Пепито, Кике и Китаец сидели на балконе и с восхищением любовались ящиком. На одной из его стенок красовалась надпись «Дракон». Курро, держа в руках банку с остатками зелёной краски и кисточку, спросил с сомнением:

— А ведь неплохо получилось, а?..

На самом деле он был уверен в своем умении, а спросил он, надеясь услышать похвалу.

— Отлично, — хором ответили ребята.

— Болен я… оттого и получилось не ахти, — пояснил художник. — Если бы не болезнь, я бы написал китайскими буквами.

— А чем ты болен? — спросил с любопытством Китаец.

— Не видишь, что ли? Насморк, — громко чихнул Курро.

— Тоже мне болезнь! — рассмеялся Кике.

— А то нет? — запротестовал Курро, возмущённый несерьёзным отношением к его болезни. — Если хочешь знать, вчера у меня была температура сорок. Чуть не умер.

— Ерунда! — заважничал Кике. — Вот когда я болел свинкой, у меня температура поднималась до сорока пяти.

— Такого не бывает, — вмешался Пепито. — На термометре делений выше сорока двух нет.

— Так это на твоём… А на моём — у нас самый лучший термометр — деление до сорока пяти, — не уступал Кике.

В самый разгар спора в комнату вошла мама Пепито, ведя за руку девочку.

— Это Кети. Она с тётей пришла к нам в гости. Примите её в свою компанию… Будьте вежливы, ясно? — добавила она, прежде чем затворить дверь.

Мальчики смотрели на вновь пришедшую без особого восторга. Она была такая же худая, как Кике, но блондинка, а у Кике волосы смоляные. Волосы у неё были очень красивые: длинные, до самого пояса; блестящие и мягкие, они покрывали ей плечи, и сразу было видно, что она ими очень гордится.

Действительно, девочка довольно хорошенькая. Она была бы ещё лучше, если бы не морщила пренебрежительно нос и не жеманничала. Ребята такого терпеть не могли.

— Что это за имя… Кети? — спросил Пепито, который как хозяин дома изо всех сил старался быть любезным.

— Просто… Кети, — ответила она, сморщив носик, как бы удивляясь вопросу.

— Да это же не человечье имя! Это же кличка какая-то! — с обычной для него непосредственностью настаивал Китаец.

— Что значит не человечье? — И, поняв, что она попала в общество обыкновенных глупых и необразованных мальчишек, еле удостоила их ответом. — Кети, можно Кета, а полное — Энрикета.

— Так бы сразу и сказала, — дружелюбно сказал Пепито.

— А почему тебя не называют Энрикетой? — упорно настаивал Китаец.

— Потому что это имя некрасивое, — ответила она, накручивая на указательный палец прядь своих великолепных волос.

— А зачем же тебя так назвали?

И хотя Пепито в упор смотрел на Китайца, тот не прекращал допроса. Но Кети снисходительно отвечала ему:

— Потому что так меня назвала моя крестная мать, а она очень старая и очень богатая. И мама говорит, что нужно поступать и делать так, чтобы она была довольна.

Вопрос об имени гостьи был исчерпан, хотя никто из ребят не понял последнего объяснения, да это для них не имело никакого значения.

Все замолчали и стали глядеть по сторонам — кто на пол, кто на балкон, вид у всех был скучающий.

— Давайте поиграем, — наконец предложил Курро.

— Во что?

Курро сунул руку в карман, потряс им так, что зазвенело его содержимое.

— В чапас.

— Я не буду… Я не умею играть в чапас, — спокойно заявила Кети.

— Не умеешь в чапас? А во что же вы, девчонки, тогда умеете играть? — спросил изумлённый Китаец.

— В дочки-матери, в принцесс… Можно сказки рассказывать.

Мальчики растерянно переглянулись.

— Играть в принцесс очень интересно, — продолжала Кети. — Мы наденем на себя разные платья, которые твоя мама, Пепито, даст нам… Нужны ещё какие-нибудь позолоченные вещи, чтобы сделать короны, и…

Кети не стала продолжать дальше, потому что по лицам ребят поняла, что в принцесс играть они не будут. Она умолкла и с оскорблённым видом стала накручивать волосы на другой палец.

