Ли Хан с трудом пробудилась от сна.

«Сейчас произойдет что-то ужасное», – еще пребывая во власти страшных сновидений, подумала она.

Ли Хан открыла глаза и увидела выкрашенный в приглушенные тона потолок, по которому плясали яркие блики солнца, пробивавшиеся сквозь занавеску, которую колыхал теплый ветер. Страх стал постепенно отступать.

«Значит, это был просто кошмар! – подумала она, поднося руку к лицу. – Кошмар! Если бы это был не сон, я уже была бы мертва. А ведь я даже не…»

Она провела рукой по лбу и похолодела от ужаса: где же брови? Дрожащей рукой Ли Хан потянулась к волосам. Волос тоже не было!

Значит, это был не сон! Ли Хан проснулась окончательно и сжала кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Из ее глаз потекли горькие слезы, сердце бросало упреки Вселенной, у которой хватило жестокости пощадить ее саму, сделав перед этим свидетельницей гибели обожаемой «Черной Стрелы».

Однако многолетняя привычка держать в узде эмоции помогла Ли Хан побороть внешние проявления скорби. Вселенной не было и не могло быть до нее никакого дела. Вселенная не была ни доброй, ни злой. Она была совершенно равнодушной к человеку, и Ли Хан в ней была предначертана своя роль, которую надо было сыграть до конца. Ли Хан зашевелила бледными губами, произнося слова медитации, много лет позволявшие ей сосредоточиться и совладать с собственными чувствами. Однако на этот раз понадобилось более часа для того, чтобы загнать горе на задворки сознания и успокоиться.

Наконец, взяв себя в руки, Ли Хан открыла глаза.

«Судя по всему, я в госпитале», – подумала она, поворачиваясь к окну. Она явно была на какой-то планете с маленьким теплым солнцем. Алькумар вообще не имел планет, а те что вращались вокруг Лассы, были холодными и безжизненными. Значит, она на Симмароне! Из этого вытекало, что республиканцы одержали победу… или потерпели поражение!

Ли Хан чуть не рассмеялась, обдумывая эту любопытную дилемму. Кто же она? Героиня-победительница в госпитале на захваченной планете? Или жалкая военнопленная, которую лечат милосердные тюремщики? Внести ясность можно было только одним способом, и она, ужасаясь слабости собственных мышц, потянулась к кнопке вызова.

Дверь в палату почти сразу же отворилась. Ли Хан медленно повернула голову в сторону дверного проема. Свет ослепил ее, она заморгала слезящимися глазами и с трудом рассмотрела вошедшую женщину в белом халате. Лишь через несколько секунд, показавшихся бесконечными, ее затуманенные глаза наконец смогли прочесть вышитые на груди белого халата маленькие буквы «ВКФ РСЗ».

Значит, они все-таки победили! Ведь ни один начальник лагеря для военнопленных, организованного Земной Федерацией, не позволил бы своим пленникам носить республиканские знаки различия! Ли Хан закрыла глаза, чувствуя, как наплыв радостных эмоций безжалостно рвет в клочья с таким трудом достигнутое ею душевное равновесие. Потом она почувствовала легкое прикосновение прохладных пальцев к запястью. Это сестра щупала ее пульс. Ли Хан заставила себя снова открыть глаза и посмотреть на простое, спокойное лицо женщины.

– Сколько?… – У Ли Хан пересохло в горле, она почувствовала внезапный приступ тошноты, но с мрачной решимостью попыталась еще раз. – Сколько времени?… – прохрипела она, в ужасе подумав, что взамен мелодичного сопрано получила воронье горло.

– Немногим более недели, коммодор, – спокойно ответила медсестра, подав ей стаканчик с наполовину растаявшим льдом. Она поднесла пластмассовую соломинку к потрескавшимся губам Ли Хан, которая стала с жадностью пить и закашлялась, когда вода начала стекать в ее иссушенное горло. Смысл же услышанных слов дошел до нее лишь тогда, когда медсестра наконец отняла соломинку, аккуратно разжав пальцы Ли Хан, которая, совсем как капризный ребенок, не хотела ее отпускать.

– Целую неделю? – переспросила Ли Хан, мысленно проклиная свой затуманенный мозг.

– Так точно, командир, – спокойно ответила медсестра и нажала на какую-то кнопку.

Верхняя половина кровати стала приподниматься, и Ли Хан с ужасом схватилась за боковые поручни, когда комната неожиданно поплыла у нее перед глазами.

