Альфредо Ю знал, что ему следует изучать рапорт инженерного отделения о состоянии отремонтированного пятого силового луча, но он хмурился, глядя на данные, но не видя их, не в состоянии сосредоточиться. Что-то в реакции масадцев было не так. Что-то было неправильно, и тот факт, что он не мог сказать, что именно, заставлял его беспокоиться еще больше.

Он отошел от терминала и начал нервно шагать взад-вперед, стараясь убедить себя в глупости своего поведения. Конечно, с Масадой что-то не так! Он потерпел поражение. Не по своей вине, возможно, но все-таки поражение, и последствия этого поражения должны были отдаваться в головах и в сердцах всех масадцев.

И все-таки…

Он замер, напряженно глядя в пространство и пытаясь сформулировать это «все-таки» поточнее. Молчание Совета Старейших? Вялые протесты Меча Саймондса против проволочек, которые задерживали «Гнев» у Эндикотта? Или просто нависающее над ними всеми чувство обреченности?

Он невесело ухмыльнулся собственной противоречивости. Он ждал от Совета вспышки истерики и тучи противоречивых приказов, и их отсутствие должно было принести ему облегчение. Ошеломленное и молчаливое отсутствие реакции масадцев было куда выгоднее для их с послом Лейси планов – может, он именно поэтому и беспокоился? Потому что это слишком удобно?

Но почему пассивность Саймондса должна его беспокоить? Меч, наверное, потрясен тем, что еще жив. Наверняка он гадает, когда эта странная неуязвимость окончится. Человек, которому в спину дышит смерть, и неизвестно, когда она нанесет удар, вряд ли будет сохранять свое прежнее упрямство и назойливость.

А что касается чувства обреченности, так чего еще он мог ждать? Несмотря на бодрую маску, которую он сохранял ради внутреннего круга хевенитских офицеров, сам он вовсе не надеялся, что Мантикора отступит только потому, что на пути встанет единственный хевенитский линейный крейсер, особенно тот, который и начал всю эту стрельбу. А если он сам в это не верил, как могла верить его команда? На борту «Гнева Господня» царило предчувствие грозы, люди выполняли свои обязанности без обычной болтовни и старались убедить себя, что выживут, когда все это закончится.

Все эти объяснения его беспокойства были верны. К несчастью, ни одно из них не давало полного объяснения происходящему.

Он автоматически, почти против воли, повернулся к экрану календаря на переборке. Три дня после уничтожения Ворона. Он не знал, когда точно ушли грузовики Харрингтон, но они наверняка должны были отбыть, когда она выяснила, что представляет собой «Гнев», если не раньше. Это позволяло определить приблизительный срок. У него было восемь-десять дней до прибытия помощи с Мантикоры, и каждая медленно текущая секунда ожидания еще больше напрягала его нервы.

По крайней мере, Истинные, похоже, поняли, что они проиграли. Довольно быстрое согласие Старейших с его аргументами о бесполезности дальнейших атак было приятным сюрпризом. Решение Саймондса усилить оборонные укрепления, рассеянные по системе Эндикотта, было, конечно, бессмысленным, но уж лучше это, чем самоубийственное нападение на Грейсон.

Они делали точнехонько то, чего Ю с послом Лейси от них и хотели, так почему же он не чувствовал удовлетворения?

Все дело в тщетности, решил он. Казалось, что события идут по заранее намеченному пути, которого никто не мог изменить. Осознание того, что все это не имеет значения, что конец будет одинаковый – что бы он ни делал сам и ни заставлял делать остальных, – делало бездействие опасно притягательным.

Может, поэтому он и не возражал против последних приказов Меча. «Гнев Господень» никогда не предназначался под транспортный корабль, но даже на досветовом уровне он был быстрее всех судов Масады. И хотя ему претила мысль забивать свой корабль толпой масадцев, его утешало, что, пока он тут играет в пассажирский корабль, его не пошлют обратно на Ельцин. И у него создавалось ощущение, что он хоть чем-то занят.

Ю фыркнул. Возможно, он был больше похож на Саймондса, чем готов был признать. Их обоих больше всего, похоже, волновало сохранение иллюзии.

Он снова взглянул на календарь. Первые шаттлы прибудут через девять часов. Ю выпрямился и пошел к люку. Им с Мэннингом придется порядком поломать голову над размещением, и это было даже хорошо. По крайней мере, он будет беспокоиться о чем-то конструктивном.

