— Премьер-министр ждет, ваше величество. Он спрашивает, не соблаговолите ли вы уделить ему минутку внимания.

— Да? — Елизавета Третья подняла глаза от карт, которые держала в руке. — Хорошо. То есть — тьфу! — ничего хорошего, Джастин, в этом нет, но мне придется заняться делами.

— Вот как? — Джастин Зирр-Винтон, принц-консорт Звездного Королевства Мантикора, отклонился назад и посмотрел на жену из-под опущенных бровей.

— Ведь дело наверняка срочное и государственной важности. Так ведь, Эдвард?

Вопрос был адресован ливрейному лакею, доложившему о прибытии премьер-министра. Эдвард величественно кивнул, и принц, кивнув ему, вновь посмотрел на жену.

— Должен сказать тебе, Бет, что мне это столь неожиданно возникшее срочное государственное дело кажется подозрительным. А ты как думаешь, Роджер?

— Не знаю, папа, — вполне серьезным тоном ответил семнадцатилетний кронпринц. — Полагаю, дело вполне может и вправду оказаться важным. Такое порой случается. Но то, как своевременно оно возникло, и впрямь кажется подозрительным.

— Да будет тебе, Роджер, — сказала его младшая сестра, принцесса Джоанна, отрываясь от электронной книги. — Конечно, мама, как и все Винтоны, загодя чувствует неприятности и чертовски не любит проигрывать. Я готова даже признать, что любимые оппозицией обвинения в коварстве не беспочвенны. Однако откуда ей было знать заранее, в какой именно момент для спасения игры ей потребуется постороннее вмешательство? Это ж каким надо быть психологом, чтобы предугадать партию, в которой у папы будет явное преимущество!

— Ха! — Величественное презрение, изображенное ее отцом, было достойно даже отпрыска самой прославленной и древней фамилии, хотя закон предписывал королеве или королю выбирать супруга из числа простолюдинов. — Джо, ты забываешь о всяческих шпионских штучках, какими пользуются секретные службы. Неужели ты готова поверить, будто столь искушенная в закулисных интригах особа, как твоя мать, не позаботилась о монтаже и подключении подобной системы — с тем чтобы обеспечить контроль над столь жизненно важной операцией, как игра в пинокль? Да у нее наверняка вставлен в ухо жучок, а тайный агент, следящий за камерами, передает ей сведения о том, что за масть у меня и Роджера на руках. А когда стало ясно, что я выигрываю, несмотря на все их ухищрения, агенты, чтобы спасти ее от полного, окончательного и бесповоротного разгрома, связались с премьером и срочно вызвали его сюда.

— Паранойя, дорогой мой, заводит многих власть имущих чересчур далеко, — с неподражаемой серьезностью возразила Елизавета. — Сам подумай, будь победа действительно так важна для меня — а это невозможно, подобные стремления чужды моей нежной и уступчивой натуре, — я вовсе не стала бы просить Аллена помочь мне выйти из игры. Нет, я распорядилась, бы арестовать тебя по сфабрикованному обвинению в государственной измене и бросить в Цитадель, дабы ты прозябал в холодной сырой темнице.

— Весьма сомнительно! — с жаром возразил ей Джастин. — Во-первых, климатические условия в Цитадели регулируются, и никаких холодных, сырых, мрачных темниц там попросту нет, а во-вторых, даже будь они там, мы живем по Конституции, которая ограничивает тиранические прихоти отдельных, склонных к самоуправству и деспотизму коронованных особ.

— Ну конечно, — промурлыкала его жена, в то время как сидевший на спинке ее кресла древесный кот залился чирикающим смехом, призывая разделить веселье своего собрата, сидевшего на спинке кресла Джастина. — Конституция и впрямь ограничивает произвол, но для того чтобы твой адвокат смог подать жалобу по поводу незаконного содержания тебя под стражей, он должен как минимум узнать о твоем аресте. А мы, деспотичные тираны, скрывающиеся под лживыми личинами законопослушных конституционных монархов, осуществляем произвол и насилие исключительно тайно. Да будет тебе известно, все мы, Винтоны, непременно содержали в узилищах секретных узников, каковые влачили жалкое существование до самой своей горестной безвестной кончины…

— Ничуть не сомневаюсь, — ответствовал Джастин, — но не думаю, что тебе под силу повторить деяния своих кровожадных предков.

