Затаив дыхание, Джейсон съезжал на велосипеде по изрытой колеями дороге, которая вела к Эдди. Между рулем, находился громко играющий магнитофон, прикрепленный несколькими тросами. Это был магнитофон, который дал ему Эдди. Джейсон никогда не мог запомнить имена исполнителей музыки, но эта запись была громкой и веселой. Ему это нравилось.

Амортизатор.

Какое таинственное слово. Он должен спросить Эдди, думает ли он тоже, что это фантастическое слово. Джейсон проговорил его вслух — так он не забудет. Он забывал многие вещи. "Амортизатор. Амортизатор." Чем больше он повторял, тем таинственней оно звучало.

Он спешил добраться до Эдди. Он любил Эдди. Он любил Мерфи. Они не высмеивали его как некоторые. Эдди никогда не смеялся над ним. Иногда Мерфи смотрел на него с открытым ртом, но не смеялся. Он был только счастлив.

Джейсон поехал быстрее. Он всегда прибавлял скорость в переулке. Там было темно. А он не любил темноту.

Он выехал на поляну, и жаркое солнце осветило его лицо.

Лучше. На солнце было лучше, даже если оно слепило глаза.

Щурясь, он остановил велосипед, выключил магнитофон, качнул ногой и опустил откидную подножку.

Когда он ставил велосипед, подножка увязла в грязи. Джейсон подхватил руль, чтобы велосипед не упал. Он откатил его вперед на несколько дюймов, пробуя другое место. И другое. Пока, наконец, не нашел подходящее.

Он посмотрел на серый покрашенный дом. Дом с привидениями. Вот на что он был похож. Дом и переулок были двумя вещами, которые Джейсон не любил, идя к Эдди. Эдди должен покрасить дом в ярко-оранжевый.

Джейсон пошел к дому, остановился и вернулся, чтобы забрать почту для Эдди — один небольшой конверт. Он достал его из корзины, прикрепленной к багажнику велосипеда, и пошел к двери, разглядывая конверт.

Эдди Берлин

RR1

Честер, Небраска.

Он был таким легким, казалось, что он совсем пустой.

Джейсон хотел открыть его, но Адель говорила, что это нехорошо — открывать чужую почту.

Он постучал, но Эдди не открыл дверь, как обычно.

“Эдди?”

Он постучал снова, затем осмотрелся вокруг.

Эдди никогда не уходил. Это была одна из тех вещей, который Джейсон любил в нем. Он всегда был там, где должен быть.

“Эдди?”

Он звал не слишком громко, на случай, если рядом был призрак или кто-то еще.

Он испугался. Совершенно один около большого, похожего на привидение, дома, смотрящего на него. Но для того, чтобы вернуться домой, он должен был ехать через темный переулок. Иногда деревья дотягивались и задевали его. Однажды они порвали его рубашку и оцарапали лицо.

Он услышал мягкий глухой стук.

Он посмотрел вниз.

Конверт. Он лежал рядом с ногами. Что он делал на земле?

Он наклонился и поднял его. Когда он это делал, один край конверта открылся, и что-то выскользнуло.

Пластмассовая коробка. Внутри была кассета.

Он отбросил конверт и поднял кассету.

Уставившись на нее, держа ее обеими руками, он вернулся к велосипеду. Он вставил кассету в магнитофон и начал слушать.

Музыка.

Он любил музыку.

Улыбаясь и больше не боясь, он поднял подножку велосипеда и поехал в сторону дома.

"Это не сумасшедший дом," — повторила психотерапевт Эдди в десятый раз. "Это — центр реабилитации."

Он знал это. Он просто любил подшучивать над ней. Эйприл — ее звали Эйприл — всегда выходила из себя, когда он называл это место сумасшедшим домом.

Центр реабилитации был идеей Макса. Он был с ограниченным доступом — здесь лечились только люди с фобиями.

"Это только на шесть недель," объяснял Макс, пробуя убедить Эдди, что это хорошая идея. И затем он сказал Эдди "Он находится в Колорадо."

"Это недопустимо"

"Я жду тебя там. Ты не пожалеешь — это стоящее дело. Я обещаю."

Он не солгал.

Эдди смутно помнил полет на самолете. Он не понимал ничего, пока не прибыл в Колорадскую клинику.

В комнате, кружащейся вокруг него, он пытался все осмыслить. "Чертова сделка" — проговорил он, едва ворочая языком. "Накачали меня наркотиками, чтобы доставить в реабилитационный центр". В этом не было смысла. Но ему это понравилось.

Все смеялись.

Прежде, чем пойти спать, возможно, смеялся и он.

