не меньше. Всё, мы у шлюза. Заходим.

И вновь в эфире только дыхание спасателей.

— Мы внутри. Экипажа нет, видимо, мы не ошиблись. Система дальней связи разрушена излучением звезды. Впрочем, я и не надеялся, за столько-то лет. Опа, вот это странно. Все отсеки не заперты, а доступ на пост второго навигатора почему-то перекрыт наглухо. Причём его будто сначала пытались открыть, а потом, наоборот, заблокировали все ведущие к нему коммуникации. Попробуем снять бортовой журнал в центральной рубке. Коды доступа «Константина» должны сработать и здесь.

Над расшифрованным журналом собрались все, перед соблазном прикоснуться к тайне «Щуки» не смог устоять даже Габриэль. Записи вносились на кристалл каждый час, короткие сообщения делали бархатное сопрано автоматики, сообщавшее лаконичное «системы в норме» — или вахтенный. Который мог сменить интервал, если происходило что-то важное. И теперь в кают-компании зазвучали голоса, описывающие свой последний поход давно стёршейся из памяти нынешнего поколения маленькой пограничной войны. Вначале шла рутина, потом короткие отчёты о переходе через линию фронта в глубокий тыл, о днях ожидания в засаде. Последние слова пожилого капитана были о том, что замечена цель, и корабль начинает атаку. После чего голос вдруг сменился. Теперь это был молодой баритон, который четко произнёс.

— Капитан и экипаж приняли решение атаковать пассажирский лайнер. Чтобы не допустить военного преступления …года младший навигатор корабля сквозной атаки «Щука» принял решение увести корабль в слепой прыжок и заблокировать системы управления, — наступила долгая пауза, но никто не потянулся к перемотке, чтобы поторопить пустоту. Наконец снова раздался голос неизвестного им лейтенанта. Теперь он слегка дрожал, но в нём по-прежнему звучала уверенность. — Осталось недолго. Ещё два часа, и прыжок станет необратимым. Кислорода в рубке — на полчаса. Если кто-нибудь услышит мои слова, прошу, передайте. Я остался верен чести флота и присяге до конца. Прощайте, — запись завершилась. А те, кто находился в кают-компании, один за другим снимали фуражки и вставали, отдавая герою дань памяти.

После минуты молчания Диего произнёс:

— Ну что же. Экипаж, слушай мой приказ. Будим всех. Реактор глубинника в норме, запасов рабочего тела на дозаправку хватит с избытком. Попробуем скомпенсировать провалы с его помощью.

— Риск перегрузить реактор остаётся, хотя теперь он будет и меньше, — подал голос Станислав. Не выражая протест, просто в силу многолетней привычки — всё взвешивать и рассчитывать заранее.

— Возможно, — согласился капитан. — Но даже если бы системы «Щуки» запустить не удалось — я всё равно поступил бы так же. Потому что иначе, — он положил ладонь на кристалл с записью, — мы перестанем быть людьми.