— Я не стану этого делать, ибо не имею такого желания. Королева, да будет тебе известно, может делать все, что ей заблагорассудится. Если б ты только знал, — добавила она с вкрадчивой улыбкой, — как хорошо быть королевой.

— Принцем-консортом быть лучше, — решительно заявил Джастин, потянувшись назад и потрепав своему коту уши.

Монро удовлетворенно заурчал и грациозно, словно у него вовсе не было костей, перетек к принцу на колени.

— Это еще почему? — недоверчиво спросила Елизавета.

— А потому, что пока ты будешь толковать с Алленом о сложных материях, заставивших его прийти к нам, я буду наслаждаться обществом наших любящих детей, гладить Монро и сдавать карты для следующей партии.

— Насчет любящих детей — ты попал в точку, — рассмеялась Елизавета, а дети ответили ей улыбками. — Вообще-то они состоят у меня осведомителями и проинформируют меня, если тебе вздумается подтасовать колоду. А если вы вступите в сговор, я попрошу агентов дворцовой службы прокрутить для меня записи, сделанные тайными камерами, и обнаружу убедительные доказательства того, что вы — все трое! — злоумышляете против главы государства. И все заговорщики, — заключила она, строго понизив голос, — понесут суровую заслуженную кару.

— Ну вот, опять ты взяла верх, — пробормотал Джастин.

Королева, наклонившись, поцеловала его и обернулась к лакею.

— Веди меня к герцогу, Эдвард, — со вздохом сказала она.

— Слушаюсь, ваше величество. Он ожидает в Покоях королевы Катрин.

* * *

У дверей покоев королевы Катрин стоял смуглый, несколько грузный мужчина в мундире майора дворцовой службы безопасности. У него были красно-белая нашивка, свидетельствующая о его принадлежности к штату премьер-министра, бэдж с именем «Нэй, Френсис» и физиономия, никак не располагающая к фамильярности. Трудно сказать, намеренно майор придавал своему лицу отпугивающее выражение либо оно от природы такое. Лишь считанные его знакомые уверяли, будто знают, как обстоит дело в действительности. Но каким бы угрюмым ни был этот малый в глазах окружающих, Елизавета, увидев его, улыбнулась.

— Привет, Фрэнк, — сказала она.

Ариэль приветственно встопорщил усы. Когда кот еще и мяукнул, в глазах майора промелькнула искорка, никак, впрочем, не отразившаяся в его монументальной суровости. Елизавету это не смутило: зная Фрэнка Нэя с детства, она не считала его нелюдимым. Да, он бывал колюч и строг, к тому же родился в грифонских горах, на Олимпе, а тамошние йомены вели долгую войну с местной аристократией (следствием чего стало распространенное недоверие к власти как таковой). Следовательно, угрюмая сдержанность майора могла показаться вполне объяснимой — в отличие от факта: пятьдесят стандартных лет назад он добровольно вызвался защищать монарха и высших государственных сановников. Впрочем, для друзей Нэя в его выборе не было ничего удивительного. К тому же Короне не раз случалось поддерживать простой народ Грифона в борьбе против аристократического засилья, так что преданность монархии и монарху была в этой социальной среде обычным, широко распространенным явлением. Это, кстати, объясняло тот факт, что добрая половина Грифонских аристократов состояла в Ассоциации консерваторов. А вторая половина не состояла лишь потому, что находила названную Ассоциацию недостаточно консервативной.

И уж во всяком случае Елизавета лучше многих других знала, что Нэй — при всей своей несгибаемой и порой раздражающей принципиальности, скрупулезности и дотошности — вовсе не бирюк. К тому же он прекрасно знал свое дело, и когда премьер назначил его начальником своей личной охраны, королева порадовалась за старого знакомого.

