Здесь и сейчас

Тело лопатника Кеуна мы сдали Фарнусту Лёнбору и Клустициусу Шпикачке. Для вскрытия и рапорта о прижизненных вредоносных изменениях в организме. Причину смерти долго искать не приходилось, вон она, сицилийским галстучком на всю шею. Предупредили медикуса и мага о сохранении тайны — следственной и вообще — и кое-как помылись в ручье возле больницы. Укладываться в бочку, где по очереди купаются чахоточные, венерические, золотушные и прочие скорбные здоровьем, я отказалась категорически. Муж поглядел в мои напуганно-злые глаза, вздохнул и не стал пресекать бунт на корабле. Фарнусту тихо сказал, что у госпожи консультанта, мол, истерика, много за этот день пережила и вообще… Чуть не прибила возлюбленного! В последний момент поленилась руку поднимать. Действительно ведь устала…

Лёнбор прекратил расписывать, как здорово они четырежды в день ошпаривают бочку кипятком, укоризненно покачал головой на злое: "Изнутри или снаружи?" и проводил нас к ручью. Там мы наконец привели себя в порядок. С одеждой, конечно, почти ничего сделать не удалось. Благоверный пожал плечами и предложил не отбивать работу у прачек. На том и порешили.

После такого домой бы, да в кровать, да сплавить любимого сыночка тому же Нен-Квеку… фигушки. Роннену полагалось принять вечерний доклад у начальника смены. Топать домой в гордом одиночестве жутко не хотелось — наверное, после нынешнего приключения я ещё несколько дней буду стараться ходить не с мужем, так с охраной. И господин начальник стражи станет меня в этом стремлении всячески поощрять. В общем, я увязалась за дорогим супругом.

В конце концов, Риана не в первый раз укладывает спать нянька, а топчаны в здании городской стражи имеются в больших количествах. Найду куда головушку преклонить.

Разумеется, ткачам с плотниками втемяшилось устроить очередную драку именно сегодня.

Караульная комната живо напомнила мне рецепт коктейля "Смертельный номер": нацедите полстакана крови из носа дурака, сидящего за соседним столиком (а чего он там сидит?), долейте стакан до краёв спиртом, затем подойдите к самому накачанному типу в кабаке и расколотите посудину о его голову. В следующую ёмкость наберите юшки из собственного разбитого уха — и далее по тексту, пока в заведении остаётся хоть кто-то, не участвующий в развлекухе.

Драчуны, похоже, восприняли этот или похожий рецепт очень близко к сердцу. Кровь на полу, столах, клетках с арестованными — даже потолок умудрились заляпать, умельцы народные! Ессий Куть, само собой, в первых рядах — рыло перекособочено, губы — как две лепёшки, заплывших глаз сходу и не разглядишь, зато рот не закрывается. Пьяный мат вперемешку с заверениями, что как только горе-вояку развяжут, он тут же всех порвёт. На мелкие части. И съест — даже клочков не останется. Ганнибал Лектор дойл-нарижского разлива!

— Так, — сказал Роннен. А больше ничего не сказал. У него тоже был тяжёлый день. Просто народ от этого "така" малость побелел и кинулся заверять господина начальника стражи в безобидности нынешнего побоища. Дескать, и покруче видали, и без жертв обошлось…

— Сожру начальника стражи, тудыть его перетудыть! Порву и сожру, и шалаву евойную, и козлов мундирных! — орал Ессий. Товарищи по клети — те, кто потрезвее — в конце концов заткнули придурку рот чьим-то кушаком. И на затылке завязали для надёжности. Оно, конечно, хорошо, сразу стало намного тише, но ежели мужика потянет блевать, задохнётся ведь!

Может, туда ему и дорога?

Роннен, видимо, подумал о том же. С бесконечным сожалением в голосе он приказал вывести "эту мразь" во двор, поливать до тех пор, пока не очухается, а затем сунуть обратно в клетку. Но не в эту, а в карцер. "А там пусть себе орёт до посинения. Завтра разберусь". Два дюжих стражника приказ выполнили охотно. А я поёжилась. Похоже, муж всерьёз решил устроить главным смутьянам показательную каторгу. Что ж, Ессий был предупреждён. Не послушал — его проблемы. Мужик взрослый, нянька уже нос не подотрёт.

— Показать этих скотов Мирьке, поостерёгся бы… — буркнул Роннен, жестом подзывая начальника смены и направляясь явно к себе в кабинет. Я насторожилась. Миратус Лус — так звали господина племянника бургомистра. Что же он начудил, если стал "Мирькой"? Обычно лорд Крим с уважением относится к чужим именам.

Очень хотелось спать, но когда же ещё выпадет случай раскрутить благоверного на увлекательное повествование об очередном загибе Миратуса? Завтра? Нет уж, до завтра возлюбленный супруг мой остынет, успокоится — и расскажет сдержанно, сухо и по-военному сжато. А то и вовсе отмахнется: мол, не напоминай, не порти настроение. Лучше подожду окончания доклада.

Муж не подвёл. Сидеть возле кабинета пришлось около часа, но рассказ того стоил.

Сами по себе фонтаны, бьющие вином — не слишком необычная штука. Но ставить туда стражников, дабы они, прошу прощения, совмещали охрану правопорядка и обязанности виночерпия… Определённая логика в предложении имелась: Миратус считал, что таким образом каждому пропойце будет определена норма, свыше которой не нальют.

Как и все теории, оторванные от земли, эта не учитывала массу реалий. В частности, человеческий фактор.

— Да наши идиоты перепьются первыми! — бушевал Роннен. И откуда силы взялись? — И кому тогда от них людей охранять, я спрашиваю? Мирьке?

Угу. Вы когда-нибудь видели вдрабадан упившегося ящера? И не хотите видеть, уверяю. Мне однажды довелось. Шатающийся Нен-Квек успешно оборонялся пару минут от шести вассалов лорда Крима, успел зацепить троих, и если бы Айсуо не тюкнул его сзади по башке, царапинами бы дело не ограничилось.

