Только Хэт с матерью собрались выйти из квартиры, как зазвонил телефон. Хэт быстро сообразила, что лучше не отвечать. Надо как можно быстрее выставить мать за дверь, прежде чем она ответит еще на один звонок и еще больше осложнит положение Хэт.

Маргарет внезапно остановилась перед дверью, упершись, точно упрямый осел.

– Ты не будешь снимать трубку?

– Нет, мама, автоответчик запишет звонок. Пошли.

Хэт с раздражением вспомнила, как долго они спорили с Миш о том, куда поставить этот сверкающий новый телефон с автоответчиком, который они купили как раз перед тем, как она и Джимми решили пожениться. Миш хотела на кухню («Не смейся, свое время ты проводишь в основном там», – заметила она). Хэт, как человека практичного, беспокоил пар и прочий кухонный чад. Теперь она пожалела, что выиграла спор и телефон установили в коридоре.

– Может, что-то важное.

– Ну и что? Оставят сообщение.

Маргарет оказалась права. Это было нечто важное – вернее, некто важный.

– Привет, Хэт… э-э-э… это я… м-м-м… Джимми. Я рад, что тебя нет, потому что просто хотел оставить сообщение… хотел сказать, что мне жаль и все такое… но я думаю о тебе. Я все еще не разобрался в себе. Но попробую это сделать. Надеюсь, у тебя все хорошо и все такое… м-м-м…

Хэт, находясь в трех шагах от аппарата, застыла на месте. Страх, нерешительность и радость владели ею попеременно.

– Хэрриет, дорогая, это твой Джимми, не так ли? Неужели ты не будешь с ним разговаривать? Чего это ему жаль? Вы что, поссорились? И почему он рад, что тебя нет дома?

Не обращая внимания на вопросы матери и презрев всякую осторожность, Хэт прыгнула к телефону и крепко схватила трубку так, как регбист хватает мяч. Она сняла ее в тот момент, когда на другом конце трубку положили и раздались короткие гудки.

– Вот дерьмо! – выругалась Хэт, стиснув трубку в руке с такой силой, что побелели пальцы.

Забыв обо всем на свете, он нажала на кнопку вызова оператора.

– Вам позвонили в десять часов тридцать семь минут утра. У нас нет номера телефона звонившего, – услышала Хэт механический голос.

– Скотина! Мерзавец! – крикнула она и швырнула трубку с такой силой, что едва не сломала аппарат.

– Хэрриет Грант! Не вижу причин для ругательств. Что случилось?

По-прежнему не обращая на мать внимания, Хэт набрала номер мобильника Джимми. Механическим голосом ее известили, что аппарат отключен. Хэт была вне себя от ярости. Не успела она что-либо сообразить, как телефон снова зазвонил. Она сняла трубку так быстро, что звонок не прозвенел до конца.

– Джимми?

– Нет, это я. Я бы на твоем месте не проявляла такое нетерпение, Хэт. А то он еще успокоится и решит, что торопиться не стоит. Мужчины становятся ужасными, когда понимают, что им ничего не надо делать.

– Пенни, – ответила Хэт упавшим голосом.

– Выше голову! Ты говоришь так, словно кто-то умер. Мама у тебя? Она оставила мне записку, что придет к тебе пораньше – какой сюрприз! Не сомневаюсь, что так и было. – И Пенни хихикнула.

– Да-да, передаю трубку. – Хэт протянула трубку матери.

Пока Маргарет болтала со старшей дочерью, Хэт пыталась успокоиться. Хотя ей и не удалось поговорить с Джимми, состояние полного отчаяния быстро сменилось радостным ожиданием. Она чувствовала себя легкой как перышко. Казалось, она может парить. Ходить по облакам. Прошло совсем немного времени, а она уже убелила себя в том, что звонок Джимми означает гораздо больше, чем могло бы показаться на первый взгляд – или в данном случае на слух. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не запрыгать от радости. До свадьбы осталось три недели, а Джимми уже обнаружил первые признаки жизни, и как раз вовремя. Хэт была убеждена в том, что его звонок был продиктован сознанием того, что он понял, что был не прав, а вовсе не желанием попросить ее не ненавидеть его. Это начало конца его сопротивления. Это значит, что он явится в назначенный день. Возможно, он и сам этого еще не знает, думала Хэт, но он ни за что бы не позвонил, если бы не собирался вернуться.

В этот вечер, к своему удивлению, она не стала спорить с Миш.

– Так что устроил Джеймс? – спросила Маргарет, когда Пенни удалилась в туалет.

Три женщины по фамилии Грант обедали в псевдофранцузском кафе. Выбрала его, естественно, Пенни, и, похоже, Маргарет тут понравилось. Улыбчивые иностранные официанты и много булочек с повидлом – что еще надо? Хэт ничего не замечала вокруг – она была погружена в размышления о недавних событиях.

