И так, и сяк вертел Ле Биан зарисовки Бетти. Это были, бесспорно щиты обыкновенной, так называемой старофранцузской формы. Они имели два пересечения, то есть были разделены по горизонтали на три равных полосы. В навершии щитов находился катарский крест, говоривший сам за себя. В центральной части гербов изображались лев, горностаевый мех, поднятая вверх рука и медведь. По всей вероятности, они указывали на гербы каких-то городов. К счастью, Ле Биан уже давно интересовался геральдикой и довольно легко установил, какие же города имелись в виду. Лев принадлежал городу Леону, что ныне в Испании. Горностаевый мех — немецкому городу Кёльну. Рука, поднятая вверх, всегда была символом Кремоны на севере Италии. Наконец, медведь, по мнению Ле Биана, представлял богатый средневековый город Брюгге, ныне бельгийский.

Итак, географические соответствия изображениям в центральной части щитов были ясны, но о загадочных символах, начертанных в нижней части, Ле Биан ничего внятного сказать не мог. Судя по нечетким наброскам Бетти, там были меч в ножнах, перевернутый крест, лодка, раскрашенная в клетку, и что-то вроде шахматной доски. Историк перебирал все возможные толкования, но ни одно не казалось ему удовлетворительным.

— Тук-тук!

В двери показалась супруга Шеналя.

— Господин Ле Биан, поскорее! — сказала она. — Вас внизу зовут к телефону; кажется, что-то случилось.

Молодой человек сбежал по лестнице в холл и схватил телефонную трубку.

— Господин Ле Биан, это я, Филиппа!

Она говорила шепотом, но Пьер без тени сомнения узнал ее голос.

— Я в кафе, — продолжала она. — Называется… одну секунду… Да-да, бар «Дружба» на площади Фуа. Пожалуйста, выручите меня! Они за мной гонятся. Меня сейчас убьют!

— Но кто? Скажите, кто! — переспросил Ле Биан.

— Добрые Мужи! Будьте милостивы, приходите скорей. Не могу больше говорить. Телефон рядом с окном, меня увидят.

Филиппа повесила трубку и села в глубине зала. Содержатель заведения, восседавший за стойкой, смотрел на нее с подозрением. Он думал: верно, какая-нибудь любовная история с плохим концом; про такие сплошь и рядом читаешь в газетах в рубрике происшествий. Надеюсь, недовольно шепнул содержатель одному из клиентов, который неторопливо потягивал вино из круглого бокала, — надеюсь, у меня в заведении смертоубийства все-таки не будет. Девушка чувствовала, что на нее глядят. Сердце ее билось все так же сильно. Она решила, что вторая чашка кофе поможет ей держаться. Денег при ней не было — она все бросила дома, — но за это она не волновалась. Ле Биан ее выручит — в этом она была уверена.

Она услышала о нем, когда еще училась в Руане, и сразу поняла: вот с таким человеком ей надо познакомиться, чтобы иметь мужество зажить новой жизнью. Он тогда занимался гобеленом из Байё и противостоял людям из Аненербе. Филиппа (на самом деле ее звали Мадлен) была в лагере его врагов. Однажды ей случилось обедать с Людвигом Шторманом и рассказать ему о своих работах о естественном антагонизме еврейского племени с арийским. Шторман очень этим заинтересовался и в ответ рассказал о своих исследованиях истории древних народов, пришедших с Севера. Упомянул он и о своей борьбе с Сопротивлением, особенно об одном молодом историке, который причинял ему массу хлопот. И тогда Мадлен, сама не зная почему, прониклась к этому Ле Биану большой симпатией. Быть может, именно тогда она впервые поколебалась в своих политических убеждениях и родственных привязанностях.

