Сальские степи. Декабрь 1942. Очередной марш-бросок. Уже 10 часов молотим и молотим ногами. Усталость овладела всем телом. Периодически кто-то падает, через него переступают, идут дальше. Более сознательные прежде чем упасть делают два шага до обочины и валятся там. Говорят, что сзади идёт машина и подбирает лежащих. Большой соблазн тоже отдаться во власть усталости и свалиться. Гордость не позволяет.

Давно выброшены противогазы и штыки, выбрасываем каски, освобождаемся от всего, что хоть что-то весит, выбрасываем патроны и гранаты.

Я расстался со своим штыком месяц назад, едва придя на фронт. Расставание было драматическим… В училище благодаря быстрой реакции я хорошо фехтовал. Комвзвода на занятиях по штыковому бою вызывал для демонстрации именно меня. Поэтому в мечтах я представлял себе, как, придя на фронт, отличусь в штыковом бою. Попав на фронт, я бережно относился к своему трехгранному другу, хотя остальные солдаты выбросили их после первых же походов. Мой штык создавал для них неудобства. Особенно ночью, когда мы вповалку и в тесноте спали на полу. Но, несмотря на их «просьбы», я его не выбрасывал и ждал рукопашной. Проснувшись однажды утром позже других, я увидел, что штыка нет. Ребята ухмылялись. Если в кино о Великой Отечественной вам покажут рукопашную схватку, не верьте, это ложь.

Утром начштаба ещё шутил: «Война выигрывается ногами,» а мы смеялись. Сейчас не до шуток. С неба сыплется то ли дождь, то ли снег, и дует ветер. Под ногами то раскисшая глина, то песок. Растительности почти никакой. Только засохший бурьян. Населённых пунктов тоже нет.

Дали сухой паёк: по селёдке и куску кукурузного хлеба. После привала подняться почти невозможно. Темнеет. А мы всё идём и идём.

Наконец голоса: «Пришли». Падаем на землю. Через какое-то время мокрый снег и ветер заставляют подняться. Оглядываюсь вокруг. Никаких строений. Голая степь. Солдаты лежат на земле. Становится нестерпимо холодно. Бьёт дрожь. Ветер и дождь со снегом не прекращаются. Видны следы старой, обсыпавшейся оборонительной линии. По укоренившейся разведческой привычке обхожу окрестности. В поисках какого-либо укрытия отхожу всё дальше и дальше. Ура! Натыкаюсь на отдельный небольшой окопчик около метра глубиной. Из последних сил ломаю бурьян, укладываю его на дно. Нахожу какие-то стебли и делаю из них крышу, закладываю её листьями бурьяна, присыпаю сверху землёй. Дворец готов. Забираюсь внутрь, снег не проходит, очень уютно. Снимаю шинель, накрываюсь ею и постепенно согреваюсь. Усталость уходит.

В преддремотном состоянии всплывают старые воспоминания о прошлой жизни, недовольстве ею. Но сейчас же их вытесняет благостное чувство тепла и уюта. И тут даю себе Вторую Великую клятву: Если даже в самых тяжёлых обстоятельствах у меня будет возможность вырыть окопчик и жить в нём, я буду считать себя счастливым и ни за что не стану роптать на судьбу.