Техник-электронщик первого разряда Обри Вундерман выглядел молодо без всякого пролонга. Стройный, с каштановыми волосами и твердым, почти совсем взрослым взглядом юноша бросил изучение физики в Университете Маннхейма на середине первого курса, чтобы поступить на военную службу. Его отец-инженер противился изо всех сил, но не смог повлиять на решение Обри. И как бы ни сокрушался Джеймс Вундерман по поводу «вспышки чрезмерного патриотического рвения», Обри понимал, что отец втайне гордится им. А еще Обри с иронией думал о том, что даже его отец не мог пожаловаться на образование, которое он получил на флоте. Любой крупный университет приравнял бы обучение на флотских краткосрочных курсах к своему трехгодичному курсу, а тот факт, что Обри закончил курсы с оценкой 3,93 балла , объяснял наличие нарукавных нашивок специалиста первого разряда.

Но ему потребовалось целых два года, чтобы заслужить эти нашивки, предмет его гордости. Он понимал, что современному флоту нужны опытные кадры, а не бестолковое пушечное мясо, а на приобретение необходимого опыта требовалась целая вечность, и он смутно чувствовал себя виноватым, когда в Мантикору приходили боевые сводки с Найтингейла и звезды Тревора. Он с нетерпением ждал службы на борту корабля – не без страха, потому что не относил себя к исключительно храбрым личностям, но с каким-то испуганным рвением. И его действительно назначили на корабль стены. Он знал, что назначили, потому что старшина Гарнер позволил ему заглянуть в кое-какие документы.

Только вот теперь выходит, что не назначили. То есть не назначили вообще на какой-нибудь настоящий боевой корабль. Вместо этого его вытащили из потока обычного персонала и приписали пусть к вооруженному, но торговому – торговому! – судну.

Его досаде не было предела. Никто не воспринимал эти «вспомогательные крейсера» всерьез. Они болтались по пространству в долгих, нудных, бесполезных патрулях, слишком незначительных для того, чтобы использовать там настоящие боевые корабли. Или тащились из системы в систему, охраняя конвои в тех секторах, где на самом деле не нужна была никакая охрана. А в это время другие люди продолжали воевать. Выходит, он, Обри Вундерман, отказался от вольной жизни и поступил во флот только затем, чтобы о нем забыли!

Но Обри знал одно: приказы на флоте не обсуждаются. И он с тоской завидовал старым кадровым служакам, что за долгую карьеру научились ловко приспосабливать систему под свои предпочтения. Сам он был еще слишком молод для этого. Старшина Гарнер был славный малый, но и он никак не откликнулся на нерешительные намеки Обри: мол, надо бы как-то изменить приказ о его назначении. И Обри понял, что у него не осталось иного выбора, кроме как примириться с досадой.

Следующие два дня бесконечных бюрократических согласований он провел в состоянии безропотного уныния, но с каждым часом в нем нарастало ощущение, что его обманули. Он добился чертовски многого, стал вторым в списке выпускников своего класса – что, конечно, должны были принять во внимание. Но ведь не приняли! И он в полной тоске аккуратно уложил свой сундучок и присоединился к остальным выпускникам военной школы, ожидавшим отправки на службу.

И вот тут у него зародилась надежда, что все-таки его назначение, может быть (о, если бы это было возможно!), не станет ссылкой в полную неизвестность. Он сидел в главном вестибюле школьного вокзала, размышляя о своем несчастном назначении, когда на скамейку рядом с ним бухнулась Джинджер Льюис.

Джинджер, как и Обри, была техником по гравитационной аппаратуре. Хорошенькая рыжеволосая девушка стояла девятнадцатой из сотни в списке выпускников его класса (а он-то, он-то – вторым!), но она была старше на двенадцать лет, и он всегда втайне побаивался ее. По сравнению с ним она была не сильна в теории, но обладала сверхъестественным чутьем на отыскание неисправностей, как будто бы на самом деле могла ощущать, где и в чем заключается проблема. Возраст добавлял ей авторитета, а исключительная внешняя привлекательность окончательно затрудняла Обри общение с ней. И уж тем более не помогало прозвище, которым она его наградила, – Вундеркинд. Он понимал, что это всего лишь игра слов, объединяющих его фамилию и оценки, но это не прибавляло ему ловкости в ее присутствии.