* * *

Зеленый адмирал Хэмиш Александер, тринадцатый граф Белой Гавани, ждал у переходного люка, пока катер причалит к кораблю Ее Величества «Уверенный». Его флагманский корабль уже шел к гипергранице на полной боевой мощности, и хотя суровое лицо адмирала было спокойным, во взгляде светло-голубых глаз чувствовалось напряжение.

Он заложил руки за спину, размышляя. Настоящее потрясение еще не наступило. Пролонг делал дружеские связи особенно длинными, а он знал Рауля Курвуазье всю свою жизнь. Он был на двенадцать земных лет младше Рауля и взбирался по служебной лестнице быстрее, во многом благодаря своему происхождению, но между ними всегда была личная, а не только профессиональная близость. Лейтенант Курвуазье учил его астрогации на первом курсе, гардемарином. Вслед за капитаном Курвуазье он занял место старшего тактического инструктора на острове Саганами. Годами он обсуждал и планировал стратегию и размещение кораблей с адмиралом Курвуазье. А теперь Курвуазье не стало.

Ощущение было такое, будто он проснулся утром и обнаружил, что во сне потерял руку или ногу, но Хэмиш Александер был хорошо знаком с болью. И как ни сильна была эта боль, не она наполняла его страхом. Личное горе, скорбное понимание, какого командира лишился флот со смертью Рауля, заслонялись другим: вместе с Курвуазье погибли еще четыреста офицеров и матросов, а еще тысяча сейчас, во всей видимости, ожидает смерти на Ельцине – если они еще живы. Именно это наполняло Хэмиша Александера страхом.

Давление в переходной камере выровнялось, и из нее вышла невысокая крепкая женщина-коммандер. Ее светлая коса была спрятана в белый берет командира космического корабля. Зазвучали боцманские дудки, встречающая группа вытянулась по стойке смирно, и офицер четко отдала честь.

– Добро пожаловать на борт, коммандер Трумэн, – сказал он, отвечая на ее приветствие.

– Спасибо, сэр. – На напряженном лице Трумэн чувствовалась усталость.

Этот переход был для нее нелегким, решил Александер, но в ее измученных зеленых глазах чувствовалась новая, особенно острая печаль.

– Извините, что оторвал вас от «Аполлона», коммандер, – тихо сказал он на пути к лифту, – но мне надо было отправляться немедленно, и я хотел знать о ситуации все, что может рассказать человек, который сам был там. При таких обстоятельствах… – Он слегка пожал плечами, и она кивнула.

– Я понимаю, сэр. Я не хотела оставлять свой корабль, но верфи нужны ему больше, чем я, а коммандер Прево сможет справиться с любыми возникшими проблемами.

– Я рад, что вы меня понимаете.

За ними закрылась дверь, лифт пошел к мостику, и Александер посмотрел на свою гостью. Его корабли покинули орбиту Мантикоры через пятнадцать минут после получения сигнала «Аполлона». Он видел повреждения крейсера, когда тот встретился с «Уверенным», чтобы смогла прибыть Трумэн. До момента встречи он только в самых общих чертах знал о событиях на Ельцине, но один взгляд на изувеченный корпус сказал ему, что дела плохи. То, что «Аполлон» сохранил гипердвигатели, было настоящим чудом, и он гадал, как будет выглядеть Трумэн, когда поднимется на борт. Теперь он знал.

– Я заметил, – сказал он осторожно, – что вы пришли с Ельцина за рекордное время, коммандер.

– Да, сэр, – ответила Трумэн подчеркнуто ровно, и Александер улыбнулся.

– Не бойтесь подвоха, коммандер. Я ведь прекрасно понимаю, что вы не могли превзойти на тридцать часов прежний рекорд вооруженных сил, не схимичив с гипергенератором.

Несколько секунд Элис Трумэн молча глядела на него. Лорд Александер – нет, теперь уже граф Белой Гавани, он стал графом после смерти своего отца, – был известен еще и тем, что порой игнорировал уставы, если они ему мешали, и наряду с беспокойством в его глазах виднелся почти заговорщический блеск.

– Все верно, милорд.

– И далеко вы забрались, коммандер?

