Заходя в гостиничный номер, в котором расположилось её специальное подразделение, лейтенант Танди Палэйн тоже думала о змеях и скорпионах. Посещение этого помещения напоминало ей визит в гнездо этих опасных тварей.
Но, закрыв за собой дверь, она усилием воли выкинула эту аналогию из головы. Она знала, что несправедлива, что так скорее проявляется её дурное настроение, чем что-то связанное с её…
Ха, "дамами".
Шутка Розака вызвала у неё лёгкую улыбку и, одновременно, ещё сильнее испортила настроение. Одним из множества вещей, нравившихся ей в капитане, было его чувство юмора.
"Да брось, Танди. Ты можешь целый час провести за перечислением всех положительных качеств Луиса Розака, после чего - опять - прийти к выводу, что он самый сексуальный из окружающих тебя людей, и закончится это тем, что ты окажешься в постели - опять - одна и полная разочарования".
Хуже всего было то, что она знала, что Луис Розак также считает её сексуально привлекательной. Капитан был очень хорош в сокрытии своих чувств, и Танди была практически уверена, что никто, кроме, возможно, старпома, этого не замечал. Но у неё самой не было никаких сомнений, что она возбуждает капитана. Она не была тем, что можно было бы назвать опытной роковой женщиной, но не была и наивной девственницей. Подобные создания на её родной планете Ндебеле не водились.
Закрыв дверь и убедившись, что она заперта, Танди оперлась на неё спиной, скрестила руки на груди, и тяжко вздохнула.
Вообще-то это не было худшим. По-настоящему хуже всего было то, что она понимала - во всяком случае испытывала в этом изрядную уверенность - почему Розак не делает попыток приударить за ней. Что только усиливало её влечение к этому человеку, поскольку, по сути, он поступал так, заботясь о её собственном благе.
О своём тоже, разумеется. Танди прекрасно сознавала, что Розак был чрезвычайно амбициозен и вполне способен быть настолько безжалостным, насколько потребуется для удовлетворения этих амбиций. Кое-кого из девушек - скорее всего большинство девушек - подобное знание могло оттолкнуть. Но эти девицы не родились и не выросли в одном из самых кошмарных гадюшников контролируемого УПБ пространства. Мужчины на Ндебеле были либо хладнокровно-амбициозны, либо, что было справедливо для девяноста процентов, были забитыми созданиями, принуждёнными вести жизнь фактически крепостных крестьян. С женщинами было также, хотя процентное соотношение было ещё хуже. К шестнадцатому своему дню рождения Танди пришла к выводу, что чтобы ещё с ней ни приключилось, жизнь илота УПБ не для неё.
Поэтому, не видя других путей, она завербовалась в армию. В вооружённые силы Солнечной Лиги, а не в одну из вспомогательных военизированных структур, финансируемых Лигой, вроде Пограничной Стражи. Она не хотела иметь ничего общего с УПБ, несмотря на то, что в таких структурах условия приёма были проще. Кроме того, Танди выделялась умом и занималась в школе, так что рассчитывала на карьеру офицера, а не просто рядового. Регулярные вооруженные силы Солнечной Лиги с достаточной готовностью принимали кадетов с планет-протекторатов, хоть особой карьеры им и не светило. В силах УПБ это было невозможно.
Даже с учётом её ума и оценок провернуть подобное не было лёгким делом для кого-то с её происхождением. Не удивило её то, что пришлось удовольствоваться морской пехотой вместо Флота, что она лично предпочла бы. Не удивило и то, что ей пришлось спать с вербовщиком ФСЛ все те недели, что заняли необходимые процедуры, чтобы тот согласился приложить усилия для успешного завершения процесса.
