Главный врач клиники «Ориентал» Ютаро Гёда жил в районе Мэгуро, на улице Какинокидзака. На машине до клиники всего минут пятнадцать езды. Супруги Гёда жили вместе со своими взрослыми детьми – сыном Юдзи и дочерью Микико. Юдзи исполнился двадцать один год, и он, решительно воспротивившись родительским планам вырастить из него врача, поступил на экономический факультет университета Т. Микико была на два года старше. Закончив в прошлом году женский университет, где изучала английскую литературу, она не пошла работать, а осталась дома: помогать матери по хозяйству и отцу – в клинике. В сущности, была секретарем при собственном отце, ведала канцелярскими делами. В «Ориентал» работало более сорока человек, и Ютаро теперь было бы не под силу справиться в одиночку со всеми заботами. Сам он появлялся в клинике весьма редко. Правда, там были управляющий делами и старшая медсестра, но не мог же Ютаро полагаться во всем на чужих людей! Например, при решении денежных вопросов он просто не мог обойтись без жены или Микико. Обычно, приезжая в клинику, он сначала пил чай, листал журнал ночных дежурств, выслушивал отчет управляющего и старшей медсестры о вчерашнем дне, а затем принимал пациентов – только тех, что приходили лично к нему по чьей-либо протекции. Как правило, к двенадцати дня все дела в клинике бывали закончены.

После обеда Ютаро отбывал на заседания или деловые встречи. Вот уже несколько лет он большую часть своего времени и энергии посвящал не медицине, а заседаниям в муниципалитете и правлении Ассоциации врачей. Впрочем, такое положение вещей его вполне устраивало.

В тот день, как обычно, Ютаро к половине десятого утра завершил завтрак, состоявший из овощного салата и тостов, и запил его чашкой чаю. Он был невысок, но тучен, а в последнее время располнел еще больше, и давление у него основательно повысилось. В результате продолжавшихся в течение целого года атак дражайшей половины Ютаро наконец смирился со скромными европейскими завтраками. Зато за обедом и ужином, не желая отказывать себе в удовольствии, упорно продолжал поглощать рис и лапшу. На банкетах, если кухня была не японская, у него пропадал всякий аппетит. Из спиртного Ютаро по-настоящему любил только сакэ, но на худой конец мог обойтись и виски.

После завтрака Ютаро, прихлебывая кофе, неторопливо просматривал газеты. В соседней комнате прихорашивалась жена. Сорокавосьмилетняя Рицуко была на семь лет моложе мужа и благодаря стройной фигуре и высокому росту выглядела рядом с ним еще моложавей. Конечно, годы все же давали себя знать: кожа утратила былую упругость, однако ее лицо с большими глазами и безукоризненным носом еще хранило следы былой красоты.

– Послушай, Ютаро. Микико, кажется, снова собирается отказать, – проговорила Рицуко, рисуя перед зеркалом брови. Черты ее были резковаты, и Рицуко подбривала свои густые брови, подводя их тоненькими полосочками, чуть книзу.

– Если все снова сорвется, у нас больше нет никого на примете, – оторвался от газеты Ютаро. – Просто не понимаю. Парень из приличной семьи и собой хоть куда… Что ей в нем не нравится?

– Говорит, слишком обыкновенный.

– Обыкновенный? А что в этом плохого?

– Что ты меня-то спрашиваешь? Откуда я знаю?! Рицуко аккуратно подвела правую бровь.

– И учился хорошо. Медицинский факультет – это, знаешь ли, не шутка! И работает теперь прекрасно, профессора не нахвалятся…

Отчаявшись направить по медицинской стезе собственного сына, супруги Гёда твердо вознамерились компенсировать неудачу замужеством дочери: Микико непременно должна была выйти за медика.

– Послушный, хороший парень…

– Вот это-то ей, кажется, и не нравится, – вздохнула Рицуко.

– Ничего не понимаю. А ей, случаем, не приглянулся кто-нибудь другой?

– Чепуха. Этого не может быть. В университете учились одни девушки, а после окончания она работать не пошла… Сидит целыми днями дома, помогает по хозяйству – где ей было познакомиться с мужчиной?

– Не понять эту нынешнюю молодежь! – Допив последний глоток, Ютаро поднялся.

– Ведь уже двадцать три, а ей хоть бы что. Смеется, говорит, из подружек еще и половина замуж не вышли.

– Спроси ее как-нибудь, какие парни ей нравятся, – буркнул Ютаро.

– Лучше тебе это сделать.