– А, вот ты где, Вундеркинд! – радостно приветствовала она. – Тебя тоже назначили в шестидесятую команду?

– Да, – мрачно подтвердил он.

Она удивленно подняла свои огненно-рыжие брови:

– Ну и что, и по какому поводу траур?

Он вымученно улыбнулся ее шутливому тону, но ведь насмешка была не так уж далека от истины.

– Извини, – пробормотал он и отвернулся. – Меня сначала назначили на «Беллерофонт», – вздохнул он. – Старшина Гарнер показывал мне бумаги. А потом они сунули меня на вспомогательный крейсер .

На последних двух словах губы его задрожали, но он совершенно не ожидал реакции Джинджер на это сообщение. Она не выразила сочувствия. Она даже не пожалела его, как следовало бы поступить чуткому товарищу. Она просто расхохоталась!

Обри резко повернул к ней голову, и она засмеялась даже громче, увидев выражение его лица. Затем покачала головой и похлопала его по плечу, совсем как мама когда-то – когда десятилетний Обри разбил свой гравискутер.

– Вундеркинд, ты, я вижу, не в курсе. Конечно, они послали тебя на вспомогательный крейсер, но – тебе совсем не интересно, кто капитан этого вспомогательного крейсера?

– А что тут интересного? – фыркнул Обри. – Это либо старая развалина-резервист, либо полный осел, которому не могут доверить настоящий боевой корабль!

– Ну, ты даешь! Ты что, совсем ничего не слышал? Лопух, твоя «старая развалина-резервист», представь себе, зовется Хонор Харрингтон.

– Харрингтон?

Джинджер энергично кивнула, и он с отвисшей челюстью секунд пятнадцать глазел на девушку, прежде чем смог заговорить снова.

– Ты имеешь в виду ту самую Харрингтон? Леди Харрингтон?

– Ее и только ее.

– Но ведь… но она еще на Ельцине!

– Ты и впрямь, должно быть, слишком редко читаешь инфошки, – сделала вывод Джинджер. – Она вернулась почти неделю назад. А некоторые хорошо информированные источники, которые всегда заслуживают доверия, и по вполне понятным причинам, – она игриво скосила глаза на Обри, – сообщили мне, что ее назначили старшим офицером нашей новой эскадры.

– О боже, – прошептал Обри, боясь показаться слишком возбужденным.

Действительно, леди Харрингтон была почти насильно выслана после двух скандальных дуэлей. И конечно, совершенно логично, если ей даровали как раз такую амнистию, вроде этого странного назначения, о котором печалился Обри, но он никак не мог поверить. Женщина, которую молва окрестила «саламандрой» за ее манеру оказываться всегда в самых горячих точках, была слишком хороша для командования такой военной операцией. И уж конечно, это не флотские придумали запихнуть ее в такое место, чтобы возобновить карьеру. Если бы флот распоряжался ее возвращением самостоятельно, ей бы нашли самое лучшее применение!

– Думаю, может, это тебя немного утешит, Вундеркинд? – сказала Джинджер. – Ты ведь всегда жаждал славы, а? – От смущения Обри стал огненно-красным, но она только усмехнулась и снова потрепала его по плечу. – Я уверена, что как только леди Харрингтон поймет, какой ты ценный кадр, она возьмет тебя в свою команду на капитанский мостик.

– Ну хватит, Джинджер! – сказал он, еле удерживаясь от смеха, и она показала ему язык.

– Вот так-то лучше! И… – она замолчала и наклонила голову набок, – мне кажется, объявляют наш шаттл.