— Здравия желаю, ваше величество! — ответил майор на ее приветствие, и его губы тронула пусть едва уловимая, но все же улыбка.

— Что, Фрэнк, он вам, небось, и продохнуть не дает? — спросила Елизавета, указав кивком на дверь кабинета.

— Не то чтобы не дает, ваше величество, — ответил майор, — но я, честно сказать, пытаюсь создать у него впечатление, будто его стараниями все мы, кто с ним работает, давно валимся с ног. В надежде на то, что, не желая перегружать нас, он хоть когда-нибудь отдохнет и сам. Но, боюсь, это практически недостижимо.

— Знаю, Фрэнк, — вздохнула Елизавета и погладила майора по плечу. — Но вы, уж пожалуйста, не оставляйте стараний. Надеюсь, он поймет, что если рядом с ним есть человек, который без конца его пилит, то ему крупно повезло.

— Никак нет, ваше величество! — сурово возразил Нэй. — Мне и в голову не приходило, как вы изволили выразиться, «пилить» его светлость. Я предпочитаю называть это точечным моральным давлением.

— Говоря «пилить», я как раз и имела в виду «точечное моральное давление», — пояснила Елизавета.

Ариэль на ее плече издал смешок, и майор, не выдержав, прыснул в ответ. После чего отступил в сторону и нажал кнопку двери.

* * *

Когда королева Елизавета Третья с Ариэлем вступила в покои королевы Катрин, навстречу ей вежливо, но без спешки поднялся Аллен Саммерваль, герцог Кромарти и премьер-министр Звездного Королевства Мантикора.

— Здравствуйте, Аллен, — сказала королева с теплой улыбкой и, подойдя к премьеру, обняла его.

Это не вполне соответствовало протоколу, однако она знала герцога очень давно и очень близко. Когда Елизавета после безвременной кончины отца-короля растерянным и испуганным подростком взошла на трон, герцог стал членом Регентского совета и в некотором смысле заменил ей покойного отца. А теперь управлял Звездным Королевством от ее имени и всеми методами, действуя когда угрозами, когда уговорами, когда посулами, продолжал в упорной борьбе с оппозицией, начатую еще ее отцом, неустанную работу по наращиванию мощи флота. Работу, спасавшую Звездное Королевство от уничтожения.

— Что привело вас ко мне в воскресный полдень? — спросила она, выпустив герцога из объятий, и жестом предложила ему вернуться в кресло. — Полагаю, раз вы не воспользовались коммуникатором, дело не из самых срочных, но и тянуть с ним, видимо, нельзя. В противном случае вы потерпели бы до понедельника.

— Да, дело в известном смысле срочное, но немедленного отклика не требующее, — подтвердил ее догадку герцог. — Однако оно может заметно осложнить наше существование, особенно когда станет достоянием оппозиции. Если, конечно, ее шпионы еще не в курсе.

— С ума сойти! — сказала Елизавета, устроившись в кресле и прижав Ариэля к груди. — Ну почему, Аллен, вы всегда преподносите мне именно такие новости? Хоть бы разок заглянули во дворец и сказали: вот, наше величество, шел мимо, решил зайти на огонек. Никаких тревожных известий не поступало, беспокоиться решительно не о чем, так что отдыхайте в свое удовольствие.

— Да, славная картина, — мечтательно согласился Кромарти, но тут же встрепенулся. — Прекрасная… но боюсь, в ближайшее время нам с вами ни на что подобное рассчитывать не приходится.

— Знаю, —вздохнула королева. — Ладно уж, выкладывайте вашу дурную новость.

— Я не уверен, что она совсем уж «дурная», — рассудительно возразил он. — Если разобраться, то она может оказаться и хорошей.

— Аллен, если вы не доберетесь до сути, она станет очень плохой для вас, причем в самое ближайшее время, — с нажимом сказала королева, и герцог издал смешок.

— Хорошо, ваше величество, буду краток. Мы получили официальное обращение президента Сан-Мартина.

— Официальное обращение? — Елизавета нахмурилась, Ариэль насторожил уши. — И в чем его суть?

