Хонор Харрингтон расправила плечи, изо всех сил постаралась отогнать ощущение нелепости происходящего и, шелестя нарядом, зашагала по сводчатому коридору.

За три десятилетия службы в качестве королевского офицера ей ни разу не приходилось надевать юбку, а если хорошо подумать, она вообще никогда ее не носила, радуясь, что эта разновидность одежды в очередной раз вышла из моды примерно пятьдесят мантикорских лет назад. Более чем бесполезные в невесомости и совершенно неудобные в качестве деловой одежды, юбки и платья тем не менее не выходили из употребления окончательно, но в Звездном Королевстве их носили лишь богатые бездельницы, желающие щегольнуть необычным гардеробом.

К сожалению, на Грейсоне женщины вообще не носили брюк. Не носили, и точка. В связи с этим известие об отсутствии в багаже Хонор хотя бы одного платья повергло службу протокола в состояние, близкое к панике.

Поначалу леди Харрингтон упорствовала, не желая даже слышать о платье, однако постепенно поняла, что нельзя перегибать палку. Большую часть жителей Грейсона смущала сама мысль о женщине-землевладельце, а уж появление ее под священными сводами Зала Землевладельцев в брюках могло довести кое-кого из здешних ретроградов до сердечного приступа. Даже «новаторы», в целом поддерживавшие титанические усилия Протектора Бенджамина, в невиданных масштабах осуществлявшего на планете социальные реформы, умоляли ее проявить уступчивость.

И в конце концов добились своего. Хонор согласилась, хотя чувствовала себя ряженой, натянувшей костюм из реквизита для исторической драмы. Кроме того, она видела, с каким изяществом носят уроженки Грейсона струящиеся юбки традиционного местного фасона, и прекрасно понимала, что в этом ей с ними не сравниться. Однако, памятуя наставления адмирала Курвуазье, касавшиеся дипломатического искусства, она решила, что уступка может оказаться полезной.

Итак, Хонор шагала по гулкому, выложенному камнем коридору к огромным воротам. Нимица приходилось держать на руках – в отличие от мундира на платье не было стеганого наплечника, а длинная, до самого пола, юбка норовила закрутиться вокруг ног. В этом было нечто странное, почти чувственное, однако в целом капитан Харрингтон ощущала себя не в своей тарелке, тем более что ее привычный, размашистый шаг мало подходил к новому наряду. Короче говоря, ей казалось, что вид у нее совершенно нелепый.

Что ничуть не соответствовало действительности. Ее наряд являлся творением лучшего модельера Грейсона, и она недостаточно хорошо знала здешние традиции, чтобы понять, насколько смелым должен был показаться зрителям этот шедевр высокого шитья. Тончайший натуральный шелк природного белого цвета превосходно сочетался с изумрудно-зеленым, не парчовым, как предписывала традиция, а замшевым корсажем. Цветовая гамма наряда позволяла оттенить алебастровую кожу Хонор и темные волосы, а покрой – струящийся, обволакивающий, стекающий с тела – не скрывал пропорций и подчеркивал атлетическую грацию ее движений. Драгоценных побрякушек – тут уж не помогли никакие увещевания – Хонор надевать не стала, но на ее груди поблескивала золотом Звезда Грейсона. Это тоже вызывало у нее чувство неловкости, поскольку на Мантикоре не принято было носить ордена с гражданским платьем. Впрочем, на Грейсоне она при всем желании не могла считаться гражданским лицом, поскольку здешние землевладельцы не только обладали властью и феодальными привилегиями, какие даже не снились мантикорской знати, но и командовали вооруженными силами своих ленов. Знаки отличия полагалось надевать на все официальные мероприятия, а из всех ныне здравствующих землевладельцев одна лишь Хонор была удостоена высшей награды планеты.

Сейчас она шествовала по коридору в белом облаке шелка, непокрытые темно-каштановые волосы свободно ниспадали на плечи. Кремово-серый древесный кот у нее на руках мог, пожалуй, произвести странное впечатление… но… В большинстве немантикорских миров появление на официальной церемонии с котом было бы истолковано неверно, однако здесь, на Грейсоне, Нимица знали, и никому просто не пришло бы в голову предложить Хонор не брать его с собой.