Когда он, наконец, пришел в себя, то спросил психотерапевта: "Так каковы правила игры?"

"Вы не должны мешать мне, чтобы я могла помочь вам научиться помогать себе. Я хочу, чтобы вы были в состоянии пойти куда-нибудь и сделать что-нибудь".

Но было ли это то, чего хотел он? Он сомневался.

"Энид уходит," сказала Эвелин Мадди, пока они заканчивали оклеивать последнюю, цементную ступеньку. Теперь шаги Эвелин во внутреннем дворике и на тротуаре были приглушены ковром.

"Какой-то парень приехал на большой машине и предложил подвезти ее"

Исчезла снова, думала Мадди, вытирая засохший клей на пальцах.

"Так если тебе нужно место, чтобы остаться…"

Возможно ли, чтобы она начала нравиться Эвелин?

"Мне нужно сразу сдать комнаты в аренду, чтобы я не потеряла много денег."

"Спасибо, но я уже нашла маленькую квартиру на Восьмой улице."- Она была хороша спальней без окон, так как Мадди спала днем и мечтала о темноте.

Темнота в квартире подходила к темноте в ее сердце.

Она чувствовала себя такой опустошенной. Такой преданной.

Энид. Ушла. Все, что осталось от ее семьи.

Эдди. Он даже не попытался связаться с нею. Но чего она ожидала? Она назвала его подонком. Она обвинила его в разгроме дома Энид. Он, наверно, ненавидел ее.

Джонатан. От него она тоже не получала известий. Ни разу, с той ночи. Возможно, это было к лучшему, но она скучала по нему. Она пропустила их встречу. И ее время было упущено. Она боялась, что могла забеременеть.

Ее плохое настроение, должно быть, было очевидно даже для Эвелин, которая не была очень проницательной.

Она неуклюже похлопала Маги по плечу.

"Ничего такого ты не сделала", сказала она грубовато. "Просто у тебя плохая сестра"

Мадди должна была поговорить с кем-нибудь. Она больше не могла держать это в себе.

"Эвелин, мне кажется, я беременна"

"Беременна? О боже."

На этот раз ей больше нечего было сказать.

"Я не знала, что ты с кем-то встречаешься, а я ведь не так долго отсутствую"

"Я ни с кем не встречаюсь."

"Но кто же тогда отец ребенка? Он должен быть здесь, поддерживать тебя"

Мадди глубоко вздохнула. "Отец ребенка — Эдди Берлин"

Все краски схлынули с лица Эвелин. "Эдди Берлин?"

Ох… Во всей этой суматохе Мадди забыла, что Эвелин думала, что Эдди убил ее племянника.

"Ты вгонишь меня в гроб, девочка"

"Извините. Мне не следовало ничего говорить. Я даже не уверена, что беременна. Забудьте обо всем, что я сказала, хорошо? "

Эвелин смотрела вдаль. Ее лицу вернулся нормальный цвет. "Ребенок. Рядом со мной не было детей долгие годы. Ты позволишь мне подержать его? Твоего ребенка? Совсем немножко. Ребенок. Подумать только."

"Почему вы не сделаете мне лоботомию? Так бы мы быстрее покончили со всем этим дерьмом."- Ноги Эдди лежали на журнальном столике. — "Это было бы куда менее болезненным"

Они продвигались не так быстро, как он хотел. Чертовски медленно.

"Вы все сделали замечательно", ответила Эйприл.

"Я был напуган. Напуган, как в аду"

"Но вы сделали это", настаивала Эйприл. "Вы пошли в банк и оформили депозит. Вы постирали одежду в прачечной. Вы делаете успехи"

"Вы, должно быть, забыли про продовольственный магазин." — Он уже почти закончил с покупками, когда его затрясло от страха. Он бросил тележку в середине овощного ряда, вылетел на улицу и нырнул в машину Эйприл, умоляя отвезти его назад, в центр.

Он не мог назвать это прогрессом.

"Так мы должны были уехать. Это было ожидаемо. Мы будем продолжать попытки, пока вы не сделаете это. "

Этого он и боялся.

Мадди ударила по тормозам и остановилась посреди дороги.

Это было невероятно.

По тротуару шла женщина, очень красивая женщина, с собакой. Ни с какой-нибудь собакой. Эта собака выглядела так же, как Мерфи.

Неудивительно, что Эдди не пытался связаться с ней. Он был занят более интересными вещами. Она была великолепна. Уверенная. Элегантная.

Другими словами, полной противоположностью Мадди.

Мадди изо всех сил пыталась говорить уверено, несмотря на капельки пота на лице и головокружение.

