Известие о трагическом происшествии на озере никого из обитателей пансионата не оставило равнодушным. Более того, пани Фелиция немедленно уложила в огромный кожаный чемодан все свои пожитки и попросила Басю подбросить её до автобусной остановки на машине.

Прощаясь со всеми на террасе, она холодно взглянула на профессора, намереваясь что-то сказать ему, однако передумала и обратилась к Гелене со словами:

– Всё было прекрасно, милочка! Но вы должны меня понять, находиться здесь после всего этого выше моих сил… Как подумаю, что…

Пани Фелиция поднесла руку к груди и молча покачала головой – нервная спазма сжала ей горло.

Её отъезд Грошека не удивил – впечатлительная женская натура не смогла свыкнуться с мыслью о смерти молодой девушки. Какое уж тут упоительное творчество на лоне природы!

Тем не менее, очередная ночь в пансионате прошла без эксцессов. На новом месте Грошек прекрасно выспался и уже с утра чувствовал себя как огурчик. После завтрака он обосновался на террасе и, словно сторожевой пес, занял наблюдательный пост у входа в здание.

Где-то через час в дверях пансионата появились Хайнштайны. Мартин приветливо махнул ему рукой, произнеся мимоходом что-то насчет благоприятной погоды. Парочка тут же повернула за угол дома и направилась в сторону поселка.

Чуть позже мимо него прошествовал Рушальский. Настроение у молодого мужчины было приподнятое. Полчаса Роман провел на берегу озера, сосредоточенно занимаясь силовыми физическим упражнениями. В том, что человек старается держать себя в форме, Грошек не нашел криминала. Если бы не лень и служебные обязанности, он сам бы с удовольствием присоединился к атлету, чтобы размять свои косточки. Но надо было все время быть начеку и не отвлекаться на маленькие радости жизни.

Стась Лучинский еще раньше отправился в Станички по каким-то хозяйственным нуждам. Несколько раз из кухни выходила жена Пеперика. Пожалуй, в этих перемещениях людей, занятых своим делом, не было ничего необычного. Никаким призраком, блуждающим по дому, не пахло и в помине.

Тем временем Рушальский вернулся с берега на террасу и вызвал Грошека на шахматный поединок. В молодости Анджей увлекался этой игрой, поэтому охотно откликнулся на предложение.

До обеда они сыграли пять партий, причем во всех верх взял детектив.

– Вы – серьезный соперник! – похвалил его Роман. – С вами надо держать глаз в остро! Так и норовите слопать у меня какую-нибудь фигуру…

Грошеку стало даже немного жаль этого незадачливого любителя посостязаться – на теннисном корте Монике Хайнштайн он проиграл, и тут ему ничего не выгорело. Впрочем, настроение от проигрыша у Рушальского отнюдь не ухудшилось. Наоборот, он с улыбкой на лице пообещал в следующий раз взять у победителя реванш.

После обеда Анджей спустился в подвал вместе с профессором и Басей, чтобы поглазеть на их работу.

Молодая женщина уселась перед стопкой спрессованных и обгорелых с одного края листов, взяла в руки пинцет и нечто вроде острого скальпеля, после чего с их помощью стала осторожно отделять верхний листик от остальных документов. Затем этот лист был перенесен ею на одну из двух стеклянных пластинок, с величайшей аккуратностью придавлен другой, и передан отцу. Пан Ольшанский, доселе просто наблюдавший за дочерью, уложил «сэндвич» перед штативом с закрепленной на нем цифровой фотокамерой и сделал пару снимков. После этого он поместил документ в кювету с какой-то жидкостью и посмотрел на часы.

– Почему бы вам не отправить все содержимое ларца пана Жуевского в лабораторию? – поинтересовался Грошек у профессора. – Наверное, можно было сэкономить кучу времени и не торчать с утра до вечера в этом подвале…

Ольшанский охотно пустился в объяснения:

– Видите ли, документы слишком долго лежали в помещении, не приспособленном для длительного хранения. Потом подверглись термическому воздействию. Не все листы бумаги теперь способны выдержать даже малую нагрузку при перемещении – любая небольшая встряска на ухабе и некоторые документы просто рассыпятся в прах. Чтобы этого избежать, надо их предварительно сфотографировать, а потом зафиксировать специальным составом на желатиновой основе…

– А что вы разбираете сейчас? – продолжил вопрошать Грошек, не зная чем еще себя занять в мрачном и неуютном помещении.