По сторонам казавшегося бесконечным коридора выстроились воины – не солдаты регулярной армии, а гвардейцы владений. По мере ее приближения они опускались на одно колено, отчего ей становилось совсем уж не по себе. На ходу она вновь и вновь прокручивала в голове детали предстоящего церемониала, но отнюдь не была уверена в том, что не попадет впросак. Протектор Бенджамин возвел ее в сан землевладельца перед отбытием на Мантикору для лечения, однако официально она во владение леном еще не вступала. Тогда ленное владение Харрингтон существовало лишь на бумаге, а теперь там жили люди, возникли города и появились зачатки промышленности. Для нее пришло время предстать перед Конклавом Землевладельцев, высшим советом, обладавшим правом принять окончательное решение о том, достойна ли она сана защитника и правителя народа – ее народа! – можно ли облечь ее такой властью над благополучием и жизнью людей, какой никогда не имел никто из мантикорских аристократов. Хонор сознавала меру своей ответственности и изо всех сил старалась быть достойной высокой роли, уготовленной ей судьбой, однако в душе оставалась дочерью скромного йомена со Сфинкса, и ей очень хотелось повернуться и припустить со всех ног куда глаза глядят.

Наконец коридор вывел ее к огромным, обитым железом воротам Зала Землевладельцев. Эта массивная преграда была возведена почти семь земных столетий назад: стены по обе стороны ворот были выщерблены выстрелами, а обивку левой створки во многих местах продырявили пули. Не будучи знатоком истории Грейсона, Хонор тем не менее знала достаточно, чтобы склонить голову перед этими выбоинами и укрепленной под ними табличкой с именами пятидесяти трех землевладельцев и их гвардейцев, до последней капли крови защищавших Зал от мятежников, развязавших на Грейсоне гражданскую войну. В конце концов Истинные вывели танки, проутюжили ими коридор, пройдя по телам гвардейцев, снесли правую створку ворот и ворвались в Зал в отчаянной попытке захватить в заложники хотя бы одного землевладельца. Попытка не удалась: пятьдесят три поборника законной власти полегли как один.

Последние гвардейцы преклонили колено. Хонор склонила голову перед табличкой, потом выпрямилась, набрала воздуха и взялась за железный молоток.

По коридору разнесся звон металла о металл. На мгновение воцарилась тишина, а потом огромные створки начали медленно расходиться. Перед ней предстал мужчина с обнаженным мечом, а за его спиной находилась освещенная палата, где подковой расположились места землевладельцев. Шитый золотом мундир Хранителя Врат представлял собой еще больший анахронизм, чем платье Хонор, а в петлицах красовались знаки Протектора – раскрытая Библия и меч. Гвардейцы стедхолдеров носили в петлицах ключ главы рода.

– Кто просит дозволения предстать перед Протектором? – требовательно вопросил Хранитель Врат.

Хонор, несмотря на всю свою нервозность, четким сопрано произнесла предписанную ритуалом фразу:

– Я не прошу аудиенции, но явилась, дабы занять место в Конклаве и воссесть там, ибо таково мое право.

При этом она гордо вскинула голову, и Нимиц в точности повторил ее движение.

– Кем даровано тебе это право?

– Богом и Законом.

– Назови свое имя.

– Я, Хонор Стефания Харрингтон, дочь Альфреда Харрингтона, явилась, дабы занять место, принадлежащее мне как владельцу лена Харрингтон, – ответила она.

Хранитель опустил меч в символическом признании равенства собравшихся землевладельцев с Протектором.

– Так вступи же в сей Зал, дабы высокий Конклав Землевладельцев согласно исконному обычаю определил, воистину ли достойна ты чести, на которую претендуешь, – нараспев произнес он, и Хонор, всколыхнув юбками, шагнула вперед.

«Все в порядке, – твердила она себе. – Все идет как надо».

Главная сложность заключалась не в том, чтобы запомнить и воспроизвести ритуальные фразы, не менявшиеся тысячу с лишним лет, – а в том, что она была женщиной, и древние формулы, не содержавшие форм женского рода, приходилось подгонять под данность. То, что формально она не принадлежала церкви освобожденного человечества, потребовало дополнительной подгонки. Но, так или иначе, она остановилась посреди Зала, под взорами всех землевладельцев Грейсона.