— Боюсь, ваше величество, это несколько сложно.

— Как и все, касающееся Сан-Мартина, — заметила Елизавета, и герцог в знак согласия печально улыбнулся.

Сан-Мартин принадлежал к мирам с самой высокой силой тяжести, когда-либо обжитых человеком, тамошнее тяготение превосходило стандарт Старой Земли в 2,7 раза. Несмотря на то что предки поселенцев были генетически адаптированы к повышенной гравитации еще до начала колонизации, на этой планете пригодными для жизни были лишь горные районы. Правда на огромной планете имелось множество горных кряжей и плато, иные из которых могли бы посрамить и Гималаи Старой Земли, и хребет Палермо на Новой Корсике.

«Должно быть, — подумала Елизавета с кривой усмешкой, — горы оказывают особое воздействие на генотип горцев. Даже здесь, в Звездном Королевстве, уроженцы таких мест, как Медные Стены или Олимп, более свободолюбивы и упрямы, нежели их равнинные сородичи. Ну, а поскольку Сан-Мартин мог похвастать чуть ли не самыми грандиозными из известных человечеству горами, следовало ожидать, что среди колонистов Галактики его жители окажутся самыми своенравными».

Так оно и было. По сравнению с любым из них даже майор Нэй показался бы человеком уступчивым и податливым. Только этим объяснялось их свирепое и безнадежное сопротивление режиму Народной Республики, тридцать три стандартных года назад аннексировавшей систему звезды Тревора.

Разумеется, впоследствии нашлись люди, примирившиеся со случившимся, отыскались и откровенные коллаборационисты; кое-кто, как бывает во всяком завоеванном мире, искренне проникся идеологией завоевателей. Но подавляющее большинство население видело в хевах захватчиков, а во всех, кто сотрудничает с ними, — вражеских прихвостней и предателей, заслуживающих презрения.

Вследствие этого и прежнее министерство внутренней безопасности, и сменившее его БГБ вынуждены были держать на планете значительный вооруженный контингент. Ситуация усугублялась тем, что в эпоху пролонга несколько десятилетий были не таким уж большим сроком, и слишком многие жители Сан-Мартина хорошо помнили, каким был их мир до «освобождения от гнета эксплуататоров».

С того момента, как адмирал Белой Гавани отбил звезду Тревора, иметь дело с упрямыми горцами пришлось Альянсу — и оказалось, что это далеко не просто. Разумеется, местное население не испытывало ни малейших симпатий к хевам, БГБ и прочим прелестям оккупационного режима, однако, претерпев долгие годы диктата захватчиков, не хотело подчиняться никому, включая и своих освободителей. Стремление патриотов Сан-Мартина создать взамен созданной под эгидой Альянса временной администрации полностью независимое планетарное правительство Елизавета находила естественным и разумным. Со стороны Альянса никто этому не препятствовал, однако сан-мартинцы, с их гипертрофированным свободолюбием, сами создавали себе трудности бесконечными спорами, пререканиями и разногласиями. Наблюдателей от Занзибара и Ализона это просто пугало, и даже представители Грейсона в комиссии по формированию органов управления Сан-Мартина высказывали сомнения в том, что жители планеты смогут в обозримом будущем взять свою судьбу в собственные руки. Хотя планета принадлежала им по праву рождения, многие в комиссии пребывали в убеждении, что члены Альянса просто обязаны защитить планету от экстремизма ее же обитателей.

Представителей Мантикоры и Эревона своеволие сан-мартинцев смущало меньше, поскольку они имели суровый опыт общения с собственным электоратом. Древнее искусство политической борьбы, включавшее умение очернить политических противников, было частью повседневной политической жизни Мантикоры, да и Эревон почти не отставал от Королевства по этой части. При всем своем рвении и энтузиазме жители Сан-Мартина явно не годились в игроки высшей политической лиги, а потому многоопытные мантикорцы и эревонцы предпочитали держаться позиции выжидания, если только раздоры на Сан-Мартине не перейдут в стрельбу. Собственное вмешательство они ограничили главным образом помощью в эвакуации с планеты пособников оккупационного режима, боявшихся, что с обретением полной независимости их соседи могут припомнить прошлое. Насильно никто никого с планеты не выселял, но желающих выехать нашлось немало.