Нельзя сказать, чтобы она особо возражала. Это был не первый раз, когда ей приходилось расплачиваться подобным образом, поскольку это было широко распространённой практикой во многих находящихся под юрисдикцией УПБ протекторатах. Уж точно на Ндебеле. По крайней мере, вербовщик был довольно приятным человеком, старавшимся вести себя по джентельменски - чем сильно отличался от звероподобного управляющего фабрики, который, ещё когда она была подростком, сделал её своей наложницей в обмен на разрешение ходить по вечерам в школу вместо того, чтобы работать. Он также избил её парня до бессознательного состояния, когда тот попытался возразить.
При воспоминании о бывшем её парне, сложенные на груди руки Танди напряглись. Усилием воли она задвинула это воспоминание подальше. Да, он был милым парнем. И к восемнадцати годам стал должным образом забитым илотом.
Всё это она оставила позади себя. Такого человека, как Луис Розак, никаким образом нельзя было назвать "милым", каковы бы ни были прочие его положительные качества. К тому же, не был они ни забитым, ни походил хоть сколько-нибудь на илота. Танди достаточно легко принимала его хладнокровную безжалостность потому, что альтернатива была намного хуже.
Проблема была в том, что капитан был не просто безжалостен, но ещё и умён. И умён настолько, насколько - по крайней мере по очевидно ограниченному опыту Танди - мало кто из безжалостных людей бывает. Он мог думать как шахматист, а не просто как акула в человеческом обличье. И при всей его очевидной уверенности в собственных силах, он был даже достаточно умён, чтобы понимать, что сам по себе сможет забраться не так уж высоко. Поэтому он был одним из очень редких людей, кто мог относиться с безжалостностью не только к другим, но и к самому себе, и кто заботился о том, чтобы собрать вокруг себя сильную команду, вместо того, чтобы ослаблять её по мелочам.
И поэтому, вздохнула она, ещё одна ночь пройдёт в одиночестве. Очень жаль, но…
"Повзрослей, девочка. Это просто влюблённость, забудь её. Если так уж невмоготу, нельзя сказать, чтобы ты не могла найти другой выход".
Их было в избытке, если на то пошло. Капитан никоим образом не был единственным мужчиной в округе, кто находил её высокую и атлетичную фигуру весьма соблазнительной. Просто он был единственным, кто не предпринимал никаких шагов к сближению… и, увы, единственным, кто вызывал интерес у неё самой.
- Опять хандрим, да? Должно быть проблемы с мужчинами, подруги.
- Глупости. Если тебе нужен мужчина, кайя, просто возьми его.
- Если нужна помощь, мы его подержим, пока ты не кончишь.
Танди подняла сердитый взгляд. Временами ей нравился грубый юмор её подчинённых. Иногда же - как в данном случае - нет. Нисколько.
Под её обжигающим взглядом женщины, вышедшие в гостиную комнату номера из спален, подались назад на шаг-другой. Стремительность, с которой они сделали это, слегка развеяла дурное настроение лейтенанта Палэйн. Отчасти потому, что грациозность этого движения демонстрировала их собственный атлетизм, что не могло не нравится в своих бойцах любому командиру пехотного подразделения. В основном же, однако, причиной этого было то, что стремительность их реакции была абсолютным доказательством того, что ни у кого из этих женщин давно не было никаких сомнений, что Танди Палэйн, если захочет, сможет сделать из них отбивную.
Суперлюди они там или нет. Когда она закончит, они будут отбивной котлетой.
- Это просто шутка, кайя, - извинилась одна из них.
Танди расплела руки и отмахнулась от извинений.
- Неважно, Лара. Проблемы с мужчинами, как ты и сказала. Но с каких это пор мужчины стали стоить беспокойства?
Присутствующие разулыбались. Танди ничего не могла с собой поделать, ей всегда нравились их улыбки. По крайней мере после того, как несколько поединков в полный контакт - и несколько сломанных костей - убрали из них все намёки на ухмылку. В конце концов, это было неподходящее выражение лица для змей и скорпионов.
- Моя собственная полуприручённая волчья стая, - пробормотала она про себя. А затем, поражённая внезапной мыслью, спросила вслух: - А есть ли такое выражение "волчичья стая"?