Пепито понял, что нужно что-то придумать, чтобы вечер не пропал зря.

— Почему бы нам не поиграть в индейцев?

— И в индейцев я тоже не умею, — непреклонно заявила девочка.

Ребята с удивлением смотрели на неё, не понимая, как она-то в свои-то годы не умеет играть в такие игры.

— Всё очень просто, — пытался объяснить ей Пепито. — Слушай! Ты — индейская принцесса, пленница команчей…

— Если принцесса… я согласна, — и у Кети заблестели глаза.

— А раз ты пленница, мы привязываем тебя к перилам балкона и…

— Как привязываете?

И прежде, чем ребята успели ей объяснить что-либо, она завизжала, будто её режут.

— Тё-ё-ё… тя!

— Мы тебя привяжем совсем слабо, — пытался объяснить ей Пепито. — Сейчас увидишь. Будет очень интересно. Тебе ничего не надо будет самой делать, мы тебе всё объясним. Ты принцесса Белая Пушинка, а он, — он указал на Китайца, — он будет диким индейцем из племени команчей. Он берёт тебя в плен. А мы, храбрые сиу…

Но предполагаемый команчи не дал ему докончить.

— Я диким индейцем не буду!

— Китаец, не будь занудой!

— Или я буду сиу, или я не играю!

Сошлись на том, что все будут сиу и вместе найдут принцессу Белую Пушинку, привязанную к дереву дикими команчами. Деревом, естественно, будут перила балкона.

— На балкон не хочу… там холодно, — не соглашалась Кети.

— Ладно… мы привяжем тебя к ножке буфета. — Пепито, как всегда, быстро находил выход.

На том и порешили. Верёвку сделали из лоскутов, которые хранились в ящике швейной машины, удлинили её шнуром от портьеры и привязали Кети на совесть, так, что она не могла пальцем пошевелить.

— А теперь что мне делать? — спросила она.

— Ничего. Жди, когда мы тебя освободим. Но прежде мы выкурим трубку мира.

Они уселись в круг на полу и стали передавать друг другу лакричную палочку, которая должна была изображать индейскую трубку.

Кети надоело стоять привязанной, и хотя ребята-индейцы ещё не выкурили трубки мира, она заявила:

— Мне эта игра не нравится. Развяжите меня.

— Подожди, нам нужно ещё составить военный план.

— Хорошо, — неохотно согласилась она. — Только пусть военный план будет коротким.

Она, как и все девчонки, ничего не понимала. Она не понимала, как важен военный план. Она считала составление военного плана пустяковым делом, ей казалось, что его можно составить в одну минуту. А ведь нужно было начертить карту вражеской территории, подсчитать количество людей, с которыми придётся встретиться в бою, изучить и выбрать подходящие места, откуда следует начать нападение.

Но Кети не желала считаться со всеми этими сложностями.

— Если вы меня сию минуту не развяжете, я позову тётю!

Похоже было, что она свою угрозу выполнит.

Ребята просили её помолчать: ведь если она будет себя так глупо вести, ей никогда не стать красавицей индианкой. Но сколько они её ни уговаривали, она опять завизжала так, будто настоящие команчи безжалостно снимают с неё скальп. Тогда Курро вытащил из кармана пригоршню каких-то безделушек и предложил ей:

— Смотри, это тебе… Хочешь картинку с Микки-Маусом или перочинный ножик? Могу дать жвачку… но только молчать. Ладно уж, отвяжите её.

Девочка перестала орать и стала внимательно разглядывать подарки. В руках у Курро было несколько ракет-хлопушек. Они сразу привлекли внимание ребят. Одну схватил Кике:

— Где ты её взял?

— Мне их дядя из Валенсии привёз. Ими стреляют во время праздника… Свя… Свя…

— Святого Хосе, — пришёл на помощь ему Китаец.

— Если хочешь, можем стрельнуть… — предложил Курро, задабривая Кети.

