На краю села Тараскон-на-Арьеже Ле Биан остановил машину. Он положил руки на руль, шумно выдохнул и посмотрел на человека, сидевшего рядом. Тот держал у виска носовой платок; глаза его были закрыты.

— Какого черта ты здесь делаешь? — спросил Ле Биан. Больше всего в его голосе звучало раздражение.

— Это не то, что ты думаешь, — ответил отец солидно, что так не вязалось с его поведением.

— Ага! Всегда я про тебя что-то не то думаю, — резко прервал его Ле Биан. — Когда ты нас бросил, это, наверное, тоже было не то! И когда мама умерла, а ты даже не явился на похороны, опять было не то, что я думал! А когда пришлось терпеть эту скверную войну, пришло сообщение, что ты умер — тогда я что должен был думать?

— Да, я виноват, каюсь. И даже прощения у тебя не прошу. Только дай я расскажу, как все было.

Ле Биан в ярости обеими руками стукнул по рулю:

— Да не хочу я ничего знать! Ты нас бросил, притворился мертвым, а теперь я тебя встречаю в пещере в каком-то медвежьем углу. Хитро, нечего сказать! А для меня ты умер. Понял? Погиб! Подох — и точка! Только вот какого лешего тебя в эту чертову пещеру понесло? И зачем ты отнимал у меня голубку?

— Пьер, я очень любил твою мать. Мой отец был бедный бретонский рыбак. Мы жили в Бригоньяне. Когда он уходил в море, мать не каждый день могла накормить нас обедом. И все равно мои родители последнюю рубашку с себя сняли, чтобы я выучился на юриста. Они знали, что их жизнь не переменится, но хотели, чтобы хоть я из нее вырвался. Пойми, они помыслить не могли, чтобы я остался бедняком!

— На жалость давишь? — презрительно проронил Пьер.

— По счастью, мне довелось встретить Клеманс: она с родителями приехала в Бретань на лето. Благодаря ей, жизнь моя переменилась. Мы понравились друг другу, а ее отец, адвокат, взял меня к себе в контору. И я начал новую жизнь в Руане. Ты знаешь, что это был за брак!

— Тебе и дела до нее не было. Ни до нее, ни до ее страданий.

— Я понимаю, как ты на меня сердишься — а что мне было делать? В этом городе все давали мне понять, что я просто сын бедного бретонского рыбака, который отхватил себе дочку почтенного человека. Куда бы я ни пошел, везде был предметом пересудов, насмешек, клеветы.

Клеманс все делала, чтобы я чувствовал себя хорошо, но я-то знал, что занимаю чужое место.

— Тебе не в чем упрекнуть мать!

— Не в чем, но она принадлежала к своей среде. Я не мог требовать от нее выбора. Выбор был за мной! А сделать его в одиночку мне не хватило смелости.

— И тогда ты начал ей изменять. Вот молодец! Сам ее предал и хочешь, чтобы тебя же пожалели.

— Да, у меня было немало интрижек, — ответил отец, немного опустив голову. — Но я им не придавал значения, все это было только для разрядки. Кроме того, я многому научился у руанских буржуа. Никто не знал про мои похождения: мои победы совершались на рынках и в рабочих кафе, а не на званых вечерах. Потом появилась Эжени.

— Та шлюха?

— Зови ее так, воля твоя. Только она переменила мою жизнь. С ней мне стало казаться, что я свободен и даже не так жалок. Только на сей раз я играл в более опасную игру. Это были уже не минутные интрижки, а настоящая связь. Эжени была не из тех женщин, которые согласны быть на втором плане…

— И без гроша в кармане — так ведь?

— Верно, — ответил отец полушепотом. — Я делал ей немало подарков. Она никак не могла унять себя — слишком любила роскошь. Сначала я еще мог ее удовлетворить в этом, но скоро иссяк. Я хотел ее урезонить, но она ничего не хотела слышать, даже иногда бранилась. А потом она меня бросила.

— Ах, бедный: за что боролся, на то и напоролся!

— Видишь — есть же на свете справедливость, правда? Я попытался вернуть ее, она за это все рассказала Клеманс. Той это было очень больно. Я так пострадал из-за нее!