– Может, пониже? – Медсестра тут же отпустила кнопку, но Ли Хан почти со злостью покачала головой. Она все-таки офицер ВКФ и не собирается страдать морской болезнью в больничной койке! Медсестра несколько секунд пристально смотрела на нее, потом пожала плечами и держала кнопку до тех пор, пока Ли Хан, боровшаяся с головокружением и думавшая о том, стоит ли тешить свое самолюбие ценой таких страшных мучений, не оказалась сидящей в кровати.

Впрочем, головокружение постепенно прошло. Кровать все еще слегка покачивалась, и тошнота время от времени подступала к горлу, но в общем и целом Ли Хан чувствовала себя лучше. Она заставила себя напрячься и рассмотреть имя на значке, приколотом на груди медсестры.

– Лейтенант Тиннаму!

– Я!

– Зеркало! – просипела Ли Хан. Медсестра смотрела на нее с невозмутимым лицом, но Ли Хан заметила, как в ее глазах проскользнуло сомнение, и заставила себя улыбнуться саднящими губами. – Ничего страшного! Я переживу!

– Ну ладно! – Медсестра достала маленькое зеркальце. Казалось, оно весит килограммов пятьдесят, но Ли Хан заставила себя поднять его и взглянуть на незнакомку, держащую его в руке.

Глаза покоились на дне огромных черных провалов на исхудавшем серо-зеленом лице, губы покрывали язвы, а кожу – какие-то рябые пятна. Голый череп казался непристойно маленьким на длинной костлявой шее, ключицы выпирали из-под больничного халата, как ребра отощавшей коровы.

Лучевая болезнь! Она и раньше видела ее жертв, но в затуманенном сознании, наблюдавшем собственное тело словно со стороны, лениво шевелились мысли о том, что в таком состоянии ей приходилось видеть только покойников. Ли Хан мысленно перенеслась в тот последний момент, когда она была в сознании, а стекло шлема потемнело.

«Еще бы чуть-чуть, и мне крышка!» – подумала она.

Выходит, огненный шар действительно чуть ее не настиг!

– А капитан Цинг Чанг? – хрипло спросила она. – А лейтенант Кан?

– Живы, – коротко ответила лейтенант Тиннаму, отнимая у Ли Хан зеркальце. Впрочем, она положила его на столик рядом с кроватью так, чтобы до него всегда можно было дотянуться, и Ли Хан чуть не прослезилась, поняв, что таким образом медсестра продемонстрировала веру в ее мужество.

– Ну и… что со мной? – дрожащим голосом спросила Ли Хан.

– Ничего хорошего, но жить будете. Расспросите лучше врача.

– А когда он будет?

– Уже идет, – ответила медсестра. – Вот он!

Дверь с шипением отворилась, и в палату приплясывающей походочкой вошел маленький розовощекий человечек, улыбавшийся такой ослепительной улыбкой, что Ли Хан даже задумалась над тем, смешат ее его прыжки и ужимки или раздражают.

– Доброе утро, коммодор Ли! – выпалил он, и Ли Хан удивленно уставилась на него, услышав резкий выговор уроженца Нового Детройта.

Она почти механически стала разглядывать его форму в поисках знаков различия.

– Да, да! – с хитрым видом усмехнулся врач. – Я один из тех мерзавцев, что остались верны законному правительству. Но в конечном итоге, – добавил он, иронично улыбаясь, – что такое знаки различия для нас, милосердных целителей! К вашему сведению, я по-прежнему считаю всех вас совершенно очаровательными, но закоренелыми бунтовщиками… Впрочем, мои больные меня очень хвалят!

Его ирония не оставила Ли Хан равнодушной, растрескавшиеся губы стали расплываться в улыбке.

– Ну вот и отлично, – усмехнулся доктор, скрестив руки на груди и глядя на Ли Хан, сидевшую в койке. – Кстати, меня зовут Левеллин, капитан Левеллин. Рад с вами наконец познакомиться. Я частенько забегал к вам всю эту неделю, но вы не считали нужным приходить по этому поводу в сознание.

– Что со мной? – прохрипела Ли Хан.

– Говорят, бывает и хуже, – откровенно ответил капитан Левеллин, – но лично я не видел. Еще чуть-чуть, и от вас остался бы малюсенький кусочек жаркого. Ведь в настоящий момент вы весите около двадцати восьми килограммов.

При этих словах Ли Хан вздрогнула, но не опустила глаз, и Левеллин ободряюще кивнул ей:

– Скажите спасибо, что рядом с вами взорвалась обычная ракета без всяких прибамбасов, – продолжал он. – С другой стороны, сиди вы в спасательной капсуле, давно бы съехали из нашего уютного пансионата. Насколько я понимаю, все спасательные капсулы на мостике были покорежены и ваши офицеры вытащили вас оттуда в последний момент.

– Сколько спаслось? – просипела Ли Хан.