— Я думаю, что моей тёте и Амелии такая стрельба может не понравиться, — благоразумно возразила Кети.

— Да они не взорвутся, — пренебрежительно заявил Кике.

— Ты-то откуда знаешь, взорвутся они или нет? — возмутился Курро.

— Да они старые. Вместо взрыва они только — хлоп!.. И всё… А скорее всего, и не хлопнут вовсе…

Пепито надоели возражения Кике, и он предложил:

— Давайте попробуем, взорвутся или не взорвутся! Сделаем бомбу, свою собственную. Обозначим её буквой O, и будет она у нас «Кислородной бомбой».

— Почему кислородной?

— Ты что, не слыхал про водородную бомбу? Ну, такая, с буквой H? У них водородная, а у нас кислородная!

На балконе в углу были свалены в кучу пустые бутылки, бумага, консервные банки. Пепито взял банку и стал мастерить бомбу, попутно объясняя:

— Распатроним хлопушки, насыплем порох в банку, всунем фитиль…

Мальчишки помогали Пепито, Кети с интересом следила за работой, а потом вдруг заявила:

— Пойду спрошу разрешения у твоей мамы!

И она направилась в комнату, где шла примерка. Её тётя болтала не умолкая, а Амелия прилаживала наполовину сшитое платье.

— …Я говорю ей, чтобы она не придавала значения. «Лучше синица в руке, чем журавль в небе». И знаете, что мне ответила эта нахалка? «Смеётся тот, кто смеётся последним». Надо было слышать это!..

— Тётя… — позвала Кети, стоя в дверях.

— Не мешай, Кети.

— Я хочу спросить у тебя одну вещь.

— Ну что, говори.

— Можно, мы сбросим бомбу?

— Какую бомбу? — спросила Амелия.

— Кислородную.

Тетя рассмеялась:

— Ох уж эти дети, вот у кого фантазия! Лишь только в детстве бывает такое. Помню, когда я была маленькой, то шалаш был у нас дворцом, а серебряная бумажка — бриллиантом… Счастливое время…

— Ну так что, можно? — настаивала Кети.

— Да, милая, да, иди…

На балконе ребята с гордостью любовались делом своих рук.

— Можно, — вернувшись на балкон, сообщила Кети.

В ответ ребята радостно закричали. Курро зажёг спичку, а когда стал подносить её к фитилю, Пепито предупредил:

— Обожди, нужно посмотреть, нет ли там кого.

Ребята, перегнувшись через перила балкона, осмотрели улицу. Ни души.

Тогда Пепито спичкой поджёг фитиль, а Китаец сбросил начинённую порохом банку на улицу.

Они смотрели сверху вниз, с нетерпением ожидая, что будет… Ничего.

— Видали? — злорадно произнёс Кике. — Я так и знал. Порох-то ведь старый.

Все вместе они вернулись в комнату, огорчённые неудачей, но едва они переступили порог, как за окном бабахнуло… Грохот был не очень оглушительный, но довольно сильный.

— Ну что, съел? Старый порох, да? Ты хотел убедиться, вот и получай… и чтобы потом…

Ребята бросились на балкон и, перегнувшись через перила, увидали огромную дыру в навесе над лавкой, а сквозь неё дона Хоакина. Он потрясал кулаками и выкрикивал страшные проклятия.

Встревоженные шумом, появились Амелия и Кетина тётя.

— Что случилось?

Мальчики от страха не могли произнести ни слова.

— Что это за грохот? Что это было? Вы знаете?

Ребята знали. Они могли и не знать, не сказать, что знают, но врать и обманывать не хотели и решили сказать правду. Пепито ответил за всех:

— Знаем. Бомба.

— Что ты сказал?

— Бомба, кислородная бомба, мама.

Кети, наверное, впервые в своей жизни стала обыкновенной девочкой и вмешалась в разговор:

— Я ведь спрашивала у вас разрешения сбросить эту… бомбу…

— А я-то хороша… Мне и в голову не пришло, что бомба настоящая! — Амелия в отчаянии упала в кресло.