Пьера снова передернуло, и он опять повысил голос:

— Ты? Пострадал? Да как ты смеешь!…

— Так и было. Твой дед все узнал и буквально вышвырнул меня вон из дома. Меня уволили, как слугу, укравшего серебряные ложки. В какой-то степени так оно и было. Я так и не вышел из своего прежнего сословия.

— А мама говорила, что заступалась за тебя! — воскликнул Пьер.

— Это правда, — уверенно ответил отец. — Я мог бы остаться в семье, но стал бы зачумленным, имея дело с тестем, который твердо решил, что я должен дорого заплатить за измену. Тогда я собрался и уехал.

— То есть сбежал?

— Может, и так. Я подумал, что уже и так принес достаточно зла.

— Хорошо ты поешь, отец! Еще чуть-чуть, и получится, будто главный герой у нас — это ты. Только ты все врешь! А правда в том, что ты нас с матерью отпихнул, будто знать не знаешь. Ты повел себя как трус! А мог бы всем показать, что не трус. Но нет, ты решил сбежать из дома ночью, как вор, не забыв прихватить денежек из дедова сундука!

— Это были мои деньги!

— Все, хватит! Плевать мне на твои жалобы! Что ты Делал в пещере? Ответишь ты мне или нет? Ответишь?

Пьер схватил отца за грудки и начал трясти. В гневе он не заметил, что к машине подошел жандарм. Блюститель закона сильно стукнул в лобовое стекло. Ле Биан отпустил отца и опустил дверное стекло.

— Так, сударь, — обратился к нему жандарм. — У вас нервный приступ? Придется вас успокоить! Ваши документы!

— Видите ли… — пролепетал Ле Биан, доставая удостоверение личности.

— Все в порядке, — вступил в разговор Морис Ле Биан. — Просто семейная ссора. Я сам на нее нарвался, уверяю вас!

И он засмеялся. Жандарм недоверчиво оглядел Мориса.

— Но вы же ранены! — сказал он.

— Да, — воскликнул Морис, — в том-то все и дело! Мы гуляли в лесу, я напоролся на сук. А теперь сын разволновался, потому что я не хочу ехать в больницу. Но я не такой упрямый, теперь я его послушаюсь.

Жандарм покачал головой, посмотрел искоса на Пьера и вернул ему документы.

— На этот раз ничего, — проворчал он, — только пусть молодой человек успокоится, а не то придется ему прогуляться в участок.

— Конечно, сударь, — смиренно ответил Пьер. — Благодарю вас!

— И всего вам доброго, — радостно добавил Морис Ле Биан.

Пьер завел мотор, и они поехали дальше. Чем меньше становилась фигура жандарма в зеркале заднего вида, тем спокойнее и ровнее билось сердце в груди молодого человека.

— Ты, наверное, ждешь благодарности? — спросил он все так же сердито. — И не надейся. Я тебя еще раз спрашиваю: что ты делал в пещере?

— Искал кое-что для коллекционеров средневекового искусства. А мне уже говорили, что в этих местах рыщет какой-то молодой человек…

— Рыщет? — воскликнул Пьер.

— Ну да. И честное слово, я понятия не имел, что это ты! Когда ты вошел в пещеру, я уже там искал свое. Ну и вот… я тебя сначала не признал, а как узнал — решил убежать.

— И утащить мою голубку.

— Я знаю людей, которые за такие вещи могут дорого заплатить.

Машина быстро ехала по узкому шоссе. Время было чуть за полдень; склоны долин заливал солнечный свет.

— Ты спекулируешь антиквариатом? — спросил Пьер.

— Спекулирую? — переспросил Морис. — Я обычно говорю, что предлагаю коллекционерам интересные вещички. Жить же как-то надо.

— Ну да. Должно быть, немного времени понадобилось тебе спустить все деньги, которые ты спер у деда. Ты где живешь?

— Сейчас снимаю квартиру в Мирпуа. Если хочешь сейчас поесть, я тебе состряпаю алиго — вот посмотрим, как тебе понравится.

Пьер немного подумал.

— А я ведь даже не знаю, умеешь ли ты готовить.

— Так согласен?

— Ну, пожалуй, не откажусь: я хочу, чтобы ты мне еще кое-что рассказал, и немало.

Пьер немного прибавил газу. Он пытался осознать, что сейчас случится то, что пару часов назад он и представить себе не мог: сейчас они будут обедать с отцом!