– Дневник пана Жуевского… Есть интересные сведения о Ноябрьском восстании в Королевстве Польском. Но они, наверное, будут интересны только специалистам…

– Да уж, – согласился Грошек. – Лучше воздержаться от цитирования кровавых моментов истории. Гелена Лучинская всё так близко принимает к сердцу!

– Не самое плохое качество в человеке, – улыбнулся профессор и, спохватившись, принялся доставать из кюветы стеклянные пластины с раритетным документом.

Больше часа Анджей в подвале провести не смог. Поэтому извинившись, он оставил Ольшанских внизу, а сам выполз на свет божий.

За время его отсутствия наверху произошли кое-какие перемены – в пансионат пожаловала представительная супружеская пара с мальчиком лет десяти. По словам Геленки назавтра в субботу ожидался приезд еще двух семейств по предварительной договоренности.

Ну, а ближе к вечеру к озеру вообще подкатила целая кавалькада из велосипедистов – вчетвером они заняли пустующий щитовой домик. Стась Лучинский, устроив их на ночлег, вернулся в двухэтажное здание и, проходя мимо Грошека, сидящего на террасе, поделился с последним новостью:

– Русские велотуристы из Калининграда… Завтра махнут в Сувалки, а потом в Литву.

Давно Анджей не крутил педали. А ведь в далеком босоногом детстве почти не слазил с велосипеда. На душе у него стало как-то непривычно грустно – еще немного и подойдет старость. А чем он живет? Вокруг вечная суета, чужие проблемы, собственные неосуществленные мечты. Даже отдохнуть по-человечески удается раз в три года…

Ужинал он в компании с Рушальским на террасе – чтобы не тесниться за общим столом, мужчины великодушно уступили свои места семейной паре с ребенком. Потом они вместе поднялись на второй этаж и разошлись по номерам, но уже через минуту в дверь Грошека постучали.

На пороге стоял Рушальский с полотенцем и бритвенным станком в руках.

– Не возражаете, если приму душ у вас? – по-приятельски осведомился Роман. – У меня что-то кран забарахлил. Стась еще с утра перекрыл воду, пообещав всё починить завтра…

– Прошу вас, – любезно отозвался Анджей.

Он пропустил Рушальского в ванную, а сам прошел в гостиную и включил телевизор.

Минут через пять в коридоре раздались голоса. Другие постояльцы пансионата тоже вернулись с ужина и разбрелись по комнатам.

Рушальский все еще плескался под душем. А, может быть, брился. Во всяком случае, кроме звука льющейся воды ничего слышно не было.

Вспомнив, что на вечер он не запасся напитками, Грошек поднялся с дивана и вышел в коридор, намереваясь спуститься в гостиную за парой жестянок пива. Проходя мимо номера Романа, он чуть скосил глаза в сторону и тут же остановился – снизу из щели между полом и дверью выглядывал краешек бумажного листа. Все это было очень похоже на оставленную кем-то записку.

Профессиональное чутье его не подвело. Быстро нагнувшись и вытащив лист наружу, Грошек стал обладателем послания, адресованного Рушальскому. Там была всего одна фраза. Но зато какая!

«Сегодня в десять часов у Сторожевой башни».

Вернув записку на место, детектив быстро сходил за пивом и поднялся обратно в свой номер. Он поспел вовремя – свежевыбритый Роман вышел из ванной, громко обращаясь к Грошеку:

– Я воспользовался вашим лосьоном. Надеюсь, это не сильно вас огорчит?

– Пустяки… – миролюбиво сказал Анджей. – Можете взять себе, если у вас закончился.

– Нет, спасибо, у меня есть, – отказался Рушальский. – Просто у вашего мне понравился запах…

Ценитель тонких ароматов не стал задерживаться и тут же ушел к себе.

