Облако, прошитое пунктиром; Черные отрезки в пустоте. Тишина, влетевшая в квартиру С непонятной вестью на хвосте. На шкафу слоновий желтый бивень; За окном висят наискосок Шелестящий гоголевский ливень И звенящий пушкинский снежок. На столе двенадцать сшитых писем; Вдалеке шершавый южный свет, Лунный блик на черном кипарисе, Виноградный белый парапет; Звездопад, сиреневые горы, За горами в тучах комаров Деревенский домик за забором Длинношеих солнечных шаров; Рядом в бесконечно чутком мире Суетится остренький Порфирий, Свидригайлов к Дуне пристает, А Ставрогин к Тихону идет, По дороге превратясь в площадку В камышах на берегу реки, Где старик в вонючей плащ-палатке, Замерев, глядит на поплавки. Клюнуло! Рыбак привстал, метнулся И с разбегу к удочке прилип; В тот же миг внучок его нагнулся И сорвал отличный белый гриб. Свидригайлов вовсе не для смеха Заряжает скользкий револьвер — Барин, мол, в Америку уехал… «Аз», «Добро», но всех главнее «Хер». Бабочка с хрустальным перезвоном Чокается с лампочкой и пьет Сумерки, как дачник чай с лимоном, А Ставрогин все-таки идет На чердак в соседи к пыльной швабре… В дальней чаще полыхает скит. Над столом на медном канделябре Кроткая карамора сидит. Облако, прошитое пунктиром. Поплавок, кувшинка, стрекоза. Тишина, влетевшая в квартиру. Широко раскрытые глаза.