Стражники — ребята вооружённые и прошедшие какую-никакую подготовку. В случае с дорогим супругом — очень хорошую подготовку, неумех и лентяев Роннен не держит. Иногда я с содроганием думаю о том дне, когда благоверный решит уехать из этого города. Кто станет начальником стражи, Миратус? Похоже на то…

А ведь уедет. На свадьбе лорд Крим обещал мне личный замок. Обещания любимый держит.

Муж ещё некоторое время распространялся об идиотах, детях идиотов и внуках идиотов, затем тяжко вздохнул, поглядел на меня с невыразимой мукой и сообщил:

— Ещё тринадцать протоколов.

Я витиевато выругалась, затем скорбно кивнула:

— Давай помогу.

— Жена, известно ли тебе, насколько одно твоё присутствие согревает мою исстрадавшуюся душу?

— Известно. Так кружка горячего вина спасает в лютый холод. Или с чем ты там сравнивал в прошлый раз?

— Фу, дорогая. Неужели я пришёл к тебе с этой пошлостью и банальщиной?

— Ты приполз с температурой и двумя колотыми ранами. Сейчас всё намного лучше. Давай сюда левую стопку.

Протоколы об отклонении жалоб — песня отдельная и очень матерная. До предыдущего года их писал начальник городской стражи самолично. Ну, по крайней мере, так считалось. Разумеется, на самом деле бумажки ваял младший писарь из бургомистерского секретариата, за какие-нибудь прегрешения на декаду отправленный в распоряжение лорда Крима. В следующую декаду замаливал грехи другой писарь, прежний со счастливым вздохом отправлялся на привычное место работы, а новоприбывшему вручали пару десятков образчиков и инструкцию по выбору из них правильного, соответствующего конкретному делу. Роннен прочитывал эту писанину раз в два дня, жутко ругался, правил и подписывал.

В прошлом году нас осчастливили очередным циркуляром из столицы. Отныне протоколы предписывалось составлять тем стражникам, которые принимали жалобу. Да, жалобу тоже требовалось записать. Лорд Крим долго и витиевато выражал всю глубину своего хорошего отношения к умникам из канцелярии Великого Патрона, собрал рядовой состав и устроил краткосрочные курсы ликвидации безграмотности. С тех пор протоколы традиционно радуют нас неповторимой лёгкостью слога и великолепной связностью изложения мыслей.

"Затем вышеозначенного Жмудька снова ударили по голове, и голова снова упала на дорогу".

"А у её сына есть конь, так тот тоже пьяный приплентался к нему и приохотил его красть, а теперь того сына засудили, а он-то на свободе!"

"Нанёс удар в левое лицо".

Означенное богатство стилистики требуется прочесть, разобраться, что к чему, справедливо ли отказали в жалобе коню… то есть, матери коня… нет, матери осуждённого сына, у которого конь на свободе… тьфу ты! А чего стоит замечательная жалоба: "Сегодня в судейском дворе, где заседал пьяный судья Резван Гитош и пьяный прокурор Сулей Варк, а также в присутствии других трезвых людей, засудили меня, младёшенького!" Ответ на неё выдержан в том же бесподобном стиле: "Поименованному младёшенькому живодёру Ивосе Завальку отказать, ибо заводит в блуд следствие и добрых людей, а сам зенки залил и не видит, что судья с прокурором трезвёхоньки! Да страже и дела-то нет, чего там судья решил, это к бургомистру". Из тринадцати протоколов пришлось переписать восемь. Остальные тоже надо бы, если честно, но Роннен махнул рукой и завизировал их, бурча под нос: "Развелось… Мирьке… Дожили…"

Когда последняя жуткая бумажка очутилась в стопке готовых, мы посмотрели друг на друга и не сговариваясь отправились на третий этаж, в казармы. У мужа там есть отдельная, по уставу положенная комната, а в ней — неплохая кровать. Как-нибудь вдвоём уляжемся.

Идти домой сил не оставалось совершенно.

Разбудил нас, как обычно, сынуля. Подумаешь — мама с папой заснули не дома. Риан не гордый, он притопает.

Вот сколько раз говорила Нен-Квеку, что так детей воспитывать нельзя. Ящер убеждён: мальчишка должен и может видеть родителей тогда, когда захочет. Это неотъемлемое право отпрыска. Вдолбить в зелёную голову иные мысли просто нереально: во времена охоты на Роннена малыш Нен-Реус был оставлен на попечении родственников лорда Крима. К их чести надо сказать, что позаботились они о ребёнке иной расы хорошо. Но страдания Нен-Квека я помню. Уйти от господина, которому дал клятву, он не мог: в его личном кодексе чести такое деяние приравнивалось к предательству. Кодекс довольно тоненький — моралью ящер особо не обременён — и изрядно потрёпанный по краям, но тем более свято соблюдаются имеющиеся принципы.

Роннен обязал родичей вставлять сообщение о Нен-Реусе в любую весточку. Может, поэтому нынче маленький Риан в безопасности?

Нен-Квек и Реус-Зей — парочка вообще интересная, с какой стороны ни погляди. Я в своё время интересовалась кехчи, точнее, проблемой их существования. Великим генетиком мне не стать никогда, однако даже тех мелких обрывков сведений, которые имеются, хватает, чтобы понять: расу вывели искусственно. Скорость обмена веществ зашкаливает, пульс ящера в спокойном состоянии заставит любого реаниматолога побледнеть. Едят ребята соответственно: всё время и помногу. Обожают спиртное, причём напоить их сложно, а трезвеют быстро. Не шарахни Айсуо тогда пьяного Нен-Квека по башке, через полчасика расхаживал бы кехчи, как новенький. И перевязывал половину стоявших рядом.

В природе такое самостоятельно не заведётся, природа идёт по принципу сохранения энергии: перья там, шерсть, подкожная клетчатка… Я пыталась выяснить историю появления кехчи. Всё списывают на богов. Дескать, явились, натворили, а остальным расхлёбывать. Ставлю на группку крутых генетиков из какого-нибудь очень параллельного мира. А что с ними случилось потом — другая история. Может, кехчи их и съели, когда поняли, что обрели разум. Кушать-то очень хочется.