***
Как и предсказывал лейтенант-коммандер Ватанапонгсе, поселившиеся в "Рынке Мыльца" мезанцы обрадовались новости о прибытии Зилвицкого ещё меньше солли.
- Это волчья стая, Унзер, чего вы хотите? - Хайчэн Рингсторфф взмахом руки указал на закрытую дверь, через которую они вышли. - Вот только волки не умеют лгать. Так что…
Помощник Рингсторффа, Георг Литгоу, уже плюхнулся в кресло. Рингсторфф направился к другому и сделал то же самое.
- Говорят ли они правду? Как я могу знать? Всё, что я могу утверждать, это что я уж точно не отдавал приказа пришить Штейна.
Унзер Дим вперил гневный взгляд в своего формального подчинённого.
- Выбирайте выражения, Хайчэн. Какого черта вы вообще думали, когда допустили кощеев до обеспечения безопасности? Мы всегда соблюдали осторожность и держали их на расстоянии.
Рингсторфф воздержался от усмешки, но выражение его лица ясно показало, что он не хуже Дима понимает, что его подчинённый статус был в основном фикцией. Если оставить в стороне бессмысленные формальности, Рингсторфф отвечал по существу за все мезанские операции по обеспечению безопасности в пространстве Эревона и окрестностях. Он отвечал перед Советом Координаторов Мезы, а не перед какой-то конкретной компанией из представленных в этом совете. И хотя пост Унзера Дима как представителя "Джессик Комбайн" на Эревоне - более точно было бы называть его "бродячим аварийщиком" - означал невозможность отмахнуться от него или в открытую его проигнорировать, реальная его власть над Рингсторффом была фактически нулевой. Тем более что Рингсторффа поддерживала "Рабсила", а "Джессик" фактически, хоть и неявно, являлся дочерним предприятием "Рабсилы". Сведения о владельцах, разумеется, держались в строгой тайне, и формально две корпорации ничего не связывало. На практике же "Джессик" служил "Рабсиле" удобным способом прятать существенную часть своих доходов от внимания публики.
- Мне это тоже не нравится, Унзер. Но, если вы не заметили, - в этом месте он слегка скривил губы, - я действую вне пределов Солнечной Лиги. Хорошо это тем, что мне нет нужды так уж заботиться о внешних проявлениях своей деятельности, а плохо тем, что мне приходится обходиться тем, что я могу получить. Вы не хуже меня знаете, что большинство мезанских подрядчиков не подпишутся на длительную работу за пределами территории Лиги или Силезской Конфедерации. И чертовски точно не станут это делать после того фиаско, что было у нас со "Стальным кулаком".
Дим скривился и опустился в кресло напротив Рингсторффа.
- Да, знаю. И всё-таки… Кощеи, ради всего святого! Просочится слух…
- К кому просочится? - вопросил Рингсторфф. - Мы достаточно далеко от Лиги, чтобы здесь было чертовски мало людей, хоть что-то помнящих из древней истории Земли. "Последняя Война" для них просто выражение из школьного учебника. В действительности оно для них ничего не значит, тем более не вызывает в памяти детали. Тех, кто хотя бы вспомнит термин "Кощеи" вообще можно по пальцам пересчитать.
Он саркастически фыркнул.
- Правда в том, что гораздо рискованнее держать на жаловании масадцев. Эти фанатики действительно разозлили немало людей в этой части галактики - и сделали это не далее нескольких лет тому назад. Поскольку именно масадцы привели кощеев, то избавиться о них можно только избавившись от масадцев. Что - поверьте! - я с радостью сделаю в мгновение ока, если так скажет Совет. Вообще-то нанять масадцев было их идеей, не моей.
Дим нахмурился. Он, как и Совет, считал, что услуги масадцев были слишком ценны, чтобы от них отказаться. Религиозные фанатики брались за такие дела, на которые обычные подрядчики даже бы не взглянули. В конце концов, масадцы не были наёмниками. Во всяком случае, в полном смысле этого слова.
