Ветер усилился, и Мэй подняла воротник куртки. Уличные фонари отключили на ночь; провода над ее головой терялись во мраке. Осторожно ступая, Мэй пробиралась узкими проулками мимо заброшенных зданий, покинутых жилищ, редких тусклых квадратов света в окошках. Город спал. Она вышла на улицу Лотосовый Пруд и увидела впереди огни вокзала.

Сев в машину, Мэй развернула схему пекинских улиц и отыскала среди хутунов, примыкающих к Выставочному шоссе, тот, что носит название «Утань». Положив схему на пассажирское сиденье, она повернула ключ в замке зажигания. «Мицубиси» вздрогнул, негромко заурчал двигатель. Мэй включила ближний свет. Часы показывали пятьдесят минут пополуночи. Мэй вырулила с автостоянки на улицу Лотосовый Пруд.

Через некоторое время она повернула на север по Белооблачной улице и километра полтора катила мимо выстроившихся в ряд по обеим сторонам приземистых каштанов и серых, безликих многоквартирных домов. Потом пересекла Городской ров и выехала на западную часть бульвара Вечного Спокойствия. Мэй глубоко вздохнула и произнесла: «Вечное спокойствие!»

Какое прекрасное название для дороги, ведущей в Запретный город! Мэй задумалась о золотых столетиях императорских династий. Вот она мчится глубокой ночью на своем маленьком красном «мицубиси» по пустынным улицам северной столицы Кублай-хана, а призраки прошлого неотступно преследуют ее.

Минут через двадцать Мэй повернула на Выставочное шоссе, а затем на узкую извилистую улочку. Скоро кончилось асфальтовое покрытие, а с ним и фонари. Низенькие домишки с дворами и пристройками по бокам подступали все ближе, преграждая дорогу. Мэй остановилась, выключила двигатель и вышла из машины.

Пятно света от ее фонаря, как увеличительное стекло, выхватывало из темноты мелкий гравий, конфетные фантики, обрывки бумаги и полиэтиленовых пакетов. У стены дома слева красовалась чья-то еще не засохшая обильная блевотина. Рядом стоял замызганный сундук, до отказа набитый каким-то старьем, и два ржавых велосипеда. Вверху на бельевой веревке болталась пара белых носков, будто флаги, вывешенные в знак поражения.

Цифру «шесть» на стене дома недавно и довольно неряшливо подновили свежей краской. От ветра и дождя двустворчатая калитка перекосилась. Мэй погасила фонарь и медленно ее отворила. Раздался звук, похожий на хрип в пересохшем горле.

Во дворе царила темень, только тускло светилось крайнее окошко. Стояла полная тишина, ни шороха, ни стука. Свет, очевидно, оставил и для того, кому еще предстояло вернуться домой.

Мэй тихонько попятилась, оставив дверь открытой. Неизвестно, кто живет в доме с освещенным окошком, может быть, семья Лили, а может, и нет, но что-то подсказало ей обождать. Даже самой заблудшей дочери в китайской семье не позволят провести ночь вне дома.

Мэй села в машину, задом выехала из узкой улочки обратно на Выставочное шоссе, остановилась в темном месте на обочине в нескольких метрах от въезда в Утань-хутун и заглушила двигатель. Постепенно ее глаза привыкли к темноте. Она различила поблизости очертания какого-то сарая в метр высотой (несомненно, построенного без разрешения), кусок рубероида, сорванный с крыши, несколько безжизненных деревьев. Порывом ветра в проулке завертело брошенную газету.

Мэй вспомнила о матери и представила ее в белой больничной палате. Каково-то ей сейчас, ночью? А вдруг не спит, мучается от боли? Мэй попыталась восстановить в памяти материнское лицо, но увидела мысленным взором, как во время их последней встречи мама хлопотала у себя в квартире, здоровая и жизнедеятельная. Лин Бай жарила рыбу на кухне, а позже они поссорились.

— Прости меня, — тихо произнесла Мэй. Но мама была далеко и не могла ее слышать.

Внезапно подъехало такси и остановилось неподалеку. Водитель выключил мотор, но оставил гореть фары, в свете которых появились фигуры двух людей, вышедших из машины. Длинные тени вытянулись в ночь.

Мужчина и женщина! Мэй наблюдала, как парочка, пьяно пошатываясь, побрела во мрак хутуна.

В темноте с грохотом упал какой-то металлический предмет, наверное, старый велосипед. Потом опять что-то приглушенно лязгнуло, уже чуть дальше. Мэй ждала, настороженно всматриваясь в темень.

Через несколько минут мужчина вышел из хутуна и споткнулся, ослепленный светом фар. Его тень ползла по земле, как гигантское чудовище с уродливой маленькой головкой.

Вот он исчез из освещенного пространства. Заурчал мотор такси. Лучи фар дрогнули и поползли в сторону «мицубиси». Мэй пригнулась и спряталась под приборной доской.

Такси нырнуло в хутун, сдало назад и, развернувшись, направилось к шоссе. Мэй выждала немного и последовала за ним на некотором расстоянии, не зажигая габаритных огней.

Когда обе машины выехали на Выставочное шоссе, Мэй включила ближний свет. Такси двигалось на юг, затем повернуло на восток, в сторону Ворот Славного Города, спустилось под эстакаду и по крайней правой полосе подкатило к новенькой гостинице. Вход был ярко освещен, а над ним висел транспарант с надписью «Добро пожаловать на открытие отеля „Сплендор“!»

Такси свернуло в проезд к дверям гостиницы. Мэй остановилась на обочине и выключила фары. Пассажир такси, покачиваясь, вошел в вестибюль. Минутой позже такси, взревев мотором, рвануло с места, вспарывая темноту дальним светом фар, и помчалось обратно, в мир ночных бродяг и мечтателей.

Мэй не спеша поехала домой, довольная, что днем сможет вернуться и без труда встретиться с Чжан Хуном.