Филиппа залпом выпила вторую чашку кофе и почувствовала, как благотворно разливается внутри горячий напиток. У двери висел рекламный плакат на алюминиевой доске: некто в широком черном плаще восхвалял какой-то сорт портвейна. Филиппа рассеянно глядела на него, и вдруг дверь отворилась. На мгновение девушке показалось, что вошедший человек слился с плакатом. На нем тоже был черный плащ и черная маска, похожая на монашеский капюшон. Разглядеть что-то поподробнее Филиппа не успела — все случилось слишком быстро. Человек велел хозяину и персоналу выйти из помещения. Те вмиг сбежали, словно кролики, а он подошел к Филиппе с наставленным на нее револьвером. Она не успела даже вскрикнуть: пуля, выпущенная в упор, пробила ей черепную коробку. Был только слышен выстрел, громкий и четкий. Как ни странно, труп остался в том же положении, в каком была девушка в последние минуты своей жизни: она так и сидела на диванчике в углу перед пустой чашкой. Человек с пистолетом достал из кармана плаща большой платок и аккуратно накрыл им покойницу. После этого он вышел из бара, сел в машину, завел мотор и поехал по главной улице. Содержатель бара «Дружба» и рад был бы подробно описать его полиции, да описывать было нечего, тем более что на машине даже номера не было.

Ле Биан увидел толпу перед баром и понял, что опоздал. В общей неразберихе он протолкнулся внутрь и смутно увидел неподвижное тело под большим черным платом. На нем был вышит уже знакомый историку герб: щит с руной СС и катарским крестом. Пьер решил особо внутри не задерживаться, чтобы не сталкиваться с жандармерией, которая должна была явиться с минуты на минуту. Столько раз Филиппа призывала его на помощь — и всегда он опаздывал. На улице он спросил одного из зевак:

— Кто это?

— Была тут такая Филиппа Дамьен, — ответил тот. Похоже было, что он ничего не знает, но ему очень хочется обо всем рассказать. — Вот имечко-то, правда? Жила-то она, нечего сказать, неприметно, да говорили про нее разное. Вроде, родители у нее в оккупацию как-то замарались. Ну, я что, за что купил — за то продаю.

— А где она жила?

Собеседник был явно доволен, что на этот вопрос он может ответить.

— Да тут и жила! — сказал он, почему-то подняв руку кверху. — Недалеко. Улица маршала Жоффра — прямо тут, за булочной, сразу найдете.

Он хотел поговорить еще, сказать, кстати, что он думает о девушках, которые живут одиноко, вместо того чтобы выйти замуж, как полагается, но Ле Биан уже испарился.

Тот, кто приходил к Филиппе, даже не потрудился закрыть за собой дверь. Судя по виду квартиры, там искали что-то ценное: все вещи были разбросаны в страшном беспорядке. Ящики из комода выкинуты на пол, все шкафы открыты. Следов борьбы, как таковой, не было, но все говорило, что приходивший очень торопился. Вот только нашел ли он то, что искал? Ле Биан заметил, что в баре рядом с Филиппой не было сумочки. Не было ее и в квартире. Может быть, неспроста. Ле Биан подумал еще и решил, что он не сыщик и ничего толкового все равно не придумает.

«Пожалуйста, выручите меня! Они за мной гонятся. Меня сейчас убьют!»

В коридоре валялся открытый чемодан: значит, Филиппа собиралась уехать или бежать. Пьер стал копаться в вещах. Самые обыкновенные вещи, нужные в долгой дороге: косметичка, одежда, кое-какие лекарства… Короче, ничего, вздохнул Ле Биан. Вынимая одну из блузок, он нащупал в кармане рамочку под стеклом. На фотографии были сняты трое: муж с женой и девочка — очевидно, сама Филиппа. На стене в комнате, где они снимались, висел портрет маршала Петена. Ле Биан хотел положить снимок к себе в карман, но тот выскользнул, и стекло разбилось. На обороте фотографии оказался записан какой-то телефон. Теперь у Пьера появилось что-то осязаемое, и дальше он решил не искать: все равно в чемодане ничего особенного нет, подумал он. При самом выходе из квартиры он заметил в коридоре стопку газет. На самом верху лежал номер «Юго-Запада» с большим красным кружком вокруг одного из заголовков. Ле Биан решил захватить и газету.

Как раз когда он сошел с последней ступеньки лестницы, открылась подъездная дверь. Ле Биан еле успел схорониться за дверью в погреб и пропустить жандармов, вошедших в дом. Он переждал еще несколько минут, убеждаясь, что путь свободен. По счастью, снаружи они никого не оставили. Ле Биан пошел по улице, стараясь шагать как можно естественнее. Свернув за угол, он развернул газету и на первой полосе прочитал заголовок: «Префект вручил Леону Мишо орден за героизм, проявленный в Движении Сопротивления».