Именно поэтому, разумеется, Рингсторфф и возражал против их найма. Масадцы были обоюдоострым клинком, поскольку их наниматель не мог быть до конца уверен, не выйдут ли фанатики за пределы, официально устанавливаемые для любой операции. А с такой проблемой, в другом обличье, Рингсторфф недавно свёл близкое и болезненное знакомство в этом самом углу галактики.
Всё это было полной неразберихой. Дим потёр лицо и вздохнул.
- Ладно, замечательно. Так скажите, что вы по этому поводу думаете. Кто убил Штейна? Точнее, кому это понадобилось.
Рингсторфф пожал плечами.
- Не имею представления. Я уж точно не отдавал такого распоряжения. Зачем бы? Штейн вопил уже десятилетиями, эка невидаль. Если это хоть сколько-то вредило бизнесу, никто этого не замечал.
- Кто тогда ещё?
- Откуда мне знать? Галактика велика! Лицемерные крикуны типа Штейна заводят врагов направо и налево - а у него на это было полвека. Это может быть практически кто угодно.
- Но обвиняют-то нас!
Рингсторфф выпрямился в кресле.
- Вы что, вчера родились? Унзер, Мезу обвиняют во всём подряд. И что с того? Если хотите знать моё мнение, это только добавляет романтической ауры планете. Мы слишком полезны для слишком многих людей с реальными властью и влиянием, чтобы хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь хоть что-нибудь сделал. Тем временем наша репутация только привлекает бизнес к нам.
Дим гневно уставился на него и процедил сквозь зубы:
- Для того, кто должен быть "специалистом по безопасности", у вас тараканьи мозги. Кто-то убил Штейна, Рингсторфф, и в этом обвиняют нас. Вам не приходило в голову - хоть раз! - что быть может это и было их целью?
Рингсторфф ухмылялся уже в открытую.
- Не увлекайтесь, Дим. Подобных причудливых маневров не бывает за пределами голодрам. Правило Безопасников Номер Один: не приписывай хитрому заговору то, что может быть объяснено глупостью. Штейн был убит потому, что кто-то наконец-то спустил собак на это ничтожество. Туда и дорога. Ему поставят часовню, и через десять лет о нём никто и не вспомнит, а мы по-прежнему будем грести деньги лопатой.
Дим поднялся.
- Продолжать это бессмысленно. По возвращении я представлю Совету письменный протест.
Рингсторфф пожал плечами.
- Как пожелаете.
- Именно. Тем временем, могу я надеяться, что вы по крайней мере удержите этих своих волков на сворке?
- Ради всего святого, Дим, вы же стояли рядом со мной, когда я отдавал им приказ! "Даже не смотреть в сторону Антона Зилвицкого. Он под запретом". Вы же слышали, что они поклялись не делать этого. Поклялись именем их собственного Бога, когда я потребовал. Одно хорошо в этих маньяках. Они не нарушат такой клятвы.
***
В гостиной соседнего номера "Рынка Мыльца", куда специальное подразделение Рингсторффа удалилось после разговора с ним и Димом, их лидер приостановил воспроизведение.
- Все её запомнили? - вопросил он.
По комнате пробежала волна кивков. Один из присоединившихся к масадцам кощеев кивнул в сторону двери.
- Мы им подчинимся?
Гидеон Темплтон собирался было продолжить воспроизведение, но вопрос заставил его погодить. С некоторым усилием он сумел не нахмурится. Большинство неофитов Церкви Освобождённого Человечества (в изгнании) до сих пор страдало пробелами в понимании теологии. Гидеон был достаточно честен, чтобы признавать - наедине с самим собой, если не перед кем-то ещё - что часть проблемы заключалось в том факте, что его секта была новой, основанной его отцом Эфраимом не так много лет назад, когда тот был вынужден бежать от преследования на самой Масаде. В результате доктрина новой церкви не во всём была ясной, поскольку Эфраим не успел оговорить все моменты до своей смерти.