– Из тех, кто был на мостике, – с сочувствием глядя на нее, сказал доктор Левеллин, – пятеро вместе с вами. Ли Хан вздрогнула, и он поспешил продолжить:

– Но остальным отсекам повезло намного больше. Спаслось больше половины команды.

У Ли Хан дрожали губы, хотя доктор был, разумеется, прав: спасение доброй половины команды в такой ситуации было настоящим чудом! Впрочем, это не помешало меньшей половине команды зажариться живьем в обломках своего корабля!

– Что касается лично вас – вы получили огромную дозу радиации, но начальника штаба, судя по всему, не прикончить даже нейтронной бомбой! Он дотащил вас с лейтенантом до спасательного корабля и вовремя подключил к аппаратам для переливания крови. Тем не менее двое суток ваша жизнь висела на волоске. Мы как следует очистили ваш организм, и число хромосом вроде бы стабилизировалось, но все равно считайте, что вам зверски повезло, милая моя!

– По-моему, я похожа на живой труп, – просипела Ли Хан.

– Разумеется, вам здорово досталось, – кивнул Левеллин. – В конце концов, нам, докторам, не следует ничего скрывать от своих больных… Но теперь мы можем отключить вас от приборов и начать постепенно откармливать, так что вы быстро поправитесь. – Он внимательно изучил лицо Ли Хан и быстро вскочил на ноги. – А сейчас вам надо поспать. Я все понимаю! – отмахнулся он от Ли Хан, начавшей было протестовать. – Вы и так долго пролежали без сознания! Но эта планета никуда не денется! Еще успеете полюбоваться на солнышко! У вас, помимо всего прочего, сломано семь ребер, треснула скула, имеются перелом бедра и травма черепа. Все это заживет не скоро.

Ли Хан смотрела на него вытаращенными от удивления глазами, не понимая, почему у нее ничего не болит. Вероятно, ее напичкали болеутоляющими средствами! Вот она ничего и не соображает! Последние слова доктора отдавались как эхо в пустой пещере, и до Ли Хан наконец дошло, что пустая пещера – это ее собственный череп. Она снова заморгала и позволила своему сознанию поплыть куда-то вдаль. Блики солнца плясали на потолке над головой, ласково убаюкивая и принося безмятежные сны…

Несколько следующих дней оказались очень тяжелыми. Ли Хан тошнило, кружилась голова. Она возненавидела торчавшие вокруг койки бесчисленные аппараты с их постоянно мерцавшими мониторами. Приборы молчали, но она ощущала их постоянное присутствие. Они изучали ее тело, шарили по нему в поисках малейших признаков еще не подавленных патологических процессов. Они были детищами спасшей Ли Хан науки, но она ненавидела их за то, что своими проводами они приковывали ее к больничной койке.

Нечеловеческими усилиями Ли Хан удавалось успокоиться, но покой очень часто пропадал без предупреждения. Не меньше, чем физическую слабость, она ненавидела себя за то, что не могла сохранять выдержку. Особенно трудно ей было взять себя в руки, когда лейтенант Тиннаму отказалась пропустить к ней Цинг Чанга.

Сначала Ли Хан пыталась ее убедить, потом попробовала приказать, напомнив, что та имеет дело с офицером высокого ранга, но лишь убедилась в том, что военных медиков запугать невозможно. Наконец, она закатила невероятный скандал, который очень удивил бы любого, кто ее знал, но больше всех поразил ее саму. Еще больше она была ошеломлена тем, что под конец скандала не выдержала и разревелась.

На этом все и закончилось. Ли Хан упала на подушки, полностью измотанная бурными эмоциями, и ее изможденное тело долго билось в рыданиях. Она отвернулась от сочувственно глядевшей на нее медсестры, которая, нахмурившись, вышла в коридор.

Ли Хан с облегчением услышала звук затворившейся двери, потому что одновременно стыдилась и боялась своих эмоций. Как же можно командовать другими, если ты не в состоянии держать в руках саму себя?!

Однако дверь снова отворилась, и кто-то осторожно откашлялся. Ли Хан резко оглянулась и увидела капитана Левеллина, смотревшего на нее с непривычно суровым выражением на круглом розовом личике.

– Полагаю, командир, многие назвали бы ваше поведение недостойным офицера, но я весьма старомоден и считаю, что вы просто поддались слабости.

– Да, да! – снова отвернувшись, прохрипела Ли Хан. – Приношу свои извинения. А теперь, пожалуйста, оставьте меня! Я сейчас успокоюсь…

– Вы так полагаете? – В строгом тоне доктора сквозило сочувствие. – А я вот в этом не уверен. Полагаю, вы не успокоитесь, пока не смиритесь с тем обстоятельством, что вы просто человек. А человек не чужд некоторым слабостям.