– Ты что, рехнулась? Ведь я же отец… мужчина. Микико была главной слабостью Ютаро. Он слепо обожал свою единственную дочь, потакая ей во всем с самого младенчества, и теперь, когда Микико выросла, никакие нравоучения отца не могли возыметь на нее действия.

– Ох, да мы совсем опаздываем!

Рицуко открыла рот, чтобы позвать дочь, но та уже спускалась по лестнице.

Микико была хороша собой: огромные глаза, маленький точеный носик. Чуть холодновата, но все равно – красавица, вылитая Рицуко в молодости.

– А Юдзи еще спит!

– Оставь его. Скоро сам проснется.

Рицуко села в машину. Ютаро устроился рядом с женой на заднем сиденье, Микико села впереди.

– Счастливого пути! – помахала с порога служанка Томиё.

Машина выехала на кольцевую дорогу № 6. Уже давно пробило десять, и дорога, в ранние утренние часы пик обычно забитая машинами, сейчас была довольно свободна.

– Ты ничего не слышал насчет Наоэ и Симуры? – спросила вдруг Рицуко.

– Симуры? Симуры Норико?

– Да.

– А что такое?

– Кажется, между ними что-то есть.

– Сомнительно.

– Уж поверь мне!

– А что? Что такое, мама? – подскочила на сиденье Микико.

– Тебя это не касается, – одернула ее мать и закончила, повернувшись к мужу: – Мне об этом сказала Сэкигути.

– Сэкигути? – Физиономия Ютаро приобрела кислое выражение.

Цуруё Сэкигути была старшей сестрой клиники «Ориентал». Ей исполнилось сорок два. Три года назад она развелась и осталась вдвоем с сыном, который еще ходил в школу. Медсестрой Цуруё работала очень давно и опыт имела немалый, но у нее был один существенный недостаток – Сэкигути любила посплетничать.

Для четы Гёда она, пожалуй, была в своем роде сокровищем: Цуруё исправно доносила хозяевам обо всем, что делалось в клинике, и ничто не могло ускользнуть от ее бдительного ока. Однако информация поступала не столько к главному врачу, сколько к его супруге, и Ютаро, сам не раз попадавший впросак из-за длинного языка старшей сестры, не слишком ее жаловал.

– Говорят, они частенько встречаются в Сибуя…

– Вот как? – Как и подобало мужчине, Ютаро отнесся к новости довольно равнодушно.

– Между прочим, их отношения носят отнюдь не невинный характер!

– А что, есть свидетели? – невозмутимо осведомился Ютаро.

– Да ведь Симура ходит к нему домой! Наоэ жил в Икэдзири, неподалеку от клиники.

– Ну и что? Из этого вовсе не следует, что они спят.

Рицуко фыркнула.

– Наоэ – холостяк.

– Я тоже слыхала такие разговоры, – поддакнула с переднего сиденья Микико. – Симура почти всегда остается в его дежурства.

– Вот-вот. И Сэкигути об этом говорила. Удивительно: на этот раз Рицуко и Микико выступали единым фронтом.

– Ну хорошо, допустим. Но нам-то какое дело?

– Да, но… – Рицуко даже задохнулась от возмущения.

– Ты пойми, для нас большая удача, что мы заполучили Наоэ. Пусть это дело прошлое, но он преподавал в университете, был доцентом, а теперь работает у нас.

– Да разве дело в Наоэ? Это все штучки Симуры!

– Ого-го! – насмешливо протянул Ютаро. – Да ты никак ревнуешь?

– Что ты несешь? Глупости какие! – Рицуко одарила супруга убийственным взглядом.

– Пусть он делает свою работу, а остальное меня не касается. – И Ютаро махнул рукой.

– В том-то и беда, что с работой у него тоже не все в порядке.

– У Наоэ?

– Да. Помнишь того старичка, Исикуру?

– Исикуру?..

– Из палаты второго класса, на четвертом этаже. Ну, того, с раком желудка…

– А-а! Ёсидзо Исикура, – вспомнил наконец Ютаро.

– Так вот. Наоэ все время держит его на наркотиках.

– Наверное, чтобы облегчить страдания?

– Как знать. Может, и по другой причине.

– Да какие еще могут быть причины? – Ютаро недоуменно поднял брови.

– Это, конечно, слухи, но… – Рицуко наклонилась к уху мужа. – Говорят, он дает Исикуре наркотики, чтобы ускорить его смерть!

– Ты что городишь? – Ютаро неожиданно рассвирепел. – Хватит молоть чепуху!