И всё-таки… удержаться от сердитого взгляда было непросто. Ответ на этот вопрос, в конце концов, должен был быть очевидным. Не в первый уже раз Гидеон столкнулся с той проблемой, что некоторые укоренившиеся привычки неофитов ставили под сомнение успешность их приобщения к церкви. Даже Гидеон, временами, находил проблематичным не думать о них как о "кощеях", хотя именно он запретил использование этого термина среди Избранных.
- Мы поклялись именем нашего Бога, - отрывисто произнёс он, практически выплёвывая слова. - Подобная клятва не может быть нарушена.
Если Кощей - Гидеон заставил себя поправиться; "Избранный в Войне Против Нечестивых" - и был хоть в малейшей степени смущён выговором, по нему этого было не сказать. Со всем непроизвольным высокомерием генетически сконструированной породы он просто улыбнулся Гидеону и слегка пожал плечами. Было достаточно очевидно, что жест обращён к его товарищам-неофитам. Словно говоря им: "это вроде как глупо, на мой взгляд, но мы не будем возражать".
Гидеон решил оставить это без последствий. Как бы часто они не раздражали его небрежным отношением к доктрине, неофиты были слишком ценны, чтобы рисковать вызвать их отчуждение чрезмерно жёсткими и частыми поучениями. В очередной раз он заставил себя успокоиться.
- Мы подчинимся приказу держаться подальше от Зилвицкого, - повторил он. - Мы связаны клятвой. Но - но! - как и все подобные клятвы, она конкретна. Поскольку мы не язычники, мы будем считать, что ограничение распространятся на всех Зилвицких. Даже на его ублюдочную дочь, - он обвёл всех присутствующих в переполненной комнате пристальным взглядом, тщательно ничем не выделяя неофитов. - Это понятно?
У одного из его людей - на это раз у давнего Истинного, а не у неофита - на лице появилось болезненное выражение. Понимая причину этого, Гидеон холодно улыбнулся.
- Учитывая то, что конкретно её имя не упоминалось, я полагаю, что мы можем позволить себе в отношении неё некоторую свободу, если того потребуют тактические соображения. Она не должна пострадать, во всяком случае, серьёзно…
У одного из неофитов на лице появилась лукавая улыбка. Понимая и причину её появления, Гидеон вперил в него гневный взгляд.
- Это относится и к овладению, Зинграм!
Кощей - избегать этого термина было весьма сложно, особенно в мыслях - отреагировал тем же небрежным пожатием плеч. На этот раз Гидеон решил не спускать вопрос на тормозах. Он был готов терпеливо относится к проблемам с доктриной, но не с дисциплиной.
- Не играй со мной, - прорычал он. - Мы не признаём языческую концепцию "изнасилования", это верно. Но поскольку язычники признают, а клятву мы дали язычникам, мы не будем заступать за эту границу. Не из уважения к язычникам, но потому, что не занимаемся крючкотворством перед лицом Бога. Ты понял?
Он дождался кивка неофита.
- Замечательно. Итак, девчонка не должна серьёзно пострадать, и ею нельзя овладеть. За исключением этого, однако, я не вижу причин, по которым мы были бы обязаны держаться в стороне от неё с тем же тщанием, как должны делать в случае Антона Зилвицкого. Если случится так, что она будет там, когда настанет момент, уверен, несложно будет просто оттолкнуть её в сторону. Если в результате этого она заполучит несколько синяков, быть по сему.
Он подобрал пульт дистанционного управления головизором.
- В настоящий же момент сосредоточимся на том, что важно.
Фигурки голозаписи снова ожили. Горящий взгляд Гидеона впился в одну из них.
- На моей сестре, - прошипел он, - зачатой обманом, рождённой и выросшей среди почитающих шлюх безбожников. Как только Зилвицкого не будет поблизости…