— Ведь мы думали, что это игра, — вторила ей тётя Кети, — детская фантазия…

В дверь громко постучали. Все испуганно обернулись.

— Я знаю, что они здесь! Я сам их видел!.. Не откроете дверь, позову полицию! — кричал дон Хоакин.

Никто не мог сдвинуться с места. Кети сморщила нос и готова была расплакаться. Перепуганная Амелия, стараясь выглядеть спокойной, открыла дверь. В квартиру ворвался лавочник:

— Вот они где, хулиганы!

— Выслушайте, пожалуйста… Я… — пыталась объясниться Амелия.

Но в этот момент лавочник увидел Дракона, который приветливо вилял хвостом.

— Да это тот самый пёс, что разгромил мою лавку! Шестнадцать дюжин разбитых яиц!

Дракон, почуяв недоброе, трусливо нырнул под стол.

— Здесь вдобавок ещё и этот! — продолжал бушевать лавочник. — Подумать только — продырявить совсем новый навес!

— Навес вовсе и не новый, — попытался вставить Китаец.

— Замолчи, сопляк!.. Сейчас узнаем! Говори! Кто это сделал? Отвечай! — визжал он.

Никто не проронил ни слова.

— Лучше скажите, а нет, всех отправлю в полицейский участок!

— Это сделал я, — Пепито сделал шаг вперёд.

— Порох готовил я, — признался Курро.

— А я — фитиль…

— Бомбу бросал я…

— А всё потому, что я сказал, будто порох старый и не взорвётся, — отважно признался Кике.

Дон Хоакин сменил гневный тон на плаксивый:

— Что вы со мной сделали? А? А всё потому, что я не даю вам играть в мяч перед лавкой? Да, поэтому?

— Мы не хотели ничего плохого… Мы не думали, что бомба взорвётся. Ведь хлопушки-то старые…

— Это правда! Это правда! — завизжала Кети своим тоненьким, как свисток, голоском.

Ребята готовы были её за это расцеловать.

— Простите их, дон Хоакин, — пыталась объясниться Амелия. — А… я… ведь тоже немного виновата.

— Вы? И вы тоже играете в эти игры?

Пепито сжал кулаки.

— Я сейчас вам всё объясню, — продолжала его мама.

— На что мне ваши объяснения? На них новый навес не купишь.

— Я думаю, что с новой за… за… за… — начал было Курро.

Пепито, самый лучший его переводчик, продолжил:

— Точно, с хорошей заплатой навес будет как новенький.

Дон Хоакин уже видел перед собой новенький навес и потому нехотя ответил:

— Хорошо… Попытаемся как-нибудь залатать дыру… А яйца…

— Не беспокойтесь, дон Хоакин. Мы обязательно заплатим… — успокаивала лавочника мать Пепито. — Сколько мы вам должны?

Дон Хоакин вытащил карандаш и засаленную книжку, задумался и начал чертить в ней какие-то каракули.

— Шестнадцать дюжин по сорок две песеты за дюжину… это будет шестьсот семьдесят две… Ремонт навеса…

Он поднял карандаш вверх и застыл, подсчитывая ущерб.

— Всё вместе, скажем, стоить будет тысячу песет. Без обиды… тысяча песет. А? Только ради вас, донья Амелия. Если бы не вы, я бы этим бесстыдникам…

— Дело в том… что сейчас, в данную минуту… у меня нет… я не располагаю такой суммой. — На лице Амелии застыла вымученная улыбка.

— Ну, знаете ли! — возмутился лавочник.

— Но не беспокойтесь. Я скоро получу деньги. Вот только сдам заказчицам платья… и… тогда…

Она не успела договорить, потому что дон Хоакин вышел из квартиры, проклиная свою несчастную судьбу.

Все молчали, глядя в пол, не решаясь посмотреть друг другу в глаза. Лишь один Дракон открыто радовался уходу лавочника. Он вылез из своего укрытия и положил морду на колени Амелии. Она погладила его и сказала:

— Мне кажется, что нас здорово обманули… и мы… В общем, влипли мы в историю.