Эта выжидательная позиция оправдала себя, хотя, возможно, не совсем так, как ожидали руководители комиссии. Начав разработку положения о первых планетарных выборах, еще когда хевы захватили Хонор Харрингтон в плен, временная администрация продолжала дискуссию по этому вопросу и после ее воскрешения из мертвых. Никого в Альянсе непрекращающиеся споры не удивляли.

Но что по-настоящему поразило наблюдателей, уже привыкших к шумным и зачастую перераставшим и потасовки спорам сан-мартинцев по всякому поводу и без повода, так это практически мгновенное прекращение балагана после возвращения с Цербера Хесуса Рамиреса.

Заранее такого эффекта не мог предвидеть никто, включая и самого Рамиреса. В некотором смысле на Сан-Мартине заявление хевов о казни Харрингтон вызвало еще большее негодование, чем на Мантикоре, — возможно, думала Елизавета, по той причине, что тамошние жители на собственном опыте знали прелести БГБ. Как бы то ни было, появление Елисейского флота в системе Тревора превратило Сан-Мартин в арену вечного праздника, и даже необходимость делиться своими весьма скромными ресурсами чуть ли не с полумиллионом нежданно-негаданно свалившихся на голову чужаков ничуть не омрачила бурного народного ликования.

Но настоящая буря восторга разразилась, когда стало известно, что коммодор Рамирес, правая рука Хонор Харрингтон, есть не кто иной, как Хесус Рамирес, племянник последнего правившего до оккупации президента независимого Сан-Мартина и фактически последний командующий космическим флотом Сан-Мартина, возглавивший сопротивление после гибели всех старших по званию и заставивший Народный флот отдавать три корабля за каждый корабль защитников свободы, до последнего прикрывавших эвакуацию своих соотечественников на Мантикору. И, как считалось, погибший, когда хевы отрезали все пути к отступлению.

Оккупация принесла семейству Рамирес немало горя. Президент Гектор Рамирес после вынужденного подписания капитуляции планеты был взят под арест, а спустя примерно месяц застрелен «при попытке к бегству». Его брат Мануэль, отец Хесуса, был обвинен в «терроризме» и отправлен на Хевен. По всей видимости, Госбезопасность намеревалась использовать его огромную популярность для оказания давления на подпольные комитеты сопротивления, не прекращавшие нападений на захватчиков, — но не прошло и двух лет, как пленник скончался. Смерть его наступила от естественных причин, о чем хевы, которым от мертвого заложника не было никакого толку, не преминули сообщить. Однако сообщению не поверили ни уцелевшие члены семейства Рамирес, ни простые жители планеты. Мануэль и его брат стали в глазах народа мучениками, а почти все их родственники возглавили ячейки сопротивления.

Семья дорого заплатила за свободолюбие: хевы первым делом конфисковали все имущество и банковские счета мятежного клана, а потом развернули настоящую охоту за его членами. Некоторые погибли во время стычек партизан с карательными отрядами, другие были захвачены силами МВБ, а потом БГБ — и просто исчезли… К моменту освобождения планеты силами Альянса семейство считалось практически истребленным.

А потом Рамиресы вернулись. Сначала — вот уж воистину редкий случай удачного административного решения — командиром союзного гарнизона на планете был назначен бригадный генерал Королевской морской пехоты Томас Рамирес. Для жителей Сан-Мартина, которые прекрасно помнили его семью, а некоторые и его самого знали еще мальчишкой, это оказалось весьма приятным сюрпризом. Но настоящее потрясение они испытали, узнав о воскрешении из мертвых его отца. Вообще-то горцы отнюдь не склонны к истерическому почитанию героев, но появление ожившего вождя Сопротивления, чье имя вошло в легенды и было едва ли не канонизировано, заставило многих изменить обычаю. Споры по поводу избирательной процедуры мигом прекратились, Хесуса — кажется, даже не спросив его согласия — внесли в избирательные бюллетени в качестве кандидата в президенты, а почти все его противники, сознавая неизбежность поражения, сняли кандидатуры до начала голосования. Единственная оставшаяся у него соперница набрала всего четырнадцать процентов голосов и признала себя побежденной еще до подведения итогов. Таким образом, первый президент новой Республики Сан-Мартин носил ту же фамилию, что и последний президент старой. Результат выборов позволил союзникам, особенно мантикорцам, для которых стабильность на Сан-Мартине являлась предметом особой озабоченности, вздохнуть с облегчением.