– Я только повторяю то, что слышала.

– Это тебе тоже Сэкигути на хвосте принесла?

– Она просто сказала, что ей так кажется… – От неожиданной вспышки мужа Рицуко слегка растерялась.

– Как она смеет! Какая-то медсестра… Да и ты хороша: смотришь ей в рот! А, да что с тебя взять!

Пока Гёда бранился, машина подъехала к клинике. Ютаро, Рицуко и Микико зашли в канцелярию. Управляющий и девушки-конторщицы поднялись из-за столов, приветствуя хозяев.

– Чудесная сегодня погода. – Словно забыв об инциденте в машине, Рицуко непринужденным движением скинула шарф и выглянула в окно, на внутренний дворик. На крохотном, стиснутом каменными стенами клочке земли густо багровели сальвии.

– Только что заходил доктор Наоэ, – почтительно доложил управляющий. Югаро вопросительно взглянул на него. – Сказал, что хочет с вами о чем-то поговорить.

– Передай, пусть зайдет ко мне прямо сейчас.

– Хорошо.

Управляющий поднял телефонную трубку. Главный врач, присев на диван, взял со стола сигарету.

– Доброе утро!

В комнату влетела Цуруё Сэкигути. То ли она уже знала о приезде главного врача, то ли просто точно рассчитала. Все медсестры в клинике, включая стажеров, носили белые колпаки, и только колпак Сэкигути украшали две черных полосы. Внушительная полосатая шапка была явно велика для крохотной – как говорили в старину, не более пяти сяку ростом – Цуруё. Маленькое личико с глубоко посаженными юркими глазками, таящими умудренность прожитых лет, было исполнено подобающего старшей сестре достоинства.

– Похолодало сегодня, – сказала она.

– В самом деле. Совершенно необычная для ноября погода! – поддержала беседу Рицуко.

– О-о, вы сегодня сделали новую прическу!

– Да, решила зачесать волосы наверх, но, право, не знаю, стоило ли…

– У вас же чудесный овал лица! Вам очень идет, – елейно улыбнулась старшая сестра.

– Да? А я беспокоилась…

– А волосы, волосы какие густые, послушные. И лежат – просто загляденье. Наверно, их легко укладывать.

– Да. Я даже сама не ожидала.

Нахваливая жену, Цуруё не забывала польстить и супругу.

Управляющий кончил говорить по телефону и положил трубку.

– Доктор Наоэ сейчас на обходе. Как только освободится, сразу же придет.

– Благодарю.

Главный врач раскрыл журнал ночных дежурств. В последней графе почерком Норико было написано: «Дежурный врач – Наоэ. Медсестры – Норико Симура, Каору Уно».

– Вчера вечером в клинику привезли весьма подозрительного типа, форменного бандита, – сообщила Сэкигути.

– А, вот этого! – Взгляд главного врача, скользнув по странице, остановился на строчке с фамилией больного.

– Разбита бутылкой голова. Потерял много крови.

– А страховка у него в порядке? – Главного врача куда больше заботила эта сторона дела.

– Неизвестно. Но за него внесли тридцать тысяч задатка. – Последнюю фразу старшая сестра произнесла таким тоном, будто деньги она заплатила лично. – Больной был в нетрезвом состоянии, вел себя очень шумно, и его держали в туалете, пока он не успокоился…

– В туалете?! – Рицуко негодующе охнула.

– Да, в женском туалете. В амбулатории.

– Кто сегодня дежурил?

– Доктор Наоэ.

– Ах, вот как…

Рицуко прикусила язык, придержав готовые сорваться колкости.

– А где больной сейчас?

– Его поместили в палату третьего класса на третьем этаже. Спит беспробудно.

– Надеюсь, он там без дружков?

– Один.

– Надо запретить пускать их туда.

– Я уже предупредила в регистратуре.

– Как прошла операция?

– Лицо было сильно порезано, но все обошлось благополучно.

Старшая сестра выкладывала подробности, которые лишь сегодня утром услыхала от Норико с Каору, так, будто видела все это собственными глазами.

– Ну и прекрасно.

– И все-таки, – ввернула Цуруё, – ума не приложу, как это можно – запереть истекающего кровью больного в туалете! Даже если он пьян.

– Кстати, а туалет убрали?

– Да, кровь уже смыли. Но главное не это. Вчера сюда заявились приятели этого типа. Очень возмущались, что их дружка закрыли в уборной.

– И что?