– Дело не в этом, – запротестовала Ли Хан, по-детски вытирая глаза сжатыми кулаками. – Я имела в виду…

– Дело именно в этом, – негромко проговорил доктор. – Я ознакомился с вашим послужным списком, командир. Вы награждены почетным оружием. Вы стали самым молодым капитаном ударного флота. Вы награждены Звездным Крестом и должны были отправиться на учебу в Высшую военную академию, чему помешала… нынешняя заварушка. И это лишь то, что значится в личном деле. А ваша команда!

– А что моя команда? – Вопрос невольно сорвался у Ли Хан с языка, и она прикусила его, переживая, что совершенно не может держать себя в руках.

– Оставшиеся в живых члены экипажа осаждают наш госпиталь с момента вашего появления здесь. Если бы я был помягче, вас просто задушили бы в объятиях, но мне совершенно не хочется вас хоронить, и я этого не допущу. И послужной список, и такая нежная любовь экипажа могут рассказать очень многое о том, что вы за человек. Я понимаю: вы совершенно не привыкли чувствовать себя беспомощной, – сказал он внезапно потеплевшим голосом.

Ли Хан смутилась и отвернулась. Но доктор Левеллин спас ей жизнь, и она не могла не удостоить его ответом.

– Да, не привыкла, – коротко сказала она.

– Вот именно! Поэтому-то вы на все так бурно и реагируете, – без обиняков сказал доктор, и Ли Хан снова повернулась к нему.

– Возможно, – спокойно сказала она. – Но если вы хотите, чтобы я успокоилась, вам лучше сказать мне всю правду, доктор!

Обвиненный в сокрытии правды, капитан Левеллин окаменел и уставился на Ли Хан слегка прищуренными глазами.

– Почему вы считаете, что я не сказал вам всей правды? – наконец спросил он ровным голосом.

– Не знаю, – в сердцах призналась Ли Хан. – Но ведь я угадала?

– Да

Его прямой ответ удивил Ли Хан, которая ожидала, что доктор начнет вилять. Однако она явно недооценила этого маленького «индустриала»: он был так же не способен уйти от честного ответа на прямой вопрос, как и она сама.

– Ну и что же вы от меня скрыли?

– Думаю, вы и сами догадываетесь, – тихо ответил Левеллин. – Просто стараетесь об этом не думать. Я надеялся, что вы отгоните от себя эти мысли, но вы намного более жестоки к себе, чем я предполагал, – добавил он, и при этих словах в сознании Ли Хан отворилась дверь, которую она изо всех сил прижимала ногой, не позволяя ей открыться.

«Он прав, – отстранение подумала она. – Я это знала».

Она нащупала под одеялом свой живот, и доктор, следивший за ее рукой, кивнул.

– Да, – сказал он, и Ли Хан до крови прикусила нижнюю губу.

– Ну и что же там? – наконец спросила она, стараясь сдержать дрожь в голосе.

– Да ничего хорошего, – честно ответил Левеллин. – Большинство яичников стерильны, остальные сильно пострадали. Но отдельные – в полном порядке. У вас еще могут быть здоровые дети, коммодор!

– Какие на это шансы? – с горечью в голосе спросила Ли Хан.

– Шансов мало, – недрогнувшим голосом ответил доктор, глядя ей прямо в глаза. – Но вы же прекрасно знаете, как это делается. Нет ничего проще, чем на ранней стадии проверить эмбрион и, если он неполноценен, сделать аборт.

– Понятно. – Ли Хан отвернулась.

Левеллин хотел было дотронуться до ее плеча, чтобы попытаться успокоить, но его рука замерла в воздухе. Он понял, что на этот раз Ли Хан не впала в депрессию, а просто обдумывает услышанное.

Доктор в беспомощности смотрел на нее. Он сочувствовал ей и очень хотел как-нибудь утешить. И все же он ощущал, что в этом больном, изможденном теле таится не только горе, но и какая-то чистая, почти по-юношески невинная сила, подобная мощной стальной пружине в самом центре ее существа. Он впервые видел женщину, до такой степени познавшую свою сущность, хотя и не полностью отдающую себе в этом отчет.