И вот теперь, глядя на своего премьера, Елизавета подумала, что они, возможно, поторопились.

— Хорошо, Аллен, что там произошло?

— Ну… — Кромарти подергал себя за мочку уха, потом пожал плечами. — Если быть кратким, ваше величество, то президент Рамирес поручил послу Сан-Мартина изучить возможность ходатайства о присоединении их планеты к Звездному Королевству.

— Что-о? — Елизавета захлопала глазами.

— Когда посол Асцентио, выполняя поручение главы государства, начал зондировать почву, я отреагировал так же, как и вы.

— Он что, серьезно? — замотала головой королева. — С чего ему вообще пришло в голову, что он способен провернуть такой фокус? Конечно, его популярность сомнений не вызывает, но чтобы выступить с таким предложением, человек должен возомнить себя богом!

— На первый ваш вопрос могу ответить однозначно: намерения его вполне серьезны. В переданном через Асцентио письме содержится анализ выгод, которые может принести Сан-Мартину изменение политического статуса. Чувствуется, что в этом направлении была проделана основательная работа: все доводы звучат веско и убедительно. Так же, добавлю, как и соображения, касающиеся преимуществ, которые получит Звездное Королевство по части обеспечения безопасности терминала звезды Тревора. Более того, они там превосходно изучили юридическую сторону вопроса и ссылаются на прецедент, созданный вашим отцом присоединением Василиска. Ваш дядя должен прибыть на Грифон в эти выходные, но я уже поручил нашим ведущим юристам ознакомиться с документом, и их предварительное заключение сводится к тому, что Корона, с совета и согласия парламента, вправе добавлять миры к Звездному Королевству.

— Ну, сам Рамирес… он вправе думать, как ему угодно. Но что скажут его буйные горцы в ответ на предложение президента лишить их независимости? Не сочтут ли они это предательством?

— Полагаю, ваше величество, что он, если и не рассчитывает на единодушие, сторонников в этом вопросе все же имеет и обвинений в предательстве не опасается. Более того, идея, независимо от него самого, пришла в голову еще нескольким членам нынешнего планетарного руководства. Они обсуждали ее между собой, хотя открыто выступить с таким предложением ни у кого не хватало смелости. А вот у Рамиреса хватило. Как я понимаю, вопрос о предварительном изучении возможностей реализации этого замысла обсуждался на закрытом заседании Сената две недели назад.

— То есть у него имеется официальная санкция Сената?

— Так сказано в письме, ваше величество. А одобрение Сената означает, что хотя бы в теории, но этот замысел не является вовсе уж неосуществимым.

— Боже мой!

Крепко прижав к себе Ариэля, Елизавет откинулась в кресле, обдумывая неожиданно открывшиеся перспективы.

Вопрос о том, как поступать с планетами, ранее занятыми хевами, а ныне войсками Альянса, породил множество юридических и политических коллизий. Королева знала, что в парламенте, особенно среди центристов Кромарти и лоялистов, имелось немало сторонников идеи инкорпорации освобожденных миров в Звездное Королевство. Население и ресурсы этих планет, особенно в то время, когда Королевство вело войну со столь крупной звездной державной, оказались бы отнюдь не лишними. Однако сторонники такого подхода опасались открыто высказывать свою точку зрения, ибо знали, с какой яростью, соперничая в стремлении подавить крамолу в зародыше, обрушатся на них лидеры оппозиционных партий.

