«Не знаю, Луис.»

Губернатор Орэвил Баррегос сделал паузу и глотнул действительно хорошего майинского бургундского адмирала Луиса Розака, пригласившего его к обеду. Фактически это вино совсем не походило на старое земное бургундское, несмотря на название. Ферментированное из золотой сливы, растущей на Майя, а не из винограда, оно больше напоминало Розаку насыщенные фруктовые нотки портвейна, но никто не консультировался с ним, когда оно получило имя, и вино это было изготовлено в один из любимых годов Баррегоса. Выражение лица губернатора не было выражением наслаждающегося человека, однако он вздохнул, опуская бокал.

«Не знаю,» повторил он, пристально глядя в его золотисто-коричневую сердцевину. — После того, как вас разгромили в Конго и, учитывая, как командует этот маньяк Раджампет, признаюсь, я чувствую, минимум… слабость в коленках, скажем так».

Розак откинулся в кресле, баюкая в руке бокал, и изучающе посмотрел на губернатора сектора Майя через свой небольшой кухонный стол. Он давно знал Орэвила Баррегоса и «слабость в коленках» не была тем, что когда-либо ассоциировалось в его сознании с этим человеком. И особенно не тогда, когда затрагивалась ситуация «Сипай»

— С другой стороны — подумал адмирал — мы никогда не были так близко к фактическому осуществлению этого, и ни один из наших расчетов не рассматривал возможность большой войны между Лигой и кем-то вроде манти. Добавьте «таинственных рейдеров» с невидимыми звездолётами и я предположу, что даже Александр Македонский испытывал бы трепет. А Орэвил, наделённый крошечным сердцем дипломата, никогда не считал, что он полубог, чтобы начать такое!

— Согласен, нас разгромили, — чуть погодя, ответил он. — И раз уж речь зашла об этом, то это моя ошибка.

Он сделал это признание спокойно, и поднял руку в возражающем жесте, когда Баррегос попытался оспорить его самообвинение.

— Я не говорю, что принял неправильное решение, основываясь на том, что я тогда знал. — сказал он — Я говорю, что я был чертовски самонадеян, думая о том, что всё что мы знаем, мы знаем точно. Или, скорее сказать, что мы предвидим все последствия. — Он пожал плечами. — Мы знали, что Меза тайно использовала Лафта и его людей как своих наёиников, и мы предполагали — учитывая то, что случилось на Монике с манти — что они могли бы усилить их построенными по соларианскому образцу тяжёлыми подразделениями, что они в точности и сделали. Наша ошибка — моя ошибка — была в предположении, что если они будут использовать такие подразделения, то они будут также использовать соларианские ракеты. Я выстроил всю мою тактику вокруг того, что мои противники будут ограничены в дальности стрельбы и не смогут ответить эффективно. — Он снова пожал плечами, в тёмных глазах затаилась горечь. — Я был неправ.

«Если Вы были неправы, то другие были неправы так же.» — указал Баррегос. «Эди Хабиб и Ватанапонгсе оба думали то же самое.»

— Конечно. Они не большие телепаты, чем я, а это было логичное предположение. И не было никакого признака, что у них есть какие-либо ракетные подвески, так же как их нет. Если бы у них были ракетные подвески, хотя — если бы мы увидели что-либо подобное — даже я мог вспомнить те дальнобойные ракеты Технодайна, поставляемые для Моники и, по крайней мере, рассмотреть возможность того, что Меза снабдила чем-то подобным Лафта.

— Суть в том, Орэвил, что я был командиром. Есть старая поговорка, которую, как мне кажется, слишком много чиновников и политических деятелей обычно игнорируют: «Я отвечаю за всё.» Я был командиром, ответственность была моей. Моей ошибкой, приведшей нас к разгрому, было то, что если я был должен думать обо всём, то я не должен был останавливаться на том, что решил. Даже с теми ракетами «кольчуги», что у нас были, мы их доставали. Но я хотел разобраться с ними, стреляя с самого дальнего возможного расстояния, получив самый лучший результат из возможных, оставаясь слишком далеко для того, чтобы они могли эффективно выстрелить в нас. Если бы я был более осторожным, выбрал менее эффектный план обстрела, с большим расходом боеприпасов, они не были бы в состоянии причинить нам вред в той ужасной степени, что они сделали. Фактически, мы, вероятно, понесли самые тяжёлые возможные потери вообще.

А я говорю, что это не Ваша ошибка. — Баррегос упрямо покачал головой. — Вы идёте в бой с той информацией, которую имеете. Пусть я не адмирал, но я в этом уверен! И никакой план не переживёт сражение в первоначальном виде. Я не знаю, сколько раз я слышал то, что Вы сказали, но это верно в политике так же, как и на войне. И работает в обе стороны. Они удивили вас дальнобойностью своих ракет, но и Вы удивили их, обрушив на них ад! А выбранное развёртывание дало Вам резерв, позволивший управлять ситуацией, когда Вы выбили их линейные крейсеры. — Губернатор пожал плечами. — Ваши войска понесли урон намного больший, чем мы ожидали, но Вы всё же выиграли сражение, главным образом потому, что уже были готовы иметь дело с Мерфи. как только он появился.