Дойл-Нариж для ящеров не слишком подходит. Им бы где потеплее… Нен-Квек всё время кутается. Выходит это у него очень оригинально: нет такой одёжки, которую зеленокожий не приспособил бы в качестве доспехов. Кстати, выйдя в отставку, он помимо прочего стал зарабатывать на подгонке одежды под потребности наёмников, стражников и прочего бряцающего оружием люда. Роннен смотрит на маленький бизнес кехчи сквозь пальцы: в случае чего, клиент будет сдан начальнику городской стражи моментально. Сладкая парочка вассальной клятве предана беззаветно.

Хотя в случае с Реус-Зеем и Нен-Квеком лучше говорить о парочке жуткой и зубастой. Ящеры, впрочем, считают Реус-Зея очень привлекательным, а вот в оценке Нен-Квека расходятся. Я так понимаю, характерный типаж.

Кехчи — гермафродиты. История с Ромео и Джульеттой в их обществе не случится, а если и случится, то весьма специфическая. Между прочим, некий эпос, поведанный мне подвыпившим Реус-Зеем, как раз и повествует о забеременевшей друг от друга парочке из разных боевых отрядов. Весьма поучительная история. Но там хоть были личные основания — каждый хотел перетянуть известного доблестью партнёра в свою группировку.

Говорить о семье у этой расы потомственных воителей можно, лишь имея в виду отряды, шайки, банды… Вот с кем в походы ходишь — тот и супруг. Каждый может родить от каждого в пределах одной команды.

Нен с Реусом, если я правильно поняла (о прошлом они говорят мало и неохотно), были не то просто из разных бандформирований, не то вообще из враждующих. Почему они сошлись — чёрт их знает. Послушать кехчи, так любви в человеческом понимании у них нет и не надо. Главным в выборе партнёра считается его статус в обществе, боевой опыт, личный ранг… Наша парочка гнедых (ладно, зелёных) стояла примерно на одной социальной ступени. Всё понятно: вот свои, вот чужие, с этим можно и нужно, с тем никак нельзя… Чего их потянуло налево из родных отрядов? Они, наверное, и сами не ответят. Так получилось. У Реуса вообще башку снесло — из четырёх детей двое от Нен-Квека. Понятное дело, в качестве второго родителя он каждый раз называл кого-то из своих.

Второму любовнику (или любовнице? Неважно: не знаю и знать не желаю, каким образом кехчи занимаются сексом!) было то ли лучше, то ли хуже — фиг его разберёт. В одном из набегов молоденький ящер получил травму. С жизнью вполне совместимую, а вот с деторождением не очень. И командир отряда запретил ему даже думать о материнстве. Понятие "запретного плода" у кехчи отсутствует, а вот соответствующие реакции присутствуют в полном объёме. Желание выносить собственного ребёнка превратилось в манию. Благоразумные партнёры по банде, естественно, отговаривали, чем только усугубляли бзик.

Таки Ромео и Джульетта. Специфические, ага. У каждого за спиной по нескольку десятков трупов, у каждого — боевые товарищи и супруги… Кем надо быть, чтобы пустить под откос честно завоёванное положение в обществе, уважение и любовь своих, налаженную жизнь? И ради чего — ради практически незнакомого кехчи из чужого отряда?

Два психа.

Уважаю.

По меркам ящеров уважать не за что, но мне можно.

Тянулось это безобразие долго, но в итоге ребята допрыгались. Обычно если кехчи из разных отрядов, дружественно настроенных по отношению друг к другу, чувствуют взаимное влечение, то ведутся переговоры о переходе из одного соединения в другое. Торги, проще говоря. Но здесь обе шайки чувствовали себя оскорблёнными. Нахулиганили красавцы, что и говорить. И юность — не оправдание: другие тоже молоды, но пекутся о благе своих семейств. В общем, держать и не пущать, а этих наказать, дабы другим неповадно было!

Удрать всё-таки успели. В последний момент.

Некоторое, очень непродолжительное время слонялись по землям сородичей, но принять их для любого отряда означало нажить вражду сразу с двумя бандами — бывшие семьи Нен-Квека и Реус-Зея не постеснялись бы напасть сообща. Когда задета честь, не до мелких свар. Убедившись, что вокруг одни враги, парочка перебралась к людям и вскоре принесла присягу лорду Криму.

У меня умный муж, я уже говорила?

В отряде Роннена Нен-Квек и осуществил давнюю мечту. Чуть не помер родами, до смерти напугал Реус-Зея и семейного врача Кримов, которому пришлось делать ящеру кесарево сечение, но в итоге обзавёлся младенцем. С юного Нен-Реуса в детстве сдували пылинки, в отрочестве — гоняли нещадно, обучая всему, что должен знать и уметь воин, а в двенадцать лет молодой ящер поступил в городскую стражу Дойл-Нарижа.

Кехчи взрослеют значительно быстрее людей.

Нен-Квек сыном дико гордится. И есть чем: человеческая речь у Нен-Реуса почти идеальна, как воин, он почти не уступает родителям (опыт — дело наживное), да и в отношениях между людьми разбирается получше иного мудреца-кехчи. Реус-Зей нынче в отъезде, пытается найти среди изгнанников хорошую пару отпрыску. Я гляжу на это всё и думаю: неужели именно так рождаются новые народы?

Кто его знает. Поживём — увидим.

Риан прыгнул на маму — папа спросонья отшвырнёт в стенку, просто на рефлексах, а мама как бы уже привыкла, растеряла милицейские реакции… почти. Проснуться я успела и со страшным рычанием закатала сына в одеяло, сверху присобачила подушку и всласть насладилась счастливым визгом. Роннен наблюдал за творящимся безобразием снисходительно — дескать, это дело вне его компетенции, подайте вначале заявление, а там рассмотрим в порядке судопроизводства… Нен-Квек самодовольно глядел на нас: дескать, кто прав? Вот, привёл отпрыска, все довольны.

— А я дядьку снова видел, — отдышавшись, сообщил ребёнок.

Настроение вмиг испортилось.

— Где? — судя по беззаботности тона любимого супруга, он хоть сейчас готов вскочить и помчаться на задержание. В рубахе и портах.

И при мече, естественно.

Айсуо высунул нос из стенки, быстро и чуточку виновато мне улыбнулся и спрятался обратно. Мол, я здесь, в курсе происходящего и тоже способен на подвиги во имя и во славу. Если прикажете. А если не прикажете — значит, не способен.