– Слишком далеко. Мы преодолели йота-порог через день после ухода с Ельцина.

Александер невольно вздрогнул. Господи, она, похоже, сняла вообще все предохранители. Еще ни один корабль не вернулся целым из йота-полосы; никто даже не знал, может ли вообще корабль выжить в них.

– Понятно, – он откашлялся. – Вам очень повезло, коммандер Трумэн. Я надеюсь, вы это понимаете?

– Да, сэр, вполне.

– И вы, похоже, отличный капитан, – продолжил он тем же тоном, – раз сумели привести корабль в целости.

– Как вы сказали, милорд, мне повезло. И у меня замечательный инженер – может, он даже когда-нибудь снова согласится со мной разговаривать.

Александер внезапно расплылся в почти мальчишеской ухмылке, и Трумэн улыбнулась ему в ответ. Но это была мимолетная неустойчивая улыбка, которая тут же исчезла, и она повела плечами.

– Я понимаю, что нарушила все нормы безопасности, сэр, но, зная, что ждет капитана Харрингтон на Ельцине, я была уверена, что риск оправдан.

– Я полностью с вами согласен и так и сказал Первому Космос-Лорду Вебстеру.

– Спасибо, сэр, – негромко ответила Трумэн.

– Вообще-то, коммандер, теперь настала очередь выяснить, насколько хороши мои инженеры. Боюсь, я не смогу оправданно провести две эскадры линейных крейсеров тем способом, каким шли вы, но на несколько часов мы обратный путь сократим. Ясно, что в первую очередь нам не хватает времени.

Теперь кивнула Трумэн, но в глазах ее снова читалось беспокойство. Времени не было не «у нас», время вот-вот могло закончиться у Грейсона и капитана Харрингтон.

Лифт остановился, и дверь открылась, окунув их в суету мостика. Штаб Александера все еще судорожно приводил дела в порядок – три крейсера перевели в последний момент, чтобы заменить корабли, которые не могли стартовать немедленно, – но капитан Хантер, начальник штаба, заметил появление адмирала. Хантер сказал что-то начальнику оперативного отдела и быстро пошел к лифту, протягивая руку Трумэн.

– Элис! Я слышал, что «Аполлон» сильно пострадал, но я рад тебя видеть, даже при таких печальных обстоятельствах.

– Спасибо, сэр, я тоже рада.

– Пройдемте с нами в кабинет, Байрон, – сказал Александер. – Нам обоим следует внимательно выслушать все, что может сообщить коммандер Трумэн.

– Конечно, сэр.

Александер провел их в кабинет и указал на кресла.

– К сожалению, я не встречался с капитаном Харрингтон, коммандер, – сказал он. – Я знаком с ее досье, но не знаю ее лично и не информирован о текущей ситуации, так что я хочу, чтобы вы начали с самого начала и рассказали мне все, что произошло с тех пор, как вы впервые вошли в пространство Ельцина.

– Да, сэр. – Трумэн глубоко вздохнула и выпрямилась в кресле. – Мы прибыли по расписанию, милорд, и…

Александер слушал ее, обращая внимание на то, как она говорила, ничуть не меньше, чем на сами слова. Разум его работал четко и бесстрастно, выделяя полезную информацию, отмечая вопросы, которые следовало задать, запоминая уже данные ответы, но за концентрацией скрывался глубокий страх.

Потому что, несмотря на весь риск, на который пошла Трумэн, было вполне возможно, что Хонор Харрингтон и все ее люди уже мертвы, а если так, то Хэмиш Александер начнет войну, которой Мантикора боялась почти сорок лет.

* * *

– Шкипер?

Хонор оторвалась от бумаг, когда Веницелос просунул голову в открытый люк.

– Да, Энди?

– Я подумал, вам стоит знать, что мы вроде как снова наладили четвертый лазер. В контроле огня все еще есть помехи, и расчету придется вводить уточненные данные вручную, но мы восстановили целостность корпуса, и все цепи дают зеленый сигнал.

– Отлично, Энди! – улыбнулась Хонор правой стороной рта. – Теперь, если бы вы с Джеймсом еще и гравитационные сенсоры наладили?..

Она прервала фразу на вопросительной ноте, и он поморщился.

– Шкипер, трудные дела мы делаем сразу, а вот невозможные оставляем верфям.