«Хорошо, я согласен.» Розак кивнул. Потом он усмехнулся, и его глаза сощурились. — И где-то в подсознании, говоря иносказательно, у меня сидит мысль, что я должен указать — Вы тоже делаете довольно хорошую работу по краш-тестам Ваших планов. Мы всегда знали, что окажемся перед необходимостью делать многое из этих вещей, когда приближали момент финального броска костей, Орэвил. Вы заложили свою основу; и несмотря на всех моих людей, убитых в Конго, у нас всё ещё есть большая часть нашего ключевого старшего персонала на позициях; и я действительно не представляю чего-то ближе к получению условий «Сипая», чем-то, что продолжают создавать манти. Мы также должны быть готовы импровизировать и приспособляться, когда Мерфи начнёт забрасывать нас дерьмом и на политическом фронте.»

Баррегос пристально смотрел несколько мгновений на адмирала, потом резко фыркнул от смеха.

— И это вы называете «иносказательно»? Хорошо, Вы меня убедили. Но это чуточку отличается от защиты Факела во время вторжения Эридана, Луис. Если я нажимаю на кнопку «Сипай», это означает полный дурдом. Мы пойдём в открытую, а это поднимет против нас Пограничный Флот, возможно, даже Линейный Флот, а мы и близко не того же размера и веса, что манти!

«Я думаю, что Ваш план держаться в тени позволит ещё немного продержаться, — возразил Розак. — О, есть риск, что они не купятся, но не забывайте про тот грохот, который мы слышим в других секторах, контролируемых УПБ. Я думаю, Колокольцев и Раджампет продвинулись на юг даже дальше, чем они могли вообразить. Это произойдёт намного быстрее, чем даже Вы и я предполагали. И конфронтация с манти приводит к тому, что разрушается принятый до этого среди независимых систем Приграничья образ всемогущества Лиги. Я уверен, страх перед тем, куда это ведёт, составляет большую часть силы, которая заставляет Колокольцева поддерживать Маккартни и Раджампета. Но не похоже, что они предполагают, что намного больше своенравных протекторатов может увидеть реальность пути, ведущего к независимости. Я думаю, что их ждёт грубое пробуждение перед лицом реальности, и теперь уже действительно скоро. А когда начнётся вселенский срач, они будут настолько заняты волнениями поблизости от дома, что мы исчезнем из их вида во всеобщем хаосе, по крайней мере, вначале. Они не станут посылать сюда хоть какую-то часть главного флота, в то время как полыхнёт в непосредственной близости от центра. Особенно, когда мы будем продолжать делать вид, что мы — действительно хорошие, лояльные головорезы УПБ, только и занятые поддержанием доброго имени Лиги.

Баррегос глубокомысленно нахмурился, его взгляд сосредоточился на чем-то, что было видно только ему. Некоторое время он оставался в таком состоянии, затем глубоко вздохнул и глянул через стол на хозяина дома.

— Хорошо, я согласен, — сказал он, сознательно снова используя собственные слова Розака. — И Вы правы о том, что их внимание, вероятно, будет сосредоточено на паровом катке манти. Учитывая к тому же, что они пойдут в наступление не сразу. Но это всё ещё может случиться, особенно после Удара Яваты.

Розак согласно кивнул. Никто ещё в секторе Майя точно не знал, насколько большой ущерб понесли манти после внезапного нападения. Это произошло только пять недель назад, а система Майя отстояла на десять дней пути курьерского судна от двойной системы Мантикоры, даже при использовании короткого пути от транспортного терминала Мантикоры через Хеннеси, Терр-Хот и Эревон. Что они действительно знали, тем не менее, это то, что жертвы — жертвы среди гражданского населения — на сей раз, в отличие от понесенных в сражении за Мантикору, были ужасающими И было похоже на то, что индустриальные мощности Мантикоры получили главный удар. Это должно было иметь важное значение в любом конфликте с Лигой, и отсутствие любых доказательств того, кто же напал, увеличивало фактор неуверенности манти по экспоненте.

— Я не собираюсь говорить, что манти не находятся в глубокой яме, — сказал адмирал. — Мы не знаем, насколько она глубока, но в любом случае я бы не хотел там быть. С другой стороны, они и прежде были в таких ситуациях, и обычно хуже приходилось другой стороне, а не им. Так что я не готов списать их со счетов. Даже если они уступают, то не так легко. Старый Чикаго, все еще продолжает концентрироваться на них, по крайней мере, ещё некоторое время, и факт, что Эревон больше не часть мантикорского союза, также работает на нас. Никто на Старой Земле сейчас не глядит в направлении Эревона в настоящее время, и если в наших отчетах продолжать подчеркивать, что наши инвестиции в систему дают нам дополнительные возможности, чтобы засунуть её ещё глубже в карман Лиги, мы можем держаться на этом пути долгое время.»