Все это произошло четырнадцать часов назад, и вот теперь Обри благодарно вздохнул, втаскивая свой сундучок на антиграве в назначенный ему пассажирский отсек. С тех пор как он поступил на флот, таких отсеков он насмотрелся с лихвой, но в этом ему не придется оставаться долго. Старшина второй статьи, встречавший их команду на «Вулкане», предупредил, что до перевода на борт корабля осталось не более шести дней, – и Обри, несмотря на прежнее отчаяние, понял, что с нетерпением ждет прибытия на борт своего корабля.

Распределение по отсекам производилось по алфавиту, и Обри обнаружил, что оказался отдельно от своей группы. Он уже привык постоянно оказываться в конце списка , но в отсеке, куда его привела схема размещения, никого больше не было. Он втащил в отсек сундучок, рассмотрел на панели схему расположения мест, и вдруг глаза его посветлели. Две нижние койки еще оставались свободными, и он вставил в прорезь панели электронное удостоверение личности, забронировав одну из них для себя. Сзади послышался звук шагов. В отсек вошла группка военных, Обри вытащил электронную карту и отступил назад, чтобы освободить схему для вновь прибывших. Он подтащил сундук к своему месту, засунул его под койку и сел, с удовольствием вытянув уставшие ноги.

– Ты слышал, кто командует этой дерьмовой эскадрой? – спросил кто-то незнакомый.

Обри, удивившись сердитому тону вопроса, взглянул на людей, столпившихся у схемы.

– Ну да, – ответил другой голос с явным отвращением. – Харрингтон.

– О господи! – простонал первый голос. – Мы все подохнем, – продолжал он с омерзительной уверенностью. – Ты видел ее обычный список потерь?

– А то! – согласился второй голос. – Она всех нас загонит прямо в дерьмо, а сама получит еще одну медаль за то, что сунула туда наши задницы.

– Ну уж нет, – проворчал третий голос. – Она будет играть в героев, отлично, а у меня найдется занятие поинтереснее, чем…

Сосредоточенность Обри на ворчливом разговоре внезапно была прервана – кто-то сильно ударил по спинке его койки.

– Эй, сопляк! – произнес чей-то низкий голос. – Убери свою задницу с моего места.

Обри в изумлении поднял глаза, и говоривший уперся в него нехорошим взглядом. Огромный темноволосый мужчина с грубыми чертами лица и разбитыми костяшками, был намного старше Обри. На его обшлаге виднелись пять маленьких золотых значков, каждый из которых означал три мантикорских года (почти пять стандартных лет) службы, но при этом он был всего лишь энерготехником второго разряда. Это означало, что Обри в данный момент старше его по званию, однако, глядя в презрительные холодные карие глаза, чувствовал он все что угодно, только не превосходство в чине.

– Я думаю, вы ошиблись, – ответил он как можно спокойнее. – Это мое место.

– Нет, сопляк, – неприветливо ответил энерготехник.

– Проверьте схему, – коротко сказал Обри.

– Да я плевать хотел на эту долбанную схему. А ты, сопляк, убирай-ка свою задницу с моего места, пока еще можешь ходить.

Обри заморгал и побледнел, когда громила сжал огромный, угрожающего вида кулак и с мерзкой ухмылкой постучал костяшками пальцев по рукаву. Молодой человек искоса оглядел отсек, но свидетелями происшествия была лишь небольшая группка из шести или семи спутников его мучителя, и никто из них, похоже, не собирался становиться на сторону жертвы. Они все были старше Обри, и он заметил, что у всех звание явно не соответствует возрасту. По меньшей мере половина из них неприятно ухмылялась – как стоящий перед ним энерготехник, – а те, кто не улыбался, казались абсолютно безразличными. Еще присутствовал приземистый, суетливый санитар, который нервно отводил глаза, избегая смотреть на стычку.