"Ну, а сейчас, юная Натали Мерхант унесет вас в полночь", — произнесла Мадди в микрофон.

Она нажала на плей, сняла наушники и откинулась на спинку стула.

Это не принесло ей облегчения.

Она наклонилась вперед.

Стало еще хуже.

Секунду спустя она задохнулась от боли.

Спазм.

У нее еще никогда не было таких ужасных спазмов.

Трясущейся рукой ей удалось загрузить восемь компакт-дисков. Не обращая внимание на названия песен, она нажала на случайные цифры — ее целью было избежать пауз. И побежала в ванну.

Месячные.

У нее начались месячные.

Задержка была только две недели. Можно ли это считать случайностью?

Она сдержала рыдание и прижала пальцы к дрожащему рту. Это к лучшему, — утешала она себя. Всё это к лучшему. Она не была бы хорошей матерью. Она не могла даже заботиться о Хемингуэе.

О чем это она говорит? Она была бы отличной матерью. Лучшей.

«Вам доставляется еженедельный журнал?», — спросила Эйприл, скрестив ноги.

Эдди показалось, или Эйприл и в самом деле накрасилась ярче и что-то сделала с волосами?

"Я пишу для него" Они сидели в мягких удобных креслах в ее кабинете, освещаемые солнцем.

"И в каком жанре? "

"Поэзия"

"Я не знала, что вы пишите стихи"

"Я только пытаюсь"

"Это замечательно."

"В сумасшедшем доме хороший материал. Вы знали, что Джеймс Тэйлор написал одну из своих лучших песен о девочке, которую он встретил в сумасшедшем доме?"

"Эдди, это не сумасшедший дом."

"'Огонь и Дождь.” Она написана, чтобы показать, что ты никогда не знаешь, что повлияет на твою жизнь. Он не думал, когда писал эту песню, что люди, собравшиеся здесь двадцать пять лет спустя, будут слушать ее."

Лечение Эдди почти закончилось. Он не мог поверить, что провел здесь почти пять недель.

"Вы уезжаете через два дня. Как вы себя чувствуете? "

Испуганным. Очень испуганным.

Но он наконец покорил продовольственный магазин. Он посетил почтовое отделение. Он даже катался по городу, хоть и не имел водительских прав.

Эйприл была чертовски хорошим специалистом, и он признавал это.

"Я не знаю" сказал он наконец, отвечая на ее вопрос.

Она наклонилась, смотря ему в глаза. " Я буду скучать по вам"

Не делай этого, хотел он сказать. Не приближайся ко мне. Ты хороша, но это не сработает.

Он мог понять ее состояние. Он не был желанной добычей, но в старом hеабилитационном центре не так много мужчин, чтобы выбирать.

"У вас есть мой номер," сказала она ему. "И здесь — " Она вытащила визитную карточку, набросала что-то на обратной стороне, и вручила ее ему. У нее были длинные ногти. Розовые. Разве они не были короткими и обгрызенными, когда он регистрировался? Да. Это было так, он еще подумал, что за психотерапевт грызет ногти.

Он посмотрел на визитку.

Ее домашний номер телефона.

"Это будет нелегко. У вас будет несколько тяжелых дней, но не позволяйте им задерживаться. Если вам что-нибудь понадобится или захотите поговорить,"- сказала она, — "звоните".

Какая женщина захотела бы мужчину, которого она лечила? Такое страшно представить.

И все же он не знал, сможет ли обойтись без нее. У нее была необъяснимая способность прогонять его страхи. И он находил это чрезвычайно привлекательным. Не то, чтобы она не нравилась ему внешне. Нравилась. Но она не волновала его. Не бросала ему вызов. Не заставляла его чувствовать себя живым.

Появилось искушение показать ей, что она его заинтересовала. Но это было бы не справедливо по отношению к ней, и не честно по отношению к нему. Даже если бы он смог влюбиться в нее, она всегда была бы напоминанием его слабостей.

Он не хотел опираться на женщину, которую любил. Он не хотел быть бременем для женщины, которую он любил. Он хотел равные отношения, в которых он тоже мог бы отдавать. Это был единственный способ не чувствовать себя ущербным.

"Спасибо." Он протянул ей руку.

Она задумалась, затем сжала ее в сильном дружеском пожатии.

До этого, он никогда не заглядывал вперед. Сейчас он представил завтрашний день, и это испугало его.

Действительно ли он готов был пойти вперед? Эта мысль пугала его.

Но там была Мадди. Если бы он вернулся домой, в свой безопасный мирок, у него не было бы шанса вновь увидеть ее.

А он хотел бы увидеть ее снова.