Позади почти бесшумно затворились Врата, и Хранитель, прошествовав мимо, преклонил колено перед престолом Протектора Грейсона Бенджамина Девятого. Уперши в каменный пол острие усыпанного драгоценными камнями Державного Меча, он склонил голову над крестовиной эфеса и молвил:

– Я имею честь представить Вашей Светлости и Конклаву Хонор Стефанию Харрингтон, дочь Альфреда Харрингтона, явившуюся, дабы предъявить права на место среди землевладельцев.

Кивнув, Бенджамин Мэйхью бросил на Хонор долгий, внимательный взгляд и отчетливо – прекрасная акустика доносила его голос до самых дальних уголков огромного помещения – возгласил:

– Землевладельцы! Эта дама претендует на право стать одной из вас. Есть ли у кого-либо возражения?

Хонор напряглась, ибо вопрос Протектора, обычно являвшийся простой формальностью, сейчас таковой не был. Все знали, что изменения, перевернувшие патриархальный Грейсон вверх дном, начались с появления Харрингтон. Большинство населения поддерживало титанические реформаторские усилия Протектора, однако поддержка эта во многом была пассивной – тогда как ретрограды отстаивали старину с рвением и пылом. А с точки зрения традиций она не была достойна сана землевладельца просто в силу принадлежности к женскому полу. Любой из присутствующих мог указать на это вопиющее попрание обычая.

Но никто этого не сделал.

– Признаете ли вы ее право? – спросил Мэйхью.

– Да, – прокатилось по рядам, и хотя такой ответ дали не все, протестующих голосов не прозвучало, и Мэйхью, глядя на нее с высоты трона, улыбнулся.

– Леди Харрингтон, пэры признали твои права. Тебе дозволяется занять место в Конклаве.

Землевладельцы встали. Поднявшись по широким каменным ступеням на второй ярус, Хонор остановилась перед троном Протектора, у подножия которого лежали две бархатные подушки. Посадив на одну Нимица, она преклонила колени на другой. Проделать это в длинной, до пола, юбке было не так-то просто, и Хонор не сомневалась, что при попытке выполнить замысловатый здешний реверанс ее попросту ждет конфуз. Кто-то вздохнул, кто-то переступил с ноги на ногу – по обычаю даме не подобало преклонять колени, – однако и здесь обошлось без протестов. Хранитель Врат, пройдя мимо нее, вручил Протектору Державный Меч. Тот взял оружие за клинок и эфесом вперед протянул Хонор. Сжав пальцы на рукояти, она подняла голову, и ободряющий взгляд Мэйхью помог ей справиться с нервной дрожью.

– Хонор Стефания Харрингтон, – негромко произнес он, – готова ли ты в присутствии Конклава Землевладельцев присягнуть на верность Протектору и народу Грейсона пред ликом Господа Бога и Его Святой Церкви?

– Да, Ваша Светлость, но с двумя оговорками, – ответила она.

Мэйхью снова кивнул. Разумеется, он знал, что она скажет, ибо вся процедура была согласована заранее – после довольно жарких споров.

– Древний обычай дает землевладельцу право оговорить свою службу особыми условиями. Однако в силу того же обычая Конклав может отвергнуть присягу, сочтя эти условия неприемлемыми… Признаешь ли ты это?

– Да, Ваша Светлость.

– Тогда назови первое условие.

– Как ведомо Вашей Светлости, я являюсь подданной Звездного Королевства Мантикора, пэром названного Королевства и офицером Королевского Флота. Это налагает на меня обязательства, которыми нельзя пренебречь, не уронив чести. Я не могу отречься от народа, среди которого рождена, и от королевы, которой принесла клятву верности. Таким образом, я вправе присягнуть Грейсону лишь в том случае, если новая присяга не отменит ранее принятые мною обязательства и не вступит с ними в противоречие.

– Милорды, – обратился Протектор к Конклаву, – данная оговорка представляется мне заслуживающей уважения. Однако право вынести окончательное решение принадлежит вам. Находит ли кто-либо из присутствующих высказанное этой дамой условие несовместимым с саном и обязанностями землевладельца Грейсона?

Ответом было молчание.

– Назови второе условие, – повелел Мэйхью, выдержав паузу.

– Ваша Светлость, я не принадлежу к Церкви освобожденного человечества, – произнесла Хонор. – Воспринимая ее учение с глубоким уважением (она не кривила душой, поскольку за исключением несколько устаревшего подхода к вопросу о взаимоотношении полов догматы этой религии не вызывали у нее неприятия), я все же не исповедую вашу веру.