Можно было до бесконечности размышлять над вопросом, кто же назначил Роману встречу, не застав его в номере. Но Анджей поступил иначе. Ровно в половине десятого он выскользнул из здания пансионата, под покровом темноты добрался до Сторожевой башни и затаился на самом верхнем ярусе полуразрушенного строения. Версия о контрабандистах всё не шла у него из головы. Она давала объяснения многим фактам из цепи тех событий, что произошли за последнее время. Теперь надо было все их связать воедино и, выявив сообщников Рушальского, передать злостных нарушителей закона в лапы полиции.

Конечно, можно было поступить намного проще. Можно было, например, расположиться на террасе и отмечать всех выходящих из здания. Но Грошеку очень хотелось проникнуть в тайны преступников. Подслушать их разговор, ознакомиться с планами – вот на что он рассчитывал.

Башня оказалась местом малоприспособленным для засады. Как и любой колодец, она усиливала все звуки, которые, отражаясь от старых каменных стен, рождали нечто вроде эха и оглушительного послезвучия. Даже малейший шорох в башне гремел громовым раскатом. К тому же в сторону особняка не выходила ни одна бойница. Приходилось лишь надеяться, что сверху Грошеку все же удастся рассмотреть что-нибудь, не привлекая к себе внимания.

Без пяти минут десять из-за угла дома показалась фигура человека. Это был Рушальский – на мужчине была майка в обтяжку, подчеркивающая все мышечные выпуклости его атлетичного торса. Роман по протоптанной тропинке приблизился к башне и заглянул в проем средневекового сооружения. Потом, немного потоптавшись у входа, он зашел внутрь и совсем скрылся из виду.

Автора записки пришлось ждать еще минуты три. Наконец, из-за угла дома со стороны конюшни появилась женщина в джинсах и куртке. Сколько в неё не вглядывался Грошек, он так и не смог определить, кто именно из обитательниц пансионата назначил Рушальскому встречу. С высоты в шесть-семь метров по косвенным признакам угадывалась лишь половая принадлежность второго участника тайного сборища, но никак не черты лица, по которым можно было однозначно опознать незнакомку. Это с равным успехом могла оказаться и Гелена Лучинская, и Бася, и даже Моника Хайнштайн. Правда, Моники Хайнштайн Анджей за ужином так и не увидел, но это ни о чем не говорило. К тому же в пансионат вселилась еще одна молодая дама, значит, и её нельзя было сбрасывать со счетов.

Так или иначе, женщина тоже зашла в Сторожевую башню. Внизу раздались её громкие шаги, а через мгновение до детектива донесся её приглушенный голос.

– По-моему тебе лучше уехать! – сказала женщина, обращаясь к Роману. – Кажется, он о многом догадывается…

«О ком это они?» – подумал Грошек.

Ему моментально припомнилась парочка, которую он двумя днями ранее углядел на виадуке. Тогда он решил, что с Рушальским была Гелена. «Не Стася ли Лучинского она имеет в виду?» – продолжил размышлять Грошек. – «Беспокоится, что муж прознает о её шашнях! Или, может быть… речь вообще идет обо мне?!» Последнее предположение детективу жутко не понравилось. Тогда ведь получалось, что его инкогнито почти раскрыто, и вся операция по разоблачению злоумышленников висит на волоске.

Рушальский ответил, не давая ему опомниться.

– Я не собираюсь никуда уезжать! Его давно надо было поставить перед фактом…

Далее последовала малоподдающаяся осмыслению фраза.

– Это проще всего, – сказала незнакомка, – но у него с Томашем слишком много общих дел. Они через месяц собирались вместе ехать в Финляндию. Он ведь к нему очень привязался… Я не знаю что будет, если всё раскроется!

– Не бойся, – успокоил женщину Роман. – Я сам поговорю с Томашем. Вот только привезу золото из Италии…

«Ага!» – с удовлетворением подумал Грошек. – «Все-таки золото!» Версия о контрабандистах несомненно брала верх над всеми остальными.

Тем временем незнакомка выдала новую порцию информации:

– Причем тут золото? Ты обещаешь, что это будет твоя последняя поездка? Это мое условие!

