С заднего сиденья «мерседеса» Мэй смотрела на летящие за окном пекинские улицы. Вот и годы мелькают, как фонарные столбы, — приближаются, принося с собой круг света, а затем уносятся прочь, оставляя лишь темень да неразгаданные тайны.

Как и другие большие города, Пекин ночью выглядит более романтично, нежели днем. Недавно возведенные башни офисных зданий озаряют небо своей иллюминацией, словно обещая исполнить самые заветные желания. Загораются окна безликих жилых многоэтажек, символизируя царящие за их стенами любовь и привязанность. Последние уличные торговцы сворачивают свое хозяйство, грузят круглые печурки и деревянные стульчики на плоские тележки и, согнувшись от усилия, толкают их к своим норам, где живут вместе с другими приезжими работягами и местными крысами. Их лица добреют от воспоминаний о родных местах в предвкушении тепла и постели. По узким улочкам в ностальгической грусти пыхтят полупустые автобусы. Ночь закрашивает волшебной кистью дневное уродство города, наступает час близости душ и влечения плоти.

— Я тебе несколько раз звонила, чтобы позвать на ужин! — продолжала возмущаться Сестрица Хуэй. — Все спрашивали, приедешь ты или нет! Впрочем, не все, Япин не спрашивал.

Мэй провожала глазами проносящиеся мимо желтые огни. Они мелькали все быстрее.

— Некоторые, естественно, уехали после ужина. Кому надо на автобусе домой добираться, кому детей от бабушки с дедушкой забирать — у каждого свое. В итоге мы остались впятером в роскошной виповской банкетной комнате. Гляжу, Япин начал дергаться, как блоха на сковородке. Тогда я и говорю ему, что, мол, привезу тебя. А он — бери мою машину! Уж поверь мне, ему до нас как до фонаря, он тебя хотел видеть, и никого больше!

— Вечно ты преувеличиваешь, — произнесла Мэй тусклым голосом. — Не забывай, он женился на другой!

«Мерседес» свернул с кольцевой автодороги, сопровождаемый машинами и несколькими велосипедистами.

— Я знала, что ты захочешь пойти, — заметила Сестрица Хуэй. — Просто должен был явиться кто-нибудь вроде меня и дать тебе пинка в нужном направлении.

Мэй обернулась и пристально посмотрела на старую подругу. Ее накрашенное лицо с расплывшейся в уголках рта помадой то высвечивалось в полосах от света фонарей, то исчезало, и тогда лишь пара глаз горела в сумраке автомобильного салона.

* * *

В вестибюле отеля «Шератон — Великая Китайская стена» со всех семи уровней атриума лучился каскад янтарных и белых огней. Меж двух гигантских колонн скользили вверх-вниз прозрачные лифты, похожие на огромные яркие фонари. В зеркально-холодном мраморном холле музыканты исполняли джазовые мелодии. Возле бара, удобно устроившись в креслах, потягивали коктейли бизнесмены в темных костюмах и разношерстные туристы.

Когда Мэй шагала вслед за Сестрицей Хуэй через вестибюль, ей мерещилось, что все на нее смотрят. Она чувствовала себя неловко в своем лучшем праздничном платье — бордовой кашемировой тунике с глухим круглым вырезом вокруг шеи. Ведь оно произведено не в Гонконге, не в Японии и не в Южной Корее и куплено не в торговом центре «Люфтганза», а в ванфуцзинском универмаге, где Мэй по крайней мере могла не сомневаться, что ей продадут качественную вещь по доступной цене. Правда, с 1982 года в нем перестали пополнять ассортимент модными изделиями, но Мэй до сих пор совершенно не огорчалась по этому поводу. Зато теперь испытывала мучительный стыд в своем любимом, но таком старом платье.

Сестрица Хуэй привела ее к двери клуба «Ночь страстей». Они прошли через танцевальный зал, где вовсю гремела музыка и веселились искатели развлечений. Бешено мигали вспышки, на короткое мгновение выхватывая из темноты странные выражения на лицах, причудливые позы.

Они удалялись от затихающей музыки, пока не остался лишь глухой, пульсирующий барабанный бой. Свернув за угол, подруги очутились в длинном узком коридоре с ковровым покрытием на полу и, прошагав по нему до самого конца, вошли в последнюю дверь по левой стороне.

Воздух в банкетной комнате пропах застоявшимся табачным дымом и алкоголем. Мэй огляделась. В углу на диване обнималась парочка. Над караоке склонилась девушка в китайском платье ципао голубого цвета; высокие, до бедер, боковые разрезы открывали ее белые ноги. Мужчина пел в микрофон; второй держал в одной руке бутылку с пивом, а другой дирижировал.

— Смотрите, кто пришел! — выкрикнула Сестрица Хуэй.

Тот, кто дирижировал, замер с поднятой рукой. Двое на диване оторвались друг от друга. Поющий мужчина замолчал и обернулся. К его вспотевшему лбу прилипли две пряди волос. Из расстегнутой белой сорочки виднелась мускулистая грудь.