До сих пор в своей флотской карьере Обри удавалось избегать подобных ситуаций, но он сумел не растеряться. Он понимал, что находится в опасности, однако чутье подсказывало ему, что если сейчас он уступит, то последствия этого происшествия дадут о себе знать еще не раз. Вот только чутье перевешивал страх, потому что он еще никогда не оказывался на грани серьезного столкновения, чуть ли не драки, а ухмыляющийся энерготехник был в два раза крупнее и сильнее его.

– Послушайте, – сказал Обри, все еще пытаясь говорить спокойно. – Мне жаль, но я пришел сюда первым.

– Ты прав – тебя стоит пожалеть, – насмехался энерготехник. – Сейчас ты станешь самым жалким куском дерьма, какой только попадался мне за последнее время, сопляк. И еще сильнее пожалеешь, если мне придется еще раз повторить тебе, чтобы ты сдвинул в сторонку свою– маленькую розовую задницу.

– Я не уйду, – ровно ответил Обри. – Займите другое место.

Что-то ужасное вспыхнуло в карих глазах. Отсвет этакой почти порочной радости. Энерготехник облизнул губы, будто предвкушая особое удовольствие.

– Ты только что совершил грубую ошибку, сопляк,—прошептал он.

Выбросив вперед левую руку, он ухватил Обри за шиворот форменного комбинезона. Молодой человек ощутил кромешный ужас, когда его сдернули с места. Он обеими руками схватился за кулак обидчика, пытаясь оторвать его от воротника, но с тем же успехом он мог сражаться с деревом.

– Скажи всем «доброй ночи», сопляк, – проревел энерготехник и отвел правый кулак к уху, приготовившись ударить.

– Стоять!

Одно-единственное слово прозвучало, как треск пистолетного выстрела, и энерготехник повернул голову назад. Губы его дрогнули, но что-то изменилось в глазах; а Обри завертел головой, пытаясь глотнуть воздуху, потому что обидчик, перекрутив воротник комбинезона, сдавил ему горло.

На пороге пассажирского отсека, положив руки на бедра, стояла женщина, и спокойные глаза ее были так же холодны, как у энерготехника. Но это была единственная черта сходства между ними. Женщина выглядела так, будто только что сошла с агитационного вербовочного плаката. На обшлаге ее рукава блистали семь маленьких золотых значков, а на плечах – три шеврона и нашивка, собранные вокруг старинного золотого якоря; это обозначало, что она не просто главный корабельный старшина, но и боцман. Ее взгляд хлестнул по застывшим обитателям отсека, словно морозный зимний ветер.

– Убери от него руки, Штайлман, – произнесла женщина ровным голосом с ярко выраженным грифонским акцентом.

Энерготехник еще секунду смотрел на нее, а затем резким движением пренебрежительно разжал пальцы. Обри, плюхнувшийся в кресло, тут же снова вскочил на ноги, его бледные щеки покрылись красными пятнами. Он был признателен старшине за вмешательство и понимал, что она только что спасла его от жестокого избиения, но он был еще слишком молод, а поэтому ощущал глубокий стыд за то, что его понадобилось спасать.

– Кто-нибудь может мне сказать, что здесь происходит? – спросила женщина с убийственным спокойствием.

Все промолчали, и она презрительно поджала губы.

– Что случилось, Штайлман? – сухо обратилась она.

– Просто недоразумение, – ответил энерготехник тоном человека, которого нимало не беспокоит, понимают ли присутствующие, что он лжет. – Этот сопляк занял мое место.

– Вот как? В самом деле?

Женщина вошла в отсек, и всех зевак как ветром сдуло с ее дороги. Она взглянула на схему, затем посмотрела на Обри.

– Ваша фамилия Вундерман? – спросила она грозным тоном, и Обри кивнул.

– Т-так точно, главный корабельный старшина, – сумел выговорить он и покраснел еще сильнее, потому что голос его сорвался.

– Достаточно просто «боцман», Вундерман, – отозвалась она.