Мои мужчины…

— В яблочном саду. Дядька мне кивнул. Я сказал Нен-Квеку, он полез через стенку, а дядька сбежал.

Ящер хмуро кивнул:

— Льез с Р'аном. Мн'огго врьеменьи заньялло.

Действительно, не с нянькой же оставлять малыша! Корова толстая… Всё-таки надо уволить.

— Нен, а ты его можешь описать? — серьёзно спросил муж.

— Ньет, — неохотно ответил кехчи. — Тольк'о со спьинны. В'ыссок'й, одьет сскромно, к'ак раб'отньик, но бьез гильд… гильдьесских зн'ков. Ор'ужья нье вьидьел.

Что, естественно, не означает отсутствия этого самого оружия. По мнению Нен-Квека, без колюще-режуще-стреляющих предметов ходят только психи и самоубийцы.

В мирном ли Дойл-Нариже, в военном ли походе — без разницы.

— Так, — сквозь зубы выдохнул Роннен. Даже ребёнок притих. Осознав степень воздействия на любимую семью, муж криво улыбнулся.

— Пора с этим разбираться. И я разберусь.

Интересно, воздух похолодал или сквознячок по комнате пробежал? Давно пора ремонтировать казармы.

Роннен тем временем извлёк Риана из-под одеяла и спросил, не желает ли сын покататься? Сын желал. Боевой жеребец из дорогого супруга вышел — одно загляденье, о чём я не преминула сообщить. На меня тут же предприняли кавалерийскую атаку. Пришлось спасаться бегством.

Из здания стражи ребёнка сегодня не выпустят, мужу ещё страдать и мучиться с ткачами и плотниками, посему стоит быстренько умыться, сбегать домой, поменять одежду — и вперёд, на исполнение служебных обязанностей.

Сегодня у меня в планах допрос подруженек Юляшки Мехмовой.

Таиллии Креж дома не оказалось. Её отец на меня зыркнул, буркнул что-то вроде: "Нескоро будет" и захлопнул дверь. Ну-ну. С чего бы семейству Креж не любить скромного консультанта по немагическим способам убийств? Я сурово пресекла ехидную мыслишку: "Не с чего, а за сколько?" — и пошла искать Юницу Лиеву.

Улыбчивая женщина с сеточкой морщин вокруг глаз крикнула: "Дочка, тебя!", и с огорода прибежала румяная крепкая девица — копия матери, только молодая. Сразу захотелось расслабиться, глядя в эти смеющиеся глаза, поболтать о чём-нибудь приятном… Юница потащила меня в светёлку, налила чаю и поглядела честно-пречестно. Все профессиональные инстинкты разом встрепенулись. Стало немного стыдно: может, хороший человек, а я опять напраслину возвожу! Ладно, если что, потом извинюсь. Про себя.

Допили чай, болтая об уродившейся в этом году пшенице и разбойниках в окрестностях Дойл-Нарижа. Насчёт последнего Юница волновалась особо: её жених уехал закупать зерно, естественно, с крупной суммой в кармане. Пришлось успокаивать. Обычные сплетни, возникают каждый год с регулярностью, достойной намного лучшего применения. То ли действительно Роннена так глупо подсиживают, то ли просто народу нужно языки почесать. Хотя первое отнюдь не исключает второго.

Трепотня о женихах позволила плавно свернуть на Витека Кнеля.

Юницу передёрнуло.

— Жуть какая, до сих пор в голове не укладывается! А уж Юляшка-то переживает — спасу нет. Прямо исстрадалась, бедная!

Издевается? Вряд ли, или уж совсем искусная актриса. Просто существуют на белом свете такие девочки, готовые посочувствовать всем и каждому, светлые и… чистые, наверное. К ним не пристаёт жизненная муть, их любят дети, старушки на завалинке и окрестные птицы, а очередь из женихов иногда перегораживает улицу. При этом сами Юницы не догадываются, что остальные люди не без греха. Иногда до смерти и не узнают о злобе и зависти.

С подобными девочками очень трудно работать. Они спасут незнакомого человека, накормят, обогреют — а озверевшая стража тем временем с ног собьётся, пытаясь отыскать серийного убийцу, который сейчас благодарно глядит на спасительницу да уписывает пироги с капустой. Они солгут в глаза — из лучших побуждений, ведь подруженька ни в чём не виновата, это её оговорили, обстоятельства так сложились, Луна не в той фазе, чёрная кошка дорогу перебежала… Они верят тому, кто первый наврёт с три короба, пытаясь укрыть свои неблаговидные делишки, и переубедить их почти невозможно. Разве что тоже пригнать вагон и маленькую тележку "фактов собственного сочинения", как говаривал один знакомый следак из прокуратуры.

— Исстрадалась, — кивнула я. — Смотреть больно. И есть же в мире изверги, которым чужую жизнь забрать не совестно!

— Боги их накажут, — убеждённо заявила Юница.

— До богов далеко… Мой муж, начальник городской стражи, лично занимается расследованием. Думаю, он убийцу найдёт. И тогда уже за всё с него спросим!

Когда-то, очень-очень давно, я стеснялась нести пафосный бред в массы. С тех пор Нен-Квек выпил много пива, а правоохранительные органы поймали уйму преступников, ещё большее количество упустив. Свидетелю нужно говорить то, что свидетель хочет услышать. Тогда он в ответ скажет то, что позарез нужно услышать тебе.

— А ещё рассказывают, будто любящие души чувствуют, когда со второй половинкой беда. Так знаешь, Юница, не все эти истории выдуманы. Вот однажды…

Главное в подобных бреднях — не переборщить и не забыть, о чём рассказываешь. Ещё очень помогает тренированная память. Вот сколько лет уже прошло — а кое-какие статейки из жёлтой прессы помню. Лапша повисла на ушах Юницы высокохудожественными барельефами, затейливыми кружевами и просто банальными гроздьями. Зато девочка довольна. Светится вся, вздыхает тайком.

— У Юляшки такое было, не помнишь? Ты же с ней сидела тогда, когда Витек бедный с жизнью прощался?

Да, бедная Юница. Не умеет она за лицом следить, если собеседник перескакивает с темы на тему. Теперь я абсолютно уверена: что-то не так с пресловутым девичником. Скорее всего, имеем дело с "фактом собственного сочинения".