– Доктор Наоэ быстро поставил их на место. Главный врач не любил осложнений. Он предпочитал жить спокойно, не ввязываясь в неприятности и заботясь лишь об одном – о собственной выгоде.

– Они утихомирились?

– Да. Но сегодня утром в регистратуру кто-то звонил. Весьма странный звонок…

– Да? Что такое? – В голосе Ютаро звучала тревога.

Старшая сестра быстро огляделась по сторонам и, понизив голос, зашептала:

– Человек, который звонил, сказал: «В вашей клинике дежурят пьяные врачи».

– Что-о?! Пьяные врачи?

– Да. Говорят, что будто бы доктор Наоэ во время дежурства немного выпил… – Выдержав эффектную паузу, Цуруе продолжила: – Я сходила в общежитие к медсестрам, когда Симура и Уно сдали дежурство, и обо всем их расспросила. Симура сразу заявила, что знать ничего не знает, а вот Каору Уно призналась, что, «да, кажется, немножко было».

Общежитие находилось за клиникой, в тесной боковой улочке. Кроме медсестер, там жили еще конторщицы и шоферы.

– Мне кажется, Симура покрывает Наоэ. – Старшая сестра бросила на Ютаро многозначительный взгляд.

– А больше по телефону ничего не сказали? Ютаро было отлично известно, что врачи частенько позволяют себе выпить во время дежурства, и его волновал не столько сам факт, сколько возможные последствия.

– Нет. Сразу же повесили трубку. Думаю, это в отместку. На первый раз ограничились этим.

– А что, был еще и второй? – испугался главврач.

– Нет. Во всяком случае, пока.

На сей раз информация старшей сестры основывалась не на слухах, а на вполне достоверных фактах, однако Цуруё была явно склонна преувеличивать значимость происшедшего.

– Ясное дело, им не понравилось, что их товарища заперли в туалете.

Главный врач недовольно молчал, и Цуруё бросилась за сочувствием к Рицуко:

– Что и говорить, это слишком жестоко!

Рицуко согласно кивнула, и в эту минуту дверь в канцелярию бесшумно отворилась. Все оглянулись. На пороге стоял Наоэ.

– А, доктор, входите, садитесь, – засуетился управляющий, указывая Наоэ на диван, где сидел главный врач.

– Доброе утро, доктор, – поздоровались с Наоэ Ютаро и Рицуко.

Он молча кивнул и прошел в комнату.

– Так, значит, вы сегодня не будете принимать больных? – поспешно меняя тему, спросила у Ютаро старшая сестра. Главный врач помедлил в раздумье.

– Есть кто-нибудь по рекомендации?

– Нет, пока никого.

– Я буду в клинике до обеда. Если кто придет ко мне, дайте знать.

– Непременно.

Подобострастно поклонившись, старшая сестра выскользнула за дверь. Следом за ней удалились в соседнюю комнату и Рицуко с дочерью. Управляющий снова уткнулся в свои бумаги.

– Утомились после дежурства?

В сущности, для врачей клиники главный врач был работодателем, однако с подчиненными он разговаривал неизменно в подчеркнуто вежливой форме. Желающих работать в частной клинике – особенно хороших врачей – находилось не так уж и много, а то, что Наоэ некогда занимал солидное положение в университете, весьма поднимало его в глазах главврача и побуждало изъясняться еще более учтиво. Наоэ пожал плечами.

– Да нет, не очень.

После бессонной ночи он выглядел осунувшимся и бледным. Впрочем, он всегда отличался бледностью – видимо, это был его естественный цвет лица.

– Говорят, ночью привезли какого-то пьяницу?

– Да, все лицо изрезано.

– Вы действительно закрыли его в уборной?

– Он буянил.

– Замечательная мысль! – Ютаро рассмеялся. Потом как бы вскользь заметил: – Если он об этом узнает, вряд ли придет в восторг. Да и приятели его тоже.

– Надо полагать… – Наоэ усмехнулся.

– А не будет неприятностей?

– Возьмем и выпишем, только и всего. – Наоэ невозмутимо чиркнул спичкой. Поистине, его невозможно было пронять.

Из соседней комнаты появилась Микико.

– Наоэ-сэнсэй, кофе?

– Спасибо, не надо.

– Тогда хотя бы чаю…

– Благодарю.

– А тебе, папа?

– Ну и мне налей.

Разговор о ночном пациенте главный врач не возобновлял, и Наоэ молча смотрел в окно. Сквозь стекло просачивался тусклый свет поздней осени. В канцелярию вернулась Рицуко и вежливо кивнула Наоэ.

