Хёгвальд сидел на траве, устало прикрыв глаза. С ним происходило что-то странное, непонятное. Он ощущал себя своим среди чудовищ преисподней. Ингрид овладела его разумом и чувствами, заставила желать того, чего желала она, и близость с ней доставляла ему наслаждение. Оргия, в которой он участвовал, не казалась ему омерзительной, хотя на этом празднике не действовали никакие ограничения, всё было дозволено, кроме одного — вредить друг другу.

Только что закончились ритуальные танцы, и гости Фридаля весело набросились на яства и напитки, расставленные прямо на земле. Пировали, сидя вокруг костра. Хёгвальд не рискнул отведать угощение, предполагая, что аппетитно пахнущие блюда могут быть приготовлены из слишком экзотических для его простого вкуса продуктов вроде мяса змей, жаб или некрещеных младенцев. Ингрид спустилась к морю гадать по лунной дорожке, оставив своего спутника одного среди гостей. Он выбрал место подальше от костра, где трепещущий свет огня мерк, уступая сиянию луны.

Пиршество было в разгаре. Никто не замечал тихо сидящего поодаль Хёгвальда. Но его уединение было недолгим. Он почувствовал чьё-то пристальное внимание и лёгкое движение возле себя в темноте. Беспокойства он не ощутил — лишь ленивую досаду на то, что его потревожили без причины. Это были воспитанники Фридаля. Конрад подошёл и сел рядом. Его брат-близнец остановился поодаль, молча разглядывая гостя.

Хёгвальд заметил, что сходство между мальчиками не так велико, как показалось ему вначале. Во всяком случае, он вполне мог отличить одного от другого. Несмотря на благодарность к своим спасителям он предпочёл бы поменьше привлекать их внимание, но Конраду явно хотелось поговорить. Хёгвальд не нуждался в его советах и сделал попытку пресечь бессмысленный разговор вопросом, неприятным для мальчика:

— Как такие юные очутились на колдовском празднике? Неужели дьявол заключает договоры с детьми?

Конрад дружелюбно улыбнулся, нисколько не обиженный резковатым тоном гостя.

— Я ни о чём не договаривался с дьяволом. Это дело моей новой матери. — Он неопределённо махнул в сторону группы призраков, медленно кружащихся поодаль в лунном свете. — Я жду своего рождения. Она уже знает, что я её будущий сын, именно такой, какого она хочет иметь. Но ей не сказали, что я заберу её жизнь…

— Разве это можно знать заранее?

— Разумеется. Как и многое другое, например то, что ваша жизнь будет долгой, если только вы не оставите своё кольцо Ингрид. Она думает, что камень, вставленный в него, открывает миры, но она ошибается. То кольцо на руке дьявола, и он не отдаст его никому.

Хёгвальд не понял слов мальчика о его новом рождении и будущей матери, которой предстояло умереть при родах. Он решил, что речь идёт о каком-то сатанинском ритуале. Куда больше интересовала его судьба кольца, подаренного им ведьме, разумеется, не от чистого сердца. Конрад был прав: с амулетами не следует расставаться так легкомысленно, но вернуть кольцо не представлялось возможным.

Неслышно приблизившись, Ингрид опустилась на землю рядом с Хёгвальдом и обняла его за плечи.

— Тебе холодно. Пойдём, поищем место ближе к огню.

— Боюсь, что огонь не согреет меня, я ведь всё ещё в море.

— Неправда! Ты здесь, со мной, и я люблю тебя. Не веришь? Но ведь ты — жив! Ты вернёшься домой и спокойно заживёшь на берегу со своим мальчиком. Пожалуй, я сделала доброе дело, лишив тебя возможности разбойничать на море. Я спасла твою душу! — колдунья рассмеялась, любуясь блеском сапфира. — Твой камень связал нас с тобой. Где бы ты ни был, я всегда буду чувствовать тебя. Ты понравился мне ещё в Стокгольме, но я прокляла тебя раньше, чем увидела впервые. Моё проклятие уже действовало, и единственное, что я могла для тебя сделать, — это помочь тебе выжить. Не сердись, обними меня и скажи, что прощаешь!

Сжав ладонями её гибкую талию, Хёгвальд ощутил нежность, какой никогда не испытывал прежде. Странно, но в душе он был благодарен Ингрид за то, что произошло с ним по её вине. Если бы он не отдал ей кольцо в море, то сделал бы это теперь, чтобы снова и снова возвращаться к ней на волшебный остров Сандфлес…

За спиной Ингрид выросла чёрная тень. Тонкая фигура — не женская, не мужская, облачённая в длинное одеяние, плавно подняла руку. С узкой ладони полыхнул слепящий свет. Неестественно громкий, мучительный звук обжёг Хёгвальда, как порыв ветра, примчавшийся с пожара, и вырвал Ингрид из его объятий. Мгновение во тьме мерцал отдаляющийся костёр. Потом ночь поглотила его.

Охваченный пламенем боли и холода, Хёгвальд со стоном открыл глаза. Над ним в чёрном небе стояла одинокая звезда и, перекрывая шум ветра, гремел тот ужасный, невыносимый звук — петушиный крик. Петух пел так, словно эта песня была последней в его жизни. Когда он, наконец, умолк, стало слышно, как потихоньку всхлипывает его маленький хозяин.

— Ян, — тихо позвал Хёгвальд.

Мальчик перестал плакать и молча прильнул к нему.

Приподняв бессильно свесившуюся с мачты руку, которую лизали ледяные языки волн, Хёгвальд с трудом разжал онемевшие пальцы. Что-то круглое, гладкое скользнуло с его ладони в воду. Это было кольцо. Вероятно, он снял его в забытьи и сжимал в руке или…

Ах, да, как он мог забыть? В тот миг, когда неведомые силы разлучили его с Ингрид, он попытался удержать её за руку, но не смог, и в его ладони остался маленький предмет вроде отшлифованного волнами камешка…

Х

Синий рассвет забрезжил над морем. Наступающий день обещал быть ясным. Над очистившейся от облаков линией горизонта постепенно проступило бледно-розовое пятно, и в его центре, словно источник этого призрачного сияния, возник корабль. Он приближался, медленно вырастая из воды, будто созданный взмахом магического жезла, но его реальность не оставляла сомнений. Корабль, обещанный Фридалем, пришёл за теми, кто ждал его с таким нетерпением.