Вот интересно, девушки обговорили мелкие детали — или не додумались? В этом мире моду на детективные истории я вот сейчас и завожу, юным прелестницам неоткуда знать, на чём чаще всего горят преступники. Да и я, честно говоря, больше специализируюсь на байках о Джеке-Потрошителе…

Нечего рассказывать бандитам, как на них правильно охотиться.

— Эээ… — хороший вопрос, да, милая? Ну что, идеализируем подружку, дав мне первое противоречие в показаниях? Или сохраним остатки честности? — А когда Витека… ну, убивали, ох, Небо сохрани нас?

Понятно. Юляшка уже провела воспитательную беседу. Неглупая девица, начинает мне нравиться. По крайней мере, пытается учитывать возможные подводные камни. Ничего, всё равно прижму. Маловата ещё тягаться с профессионалами.

— Темно уже было. В храмах вечерние молитвы отслужили. От десятого часа до полуночи.

В глазах Юницы Лиевой почти паника. В такое время порядочным незамужним горожанкам подобает спать в своих домах, а не шляться по подругам. У Мехмовых в доме неженатых парней — а сколько, кстати? Юляшкин младший брат, трое учеников ювелира, охранник, насчёт конюха не помню… Заночевать остаться никак не выйдет, если не хочешь, чтобы по городу злые слухи пошли. Жених в отъезде, говорите? Ну да, ну да…

— Не помню… Она правда Витека любила, я просто не помню!

— Конечно, любила, кто же спорит? Просто нужно знать, может, удастся уточнить точное время смерти. Нет — значит, нет, такие чудеса не со всеми случаются. И последний вопрос: ты когда от Мехмовых домой ушла?

Бедная. Мне действительно почти жаль Юницу. Мне вообще жаль юных дур, которые пытаются решить, кто прав, кто виноват, основываясь лишь на дружбе и любви к ближнему. Раз в сто лет им удаётся утереть всем нос, доверившись нужному человеку. Об этом пишут книги и поэмы, рисуют картины, а в мире, откуда я родом, снимают кино. А о других, тех, которые ошиблись, деликатно молчат. Только всё те же чёртовы правоохранительные органы время от времени расследуют мошенничество, растление несовершеннолетних, а то и убийство.

— Так когда, Юница?

— Вот к полуночи и пошла себе…

Ясно. Дружба опять победила здравый смысл.

Что ж, мне не привыкать.

— К полуночи, значит? Хорошо. Спасибо, ты очень помогла следствию.

Пострадай теперь. Можешь даже поплакать тайком — ведь лгать нехорошо, а я поверила, ушла, убеждённая, что всё так и было, как плохая девочка Юница Лиева рассказала. Я вообще человек доверчивый, об этом каждая ворона знает.

Таиллия Креж по-прежнему гуляла в неведомых далях, посему пришлось направиться на другой конец города, к Магрине Рошелконь. Опера, как волка, ноги кормят. Роннен, кстати, эту пословицу не любит. Говорит, что меня кормят родной муж и бургомистерий Дойл-Нарижа, причём никто из данных субъектов не может считаться моими ногами. И если вдруг я поменяюсь нижними конечностями с бургомистром, дорогой супруг быстренько подаст на развод. Свои ноги он мне не даст, можно не сомневаться.

Всё равно люблю. Пусть себе бурчит на здоровье. Ему полезно: нервная работа, постоянные стрессы, Ессий Куть, как зеркало дойл-нарижской революции… А скоро плотогоны приплывут. Они всегда к Восхождению осчастливливают, так сказать, присутствием…

До Магри пришлось топать около часа. Благо, городские переулочки и закоулочки я изучила первым делом, сразу по прибытию сюда. Зайти в лавку или харчевню с парадного хода, выйти с чёрного — и ты уже на другой улице, куда иначе минут пятнадцать брести.

Рошелкони издавна занимались сукноделием, на улице Суконщиков их дом стоял вторым. Тяжёлое ремесло, да и прибыль не самая огромная. Ювелиры всяко получают больше. Но семейство Рошелконь не жаловалось, регулярно жертвовало деньги на больницу, два храмовых приюта — для мальчиков и девочек, на собственные средства содержало двух метельщиков улицы… За что частично освобождалось от городских налогов. Хотя мы с Ронненом как-то подсчитали: затраты не окупаются. Ну, иначе городу не было бы выгодно от этих самых налогов освобождать.

Дверь открыла опрятная служаночка, сходу меня узнала, поклонилась с достоинством и провела к Магрине в светлицу.

Дочка суконщика мне понравилась. Вот кому бы пошли густо подведённые глаза, яркая помада, выгодно смотрящаяся на бледной коже, красная шаль и распущенные волосы! Вместо этого на плечо девушки спускалась аккуратно заплетённая иссиня-чёрная коса. Косметики на лице не наблюдалось, да и одета Магря была очень традиционно: кремовое платье без изысков, украшенное лишь вышивкой. Судя по всему, вышивала молодая Рошелконь сама: у окна стояла рама с незавершённым гобеленом.

— Хорошо, что вы пришли, госпожа Крим. Я и сама хотела к стражникам пойти, да неловко… Вас сами боги прислали!

Даже так? Ладно, послушаем.

— Всё в руках богов, — отозвалась я неопределённо. Не забыть Роннену сказать: порядочные девицы к страже обращаться всё ещё считают чуть ли не грехом. Понять, конечно, можно: мужчин в караулке по-прежнему больше, чем женщин в… Какой у нас нынче штат? Примерно в шестьдесят раз, ага. Учитывая, что женщина в страже одна, и та — вольный консультант по немагическим способам убиения.

С другой стороны, муж категорически против эмансипации. Говорит, для него и работающая супруга — уже перебор, и лишь снисходя к моей катастрофической неосведомлённости в любых областях, кроме этих самых способов убиения он, лорд Крим, терпит столь чудовищное нарушение установленных богами порядков. Мол, лучший способ поддержания семейного очага в случае с леди Крим — убрать оную леди от очага подальше. Дом целее останется, обществу польза, а благоверному не привыкать жертвовать собой во благо… Дальше Роннен обычно не успевает договорить: получает подушкой или чем придётся, начинается возня, логически перетекающая в…

О чём-то я не о том думаю.