— Возможно — Баррегос кивнул. В конце концов, это с самого начала было частью сердцевины его собственного плана.

— Ну, новое строительство уже более чем заменило все, что я потерял в Конго, — указал Розак. — Мы затратили два с половиной стандартных года на наше основное техзадание, а группа Карлуччи закончила его по кораблям стены немного раньше срока. Не намного — нам все еще требуется приблизительно два стандартных года на то, чтобы представить первый СД комиссии — но легкие суда будут готовы намного скорее. Они уже начинают снабжать арсеналы наших судов МДР, однако до изготовления носителей подвесок ещё далеко, и до первых подвесочных линейные крейсеров нам еще примерно десять месяцев. Назовём середину октября сроком для испытаний первых построенных боевых единиц. Что бы ни случилось с манти, я чертовски уверен, что они продержатся, по крайней мере, так долго против чего-либо, что такой неуклюжий стратег, как Раджампет может двинуть на них, что это займёт его надолго! И, как я говорил, Колокольцев и Маккартни будут намного больше заняты конфликтами, проявляющимися открыто, чем нашими осторожными действиями. Основываясь на этом, я сказал бы, что мы почти наверняка должны получить, по крайней мере, несколько эскадр кораблей стены до того, как Раджампет решит, что мы — другой гвоздь, который нуждается в молотке.

Баррегос снова кивнул. Не потому, что Розак говорил ему что-то, чего он уже не знал. И, как и полагал адмирал, Орэвил Баррегос знал с самого начала, что его планы потребуют нестандартных ходов. Он видел, что этот шторм назревал давно, даже если он никогда не рассматривал возможность военных действий между Лигой и кем-то вроде Звездного Королевства. Катаклизм, готовый уничтожить высокомерное самодовольство Лиги, собирался стать еще большим шоком для мужчин и женщин, которые думали о себе как о её правителях, чем ожидалось в его первоначальных планах, но для достижения цели он должен был оседлать шторм, использовать его попутные потоки и стихийные вихри.

«Скайдайвинг в грозу никогда не был самым безопасным хобби, не правда ли, Орэвил?» сухо спросил он себя. «Думаю, это время, когда узнаёшь — есть ли у тебя, в конце концов, смелость, чтобы действительно сделать это.

Он снова глотнул вина, думая обо всех годах труда и осторожного планирования, тайной вербовки и привлечения на свою сторону союзников, которые привели его к этому моменту. И, тем не менее, он осознавал, что самым большим чувством, которое он испытывает каждым нервом, является нетерпение.

Никто, кто когда-либо встречал Орэвила Баррегоса, не усомнился бы ни на минуту в его огромном честолюбии. Он сам это понимал, и признавался себе, что принадлежит к тому сорту людей, которые не мыслят себе счастья без обладания властью. В пользу этого мнения говорило то, что он был умнее, лучше, более квалифицирован для обладания той властью, которой обладал, чем кто-либо ещё. И он признавал, что был равнодушен к богатству и всему, что оно могло принести.

Такие качества, в любом случае, прекрасно подходили для кандидатов в комиссары УПБ или губернаторы сектора, и объясняли многое из того, как он поднялся до положения, которое занимал. Но это не объясняло всего, и это было важно, потому что бюрократы, которые приняли его за своего, сделали фатальную ошибку. Они были не в состоянии понять, что, в отличие от них, Баррегос действительно заботился о людях, которыми управлял. И поэтому он увидел гнилость УПБ, и понял, что его злоупотребления неизбежно должны вызвать противодействие протекторатов.

Независимо от успеха ситуации «Сипай», которую он и Луис Розак или другие мужчины и женщины запустят, шторм был неизбежен, и конфронтация Лиги со Звездной Империей Мантикоры могла только приблизить день, когда он охватит всю исследованную галактику. И в этом была суть, не так ли? Когда шторм утихнет, хаос и беспорядок, милитаризм и насилие, которые следуют за крушением любой империи, также пронесутся через протектораты. В том числе через сектор Майя, и его богатства только прибавят привлекательности для бандитов, пиратов, и могущественных военачальников.

Это не должно было случиться с людьми, за которых отвечал Орэвил Баррегос. Ответственность на нём, и это не должно случиться. И для того, чтобы предотвратить это, он и Розак должны были создать силу, противостоящую урагану.

Чтобы остановить военачальников, они должны были стать военачальниками… и самыми большими и злыми парнями в этом закоулке.

— Вы правы, Луис, — сказал он, резко поставив бокал. Он посмотрел через стол на адмирала, который был не просто его сообщником в измене, но его самым близким другом и улыбнулся. — Вы правы. Так что будем считать что моя слабость в коленках прошла.

Розак улыбнулся ему в ответ и поднял свой.

— Я выпью за это. — Сказал он.