Обри задохнулся от удивления. Только одного человека команда корабля Ее Величества называла «боцман». Этот человек был самым старшим среди старшин, и, как втолковывали учителя Обри, стоит прямо по правую руку от Бога.

– Есть, боцман, – выговорил он, и она, кивнув ему, снова посмотрела на Штайлмана.

– Насколько я понимаю, – она мотнула головой в сторону схемы, – это его место. И прошу заметить, у Вундермана – звание первого разряда. Если мне не изменяет память, это означает, что его ранг выше, чем у такой бестолочи, как ты, Штайлман, правда?

Энерготехник поджал губы, глаза его сверкнули, но он промолчал, и женщина улыбнулась.

– Я задала тебе вопрос, Штайлман, – настойчиво повторила она, и верзила стиснул зубы.

– Да, выше, – ответил он угрюмо.

Она склонила голову набок, и энерготехник сердито добавил:

– Боцман.

– Вот именно, – подтвердила она. Снова посмотрев на схему, она нажала на одну из свободных верхних кнопок – самое дальнее место от входа и носовой части судна. – Полагаю, это идеальное место для тебя, Штайлман. Располагайся.

Плечи энерготехника напряглись, но глаза избегали ее холодного твердого взгляда. Он подошел к схеме, вставил в нее электронное удостоверение личности и подтвердил резервирование указанного места. Женщина одобрительно кивнула.

– Вот видишь? С небольшой помощью, даже ты можешь отыскать свое место.

Обри наблюдал за происходящим с леденеющим комком в животе. Он был рад увидеть, как Штайлман получил отпор, однако боялся того, что сделает с ним энерготехник, когда боцман уйдет.

– Хорошо, а теперь всем встать в строй, – скомандовала она, указывая на зеленую линию, пересекающую палубу.

Присутствующие, возмущенно толкаясь, выстроились вдоль линии, Обри подошел и встал рядом, а боцман, заложив руки за спину, с бесстрастным видом осмотрела их шеренгу.

– Моя фамилия МакБрайд, – сказала она твердым голосом. – Кое-кто из вас – Штайлман, например – уже имеют обо мне представление. А вот я про вас знаю все. К примеру, про тебя, Каултер. – Она ткнула пальцем в другого энерготехника, высокого, узкоплечего, с рябым лицом. Он тоже избегал встретиться взглядом с боцманом. – Уверена, твой капитан был рад отделаться от воришки. А тебя, Тацуми… – Она одарила бледного суетливого санитара строгим взглядом. – Если я застукаю тебя за тем, что ты нюхаешь сфинксианскую зелень на моем корабле, ты сам захочешь, чтобы я выкинула тебя из шлюза.

Она замолчала, будто ожидая ответа. Все молчали, но Обри почувствовал, что вокруг него закипают ненависть и возмущение, и нервы его напряглись. Он никогда не представлял себе, что в современном флоте может происходить нечто подобное, хотя и должен был догадаться. Любой флот таких размеров, как КФМ, должен был иметь свою долю воров, хулиганов и бог весть кого еще. Сердце его упало, когда он понял, что люди в его отсеке – из числа тех наихудших, с кем флот вынужден иметь дело. Ради бога, что он-то здесь делает?

– Практически все вы, кроме Вундермана, находитесь здесь потому, что ваш предыдущий шкипер едва смог дождаться оказии избавиться от вас, – продолжала МакБрайд. – Я рада, что остальные ваши товарищи по команде на вас не похожи, но я подумала, что вам пойдет на пользу небольшая приветственная беседа. Так вот, джентльмены, если кто-либо из вас на моем корабле выйдет из рамок приличия, мало вам не покажется. И лучше молите бога, чтобы я сама разделалась с вами, потому что если вы вздумаете выделываться перед леди Харрингтон, то получите такого пинка, что ваша поганая задница нагонит вас, только когда вы приземлитесь прямо в тюремном карцере. И пробудете там так долго, что постареете и поседеете, несмотря на любой пролонг, прежде чем снова увидите дневной свет. Поверьте мне. Я служила с ней прежде и скажу вам, что наша Старуха без соли съест на завтрак целую кучу таких, как вы – так называемые «тяжелые случаи»!