— Боги справедливы, — кивнула Магрина. — Вы ведь о Юляшке спросить хотели?

Я поощрительно улыбнулась. Вообще, конечно, стоило просто согласиться, но профессиональные привычки иногда сильнее нас. Моя задача — информацию собрать, а не выложить первому встречному свидетелю. Или второму. Неважно.

— Юляшка прибегала вчера. Просила сказать, будто мы у неё заполночь засиделись. Дескать, вы её в убийстве жениха обвиняете.

— Ну, это она глупости говорит. Я просто выясняю обстоятельства дела. Кроме того, весь город знает, как убили Витека. Ты ведь тоже, верно?

— Ох…

— Вот видишь. Мечом в голову. Я бы лично не смогла так сильно ударить, а меня нельзя назвать слабой женщиной. Уж по крайней мере, посильнее Мехмовой буду.

Магря расслабилась. Да, правильно, убеди себя, что ты не предаёшь подругу. Ничего лишнего я не сболтнула: город действительно обсуждал смерть юного Кнеля. Достаточно бурно обсуждал, даже до порядочной девицы слухи должны были долететь.

Со свидетелями, подобными молодой Рошелконь, работать легко, если они ни в чём не виноваты. Тогда их рассудительность, помноженная на хорошее воспитание, побуждает отвечать на вопросы полно, однако без выдумок. Напротив, такие свидетели будут говорить лишь о фактах, а пересказывая слухи, несколько раз напомнят, что это может оказаться и неправдой.

Главное сейчас — не торопить Магрину. Пусть сама решит дать показания. Но чуток продавить её, пожалуй, ещё можно.

— Хочешь знать моё мнение? Юляшка сама себе яму копает. Когда человек суетится, что-то пытается скрыть, возникает ощущение, будто он виноват. А иначе зачем мельтешить?

— Затем, что дура! — звонко и зло бросила Магря. — Я ей это в глаза сказала. Нас же с Юницей в храме Ворона видели, на вечерней молитве! О Тайле не скажу ничего, не знаю, но она с нами уходила, её ещё брат встречал.

Ага. Ну, то, что девушки ходят в храм Кейлана Ворона, покровителя верности, доблести и по совместительству — прочных семейных уз, я не удивилась. У каждой жених, каждой хочется счастливого брака. Особенно после случившегося с Витеком. А тут ещё возлюбленный Юницы надолго уехал…

Да в храме Кейлана, небось, больше половины супружеских пар Дойл-Нарижа встретилось! Тот ещё клуб знакомств доблестных с верными и непорочными…

Значит, на вечерней молитве. Ай да Магря, сама для себя понятие алиби вывела! Служба у нас начинается где-то в полвосьмого вечера…

— Вы в какой храм ходите?

— В тот, что на Круглой площади. Там так поют — сердце радуется!

— Да, хороший храм. Всегда чистый, аккуратный…

Магрина разулыбалась. А я, между прочим, не соврала ни разу. Особенно учитывая приют для мальчиков-сирот — вот тот, на который Рошелкони исправно жертвуют. Очень полезное заведение, кроме шуток. Жрецы там из бывших вояк, умеют держать босяков в ежовых рукавицах. Семь мастерских, где можно получить нужную специальность; уроки обращения с оружием и воспитание воинской чести у тех, у кого руки заточены исключительно под колюще-режущие предметы; небольшое "приданое" для выпускников и возможность всегда прийти посоветоваться…

Мы, стражники, умеем оценивать непришедшую головную боль. И тех, кто нас от этой головной боли заранее избавил.

— От Мехмовых до Круглой площади неблизко. Вы когда вышли-то?

— Ой, солнце совсем ещё высоко было. У Тайли родичи такие, что лишнюю минутку посидеть не дозволят. Шли не очень торопясь…

— Брат Таиллии Креж с вами шёл?

— Да, он за сестрой заходил, заодно и нас до храма провёл. Тайля с ним ушла, а мы службу отстояли.

Стало быть, подруженьки расстались с Мехмовой около шести часов…

— Я ещё скажу, — помедлив, добавила Магрина, — Витек у Юляшки… ну… вы не подумайте ничего плохого, она правда за него замуж собиралась…

— Хорошо, обещаю не думать ничего плохого.

Вру, конечно. Но приличные девушки обычно нуждаются в таких обещаниях.

— Был ещё один, с кем она встречалась. Нет-нет, там не любовь! Просто интересный человек!

Магрина, хотелось мне спросить, ты сама себе веришь? Я не спросила.

Я знала ответ.

— Вот подумалось: может, из-за него Юляшка так?.. Ведь если узнают, слухи пойдут плохие…

— Пойдут, — задумчиво кивнула я. — Обижать девушку нехорошо, да и неизвестно, виноват ли этот мужчина. Но разузнать о нём надо, понимаешь?

— Конечно! Только я о нём почти не знаю. Когда это… ну, началось, когда они встречаться стали, я не одобрила. Вот Юляшка и обиделась, больше ничего мне не рассказывает.

Ещё бы порядочная девица Магрина Рошелконь одобрила тайные свидания при живом женихе! Спасибо скажите, что не ославила подругу на весь мир. Это вам не романтическая Юница.

— Тайля больше знает. С нею Юляшка делилась.

Ну-ну. Всё снова упирается в отсутствующую Таиллию Креж. Главная наперсница, однако!

— Спасибо, Магрина. Обещаю не рассказывать никому об этом человеке, если он ни при чём.

— Вам спасибо…

Можно сказать, что мы с молодой Рошелконь расстались почти подругами. Вот и славно. От слов своих Магря не откажется, не из того теста её лепили. А у меня появилась хоть какая-то зацепка.

Неизвестный, значит. Загадочный мужчина, с которым встречалась Юляшка Мехмова.

А ещё один таинственный незнакомец следит за моим сыном.

Что-то их многовато развелось, загадочных и таинственных. Пора уже сокращать поголовье.

Я порылась в сумке, вытащила бланк повестки. Чертыхнулась, облив пальцы чернилами. Заполнила формуляр.