Левеллин сел на стул и начал наблюдать, как постепенно спадает напряжение, сковавшее ее исхудавшее тело, понимая, что она скоро снова к нему повернется, что своим уходом он лишь пробудит в ней чувство стыда. Наблюдая, как покой возвращается в изможденное тело Ли Хан, доктор внезапно ощутил невероятное умиротворение, словно женщина, лежавшая перед ним на больничной койке, была лишь крайним звеном бесконечной цепи, способным черпать новые силы у остальных звеньев, уходящих во тьму веков. Он уже понял, что ее спокойствие проистекает из многолетней привычки к самодисциплине, но теперь он еще глубже проник в суть этой натуры, ощутив, что она, как и многие поколения ее предков, рождена свободной, и ему захотелось иметь побольше праотцов, у которых он мог бы почерпнуть такое же страстное стремление к независимости.

Наконец Ли Хан шевельнула покрытой темным пушком головой на белой подушке и заговорила:

– Благодарю вас, доктор. Наверное, вам следовало бы сказать мне об этом пораньше, но, может, вы поступили правильно.

– Нет, я был не прав, – смиренно признал свою ошибку Левеллин.

– И это возможно. Как бы то ни было, теперь я все знаю, и мне надо это обдумать.

– Понимаю. – Доктор неохотно поднялся со стула, с изумлением осознав, что ему не хочется удаляться от источника этой невероятной силы. Потом он встрепенулся и неуверенно улыбнулся:

– Может быть, попросить лейтенанта Тиннаму зайти к вам? По-моему, она опасается, что в… беседе с ней вы перенапряглись.

– Вот как? – На усталом лице Ли Хан заиграла улыбка. – А ведь я и не подозревала, что знаю такое количество ругательств… Впрочем, сейчас мне хочется побыть одной. Пожалуйста, извинитесь за меня перед ней. А лично я принесу ей свои извинения попозже.

– Как вам будет угодно, – сказал Левеллин, обрадовавшись, что Ли Хан наконец улыбнулась. – Мы, милосердные целители, прекрасно понимаем, что у больных иногда пошаливают нервишки, командир.

– Прошу вас, называйте меня просто Ли Хан, – сказала она, прикоснувшись к его запястью тонкими, как у скелета, пальцами. – Я обязательно извинюсь перед ней. Но только не сейчас!

– Я непременно ей это передам, Ли Хан. – Доктор грустно улыбнулся и показал пальцем на значок у себя на груди:

– А меня зовут Дэффид.

– Благодарю вас, Дэффид!

Ли Хан еще раз улыбнулась и закрыла глаза.

Капитан Левеллин вышел из палаты.

***

Прошло много часов, прежде чем Ли Хан действительно смирилась с происшедшим. На самом деле, если как следует подумать, в этом не было ничего удивительного, но Ли Хан почему-то всегда верила, что именно с ней этого не случится. Все, конечно, казалось очень несправедливым, но смешно требовать справедливости в мире животных!

По щекам Ли Хан текли слезы, и на этот раз она их не стыдилась. Раньше в жизни все было разложено по полочкам. Она понимала, что стремится отличиться на избранном поприще, знала, что ее гордость требует, чтобы ее высокий профессионализм был отмечен. Будучи женщиной, она особенно сильно ощущала потребность как можно раньше получить признание, ведь она была не просто дочерью Дальних Миров, а настоящей шанхайкой, родившейся в культурной среде, где личность воспринималась как частичка целого поколения. Поэтому ее жизнь была расписана с начала до конца: надо сделать карьеру в Военно-космическом флоте, а потом найти время и родить столь желанных детей.

Ли Хан металась на койке в отчаянии от потери, которую переживала еще острее от того, что никогда не обладала тем, что уже потеряла. Страшно щемило сердце, но ужасный миг прозрения был уже позади. Теперь оставалось только понять, как жить с этим чувством потери, только научиться терпеть невыносимую боль.

Она с грустью думала о том, что все было бы по-другому, родись она в одном из перенаселенных Внутренних Миров, где доступ к омолаживающей терапии был строго ограничен. В Дальних Мирах все было иначе, и в тридцать девять лет она выглядела – и чувствовала себя – как двадцатилетняя девушка из Внутренних Миров. С возрастом эта разница ощущалась еще сильнее. Она надеялась, что способность иметь детей у нее сохранится еще по меньшей мере лет пятьдесят. Пятьдесят отныне похищенных у нее лет! Теперь она даже завидовала обитателям Внутренних Миров, уходившим из жизни так скоро. В припадке острой жалости к себе она подумала о том, насколько прекрасно своей скоротечностью их старческое одиночество.