– Мне передали, у вас ко мне какое-то дело? – нарушил молчание Ютаро, доставая новую сигарету.

Наоэ, словно не решаясь начать разговор, огляделся по сторонам, и Ютаро пригласил его в соседнюю комнату, служившую главврачу кабинетом. Рицуко с дочерью озадаченно посмотрели им вслед.

– Что-нибудь случилось? – спросил Ютаро, едва за ними закрылась дверь.

– Вам знакомо имя Ёсидзо Исикура?

– А-а, тот больной, что поступил к нам из университетской клиники с раком желудка…

Ютаро припомнил утренний разговор в машине. Рицуко еще говорила про наркотики…

– Вы не знакомы с ним лично?

– Нет, – пожал плечами Гёда. – Я его вообще почти и не помню.

– Ну тогда все в порядке, – едва слышно, точно разговаривая сам с собой, пробормотал Наоэ.

– А что такое?

– Он просит сделать ему операцию. Все время только и говорит об этом.

– Операцию? – Гёда с изумлением повернулся. – Но у него же пошли метастазы. Операция ничего не даст. Поэтому его и выписали из университетской клиники.

– Но он-то об этом не знает.

– Да, действительно… – Ютаро задумался.

– Там ему сказали, что все хорошо, можно выписываться, а улучшений все нет и нет. У него теперь надежда только на операцию.

– Думает, после операции ему станет легче?

– Он считает, что у него язва желудка.

– Это правда, что позвоночник уже поражен?

– Забрюшинная область, поясничный отдел позвоночника – все, похоже, поражено.

– И при операции уже не удалить?

– Разумеется.

– А если убрать основную опухоль? Наступит хотя бы временное улучшение?

– Нет, будет только хуже. Раковые клетки после хирургического вмешательства обычно начинают стремительно делиться, да и сама операция ослабит организм и лишь ускорит конец. Пытаться продлить ему жизнь бессмысленно.

Ютаро кивнул. Его познаний в области хирургии оказалось все же достаточно для того, чтобы оценить ситуацию.

– И вы хотите пойти на это? – Он непонимающе посмотрел на Наоэ.

– Разве я сказал, что хочу?

– Значит, вы ему отказали?

– Нет. И не отказал.

Главный врач поставил на стол пустую чашку.

– Раз больной просит, мы не вправе ему отказывать. Но после такой тяжелой операции он не протянет и двух месяцев. Более того, сразу же станет ясно, что операция только вызвала обострение. А это не в наших интересах.

Главврач кивнул.

– Если же, невзирая на все его просьбы, мы откажемся оперировать, он может заподозрить неладное, начнет нервничать.

– А что делать? Объясним, что не видим в операции необходимости.

– В университетской клинике, когда у Исикуры обнаружили рак, ему сказали, что это всего-навсего язва желудка, но ее лучше прооперировать. А потом, когда выяснилось, что метастазы прошли уже слишком далеко, тут же переиграли – мол, все хорошо, все чудесно, можно даже не резать. Так что он теперь вообще ничего не понимает.

– Какой же выход?

Да, нелегко, скрывая страшную правду, оставить больного умирать медленной смертью. Прежде и Ютаро не раз доводилось терзаться душевными муками в подобных ситуациях, но последние годы рак чаще лечили операционным путем, и читать отходную выпадало теперь на долю хирургов…

– А что родственники?

– Говорят, чтобы мы сделали так, как он просит.

– Гм… Довольно безответственное заявление.

– Они уже на все махнули рукой.

– Да-а… Положеньице. – Главврач подпер щеку ладонью.

– Так вот. Я долго думал об этом и пришел к выводу, что все-таки лучше операцию сделать.

Ютаро испуганно замахал руками.

– А если он сразу умрет?

Его даже пот прошиб – это же напугает больных! Д и вообще, подобный исход вряд ли будет способствовать укреплению престижа клиники…

– Операцию сделать можно – но только для виду. Тогда больной умрет не так скоро.

– Что вы конкретно предлагаете? Наоэ затушил сигарету.

– Лапаротомию.

– Чревосечение?

– Да. Просто сделать разрез – отсюда досюда. – Длинными пальцами Наоэ прочертил по своему белому халату линию через весь живот. – В сущности, достаточно рассечь только кожу, но уж резать так резать. Я хочу заглянуть и в брюшную полость. На состоянии больного это никак не скажется, зато старик будет думать, что ему сделали настоящую операцию.