– Я ничего не говорила в присутствии Пенелопы, чтобы не смущать тебя, но мне хотелось бы услышать объяснение. По-моему, я имею полное право знать, не пробежала ли между тобой и Джеймсом черная кошка.

– Мама, во-первых, никто не называет его Джеймсом. Во-вторых, все нормально. Просто мы поссорились.

– Вот как? – спросила Пенни, садясь на стул.

Хэт состроила недовольную гримасу – она не заметила, как вернулась сестра.

– Все совершенно нормально. Мама услышала сообщение Джимми на автоответчике, он извинялся за то, что у нас вышел спор. Может, оставим это?

– А из-за чего вы поссорились?

– Не из-за чего.

– Наверное, все-таки из-за чего-то. Голос у него был мрачный, – вставила Маргарет.

– Не лезьте не в свое дело, ладно?

Хэт не хотелось грубить, но в голову не пришло ничего, что могло бы их урезонить. Она и внимания не обратила на сотрясающиеся плечи и грудь матери – испытанный способ показать, насколько глубоко она оскорблена.

– Зачем же так нервничать! Мы с Гаем до свадьбы дни и ночи скандалили. Отличная репетиция перед бракосочетанием, – хохотнула Пенни и опрокинула в себя остатки вина.

Они с матерью выпили всю бутылку.

– Пенелопа, не говори так! Хэрриет подумает, что ты всерьез.

Хэт с удивлением увидела, как ее сестра закатывает глаза.

– Прости, мама. Нет, Хэт, брак – это клумба, усеянная розами, поверь мне. Ежедневный праздник. Я каждое утро с нетерпением вскакиваю с постели, чтобы посмотреть, что мне приготовил очередной день.

Маргарет благосклонно улыбнулась, довольная тем, что брак ее дочери с сыном благородного человека удался. В отличие от Хэт она не услышала в голосе Пенни сарказма.

– Теперь-то у вас все в порядке? – спросила Пенни, как показалось Хэт, озабоченно.

Хэт захотелось открыться сестре. Прекрасно было бы иметь союзника в семье, но и рискованно. К тому же Пенни все равно ничего не поймет.

– Да, все хорошо. Ты и сама знаешь, как это обычно бывает, – ответила Хэт, едва заметно вздохнув.

К ее облегчению, вопросы о состоянии дел между нею и Джимми на этом закончились.

Как и ожидалось, после обеда Маргарет захотела прочесать несколько магазинов в поисках подходящей к великому дню шляпки. Хэт сослалась на больную орхидею, срочно нуждавшуюся в ее заботе, и оставила мать и сестру самих решать, насколько хороши шляпные магазины на Оксфорд-стрит в Найтсбридж.

По дороге домой, перед тем как забрать свой пикап, Хэт заглянула к одной из своих клиенток, на редкость капризной телевизионщице, которая будто бы все знала о садоводстве. К несчастью для Хэт, Андреа Гэррет была знакома с Аланом Титч-маршем, что, по ее представлению, должно было произвести впечатление на садовода и поставить ее на место. Хэт, впрочем, ни разу не заметила, чтобы знаменитый телеведущий, одинаково хорошо разбирающийся и в цветоводстве, и в телевидении, совал свой нос в сад Андреа, который она надолго не оставляла. Ее просили заходить раз в неделю, но Андреа была из тех, на кого всегда кто-то работает со списком того, что нужно сделать немедленно. Это не имело никакого отношению к затраченному Хэт времени и ее вознаграждению, и Андреа всегда была недовольна, если Хэт уходила прежде, чем все было закончено. На этой неделе она настоятельно просила Хэт пересадить два довольно рослых саженца. В тот вечер Хэт вернулась домой, изнуренная событиями дня: приездом матери, эмоциональным воздействием послания Джимми и физической работой у Андреа – все, казалось, объединилось против нее, чтобы свалить с ног. И тем не менее она была рада, что Миш ждет ее.

– Миш! Я так рада, что ты здесь. Ты ни за что не догадаешься!

– О чем? – нетерпеливо спросила Миш.

– Джимми звонил. Оставил очень приятное сообщение на автоответчике. Прямо ничего не сказал, но голос какой-то странный, вроде как грустный. Говорит, что думает обо мне. По-моему, собирается вернуться.

– Что он еще сказал? – спросила Миш.

Основательно поразмыслив, она решила не говорить Хэт о своем разговоре с Джимми, а раз уж он позвонил, тем более надо держать рот на замке. Ей не хотелось, чтобы Хэт усомнилась в его искренности. И тем не менее звонок Миш подсказал ему, что нужно позвонить Хэт, и она была рада, что вмешалась.

– В общем-то ничего, – задумчиво произнесла Хэт.

– Продолжай, – подтолкнула ее к дальнейшему разговору Миш.