– На свете есть много способов зарабатывать себе на жизнь, – пространно заметил Рушальский. – Можно поработать с молодыми. Пусть золото возят они…

– Кстати, – неожиданно заметила женщина, – та девушка, которая тебя узнала… Её тело сегодня выловили из озера!

– Я в курсе, – спокойно отреагировал Роман на сообщение. – Следователь мне тоже показывал её фотографию.

– Бедняжка! – пробормотала незнакомка. – Ей бы жить да жить…

Грошек чуть сместился со своего места, намереваясь занять более удобную позицию, чтобы не пропустить ни слова из диалога, но тут произошло непредвиденное. Какой-то мелкий камешек предательски выскользнул у него из-под ног и с шумом, напоминающим лязг буферов железнодорожного состава, заскакал по ступенькам каменной лестницы вниз.

– Там!.. – сдавленно вскрикнула собеседница Рушальского. – Там кто-то есть!

Во мраке сразу заметался луч от фонарика. Пока Анджей приходил в себя, перед ним уже выросла фигура Романа. Мужчина направил на него пучок света и раздраженно проговорил:

– Это вы, Грошек? Какого черта! Вечно вы всё вынюхиваете… Даже поговорить спокойно не даёте!

Детектив между тем в уме уже решал сложную математическую задачу с двумя неизвестными – будет ли Рушальский его бить или просто сбросит с башни на землю? Ведь газовая «беретта» вряд ли могла остановить такого здоровяка. Тем не менее, он все же прикинулся простачком и стал оправдываться:

– Что вы, Роман! У меня и в мыслях не было за вами шпионить! Я забрался сюда, чтобы просто полюбоваться… Канопусом!

Для большей убедительности Грошек ткнул пальцем в чернеющий над ним небосвод, метя в самую яркую звезду. Рушальский быстро задрал голову и всего через пару секунд уличил детектива во лжи:

– Это Сириус! А Канопус, к вашему сведению, из северного полушария не виден…

Сказав это, Роман резко повернулся и сбежал по каменным ступенькам вниз. Догнав незнакомку у самого угла особняка, он скрылся вместе с ней из виду.

«Как нехорошо получилось,» – подумал про себя Грошек, не чувствуя облегчения от того, что всё еще жив. – «Прокололся на ровном месте! Теперь жди неприятностей…»

Выждав несколько минут, он тоже спустился с верхнего яруса Сторожевой башни и вышел на тропинку, ведущую к террасе. Оперативное наблюдение у него, конечно, сорвалось, но на земле все еще оставались следы. Грошек вытащил из кармана ключи и посветил миниатюрным брелком-фонариком себе под ноги. Отпечаток кроссовки сбежавшей незнакомки он легко определил по размеру, после чего запомнил характерный рельеф подошвы – овал сзади и некое подобие запятой спереди.

Он вернулся в пансионат, где на первом этаже здания столкнулся с вышедшим из гостиной Стасем.

– Сейчас здесь никто не проходил? – с наигранной беспечностью спросил он у молодого мужчины.

– Вроде никого не видел, – ответил Лучинский, мило ему улыбаясь. – Вы кого-то ищете?

– Нет-нет, – успокоил его Грошек. – Вообще-то я хотел попросить вашу жену отправить электронное письмо в Варшаву. Она сейчас, наверное, на кухне?

– На кухне её нет, – сказал Стась. – Она должна быть в бильярдной или на втором этаже… Но если срочно, то я сам могу открыть вам кабинет.

– Да мне не к спеху… – махнул рукой детектив.

Поднимаясь по лестнице, он задал еще один вопрос Лучинскому:

– Скажите, Станислав, а почему не видно Хайнштайнов?

– Они с утра отправились к Виштынецкому озеру, – пояснил тот. – Обещали вернуться только завтра к обеду, а то и к ужину…

– В самом деле? – присвистнул Анджей. – Но Виштынецкое озеро, кажется, в Литве?