При всей кажущейся простоте вопроса заявление графини Харрингтон затрагивало серьезную тему. Трагический опыт научил Церковь сторониться политики, однако Грейсон во многом оставался теократическим миром. Закон о веротерпимости был принят и действовал здесь всего столетие; до сих пор на планете не было землевладельца не принадлежащего к господствующей Церкви.

Протектор перевел взгляд на сидевшего по правую от него руку седовласого мужчину, чье простое, черное с белым воротничком одеяние священника резко выделяло его среди облаченных в пышные наряды землевладельцев-мирян. То был духовный глава Церкви освобожденного человечества преподобный Джулиус Хэнкс.

– Преподобный отец, – обратился к нему Мэйхью, – данное условие касается Святой Церкви и соответственно относится к компетенции не мирских, но духовных властей.

Хэнкс возложил руку на голову коленопреклоненной Хонор, которая не почувствовала в этом жесте ни малейшего высокомерия. Она не принадлежала к его пастве, но глубина веры этого человека внушала уважение.

– Леди Харрингтон, ты говоришь, что не исповедуешь нашу религию, однако к Богу можно прийти разными путями.

Послышались вздохи – кому-то эта мысль показалась чуть ли не еретической, – но протестовать вслух никто не посмел.

– Веруешь ли ты в Господа, дитя?

– Да.

– Обязуешься ли ты, будучи землевладельцем, оберегать и защищать право твоих людей чтить Всевышнего так, как призывают к тому их сердца?

– Обязуюсь.

– Будешь ли ты почитать и оберегать святость нашей Веры, как стала бы почитать и оберегать свою собственную?

– Да.

Кивнув, Хэнкс обернулся к Мэйхью.

– Ваша Светлость, эта дама не пребывает в лоне нашей Святой Церкви, что она и возгласила перед всеми нами, не покривив душой и не унизившись до обмана. Однако добронравие и благочестие ее сверх всякой меры доказаны были деяниями, совершенными ею в защиту не только Церкви, но и всего нашего мира, и ранами, полученными в бою за тех, кому она в ту пору не была обязана службой. А потому я заявляю Вашей Светлости и всему Конклаву, что оная особа благословлена Вседержителем как поборница Его дела, вершащая Его волю, вне зависимости от того, к какой Церкви она принадлежит.

И снова воцарилось молчание, на сей раз более долгое и глубокое. Хэнкс обвел взглядом зал, всех собравшихся, и лишь после этого опустился на свое место.

– Хонор Стефания Харрингтон, – возвестил Мэйхью. – Твои условия выслушаны светскими и духовными лордами Грейсона и сочтены приемлемыми. Поклянешься ли ты теперь пред всеми нами, что это единственные условия, ограничивающие твое служение?

– Я клянусь в этом, Ваша Светлость.

– В таком случае я призываю тебя перед лицом равных тебе принести присягу, – сказал Протектор, и Хонор вновь взялась за рукоять меча. – Хонор Стефания Харрингтон, дочь Альфреда Харрингтона, клянешься ли ты, со всеми оговоренными ранее условиями, хранить верность Протектору и народу Грейсона?

– Клянусь.

– Клянешься ли ты служить Протектору и народу Грейсона верой и правдой?

– Клянусь.

– Клянешься ли пред Богом и высоким Конклавом чтить, блюсти и защищать Конституцию Грейсона и печься о своих подданных, как о родных детях? Клянешься ли заботиться о них в дни мира, возглавлять их в дни войны и управлять ими справедливо и мудро, если будет на то милость Господня?

– Клянусь.

– Твоя клятва принята, Хонор Стефания Харрингтон. Как Протектор Грейсона я объявляю, что отвечу верностью на верность, покровительством на доблесть, справедливостью на честность и возмездием на вероломство, и да поможет мне Господь.

Правая рука Протектора скользнула вниз, на миг накрыв обе ее руки. Потом он вернул Державный Меч Хранителю Врат, и преподобный Хэнкс, соединив ладони, протянул ему нечто, поблескивающее золотом. Мэйхью с почтением принял у него массивную золотую цепь со знаком власти землевладельца. Хонор склонила голову, Протектор повесил цепь ей на шею, и на ее груди, чуть пониже Звезды Грейсона, заблистал Ключ.

Встав с трона, Протектор взял ее за руку.