Либералов ужасала перспектива превращения Звездного Королевства в реакционную империалистическую державу: они подняли страшный шум даже из-за присоединения Василика, хотя единственную обитаемую планету этой системы населяли лишь немногочисленные племена дикарей.

Консерваторы, хотя и подходили к вопросу с противоположной позиции, боялись расширения Королевства ничуть не меньше: будучи изоляционистами и традиционалистами, они страшились увеличения числа сограждан за счет людей, не имевших традиций феодального правления, а стало быть, и привычки расшаркиваться перед господами.

Прогрессистам, разумеется, не было дела до аристократических предрассудков. Они готовы были принять в лоно Королевства любую планету, где видели перспективу пустить политические корни, однако понимая, что там уже имеются свои политиканы и рассчитывать на существенное приращение электората не приходится, не испытывали к проблеме особого интереса.

Что до рядовых, чуждых политике мантикорцев, то многих из них смущала мысль о том, что удивительный общественный сплав, позволивший Звездному Королевству добиться значительного экономического, социального и научного прогресса, будет разбавлен в результате причисления к гражданам державы большого количества чужаков.

Елизавета относилась к этим настроениям с пониманием, хотя и сознавала, что немалой долей успехов Королевство обязано именно равномерному, практически никогда не ослабевавшему притоку иммигрантов. Новые граждане никогда не составляли большинства, но постоянный приток свежих сил шел Звездному Королевству только во благо. Елизавета считала его залогом процветания державы, и мысль о присоединении новых планет лично ее ничуть не смущала.

Другое дело, что она не могла рассчитывать на легкое прохождение подобного проекта через Парламент.

— Как думаете, Аллен, стоит нам поддержать Рамиреса? — тихо спросила она.

Премьер решительно кивнул.

— Думаю, да, ваше величество. Во-первых, мы нуждаемся в людских ресурсах. Во-вторых, звезда Тревора имеет для нас важнейшее стратегическое значение. В-третьих, неуемная энергия сан-мартинцев будет совсем небесполезна для нашего общества. Кроме того, это создаст важный прецедент: мы получим основания как для присоединения к нам миров, обратившихся с подобным ходатайством… так и для отказа от аннексии миров, с такой просьбой не выступивших. И, откровенно говоря, ваше величество, это будет способствовать подъему морального состояния общества… Невероятное воодушевление, порожденное возвращением герцогини Харрингтон, уже пошло на спад, и люди начинают вспоминать о затянувшейся войне и таком ее неизбежном следствии, как затягивание поясов по при чине роста налогов. А наши «друзья» из оппозиции, — губы его скривились, — непременно попытаются извлечь из этого выгоду. Известие о том, что другая планета добровольно выражает желание войти в состав Звездного Королевства и, следовательно, разделить с нами все тяготы и опасности продолжающейся войны, способно сотворить настоящее чудо. Сами посудите, с точки зрения общественного мнения, это явится свидетельством прочности нашего положения и веры в наши перспективы: кто захочет присоединиться к державе, которая катится к поражению? Конечно, может случиться, что эта тонкая мысль не придет в головы некоторых избирателей сама по себе… но мы постараемся им подсказать. В конце концов, ваше величество, — герцог усмехнулся, — приемы, позволяющие влиять на общественное мнение, известны не одной только оппозиции.

— Конечно, все это еще нуждается в осмыслении, — вдумчиво сказала королева, поглаживая Ариэля, — но наши доводы звучат убедительно. Если нам удастся…

Не закончив фразы, она устремила взгляд в пространство, словно увидела нечто, доступное ей одной. Герцог, который часто видел у нее такой взгляд, понял: хотя вопрос еще долго будет изучаться, обсуждаться в самых разных инстанциях, анализироваться юристами, мусолиться в комиссиях, дебатироваться в средствах массовой информации и в политических кругах, настоящее решение уже принято. Принято этой стройной женщиной с лицом цвета темного красного дерева.

«А коль скоро она приняла решение, — с усмешкой подумал он, — Вселенной остается лишь подчиниться неизбежному и почтительно это решение выполнить. Ибо в противном случае Вселенной не поздоровится».