— Айсуо!

— Да, госпожа.

— Слетай-ка к дому Таиллии Креж. Передашь хозяину вот это. Скажешь, если завтра его дочери через час после рассвета не будет возле городской стражи, за ней придут и приведут туда насильно. Понадобится — цепи наденут. Можешь особо в выражениях себя не ограничивать, главное, держись в рамках вежливости.

— Сделаю, госпожа!

Чувствую, улыбка у меня в тот момент была не слишком приветливой. Порядочные девушки, говорите, не торопятся сводить близкое знакомство с городской стражей?

Ну-ну.

Семь лет назад, Ковяжский тракт

Повозки отчаянно скрипели. Почти как мои нервы после двух суток пути.

Если кто-нибудь скажет вам, что с караванами путешествуют ради скорости — плюньте лгуну в лицо. Четыре, ну, пять километров в час — не больше. Можно соскочить с телеги и размять ноги. Верховых лошадей периодически проминали, мотивируя это необходимостью оглядеть дорогу. По-моему, просто хотели отдохнуть от гнусного "скырлы-скырлы-скрип", въедавшегося в мозг.

Сам пузан из Малого Ковяжа с нами не поехал. Командовал в пути мелкий пузанчик — старший сын младшей сестры работодателя, тип вздорный, визгливый и страшно стремившийся отличиться. То ли ему в случае успеха предприятия от дядюшки премия полагалась, то ли просто власть кружила голову… С Ронненом господин Кушан Маловячий поцапался ещё до отхода каравана: не поделили место охраны на будущей стоянке. Высказался пузанчик очень определённо — дескать, место псов за телегами, не на виду у порядочных людей. Лорд Крим скрипнул зубами, но стерпел. Видать, с деньгами совсем швах.

Дальше было веселее. Начальник каравана потребовал оставить меня в Малом Ковяже — дескать, "девок и в придорожных трактирах сыщете, а сколько эта выпьет-сожрёт, ась? Мне за неё платить, ась? Оставляйте!" Вот тут Роннен проявил дурной характер в полной мере. Очень спокойно предложил господину Маловячему поехать вообще без охраны. "А эта девица — маг. Раскрывает кражи, тайные убийства, наветы… Да и в бою пригодится". Пузанчик сердито фыркнул, смерил меня взглядом. Я тоже разозлилась, зыркнула в ответ. Кушан пробормотал что-то вроде: "Выдра драная, а туда же, нынче каждая сопля — по магической части!" — и с криком отпрянул, вытаращившись на очень грозного Айсуо. Мальчик поклонился мне: "Госпожа, позвольте снести гнусному оскорбителю голову?" Пару секунд понаслаждавшись трясущимися щеками и стучащими зубами пузана, я милостиво отклонила предложение меча. Но пообещала иметь эту идею в виду, особенно если "гнусный оскорбитель" сжульничает при оплате нашего тяжкого труда. Похоже, Маловячий внял. В любом случае, меня он начал обходить по довольно широкой дуге.

Перебранки с купцом несколько развеивали тоску путешествия. Но они случались на стоянках, а в остальное время и начальник каравана был страшно занят. Он болтался на некрупной, но явно выносливой кобылке между повозками, покрикивал на отстающих, щупал груз — не выпадет ли? — шпынял работников и между делом накладывал штрафы на нерадивых увальней, "камни им в печёнку"! Понятия не имею, почему упомянутые камни должны были оказаться именно в печени, но сам Кушан туда уже явно своим подчинённым попал. А заодно проел им плешь, нагадил в душу и проскипидарил мозги.

— Ну не гад разве? — жаловался вполголоса молодой возница собрату, пучеглазому дядьке с обвисшими усами. — Семнадцать медяков из жалованья вычел! Эдак я ему к ярмарке должен окажусь!

— Оно так… — кивал сочувственно пучеглазый.

— Да к лохматым побирунам мне сдалась такая работа! Удеру, как есть удеру, пускай сам с лошадьми управляется, скребницу ему в рот!

— Оно так…

Я на первом же привале попыталась выяснить у Роннена, с чего вдруг изо всех профессий мне досталась волшебная. До сих пор склонности к магии у меня не обнаружилось, и вряд ли следовало в ближайшем будущем ожидать, что лейтенант милиции Яна Герасимова начнёт колдовать налево и направо. Или следовало? Лорд Крим усмехнулся:

— Ты действительно не магичка, Иана. Но этот жирный торгаш боится волшебников. Не волнуйся, я дам тебе несколько артефактов и научу ими пользоваться. А там поглядим.

В результате мне в руки попала парочка сереньких шариков из материала, похожего на резину. В случае опасности следовало запустить артефактом в сторону противника и зажмуриться. Местный аналог световой гранаты, похоже. Неплохо для сельской местности. Главное — чтобы у второй стороны не оказалось чего-нибудь покруче.

Особенных проблем ещё дней десять не предвиделось: Роннен считал Ковяжский тракт достаточно безопасным. В Румарийских горах — "Румарийских кротовьих норах", как любил издеваться Хамек — по слухам, пошаливали разбойники, но, во-первых, мы должны были пройти не по самим горам, а по некоему Волчьему отрогу, а во-вторых, крупные шайки год назад разгромил тамошний мирньерд, а с остатками вполне можно справиться. "Да, у нас небольшой отряд, — говорил лорд Крим, — но мы спаяны дисциплиной, сработались и вполне сумеем…" Дальше следовали красочные описания того, что именно небольшой спаянный отряд сумеет сделать с рискнувшим напасть отребьем. Образы великолепные, жаль, не вполне цензурные.

К сожалению, о безопасности тракта знал и Кушан Маловячий. И хотя он не рисковал путешествовать совсем без охраны, но несколько раз вслух сожалел о душевной доброте горячо любимого дядюшки, набравшего "безмозглых вояк" в три раза больше необходимого. Если увижу работодателя — обязательно сообщу о привычке племянника обсуждать решения босса. Просто так сообщу, из вредности.