Ли Хан грустно усмехнулась. Несмотря на свое происхождение, Левеллин был хорошим человеком, но все слова, которыми он пытался ее утешить, лишь подчеркивали, насколько они не похожи друг на друга. На Звездных Окраинах было слишком мало обитателей. Слишком большая или слишком маленькая сила тяжести и враждебная к человеку среда обитания препятствовали деторождению. Потребовалось несколько поколений, чтобы биологические процессы полностью приспособились к новым условиям, и ни одной шанхайке даже не пришло бы в голову зачинать ребенка с потенциально смертоносной наследственностью. Дети в мире Шанхай были огромной ценностью, гарантией продолжения рода, а не новым бременем, налагаемым на ресурсы перенаселенного мира. Умом Ли Хан могла смириться с тем, что сказал ей Левеллин, сердцем же – никогда.

Она медленно покачала головой, чувствуя, как боль отступает перед лицом принятого решения. Чтобы остаться верной себе и своей культуре, она могла сделать только одну вещь. От мысли об этом сердце стало меньше болеть, но ничто не могло победить теперь ее глубокое горе.

Время в госпитале тянулось медленно. Ли Хан никогда не приходилось проводить в праздности так много дней, и она чувствовала, что отстает от жизни. Ее боевая группа была расформирована. Пережившие сражение «Ятаган» и «Шмель» отремонтировали и перевели в другие соединения. Спасшиеся с мостика «Черной Стрелы» тоже ожидали назначения на другие корабли. Цинг Чангу предстояло лечиться почти так же долго, как и самой Ли Хан, а Эстер Кейн погибла вместе со своим кораблем. Роберт Томанага спасся, но ему еще много месяцев предстояло учиться ходить с механической ногой.

Лишь Дэвид Резник вышел из схватки целым и невредимым. Он был единственным посетителем, которого на протяжении двух недель допускали к Ли Хан, и общение с ним опечалило ее. Тело его не пострадало, но милая юношеская непосредственность пропала начисто. Ему пришлось повзрослеть за одно ужасное мгновение, и Ли Хан благодарила судьбу хотя бы за то, что он не озлобился. На самом деле она даже чувствовала в нем какую-то невидимую силу, силу человека, который один раз в жизни испытал такой сильный страх, что больше ничего не боится. Оставалось только надеяться, что она не ошибается и это действительно сила, а не хрупкий ледок, под которым зияет бездна панического ужаса перед жизнью. В тот момент, когда Резник ее навестил, Ли Хан очень плохо себя чувствовала, и его визит был таким кратким, что о нем сохранились очень смутные воспоминания, и все же ей казалось, что она поняла состояние Дэвида правильно.

Ли Хан потеряла не только половину своего штаба, но и половину остальной команды, и мысли об этих жертвах не давали ей покоя. Только на «Черной Стреле» погибло более четырехсот человек.

Из экипажей «Алебарды» и «Шершня» не спасся вообще никто, а из команды «Арбалета» – лишь двенадцать человек. Историки будут писать, что операция увенчалась блестящим успехом, но за него заплатили своими жизнями две тысячи восемьсот человек, и Ли Хан испытывала глубокую печаль, думая о погибших во время бесконечных часов своего одиночества.

Дни тянулись невыносимо медленно, но Ли Хан все-таки поправлялась. Неопровержимое доказательство этому она получила на третьей неделе своего пребывания в больнице. Раздался мелодичный звук гонга, дверь в палату отворилась, и Ли Хан расцвела в невольной улыбке, подняв глаза от экранчика, на котором читала книгу, и увидев коммодора Магду Петрову.

– Ли Хан! – Магда протянула ей руку, с озабоченным видом созерцая печальное зрелище, которое та представляла собой. Ли Хан сразу узнала в Петровой родственную душу, не пожелавшую растекаться в потоке сочувственных, но пустых фраз.

– Проходи, посмотри на бывшего кандидата в покойнички, Магда!

– С удовольствием. Ты не против?

– Абсолютно! Садись и расскажи мне, что вообще происходит. Из докторишек клещами слова не вытянешь!

Магда бросила фуражку на свободный столик и откинула назад волосы. Седые пряди сверкнули в лившемся через окно свете, как чистое серебро, и на мгновение Ли Хан позавидовала своей полной сил и здоровья гостье.

– Ничего удивительного, – усмехнулась Магда. – Половина персонала этого захваченного нами госпиталя – уроженцы Внутренних Миров, и они не любят распространяться о том, что происходит.

– По-моему, ты несправедлива к капитану Левеллину, – кротко заметила Ли Хан со своих подушек. – Мне кажется, доктора не волнуют знаки различия, которые носят его больные. Он ухаживает за мной, как за родной дочерью.

– Он исключение! – язвительно заметила Магда. – Большинство из них воротит нос, когда мы заходим к ним в палату. Ничего удивительного! Их оборонительные сооружения я бы тоже назвала просто вонючими!

– Вот как? – скривила губы Ли Хан. – Лично я, не успев «принюхаться», потеряла половину боевой группы!