Взгляды Мэй и Япина встретились.

Он подошел к ней, не выпуская из руки микрофон. На экране караоке безмолвно плыли слова о любви из популярной песни.

— Привет! — сказал Япин.

Мэй услышала все тот же знакомый голос, однажды, давным-давно, тронувший ее сердце.

— Проходи, садись! — Япин подал ей руку. — Хорошо, что смогла приехать!

Мэй не пожала протянутой руки. Опустив глаза, она подошла к светло-коричневому кожаному дивану и поздоровалась с мужчиной, который только что дирижировал, а теперь сидел с пивом и сигаретой. Она также приветственно махнула рукой худощавому человеку в углу и его юной подружке с короткими, непослушными волосами. Мэй уже несколько лет не виделась со своим одногруппником Лян И. Он по-прежнему был ошеломительно красив и не отказался от своих плейбойских привычек.

— С меня причитается, Сестрица Хуэй! — с улыбкой повернулся к ней Япин. — Чего-нибудь выпьешь? А как насчет перекусить? — Не дожидаясь ответа, он обратился к девушке, занятой караоке: — Будьте добры, я хотел бы заказать еще фрукты и ваши фирменные утиные язычки! А также пива и вина!

Та грациозно повела плечиками и вышла.

Отворилась боковая дверь, и из туалета пророкотал бас Гуана:

— Не отстирывается, мать его! — Он вышел по пояс голый, держа в руках мокрую белую сорочку с расплывшимся розовым пятном, окинул грозным взором банкетный зал и громогласно вопросил: — Почему тишина? Чья очередь петь? — Его лицо и глаза налились кровью от выпитого.

— Да ты совсем пьяный, Гуан! — радостно взвизгнула Сестрица Хуэй.

— Ан нет, если пахнет, еще не значит, что пьян! — засмеялся тот, с хитрым видом покачивая перед собой пальцем.

Увидев Мэй, он нетвердыми шагами направился в ее сторону.

— Мэй, ты не уважаешь моего брата! Тебе звонили сотни, тысячи раз, а ты все не приходишь! Никак не отучишься задирать свой острый нос!

Япин положил руку ему на плечо и негромко сказал:

— Успокойся!

Гуан отмахнулся: мол, знаю, знаю! Потом сел, вытянул свои длинные ноги и грустно вздохнул.

— Послушайте, я все веселье пропустила! — воскликнула Сестрица Хуэй: — Кто хочет со мной спеть? Гуан, а ну-ка, ты и я, дуэтом!

Тот мгновенно оживился и вместе с Сестрицей Хуэй подошел к караоке, чтобы выбрать песню.

Две официантки принесли еду и напитки: вазочки с орешками, клубникой, кусочками дыни и ананаса, тарелки с мясной нарезкой. Девушки были в одинаковых ярко-синих ципао и улыбались тоже одинаково профессионально, только одна повыше ростом, с длинными волосами и очень красивая, а вторая с короткой стрижкой и ничем не выдающейся внешностью.

— Так и не приучилась пить пиво? — улыбнулся Япин, садясь рядом с Мэй. Она ощущала его теплое дыхание. Выражение его лица стало более мужественным, хотя черты совсем не изменились.

— Нет, не приучилась, — подтвердила Мэй, улыбаясь в ответ.

У обоих потеплело на душе.

Сестрица Хуэй и Гуан спелись еще в университете и даже выступали на конкурсах самодеятельности за свой факультет. После перерыва в девять лет они по-прежнему были на высоте.

Япин налил для Мэй бокал красного вина.

— Надеюсь, тебе понравится, хотя выбор вин здесь небольшой. — Он будто извинялся, что не может предложить ей ничего лучше.

Мэй отпила глоточек и поставила бокал на стол. К вину она тоже не успела пристраститься.

— Я удивился, узнав, что ты теперь занимаешься частным сыском!

— Отчего же? По-твоему, это дело не для меня? — В глазах Мэй загорелись озорные огоньки.

— Нет-нет, я не имею ничего против твоей работы! Не сомневаюсь, что из тебя получился хороший детектив, умный и рационально мыслящий, не говоря уж о других достоинствах. Просто раньше мне казалось, что тебя не слишком интересует жизнь других людей. Ты и в университете ни с кем особенно не дружила, не стремилась на вечеринки и тому подобное. Многие привыкли считать тебя довольно высокомерной. Я всегда думал, что ты по натуре замкнутая, а потому избегаешь общения с окружающими. Прав я или нет?

Мэй неопределенно пожала плечами.

— А что именно подвигло тебя стать частным детективом? — спросил Япин, подкладывая на тарелку Мэй несколько кусочков нарезки.

— Для меня это был естественный выбор. Ведь прежде я работала в полиции, а когда уволилась, решила, что смогу выполнять ту же работу самостоятельно.

— Почему ты ушла из министерства?

— Долгая история, и вообще мне не хочется говорить на эту тему.

— Понятно, — сказал Япин.

Красное вино прекрасно сочеталось с маринованными утиными язычками, острыми и аппетитными. Япин придвинулся ближе.