Питалась охрана из собственного котла, к общему костру нас не пускали. Отряд не жаловался: Джуран вообще признался как-то, что побрезговал бы жрать из "этой немытой посудины". В самом деле, огромный общий котёл мыли только изнутри. Дескать, равномерно распределённая копоть способствует лучшему нагреву. Хамек ржал и спрашивал, чего ж тогда людей зимой сажей не обмазывают. Тепло будет — словно в печке! Уж не знаю, насколько мысли купцов соответствовали реальности, но пачкала закопчённая зараза всё, к чему прикасалась.

— Штатские люди амуницию не чистят, — втолковывал Крюйлен племяннику, — а люди военные должны, значь, содержать в порядке и чистоте оружье, значь, и амуницию свою. А порядок такой: ежли не оружье — значь, амуниция.

— У штатских нету порядка? — спрашивал паренёк восторженно, и его огромные уши, казалось, вздувались, будто два паруса.

— Нету. Совсем, значь, тёмные. Как посудина ихняя…

Естественно, подобные разговоры сильно способствовали нахождению взаимопонимания между торговцами и охраной.

А где-то через семь дней после начала пути случилась первая кража.

Меня разбудил крик Кушана. Начальник каравана вопил настолько часто, что первым побуждением было перевернуться на другой бок и продолжить дрыхнуть. Но когда купцу начал отвечать Роннен, я прислушалась.

— … внешняя охрана. Вы сами запретили нам подходить к повозкам, господин Маловячий…

— А делать что, ась? Ты охраняешь, с тебя и ответ!

— Покажите разбойников, и я вас от них… сберегу. Отношения внутри каравана — ваша проблема.

— Уволю, тогда как запоёшь, ась?

— Увольняйте. Задаток мы уже отработали, а купцы здесь ходят часто. Не пропадём.

Кушан понял, что Роннен не шутит, и немного сбавил тон.

— Слышь, но делать чегось надо. Давай я твоих людей к повозкам пущу, крадут же, камни им в печёнку!

— Пустите, а потом обвините в отсутствии половины товаров? Спасибо, мы прекрасно посидим в стороне от ваших повозок.

В этот момент Маловячий вспомнил обо мне.

— А магичка твоя, ась? Она ж по кражам, ты говорил… Пущай походит, вынюхает, кто такой борзый, камни ему в печёнку! Ась?

Я тяжко вздохнула и потянулась за курткой. Лорд Крим, конечно, терпеть пузанчика не может, но Кушан прав. Если уж в караване завёлся вор, его надо выловить. И побыстрее. До первого на нашем пути более-менее пристойного города оставался дневной переход. А там ищи-свищи товар.

Кражу совершили из крытой повозки. Толстые гнутые прутья перекрещивались сверху, на них подрагивал уже порядком истрёпанный войлок. В одном месте ткань была аккуратно взрезана. Скорее всего, вор проник в повозку именно здесь. Я осмотрела края — не пыльные, не истёртые. Можно предположить, что разрез свежий.

Опять жутко хотелось курить. Даже не сфотографируешь этот дурацкий войлок, даже в лупу его не рассмотришь в связи с отсутствием таковой! Про экспертное заключение вообще молчу… Дома содрала бы с повозки вещдок — и сдала бы всезнайке-Мигулёву, нашему криминалисту, а там пускай уже сам разбирается.

Ладно, отставить сожаления, поехали дальше. Повозка, она же кибитка, принадлежит лично Кушану, посему в ней хранились деньги, драгоценности и самый ценный товар — какие-то магические прибамбасы. Злоумышленник покусился только на деньги, причём выбрал золото и серебро. Медяки тускло блестели на дне взломанного ящика.

— И сколько взяли? — поинтересовалась я у маячившего за спиной господина Маловячего.

— Семь золотников и ажно двенадцать серебрух, — мрачно ответил он. — А ты ж волшебница, почему сама не видишь, ась?

— Если вам не нравится моя работа, могу прекратить, — холодный тон малость отрезвил купца. Неразборчивое бормотание я предпочла проигнорировать.

Неплохая добыча у вора. За такие деньги здесь можно обзавестись очень справным хозяйством и больше никогда не гнуть спину на чужого дядю. Понятное дело, человек не вынес искушения, тем более, что Кушана работники не любили.

Итак, ящик. Ну вот как раскрывать дело, если даже отпечатки пальцев не снимешь? Как-нибудь, каком кверху… Дерево мягкое, поэтому взломщик просто просунул в щель нож и, действуя на рукоять, как на рычаг, вытащил язык замка из углубления в крышке. Именно нож — от долота или стамески остались бы другие следы. А тут у нас что? Царапины…

Дерево, конечно, мягкое, но и сталь не золингеновская, ежели вообще сталь: у многих здесь оружие из таких интересных сплавов… Похоже, лезвие погнулось.

Я оглянулась. Помимо Маловячего у входа в кибитку торчал Илько, Крюйленов племянничек.

— Сходи, нашим передай, пускай ищут согнутый нож. Или того, кто лезвие сегодня с утра правил. Когда найдут — доставьте ко мне, поговорим.

— Так любой могёть… — буркнул Кушан. — Разве ж это магия, ась?

— Магию на серьёзные дела тратят, уважаемый, — очень строго заявила я, — а всяким мелким воришкам громы с молниями не положены.

— Дык не мелким же ж! Семь золотников, двенадцать серебрух!

— Вот когда у вас караван уведут, тогда и обращайтесь. Возможно, это будет сочтено достаточно серьёзным расследованием.

Похоже, у торговца перехватило дух. Пользуясь этим, я ещё раз глянула на ящик, запоминая расположение царапин — хоть приблизительно выяснить, какова ширина и длина орудия преступления. Чёрт, ну как же трудно без экспертизы…

— Хозяйка! Хозяйка! — Айсуо материализовался в сумраке кибитки, напугав купца ещё больше. — Хозяйка, нужно выйти. Там… там…

Я выскочила из повозки, чувствительно врезав локтём замешкавшемуся Кушану. Если мой мальчик ведёт себя, как перепуганный щенок, значит, дело серьёзное.

Странно, но толпы врагов возле каравана не наблюдалось. Только одинокий всадник на мышастой кобылке. Высокий мужчина, кажется, блондин…

И застывший Роннен, положивший руку на рукоять Илантира.

— Добро пожаловать, Кеоссий. Здравствуй, Ваирманг. Что привело тебя сюда?