Она говорила спокойно и бесстрастно, однако это придавало ее словам гораздо больше веса. Она не угрожала, а только констатировала факты, и Обри почувствовал, что возмущение и враждебность всех остальных уступают место животному страху.

– Ты помнишь, что произошло в прошлый раз, когда мы столкнулись, Штайлман? – мягко спросила МакБрайд.

Ноздри энерготехника задрожали. Он ничего не сказал, а она слегка улыбнулась.

– Ну что ж, не дрейфь. Давай испытай меня снова, если хочешь. На «Пилигриме» прекрасный доктор.

Штайлман заиграл желваками, а легкая улыбка МакБрайд стала шире. Хотя она была женщиной крепкого сложения, Обри ни за что не поверил бы в то, что она только что сказала, – до тех пор, пока не взглянул в сторону Штайлмана и не увидел в глазах здоровенного энерготехника самый настоящий страх.

– Так будет и впредь, – сказала МакБрайд, еще раз окидывая всех взглядом. – Только попробуйте дернуться – завяжу морским узлом, ясно? Вы будете выполнять свою работу и держать носы чистыми, а первый кто попробует вякнуть, очень пожалеет об этом. Пожалеет искренне и глубоко. Понятно?

Никто не ответил, и она повысила голос.

– Я спросила: «понятно»!?

Ей ответил нестройный хор согласия, и она кивнула.

– Хорошо. – Она повернулась, как будто хотела уйти, но затем остановилась. – Вот еще что, – спокойно сказала она. – Вундерман распределен в этот отсек потому, что у меня нет другого места для его размещения. Скоро к вам присоединятся полдюжины морских пехотинцев, и я советую вести себя хорошо. А в особенности советую позаботиться о том, чтобы ничего непредвиденного не произошло с техником Вундерманом. Если только ему случится обо что-нибудь споткнуться, я лично обещаю каждому из вас, что вы пожалеете о том, что появились на свет. Мне безразлично, как вам все сошло с рук на вашем прежнем корабле. И не моя забота, как вы рассчитываете выкрутиться на моем, – потому что, ребята, ничего у вас не выйдет.

Голос ее стал почти ледяным, она снова улыбнулась, повернулась кругом и вышла из отсека. Обри Вундерману захотелось (захотелось так, как никогда и ничего в прежней жизни) побежать за ней следом, но он понимал, что не может этого сделать. Он с трудом проглотил застывший комок в горле и повернулся лицом к остальным.

Штайлман смотрел на него с неприкрытой, жгучей ненавистью, и губы его шевелились. Обри собрал всю свою смелость, чтобы не попятиться. Он стоял, не сходя с места, изо всех сил пытаясь смотреть бесстрашно, и Штайлман сплюнул на палубу.

– Это еще не конец, сопляк, – тихо пообещал он.—Мы еще долго будем на одном корабле, а с сопляками часто происходят несчастные случаи. – Он стиснул зубы. – Даже с боцманами происходят несчастные случаи.

Он отвернулся и поволок свой потрепанный сундук к месту, которое ему указала МакБрайд, а Обри снова сел на койку и постарался унять бившую его нервную дрожь. Он никогда прежде не слышал такой омерзительной злобной ненависти в голосе, по крайней мере в свой адрес. Час от часу не легче! Он лично ничего не сделал Штайлману, но энерготехник чем-то липким и противным испачкал мечту Обри о том, какой полагается быть флотской службе. Как будто Штайлман загрязнил сам воздух, каким дышал Обри, и протянул к нему откуда-то из своей утробы темное, отвратительное, тошнотворное щупальце.

Обри Вундерман дрожал, пытаясь сделать вид, что ему не страшно, и отчаянно надеялся, что вскоре появится кто-нибудь из тех морпехов, о которых говорила МакБрайд.