— Расскажи мне подробнее о своей работе, — попросил он. — Что конкретно ты делаешь? Подслушиваешь телефонные разговоры?

Мэй засмеялась:

— Нет, это противозаконно. Как, впрочем, и заниматься частным сыском. Но мы, детективы, нашли лазейку в законодательстве. Да, иногда приходится следить за людьми, фотографировать без их согласия, снимать на видеокамеру.

— Ага, вспомнил, ты увлекалась фотографией, особенно на природе. Но твоей маме это не нравилось. Ей хотелось, чтобы ты больше бывала на людях, а не за городом.

Упоминание о матери пробудило в Мэй беспокойство, как камень, брошенный в стоячую воду. Она вдруг услышала пение Гуана; тот обхватил за талию некрасивую официантку и заливался соловьем. На диване надрывался брошенный им пейджер — очевидно, его жена начинала сердиться. Сестрица Хуэй горячо обсуждала что-то с мужчиной-дирижером. Плейбой с подружкой снова принялись целоваться и хватать друг друга за что попало.

Япин не заметил перемены в настроении Мэй.

— Помнишь, как мы ездили в горы? Ты фотографировала дикую природу и приходила в такой азарт, что совсем обо мне забывала. А наши пикники! Помнишь, мы еще возили с собой алюминиевые фляжки с фруктовой шипучкой? Конечно, в ней не содержалось ни грамма натурального сока, одна химия — и, наверно, вредная для здоровья, как думаешь? — но теперь мне так хочется снова ее попробовать! Я спрашивал этот напиток повсюду с того дня, как приехал, но, похоже, его больше не производят.

Подали чай, но Мэй уже ничего не хотелось.

— Извини, но мне пора домой. — Ей вдруг стало нестерпимо грустно при мысли вновь остаться в одиночестве. — У меня маму положили в больницу. Завтра надо встать пораньше, чтобы навестить ее.

— Что с ней?

— Инсульт. Врачи говорят, возможно, она не поправится.

— Прости, не знал.

— Мне очень хотелось бы остаться и поговорить, но… — Мэй опустила свои длинные ресницы. — Жизнь постоянно заставляет делать трудный выбор.

— Позволь, я отвезу тебя домой, — поднялся Япин.

— Нет, тебе нельзя покидать друзей. Они пришли, чтобы увидеться с тобой.

— Ладно, тогда возьми мою машину. Водитель тебя доставит куда скажешь.

Он протянул ей руку, и Мэй подала свою. Глядя ему в глаза, она почувствовала, как сила води оставляет ее. Прикосновение его теплой ладони пробудило в ней желание.

— Ты что, уже уходишь? — Сестрица Хуэй вместе с дирижером поднялись с дивана.

— У Мэй серьезно больна мать, — объяснил за нее Япин. — Утром ей надо навестить ее в больнице.

Плейбой и его неразлучная спутница ненадолго разомкнули свои объятия, чтобы попрощаться с Мэй. Гуан продолжал петь, вцепившись в официантку и заливаясь пьяными слезами; вывести его из этого состояния не представлялось возможным.

Япин попросил официантку с длинными волосами передать водителю, чтобы тот подогнал машину к выходу. Сказав остальным, что скоро вернется, он взял пальто Мэй, и они вместе вышли из банкетного зала.

Дискотека уже закончилась, танцующие разошлись, коридор опустел. Мэй и Япин шагали бок о бок.

— Завтра вечером я возвращаюсь в Америку. Мы сможем встретиться до моего отлета?

— Не знаю.

— Хочешь, я отвезу тебя завтра в больницу?

— У меня есть машина.

Они шли молча до самого атриума. Каблучки Мэй застучали по мраморному полу. Прозрачные лифты застопорились на нижнем уровне. Огромный пустой вестибюль светился, как хрустальный дворец.

— Мне хотелось бы объяснить тебе, почему я женился на той женщине, — произнес наконец Япин, тщательно подбирая слова. Мэй просто чувствовала, как они застревают у него в горле. Похоже, он долго готовился к этому важному для себя разговору.

— Тебе не надо ничего объяснять, — остановила она Япина.

— Нет, надо! Я много раз думал об этом, собирался написать.

На улице посвежело. До рассвета осталось всего несколько часов.

— Мне было приятно встретиться с тобой, — сказал Япин.

— Мне тоже.

Мэй села на заднее сиденье «мерседеса». Его кожаная поверхность холодила.

— Госпожа, хотите послушать музыку? — предложил водитель. Они проезжали мимо особняков дипломатического квартала. Флаги на посольствах были спущены, огни погашены, охранники отдыхали.

— Да, пожалуйста… — Мэй откинулась на спинку и закрыла глаза.

Из стереомагнитофона поплыли чувственные звуки джаза. За окном бесшумно пролетали темные улицы, мелькали выключенные фонари. Ночь окрасилась в синий цвет. В небе над горизонтом появилось и стало расти светлое пятно. Оно притягивало к себе, оставаясь недосягаемым.