– Поднимись, землевладелица Харрингтон! – повелел он, и Хонор повиновалась, едва не наступив при этом на край платья. Потом по жесту Мэйхью она повернулась лицом к Конклаву, и зал наполнился громом приветственных восклицаний.

Раскрасневшись, с высоко поднятой головой, Хонор внимала этим возгласам. Она понимала, что не все собравшиеся относятся к случившемуся одинаково, однако важно было то, что, приняв в свои ряды женщину, они поднялись над въевшимися в их плоть и кровь тысячелетними предрассудками. И пусть многие пошли на это лишь под давлением обстоятельств и уступая настойчивому нажиму своего верховного правителя, однако этот исторический, столь многое менявший в их жизни шаг, был сделан. И ей для этого не пришлось покривить душой ни в едином слове присяги.

Привстав на подушке, Нимиц потерся головой о ее бедро. Хонор непроизвольно наклонилась, чтобы снова взять кота на руки, и этот естественный жест вызвал в зале шумное одобрение. Аплодисменты заставили кота приосаниться, а когда Хонор с улыбкой подняла его повыше, на всеобщее обозрение, превратились в овацию.

Затем снова воцарилась тишина: приблизившийся Хранитель Врат коснулся ее локтя, а когда она повернулась к нему, с поклоном поднес ей на ладонях Державный Меч. Принять меч, держа на руках кота, было мудрено, однако Нимиц удивил ее тем, что мигом уловил суть затруднения и перебрался на плечо. Поскольку церемониальное платье не имело стеганого наплечника, кот устроился, не выпуская когтей (из-за чего, однако, ему пришлось держаться передней лапой за макушку Хонор). Возможно, это не вполне соответствовало торжественности момента, зато руки леди Харрингтон оказались свободными, и она смогла принять меч.

Это действо тоже было беспрецедентным. Лен Харрингтон являлся самым новым на Грейсоне, и ей как младшему из землевладельцев приличествовало место на самом нижнем, дальнем от трона краю подковы. Однако – о чем она не знала, принимая орден, – награжденный Звездой Грейсона возводился в ранг Защитника Протектора со всеми подобающими привилегиями.

Бережно держа меч и молясь, чтобы Нимиц, упаси боже, не выпустил когтей, она подошла к стоявшему близ трона резному деревянному столу, на котором красовались ее герб и скрещенные мечи Защитника. Тут она вздохнула с облегчением, поскольку Нимиц легко спрыгнул на стол и расположился на нем с царственной грацией, усевшись на заднюю пару лап и обернув пушистым, цепким хвостом ее и среднюю пару. Хонор тем временем возложила меч на специально подготовленные скобы.

В тот же миг седой, морщинистый старец, сидевший в кресле землевладельца, встал и протянул ей тонкий жезл с серебряным навершием.

– В связи со вступлением в права землевладельца я уступаю вам, миледи, законное место и символ власти, оставляя за вами право судить о моей службе, – объявил Говард Клинкскейлс.

Приняв жезл обеими руками, Хонор улыбнулась – гораздо теплее, чем полагалось по протоколу. Рекомендовав Клинкскейлса ей в регенты, Бенджамин Мэйхью сделал исключительно удачный ход. Старый министр безопасности пользовался репутацией самого честного человека планеты и, что при данных обстоятельствах могло иметь еще большее значение, слыл консерватором, принимавшим преобразования, вводившиеся Протектором, лишь с немалыми оговорками. Согласие такого человека стать ее регентом и управлять ее владениями немало способствовало укреплению положения и авторитета новоявленного стедхолдера.

– Ваша служба превыше моего суждения, – сказала она, глядя старику в глаза и возвращая ему жезл, – и ни я, ни кто-либо другой не в силах воздать за нее в полной мере и вознаградить вас по заслугам.

Последние слова вышли за общепринятые рамки, и глаза старца удивленно расширились.

– Благодарю, миледи, – сказал он, приняв жезл с еще более низким поклоном.

Потом Хонор села в освобожденное им кресло землевладельца, а он занял соседнее, по правую руку от нее. Они повернулись лицом к Конклаву, и вперед выступил Джулиус Хэнкс.

– А теперь милорды… и леди, – преподобный взглянул на Хонор и одарил нового Землевладельца и Защитника лучезарной улыбкой, – позвольте призвать благословение Всевышнего на наши сегодняшние помыслы, высказывания и решения.