– Ну не надо так, Ли Хан! Конечно, они здорово тебя пощипали, но «Ятаган» и «Шмель» практически не пострадали. А ты-то, ты-то что с ними сделала! Моей боевой группе достались одни обломки! Это ты и твои люди выиграли сражение!

Ли Хан упрямо покачала головой, но ничего не сказала.

– Да, да! Это все ты! – настаивала Магда. – Бедные пилоты их истребителей были настолько неопытны, что у них не было ни малейшего шанса на спасение, когда Келлерман катапультировал свои эскадрильи. Местное население тоже было за нас. Гарнизоны некоторых планет пытались сопротивляться, но с ними справились меньше чем за день. Без поддержки космических кораблей им было против нас не выстоять. Но если бы ты и твои люди не разгромили эти форты, пока они еще не пришли в себя от неожиданности!… – Магда театрально содрогнулась.

– Они меня здорово потрепали, – упрямо повторила Ли Хан с горечью в голосе.

– Конечно! Но на этих фортах служили опытные вояки. Больше у «федералов» таких не было. А из кораблей у них были только линейный крейсер и шесть эсминцев, которые сразу смылись, как только поняли, что нас много. – С этими словами Магда так заразительно засмеялась, что даже Ли Хан улыбнулась, несмотря на свою депрессию. – Представь себе, что скажет их капитанам старина Прицковицкий! Вообрази, что он напишет о них в своем рапорте!

– Да уж! – согласилась Ли Хан и сама удивилась тому, что засмеялась в первый раз после сражения. Ей так понравилось смеяться, что она попробовала это еще раз под одобрительным взглядом Магды. – Знаешь, ты лучше любого лекарства!

– Что правда, то правда! – тряхнув седой шевелюрой, сказала Магда. – Но если бы не ты, меня бы здесь не было. Как только мы появились из узла пространства, они открыли огонь по моему «Волкодаву» из всего оружия, которое у них оставалось. К счастью, у них оставалось немного.

– Ну и слава Богу!

– Вот именно! Кстати, поднимаясь к тебе, я зашла к твоему капитану Цинг Чангу. Он зол как черт, потому что его к тебе не пускают, но сам уже поправляется. Даже не совсем облысел.

– Слава Богу! – негромко проговорила Ли Хан. – А что лейтенант Кан?

– Немного похуже, чем Цинг Чанг, но тоже поправляется.

– Я очень рада!

– Я тоже рада за тебя!

– А что флот?

– Все нормально. Адмирал Ашигара уже вылетела к Зефрейну, а космические авианосцы Келлермана отправились на встречу с мониторами. Он вылетают к Гастенхоу.

– А ты почему здесь? – спросила Ли Хан.

– А я, милочка моя, по крайней мере на какое-то время – военный комендант Симмарона. К моим кораблям добавили группу тяжелых крейсеров и легких космических авианосцев. Потом мы выгрузили разобранные истребители… Знаешь, остатки космических фортов почти сразу сдались, увидев, что ты сделала с их сослуживцами!

– Понятненько! – задумчиво поджала губы Ли Хан. – Я смотрю, ты делаешь блестящую карьеру. Рада за тебя!

– Правда? – Магда одарила Ли Хан теплой улыбкой. – Спасибо, но на самом деле этот пост ждет твоего выздоровления. Так что поправляйся и приходи мне на смену!

– А мне кажется, что у Симмарона и так шикарный военный комендант, – заметила Ли Хан.

– Да уж… Но я с удовольствием уступлю кому-нибудь эту должность… Кстати, если ты не возражаешь, в коридоре ждет один человек, который очень хочет тебя увидеть. Это мой начальник штаба.

– Так пусть заходит! У меня тут вообще никого не бывает, а именно его я еще не поблагодарила за то, что он не расправился со мной в Биджлоу.

Магда улыбнулась и вышла в коридор, чтобы пригласить капитана Кондора. Ли Хан наблюдала за его глазами, скользнувшими по ее безволосому черепу и изможденному лицу, и подумала, не напугала ли его своим видом. Однако Кондор просто улыбнулся:

– Доброе утро, командир! Я думал, вы выглядите намного хуже.

– Хуже?! – покачала головой Ли Хан. – Вы что, шли отдать последний долг покойнику, капитан?

– Да нет, тому, кто чуть им не стал.

– Жаль, что вы не посетили меня раньше. Мой вид вполне оправдал бы ваши ожидания, – сказала Ли Хан и похлопала ладонью по своей койке. – Тут только один стул, так что кому-то придется присесть вот сюда.