– Между Литвой и Калининградской областью, – уточнил Лучинский. – В Житкеймах есть погранпереход на российскую сторону. А там еще километров пятнадцать на север, и через российско-литовскую границу можно попасть в Виштитис. Кажется, они собирались именно туда…

Выходило, что Моника Хайнштайн никак не могла десять минут назад находиться в Сторожевой башне. В то же время Гелене, видимо, ничто не мешало составить Рушальскому компанию вне дома – во всяком случае муж ей алиби не обеспечил. Хотя, конечно, под подозрением оставались еще Бася Ольшанская и замужняя дама, прибывшая в пансионат накануне. Их тоже нельзя было сбрасывать со счета.

До часу ночи, уже лежа в постели, Грошек размышлял, что же имела в виду незнакомка, когда сказала, что утонувшая в озере девушка незадолго до своей гибели опознала Романа. Значило ли это, что Рушальский как-то причастен к её смерти? Однако никаких других обличающих показаний или иных доказательств его вины в распоряжении детектива не было. Прояснить ситуацию, пожалуй, могла только сама приятельница контрабандиста, но для этого её еще надо было выявить среди трех молодых женщин.

За окном тем временем громыхала гроза. Оглушительные раскаты грома еще долго не давали Анджею уснуть. Но вскоре стихия утихомирилась, и он постепенно провалился в сладкий расслабляющий сон.

На следующий день, сразу после завтрака, Грошек расположился на террасе. Долго ждать ему не пришлось – прибывшие накануне отдыхающие вместе с ребенком прямо с утра направились к конюшне.

Пеперик уже, видимо, ждал их. Он вывел из денника коня и помог мальчишке забраться в седло. Держа в одной руке узду, он стал водить лошадь с малолетним наездником по конному двору, давая юному седоку профессиональные советы.

Грошек приблизился к родителям малыша и встал за их спинами. Изучив следы на земле, он убедился, что след от кроссовки дамы из второго номера не соответствует тем, что он видел вчера вечером у Сторожевой башни. Вывод Грошека не сильно обрадовал – и так было ясно, что эта пара никакого отношения к Рушальскому и его темным делишкам не имеет. Только наработанная годами привычка к пунктуальному исполнению служебных обязанностей заставила детектива проверять всех женщин, ни для кого не делая исключений.

Он вернулся на исходную позицию.

Через четверть часа в дверях пансионата показалась Гелена Лучинская. Она слетела со ступенек и направилась к щитовым домикам, где уже копошились, собираясь в дорогу, заезжие велотуристы. Ноги у Геленки были обуты в светлокоричневые туфли на сплошной полиуретановой подошве. Эти модные туфли молодая женщина надевала всегда, когда выходила из дома.

Детективу даже не пришлось сходить с террасы – первый же четкий след, оставленный обувью Геленки на земле среди опавших грязно-желтых листьев, привел его в некоторое замешательство. Три жалких ромбика на фоне мелких пупурышечек не шли ни в какое сравнение с неким подобием запятой и овалом сзади, обнаруженными у Сторожевой башни.

«Неужели Бася Ольшанская?» – огорчился Анджей. Он никак не мог поверить тому, что сообщницей контрабандиста является дочка профессора, очень серьезная и респектабельная особа. Как же такое могло произойти? Наверное, сотруднице солидного университета просто вскружили голову обещаниями красивой и беспечной жизни, решил он. Обольстили для начала дуреху блеском фальшивых брильянтов и пухлыми пачками денег, завлекли в сети преступного бизнеса, а потом шантажом принудили к рядовой курьерской должности – перевозить контрабанду через границу. Иного объяснения придумать было просто невозможно.

Всего через минуту Грошек перехватил Басю у дверей её апартаментов.

– Мне нужно с вами поговорить! – напористо заявил он. – Давайте пройдем в ваш номер…

Пани Ольшанская не подала виду, что встревожена предстоящим разговором. Наоборот, она вполне миролюбивым жестом предложила детективу присесть и пододвинула к нему пепельницу, в которой находились две смятые сигареты со следами губной помады по краю фильтра.

– Я не курю! – заметил Грошек.

Бася рассеянно посмотрела на него и улыбнулась, извиняясь:

– Ах, да… Я совсем забыла!

«Нервничала!» – заключил про себя Грошек. – «Ведь она сама призналась, что курит только тогда, когда перенервничает…».

Он собрался с мыслями и сразу же перешел в атаку:

– Вчера вы были с Рушальским у Сторожевой башни!