Ютаро кивнул и потянулся за очередной сигаретой.

– Но операция кончится чересчур быстро. Он ни о чем не догадается?

– Оперировать будем под наркозом. Разрежем, зашьем, а потом пусть спит себе на операционном столе все оставшееся время. Он ничего и не заметит.

– Ну что же, раз вы считаете…

– После такой операции капельница не нужна, но все же, пожалуй, поставим.

– А как его потом кормить?

– Так же, как и после настоящей резекции желудка. Четыре-пять дней подержим на строгой диете, затем переведем на обычный рацион. Думаю, его нетрудно будет убедить, что все хорошо.

– Но если все пойдет слишком гладко, – вдруг засомневался Ютаро, – не заподозрит ли он обмана?

– Чепуха. Боль чувствует только кожа и верхний слой брюшины, желудок и внутренние органы болевых рецепторов не имеют. Если он засмеется или попытается приподняться в постели, то ему будет не менее больно, чем после настоящей операции.

Ютаро с явным интересом посмотрел на Наоэ.

– Когда же вы намерены его оперировать?

– Думаю, послезавтра, во второй половине дня.

– В пятницу?

– Да. Возможно, больной захочет посоветоваться с вами. Нужно, чтобы наши версии совпадали: ему назначена резекция желудка. За этим я к вам и пришел.

– Ясно, – кивнул Ютаро.

План Наоэ был, конечно, хорош, но главному врачу вдруг стало не по себе.

– Ну что ж… – Сидевший положив ногу на ногу Наоэ выпрямился. – Кстати, на следующей неделе к нам ляжет Дзюнко Ханадзё.

– Дзюнко Ханадзё? – переспросил Ютаро. Знакомое имя… Где он мог его слышать?

– Певица.

– А-а! Да-да, конечно… Она ложится в нашу клинику?

Звезда Дзюнко Ханадзё, исполнительница эстрадных песен, взошла прошлым летом – стремительно и внезапно. Зрители буквально сходили по ней с ума. У Дзюнко были узкие, миндалевидные глаза и пухлый ротик со слегка выдающейся вперед нижней губой, которая трогательно подрагивала, когда Дзюнко пела. Певец К., вошедший в моду одновременно с Дзюнко, был популярен среди зеленой молодежи, Дзюнко же покоряла сердца зрелых мужчин. Ей был всего двадцать один год.

– А что с ней такое?

– Хочет сделать аборт.

– Ого!

Ютаро хмыкнул. Ему нравилась Дзюнко. В этой девушке была какая-то странная червоточинка, намек на порочность, вводивший в искушение солидных, степенных мужей.

– Кто же виновник?

– Это мне неизвестно.

– А почему именно в нашу клинику? Ей кто-нибудь вас порекомендовал?

– Да, один мой университетский приятель. Он близко знаком с ее импресарио. Тот попросил его уладить это дело – в хорошей клинике и, разумеется, втайне.

– Вот оно что… – Ютаро вздохнул и уставился на Наоэ с новым интересом. – Вы ее уже смотрели?

– Вчера.

– Вот как? Она приходила сюда?

– Да. В темных очках и весьма скромном наряде, чтобы никто не узнал.

– Дзюнко Ханадзё – ее настоящее имя?

– Нет, псевдоним. В жизни ее зовут Акико Ямагути.

– Довольно заурядно.

– Она может пробыть здесь только один день. Попросила поместить ее в самую лучшую палату – ту, на шестом этаже.

Палата экстра-класса стоила 15 тысяч иен в день – не так уж и много за сохранение тайны…

– Вы сами будете ее оперировать?

– Да. Импресарио лично просил меня об этом.

– Страшновато, наверное?.. – В притворном сочувствии главврача слышалась неприкрытая зависть. – Покажете мне ее хоть разок, пока она будет здесь?

– Пожалуйста.

– Такая молоденькая, и надо же…

– Ей просто не повезло.

– Не повезло?

– В их среде на все смотрят просто. Но не следует терять голову. А она чересчур увлеклась – вот и поплатилась… Ей удобнее всего прийти сюда в среду. Она просила, чтобы к среде все было готово.

– Да-да, конечно.

– Но это только между нами.

– Разумеется.

Наоэ поднялся, чтобы откланяться, но Ютаро жестом задержал его.

– Пожалуйста, проследите, чтобы с этим пьянчужкой не было никаких осложнений.

– Не беспокойтесь.

Наоэ поклонился и вышел из кабинета.