– Он сказал, что ему очень жаль… одним словом, мне трудно это выразить, но, кажется, он и сам не знает, что делать дальше. Но оттого, что он взял какое-то время, ему лучше, а ведь это хороший знак, правда? Или, по-твоему, я ненормальная, если во всем этом нахожу что-то положительное?

В ее голосе слышалось все меньше уверенности.

– Да нет, по-моему, это обнадеживает. Возможно, он еще одумается? А иначе зачем ему было звонить?

– Ты так думаешь? Значит, я не просто хватаюсь за соломинку? По-твоему, это значит, что он вернется?

– Мне так кажется, – уверенно ответила Миш.

Ей вовсе не казалось, что она настраивает Хэт на неудачу. Раз уж Джимми позвонил, значит, она внесла в происходящее какое-то оживление. Заставила его понять, что Хэт страдает. Разумеется, думала Миш, если в нем есть хоть немного порядочности, он сделает то, что надо сделать. Она уже начала думать, что Присцилла, возможно, была все это время права – что Джимми попросту мучается от передозировки свадебного напряжения и помочь Хэт можно, только если не лицемерить и не поддерживать в ней веру в ложные идеалы. Где-то в подсознании Миш чувствовала, что это небезопасно, однако отодвинула свои сомнения подальше.

– Дело в том, что я не знаю, где он. Он звонил не из своей квартиры – я проверяла. Наверное, еще не приехал.

– Наверное.

Миш старалась не показать, что ей кое-что известно.

– И к чему эта чертова вечеринка у Пенни? Если он чудесным образом не объявится в течение пяти дней, мне конец. Но даже если он и появится к свадьбе, как я объясню его отсутствие на обеде с родителями?

Миш и Хэт молча размышляли над этой дилеммой.

Через некоторое время Миш сказала:

– А ты используй этого парня, Шона, Стэна, как там его, ну, который живет у Присциллы.

– Сэма?

– Ну да, пусть он прикинется Джимми на время обеда.

– Не могу. Кто-нибудь его расколет. И потом, он женат.

– При чем тут это? Я ведь не предлагаю тебе затеять с ним интрижку! То, что он женат, еще и лучше. Значит, что ему в голову не взбредет какая-нибудь глупость.

– Насчет этого не волнуйся. Видела бы ты его жену – красотка хоть куда.

– Это делает его вдвойне надежным.

– Не могу. Безумная затея.

– Что ты говоришь! Особенно если сравнить это с привязыванием себя голой к кровати или с варкой кроликов, да?

– Я не была голой.

– Это уже подробности. Такое же безумие, как и все, что ты делала до сих пор. Присцилла сказала, что он похож на Джимми и цветом волос, и комплекцией.

– Вроде бы похож, но мои родственники обязательно заметят, что в день свадьбы будет другой человек… в том случае, если Джимми объявится.

– Не обязательно. Сама увидишь. Когда выпьешь, трудно вспомнить, как кто-то выглядел. Да я и половины парней не помню, с которыми спала. Они ведь только один раз его увидят. А в день свадьбы будет такой кавардак, что никому и в голову не придет всматриваться в черты лица Джимми. К тому же он будет в прикиде, разве не так? Я и сама его не узнаю. Не принимай в расчет мелкие подробности, думай об эффекте в целом. Скажешь, что это Джимми, и люди поверят, что это он. Сила воздействия. Просто нужно представить его порешительнее.

Хотя в голосе Миш и звучала страсть, Хэт она, кажется, не убедила.

– Слушай, а это мысль! Пусть Сэм будет с усами! Мужчины совершенно меняются, когда отращивают усы. А Джимми в день свадьбы будет без усов – скажешь, что он сбрил их, и дело с концом! Вот здорово!

Хэт ничего не ответила. Кажется, крепко задумалась. Миш знала, что они с Джимми как-то схватились по поводу того, чтобы на нем были все шотландские регалии. Джимми решительно отказался надевать их на себя, заявив, что на это имеют право только шотландские горцы и что он будет чувствовать себя как козел. Как бы там ни было, она пыталась убедить Хэт, что наряд принца Чарли (правильное название шотландской юбки и всех прочих причиндалов, как ее просветил Джимми) делает двух разных людей абсолютно похожими друг на друга.

– А может, сходим сейчас к твоей сестре и расскажем все матери? Этого ты хочешь?

– Нет! Ты что, с ума сошла? – огрызнулась Хэт и снова замолчала. – Думаешь, и правда получится? – спросила она наконец.

– Не была бы уверена, не говорила бы. Ты только представь себе всю эту суматоху! Твои родители и сестра будут впервые общаться с ним, а Гаю будет наплевать, как Джимми выглядит, раз он не зарабатывает кучу денег. Уверена, что все получится. Только у него обязательно должны быть усы. Когда парни сбривают усы, они становятся совершенно другими, поверь мне.

Наконец Хэт согласилась на предложение Миш, главным образом из опасения, что ей придется рассказать матери правду. Однако весь этот план она воспринимала как очередное безрассудство.