– Положим, не у башни, – отозвалась женщина, – а в самой башне!.. И что из этого следует?

Грошек насупился. Слишком уж непринужденно держалась его собеседница.

– Это неважно… Я слышал вас разговор. Скажите, Бася, что заставило вас связаться с контрабандистами? Кто у них главный, Рушальский или некто Томаш? Еще не поздно одуматься и обо всем рассказать полиции. Тогда можно будет рассчитывать на снисхождение…

– Постойте! О чем это вы? – в изумлении выкатила глаза дочка профессора. – С чего вы взяли, что Рушальский и Томаш – контрабандисты?

– Я все слышал! – напомнил ей Грошек. – Я в курсе, что Роман обещал осуществить переброску золота из Италии. И еще одно… Это Рушальский утопил девушку в озере, потому что она его опознала?

Какое-то время женщина смотрела на него, ничего не соображая, а потом вдруг дико захохотала. Такого истерического смеха на грани нервного срыва Анджей давно уже не слышал.

– Простите… – извинилась Бася, понемногу приходя в себя. – Вы все не так поняли! Роман вовсе не контрабандист, а спортсмен. Биатлонист! И в Сторожевой башне он говорил не о золоте вообще, а конкретно о золотой медали. В Италии зимой должны состояться соревнования, – пояснила она, – он включен в сборную страны…

– А Кристина Малецка? – промямлил Грошек, чувствуя как у него краснеют уши. – Как быть с ней?

– Кристина? – переспросила Бася. – Наверное, эта та девушка из компании молодых людей, что отдыхали здесь около недели назад? Она действительно узнала Романа и подошла к нему за автографом. Но её смерть, скорее всего – несчастный случай. Во всяком случае, следователь придерживается именно такого мнения…

– Значит, Рушальский чист перед законом? – разочарованно проговорил детектив. – А кто тогда Томаш? Кто к нему сильно привязан? Почему вы боитесь того, что кому-то что-то откроется?

Казалось, на эти вопросы Ольшанской отвечать очень не хочется. Но собрав волю в кулак, она через силу произнесла:

– Томаш – мой муж. Мы с ним познакомились в университете, когда я была еще студенткой. Но это брак без будущего – мы слишком разные люди… И дело тут даже не в том, что Томаш старше меня на десять лет, просто иногда мне кажется, что у него три жены – наука, карьера и я. Причем я не на первом, и даже не на втором месте. А с Романом у нас все намного серьезнее. Правда, боюсь, отец об этом догадывается, и поскольку он уже успел привязаться к Томашу, то мой развод его не сильно обрадует…

Молодая женщина умолкла, избегая смотреть Грошеку в лицо.

– Я умею держать язык за зубами, – обнадежил детектив собеседницу. – Вам нечего бояться…

Он встал с дивана, прошел к выходу, но задержался у двери.

– А я уж решил, что изловил привидение… – в смущении сказал он. – Извините, Бася, если доставил вам несколько неприятных минут.

Грошек спустился на первый этаж и выбрался на террасу. У него первый раз за последние три дня появилось твердое желание немедленно собрать свои вещи и покинуть этот райский уголок. Ведь ошибочные умозаключения порочили его не только как профессионала, но и просто как человека из рода homo sapiens. Ну, как при такой колоритной спортивной фигуре и знании языков можно было принять Рушальского за контрабандиста? Все ведь предельно ясно – тренировки, сборы, соревнования, неизбежное общение со спортсменами из других стран. К тому же вечное стремление Романа посостязаться, причем не только на спортивной площадке, но и в словесной дуэли…

Грошек даже не заметил, как к нему подошел Стась Лучинский. Мужчина был взволнован, а потому немногословен.

– Монику Хайнштайн обнаружили в Станичках, лежащей около дороги без сознания! – поведал он. – Одежда вся изодрана, на лице запекшаяся кровь. Её отправили на попутке в больницу. Врачи говорят, состояние критическое…

Самоуничижительные мысли разом вылетели из головы детектива.

– А Мартин? – встрепенулся он. – Что с мужем?.. Где он?

Стась в ответ только развел руками…