Когда Кондор сел на стул, а Магда взгромоздилась на краешек койки, Ли Хан забеспокоилась, что последует неловкая пауза. Но к ней пришли коллеги-профессионалы, которые прекрасно отдавали себе отчет в опасности своего ремесла и могли спокойно о нем рассуждать. Более того, Ли Хан почувствовала, что очень рада тому, что они отлично ладят друг с другом. Она знала, что Магда с Кондором не встречались до того, как он стал начальником ее штаба, но сейчас казалось, что между ними существуют более тесные отношения, чем те, которые требует совместная работа, – отношения, позволявшие им спокойно и непринужденно общаться в любой ситуации.

Чем дольше Ли Хан слушала Магду и Кондора, тем больше она убеждалась в том, что они понимают друг друга с полуслова. Они пользовались своего рода устной стенографией, в которой отдельные слова заменяли целые фразы, хотя, судя по всему, и не отдавали себе в этом отчета. Вместе с тем они старались вовлечь в разговор и ее. При этом Ли Хан почувствовала, что хочет открыться им так, как она никогда не открывалась другим людям. Позднее она размышляла о том, не подточила ли физическая слабость обычную сдержанность, но подозревала, что все дело было просто в обаянии Магды Петровой.

Ли Хан наблюдала за ней и чувствовала, как та притягивает к себе и ее саму, и Кондора. С того далекого времени, когда она сидела маленькой девочкой на коленях у матери, Ли Хан не ощущала столь глубокого спокойствия. Сейчас она испытывала лишь безграничную благодарность, понимая, насколько ей нужен был этот душевный покой. Она позволила себе расслабиться до такой степени, что даже не сразу заметила, что речь зашла о ее ранениях.

Потом она так и не вспомнила, каким образом проговорилась, но не могла забыть, как Магда на нее посмотрела. Взгляд ее карих глаз был добрым и теплым. Было видно, что ей хочется поддержать Ли Хан. На свете очень мало людей, способных сочувствовать, не подрывая своим состраданием силы, необходимые для борьбы с болью. Ли Хан поняла, что Магда именно такой человек.

– Диагноз подтвердился? – негромко спросила Магда.

– Да! – Ли Хан почувствовала, что у нее задрожали губы, и тут же постаралась взять себя в руки. Поддержка Магды придавала ей силы, и она кивнула:

– Один шанс из шестидесяти, что я смогу зачать нормального ребенка.

– Черт возьми! – Это проклятие, сорвавшееся с языка у Кондора, могло бы нарушить самообладание Ли Хан, но она увидела на его смуглом худощавом лице выражение гнева. Кондор просто-напросто пришел в ярость, услышав о ее страшной потере. В этот момент он стал ее братом.

– Ты уже решила, что делать? – У Магды было очень спокойное лицо, и Ли Хан показалось, что она вот-вот протянет руку и погладит ее по голове.

– Я добилась того, чтобы меня полностью стерилизовали, – грустно покачав головой, сказала она. – Дэффид расстроился еще больше меня, хотя и старался этого не показывать.

– Могу себе представить! – Магда легонько погладила Ли Хан по колену. – Да, странные мы люди – дети Звездных Окраин! – Она улыбнулась, еще раз погладила Ли Хан, взглянула на часы и поднялась на ноги. – Вот черт! Смотрите, сколько времени! Твой «милосердный целитель», – (Ли Хан улыбнулась, услышав любимую фразу Левеллина), – что-то там бормотал о военно-полевом суде, если мы вымотаем тебя своими разговорами. А ты, по-моему, немного устала. Так что нам лучше сматываться. Но мы обязательно придем еще, правда, Джейсон?

– Конечно, командир! – Кондор потрепал Ли Хан по исхудавшей руке и на мгновение сжал ее в своей. – Не переживайте, Ли Хан, мы проследим, чтобы на Симмароне было все тихо, пока вы не поправитесь.

– Не сомневаюсь!

Ли Хан проводила их взглядом до дверей, а потом окликнула немного громче обычного:

– Спасибо, что пришли! – Ее саму удивило, как ей, обычно такой сдержанной, полегчало от этих слов. – Спасибо за то, что вы есть! Мне стало лучше! Гораздо лучше!

– Не говори глупостей! – усмехнулась Магда, засунув под мышку фуражку, пока Кондор открывал дверь. – Мы просто решили прогуляться по твердой земле!

Магда игриво отдала честь Ли Хан и вышла в коридор. Кондор последовал за ней. Ли Хан долго смотрела в задумчивости на закрывшуюся за ними дверь. Потом она опустилась на подушки и отдалась во власть привычной сонливости.

– Не сомневаюсь, Магда, – тихо прошептала она, улыбаясь про себя. – Другого повода сойти с корабля тебе, конечно, было не найти!