– Этого я и боялась. – Хонор указала старпому кресло, и он сел, исподтишка рассматривая своего капитана.

Ускоренное лечение почти убрало жутковатые раны, изуродовавшие ее лицо, и она выглядела заметно лучше. Левая сторона все еще сохраняла неподвижность, но к этому Веницелос уже начал привыкать. И хотя с ее левым глазом дела обстояли так плохо, как того и боялся Монтойя, аккуратная черная повязка, которой она заменила громоздкие медицинские сооружения, придавала ей пиратскую лихость.

Но дело не в ее внешности, подумал он. Когда она проснулась после первого сна за пятьдесят три часа и обнаружила, что Монтойя и МакГиннес подсыпали снотворного ей в какао, то пришла в неподдельное бешенство. Поначалу Веницелос думал, что она отправит их обоих на гауптвахту, несмотря на все клятвы доктора, что он сумел бы разбудить ее меньше чем за полчаса, если бы появился «Гнев Господень». Но главное – она проспала пятнадцать часов. И в глубине души она наверняка понимала, как остро ей нужен был этот отдых.

Веницелос не знал, что замышлял Монтойя, но если бы знал, сам бы подсыпал ей снотворное. Она разваливалась на кусочки у него на глазах, и он боялся как за нее, так и за людей, которые так в ней нуждались. Ей стало плохо, когда она узнала о смерти адмирала Курвуазье, а после того, что случилось с экипажем «Мадригала», на нее было жутко смотреть. Веницелос не мог винить ее за ненависть и разделял ее чувство вины, хотя и отвергал ее мучительную уверенность в том, что она подвела адмирала. Но он знал, что при любых обстоятельствах она им нужна. Если начнется самое худшее, им на мостике «Бесстрашного» нужна Хонор Харрингтон, способная снова творить чудеса, – а не измученный робот, который заработался до изнеможения.

– Ну что ж, – она откинулась назад, и ее голос отвлек старпома от размышлений, – похоже, мы настолько готовы к его появлению, насколько это возможно.

– Вы правда думаете, что «Гнев» появится, шкипер? Прошло уже четыре дня. Думаю, если они вообще собирались приходить, они бы уже пришли.

– Мнение логичное.

– Но вы с ним не согласны, так? – спросил Веницелос и прищурился, когда она покачала головой. – А почему, шкипер?

– Логичных доводов у меня нет. – Она сложила руки на груди, серьезно разглядывая старпома единственным темным глазом. – Что бы они сейчас ни сделали в Ельцине, это только ухудшит их положение. Если они уничтожат нас или нанесут ядерный удар по Грейсону, флот от них одно воспоминание оставит. Даже если масадцы этого не понимают, то хевениты понимают даже слишком хорошо. А если бы они собирались что-то делать, то должны были бы уже это сделать, не дав нам времени на ремонт, на подготовку, не говоря уже о том, что с Мантикоры приближается помощь. И все же…

Ее нечеткий голос замолк, и Веницелос вздрогнул. Тишина тянулась до тех пор, пока он не откашлялся.

– И все же, мэм?

– Он там, – сказала Хонор. – Он там и идет на нас. – Она поглядела на него единственным глазом и усмехнулась уголком губ. – Не беспокойся, Энди, я не ударилась в мистицизм на старости лет. Но подумай сам. Если бы они мыслили рационально, то ушли бы в тот же момент, когда эскадра вернулась. А они не ушли. И уж конечно, они должны были сбежать, а не сражаться, когда мы атаковали Ворон. И потом, – ее голос помрачнел, – вспомни, как они обошлись с людьми с «Мадригала».

На мгновение она замолчала, снова уставившись на столешницу в мрачном раздумье, но потом встряхнулась.

– Суть в том, что эти ребята не мыслят рационально. Они существуют будто в другой вселенной. Я не могу выстроить славный аккуратный анализ намерений нашего врага, но, судя по тому, что мы уже видели, я думаю – нет, я знаю, – что они не изменятся и теперь.

– Даже если хевениты уведут «Гнев Господень»?

– Вот это их может остановить, – признала Хонор. – Но вопрос в том, смогут ли хевениты это сделать, а после того, что случилось на Вороне, я не очень в это верю. – Она снова покачала головой. – Нет, я думаю, что они идут. И если я права, мы увидим их скоро. Очень скоро.